Когда мне было 11, я впервые влюбилась. Впервые и надолго. Просто тогда я не знала, что проявление этого нового чувства носит в моем случае затяжной и довольно больной характер. И я радовалась. Радовалась новому ощущению, клокочащему где-то в груди и было таким странным, что меня то рвало на части от непонимания, что с этим чувством делать, то от вихря новых эмоций, которые волной накатывали при виде объекта моей детской страсти. Объектом был лопоухий, невзрачный мальчишка из 6го Б. Тогда, когда я впервые столкнулась с ним после уроков в темном коридоре у столовой, он был дежурным, а я злостным нарушителем святого порядка. В роли карающей власти он был не убедителен и, остановив меня за игры в догонялки, сам уселся на подоконник и , наверное, в первый и последний раз мне улыбнулся. Почему в последний? – потому что потом я решила, что влюблена, и не постеснялась объявить об этом всей Вселенной. Именно так, именно всей Вселенной, потому как на следующий же день, после моего робкого признания одноклассницам, за щуплым долговязым шестиклассником началась настоящая охота. Ему смеялись вслед, его встречали многозначительными улыбками, его тыкали в бок и делали все, чтобы я лишний раз столкнулась с ним в «теплом переходе» в каждодневной пробке после четвертого урока. Не удивительно, что Леша С., воспринимавший поначалу эту детскую забаву, как нечто его не касающееся, в последствии начал чураться 5го А, стал обходить стороной шумную компанию девчонок, что подсовывали ему записки и анкеты. Одну анкету он даже заполнил, от второй (моей, я таки решилась через подруг подсунуть ему свою тетрадку) он грубо отказался и даже бросил ее на пол. Я не горевала, но моя «любовь» с каждым днем становилась все сильнее. То ли неразделенное чувство, что заставило мои гормоны ожить и плясать румбу каждый раз при встрече с этим невзрачным созданием, то ли взрыв новых эмоций, что просто не умещались в сознании одиннадцатилетней девочки, то ли моя неуемная фантазия, что била ключом, заставили меня сесть за чистый лист и начать творить. Именно творить – потому как я, попробовав себя и в прозе и в лирике еще несколько лет назад, вдруг задумала целый роман. И он понесся по строчкам желтой выцветшей тетради с невероятной скоростью. С такой же скоростью мой роман читался. На переменах. В столовой. Дома. Он был встречен аплодисментами и…критикой. Точнее смехом. Все в той же столовой.
- «…он вдохнул сигарету», - и Регина Ш. засмеялась. – Тебе надо попробовать покурить, - постановила она. Но я так и не попробовала.
Внутренние принципы, страхи и сомнения овладевали мной вплоть до самого студенчества. Я не сломалась даже при единственной перепалке все с той же Региной Ш. (к слову, она была негласным лидером нашей компании, в которой меня – непьющую и некурящую, почему-то воспринимали как свою). В той разборке\ стрелке\ перебранке дело чуть не дошло до рукоприкладства. Она была пьяна, она читала мой дневник – черный блокнот, купленный на деньги бабушки за пять рублей – и что-то не так поняла. Она обвиняла меня в предательстве, лицемерии, театрально бросалась на меня с кулаками и кричала, что я пустозвон (в переводе на литературный русский). Пустозвоном она называла меня не напрасно – у меня были попытки закурить и я не раз брала в руки сигарету и отказывалась применить ее по назначению. Но, как и десятки раз подряд, в этой разборке и под страхом за мгновение опуститься из князи в грязь, я не закурила. И все как-то устаканилось. И пошло своим чередом. Мне тогда было 15. И я все еще страдала по Леше С.
Мой первый роман в желтой тетрадке претерпел не только критику, но и корректировку. Судьбу этой тетради я, увы, не помню. Быть может она ушла в утиль через несколько лет, быть может затерялась у очередного читателя. Мне уже было неважно – у меня появилась розовая 48 листовая тетрадь.
О, это был новый совершенно чудесный период творчества. Мне тогда стукнуло 12 и моя фантазия все еще не знала границ. Я писала о любви. О, да! О Любви! О страсти двенадцатилетних детей, о предательстве, о верности! Мою главную героиню звали Рита (почему-то мне казалось, что этим именем меня хотели назвать при рождении). У Риты был любимый мальчик, и их любовь была взаимной. Мое творчество в розовой тетрадке нашло читателя постарше – Ирина Л. показала ее своей старшей сестре Лене. И тетрадь задержалась. И позднее я встретила шквал похвалы и один единственный вопрос. Очень щепетильный вопрос. Очень стыдный. Ирина Л. так и спросила: «А почему ты не описываешь секс?»
КАК? КАК ОНА ВООБЩЕ МОГЛА СПРОСИТЬ МЕНЯ ОБ ЭТОМ?!
Мне даже отвечать было стыдно. Не то чтобы описывать его на страницах розовой тетрадки в широкую полоску.
«А я только об этом и пишу», - призналась мне Ирина Л. И тут я поняла, что моя фантазия в письменной форме, пусть и совершенно несовершенная, подталкивает людей на творчество, если можно его так назвать.
Она описывала секс. О, само это слово, звучавшее шепотом в моей голове, было постыдным! А она описывала его на бумаге. И, как призналась, оставляла не в дальнем шкафчике под замком, а на письменном столе в свободном доступе. И эти ее листочки, как вырванные страницы из дешевого романа, находила мать и читала. И ничего Ирине Л. за это не было.
Я свой роман прятала. На шкафу. Там, куда не могла залезть ни младшая сестра, ни мать с отцом, я прятала свои копившиеся в стопку тетради, кассеты с Иванушками и плеер с батарейками, на которые я тратила все свои карманные деньги. Но однажды мою уже белую 48 листовую тетрадь прочла мама (я беспечно оставила недописанную главу на диване и умчалась гулять). Она весь вечер как-то многозначительно косилась на меня, улыбалась и вдруг спросила: «А что стало с Сашей?». Саша – это персонаж моего очередного творческого полета, маленький мальчик, похищенный злыми дядями. Триллер. Детектив. Драма.
На тот дерзкий вопрос я не ответила. Я сохранила невозмутимое лицо, хоть и волна обиды, страха, стыда хлестнула мне по щекам. Я что-то промямлила в ответ и больше не оставляла тетрадки без присмотра.
Конечно, моим хобби интересовались. Отец не раз присаживался возле меня у дивана (я молча закрывала тетрадку и вся кукожилась от дискомфорта). Он улыбался и спрашивал, что же такое я постоянно пишу. Быть может из меня выйдет что-то путное и я начну писать не для стола в тетрадку, а для полки в книжку в твердой обложке. В то время он читал военную литературу и я, как бы лестно мне не было, все же не могла представить себя на полке рядом с Василем Быковым. Моя прелесть, как порок, часто мной овладевала. И еще в период заполнения розовой тетрадки я думала о том, как у меня, молодого да раннего писателя, берут интервью. Самым главным вопросом в этом интервью был: «А почему Вы остановили свой выбор на подростках, именно на детях 12-14 лет?» А я отвечала: «Потому что у них все как у взрослых».
А ведь истина. В то время у нас было все как у взрослых. И любовь была взрослая с переживаниями, страстью, румянцем на щеках, опущенным взором. Безответная, но такая пылкая! Детская, но такая настоящая! И наверное, стоит сказать спасибо тому веснушчатому Леше С. за то, что сам того не подозревая, отбиваясь от атак моей страсти, он подтолкнул меня к заветным тетрадочкам, что внимали моим чувствам и рисовали их в образах подростков, страдающих от такого же неведомых ранее эмоций. Это потом, когда жажда любви, с годами становясь все сильней и ярче, переросла в подростковое желание поклоняться, возник новый образ в новой тетради. И за этот образ, что до сих пор не дает мне покоя, следует сказать спасибо экранному звездному парню с рыжими волосами. Искренне, спасибо! И хоть и тетрадки плавно перенеслись в электронные документы, рыжеволосый парень и девочка из глубинки также страдают от любви на электронных страницах моего творчества. Как бы я жила без них, без этих новых чувств, без Леши С. и без тетрадок? И пусть никто так и не взял у меня интервью, а мои романы канули в лету, сгорели в огне, были разорваны на тысячи кусочков, остались в столе и не были обрамлены в твердый переплет, я стала той самой Лерой П., что теперь счастливо прячется под псевдонимом и искренне счастлива видеть свою фамилию в региональных альманахах, газетных вырезках десятилетней давности и на страницах всемирной сети. Эта самая Лера П., скрытая во всех персонажах своего творчества, в отличие от них, страдающих, безумных и неутешных, абсолютно счастлива на страницах своей реальной жизни. И за это спасибо Косте П. и Валеньке!