Предыдущая страница: http://proza.ru/2014/11/26/2108
Китайские купцы, разглядев ханский ушкуй, завернули свою двухмачтовую джонку к берегу, и легкое плоскодонное судно, подгоняемое южным ветерком, уже через несколько минут уткнулось в берег.
Пайза, опираясь на самодельный костыль, с берега помахал знакомым торговцам.
– Купец купца зрит издалека, – рассмеялся кормчий Ефим, прислоняя к борту за ненадобностью приготовленные на случай нападения щит и саблю.
По сброшенным сходням на берег сошли торговые люди.
Тут же, как по мановению волшебной палочки, выросли два шелковых навеса и под ними – прилавки из бамбуковых стволов.
Слуги, бегая по сходням взад-вперед, снесли ящики и мешки с товаром.
Первой из лога прибежала Айша. Следом спустились Ксения с Полинкой на руках и Рамиля. Угор остался с сыном, так как, веря в приметы, не мог он до первого шага показывать первым встречным свое чадо.
Женщины принялись рассматривать ткани и посуду, к ним присоединилась Ботагоз.
А мужчины присели на огромный ствол дерева, прибитый весной волной к берегу, обсуждая последний хабар .
Ефим отдалился с кормчим джонки.
– Плахая время наступила, – на ломаном языке жаловался китайский кормчий, – сапсем плахая. Разбойников полно. Трудно ходитя стала по Черная река , нанимать стража, платить таньга надо. Гребцам тожа платить нада. Шкуры токо и может моя продать без подати до тридцати штук. Императорские соглядайки везде, ничего от них не утаить. За лето два раза моя в Сибирь на джонке успеть сходить, а зиму волком вой, на рис и вода сидит Син Лянь. Тут еще разбойный люд объявилася, на долбушах норовят к джонке подойти, с пищалей палят, остановиться велят. Хорошо ветерок помогала, не догнали тати наса. А нагнали бы? То и товара отобрали бы злыдни, а может всех и загубила бы тяти.
– То казаки под Самар-селом лютуют, наверное, вас за кучумцев приняли, – догадался кормчий ханского ушкуя и предложил: – А коли лук боевой провезти тебе в Китай, продать сможешь?
– Его моя может, лук не пушнина. А взять иде? Боевая лука дорого стоит.
– У кузнеца Архипа купи, он за зиму три штуки сладил. На осетровом клею полосы клены. За такой лук много денег возьмешь. Я по секрету тебе скажу, он огненное зелье искал да свинец на заряды к пищалям. Коль бочонок ему пороху дашь, то разговор завяжется.
– Архип это белая шамана?
– Да. Ступай вверх по тропинке, в логу изба стоит, он там и жительствует. Мож и срядитесь на мен. Только поспешай, а то купцы опередят.
Ефим знал, что спуститься на берег Архип, Никита и Угор не смогут, потому как не знают, как поведет себя Исатай, увидав беглых рабов, убивших его дядю Узун Бека.
А Исатай не мог не нарадоваться за своего сына. Ваулихан уже обходился без костылей. Правда, на берег его пока не отпускали. Ванюшка каждый день приходил и растирал спину ребенка выпаркой пихтового масла.
– Госпожа, ваш сын Ваулихан не должен садиться на коня, пока ему не исполнится четверть века. Кости крестца срастаются только к этому времени. Ежели не беречься, то их можно вновь повредить, но я уже не в силах буду ему помочь, – отдавая Ботагоз глиняный горшочек с мазью, напутствовал Ванюшка.
– Он должен быть воином. Дед его и отец деда все были воинами, – отозвался Исатай.
– У него есть способности, и он может стать великим мудрецом. Раз Всевышний не дал ему здоровья, значит, приготовил другую судьбу, – согласилась Ботагоз с Ванюшкой и спросила: – Мы сегодня уходим домой. Ты помог нашему сыну подняться на ноги, какую награду желаешь получить?
– Я не возьму с вас, госпожа, ничего, – поднявшись с тахты, произнес маленький лекарь, – у Ваулихана впереди дорога, по которой он должен пройти. Он прославит свой народ мудростью, и среди его потомков будут ученые, поэты, послы и даже воины на службе у русского царя. Так мне сказал отче Гостомысл, который приходит ко мне во снах.
Исатай, услышав знакомое имя, вздрогнул:
– Я дам тебе перстень моего погибшего брата Акая. Он указывает на принадлежность к роду Хана Мира. Где бы ты его ни показал, все обязаны оказывать почет и уважение. Мое имя ты знаешь. А жена моя по дороге домой будет рассказывать о маленьком лекаре, который поставил на ноги ее сына.
***
Воевода Данила Чулков, проснувшись, сел на лавку. Голова раскалывалась от паров бухарского вина, выпитого накануне.
– Отведай, батюшка, кваску ядреного, полегчает, – протягивая ковш с напитком, предложил стрелецкий сотник.
– А пошто столы с яством перевернуты? – удивленно обведя взглядом светлицу, спросил сотника Данила.
– Ох, и наворотил ты, батюшка, аж семь бед по хмельному делу-то.
– Сказывай. Семь бед – один ответ.
– Вчерась хан Сейдяк по твоему приглашению прибыл с царевичем Ораз Муххамедом и карашой . Они давеча фазанов стреляли в местечке у Княжего луга.
– Это я помню, помню, как стольника к хану посылал, приглашал разделить трапезу. То, что дастархан накрыли, тоже помню. А далее хоть убей, – растирая лоб мокрым рушником, признался воевода. – А гости-то иде?
– Так связанные оне, в чулане кукуют.
– О горе мне! Поди задираться полез я на хана?
– Как всегда, батюшка.
– И как было-то?
– Все лез целоваться с ханом, а тот от тебя рожу воротит, отстраняется. Борода-то у тебя вся в капусте да в костях. А ты знай все одно, лобызаться да лобызаться. Подобно как не рожа это татарская, а закопченыш Николы Чудотворца.
– И что потом?
– Потом ты чарки всем троим нехристям подать велел. Пейте, демоны некрещеныя, за веру христианскую! Все трое и поперхнулись разом. А ты, батюшка, за грудки царевича Ораза взял, что по левую руку от тебя сидел, да и треснул кулаком в око! Опосля началось. Те в драку, ну и мы не лыком шиты. Кинулся хан Сейдяк к оконцу бежать, а ты его за шаровары шелковые хвать! Иди сюды! Поколотили мы их малость да повязали. А стражу во дворе стрельцы кончили.
– Сука-а-а! – схватившись за голову, промычал воевода.
– Выпущенную стрелу не воротишь, батюшка. Тут надобно подумать, как государю все преподнести. Коли обвинить их в подготовке измены и в заговоре с Кучумом, да отправить к Борису Федоровичу, то, может, и пролетит гнев мимо. Нам токмо бы надобно першими все это сробить. А ежели послы татарские упредят нас, то не сносить всем головушек.
– Зови писца, грамоту об измене, полонении хана и отправке на суд царский в Москву первым же обозом писать станем.
– Вот это верно, батюшка, побег я за писцом, – весело согласился сотник.
– Что зубы скалишь, Иван Никитич? Еще ничего не порешили, рано петь соловушкой, – морщась от головной боли, вздохнул Данила.
– Да скалюсь, что покорил ты Сибирь, батюшка, тремя чарками. В следующий раз проснешься с похмелья, глядь, и Бухара наша, – хмыкнул сотник и выскочил за дверь, в которую уже летело полено.
***
– Господин, надо бы в путь собираться. Ветерок северный подул. Под попутный ветер легче идти супротив течения. А коли его упустим, придется опять попутный ветер ждать, – обратился к Исатаю кормчий Ефим.
– Да, сегодня можем уходить, я и сам собирался. Только сходи в лог, отдай саблю назад кузнецу, скажи, не держу на него и его ватагу обиды. Другая жизнь у меня теперь.
*хабар- новости.
* Черная река - Иртыш.
* Самар Село, - Самарские Ямы, Самарово. Остяко Вогульск, Ханты Мансийск.
** выпарка из пихтового масла – скипидар.
* караша - советник.
*** достархан – праздничный стол.
продолжение: http://www.proza.ru/2014/12/06/1991