Из воспоминаний детства.
Мой отец – Кисляков Василий Анисимович родился 6 апреля 1919 года (по паспорту -1920 г.) – в самое тяжелое время военной интервенции Антанты и гражданской войны.
Однако героическая борьба трудящихся закончилась полной победой над интервентами и белогвардейцами. Началось восстановление разрушенной гражданской войной страны и запущенного сельского хозяйства.
Вернулся с гражданской войны в свою деревню Капланы и отец моего отца, т.е. мой дед Анисим, где жила его семья - бабушка Авдотья (1880 г.р.) с 5 детьми-девочками. В деревне деда звали Аниськой. Это было вначале 1919 года. Дочерей Анисима и Авдотьи звали: Фруза (1907 г.р.), Татьяна (1908 г.р.), Танька (1910 г.р.), Анна (1912 г.р.) и Дарья (1914 г.р.). Всю округу, в это страшное время, косил сыпной тиф. Вымирали целые деревни. Горе, страшное горе, постигло и семью Аниськи. За один месяц бабушка Авдотья похоронила и самого мужа и своих трех дочерей: Татьяну, Таньку и Дарью. Всех их прибрал на тот свет сыпной тиф.
Вскоре, уже после этих смертей, в апреле месяце родился мой отец – Василий. Это был долгожданный сын, так как предыдущими детьми, были одни лишь девочки. Выжили какими-то судьбами только сама беременная бабушка Авдотья и ее две дочери - Фруза и Анна. Выжил в это страшное тифозное время и новорожденный сын Васенька. Он и стал единственным мужчиной в самой беднейшей в Капланах семье. Свое детство папа всегда вспоминал как очень голодное и тягостное. После 4-х похорон осталась пустая изба и мать с тремя малыми детьми. Но, надо было жить…
Бабушка Авдотья работала не покладая рук, но бедность оставалась единственным уделом ее семьи. Ели траву-лебеду, собирали желуди и пекли из них лепешки. Основная еда того времени: картошка (бульба), конопляное масло, капуста и брюква. Когда отец меня возил в начале 50-х годов в Капланы, я хорошо запомнил большие заросли конопли и брюквы в огороде бабушки Авдотьи.
Отец не любил вспоминать это тяжелое время, так как вспоминать постоянный голод и холод ему было тяжело всю жизнь. Еще он не любил вспоминать и годы войны, которые для него стали немецкой каторгой – плен и фашистские концлагеря…
Прожив тяжелое детство и юность, папа понял, что только учеба и образование дадут какую-то надежду на лучшую жизнь. И он начал учиться, несмотря на все трудности предвоенного времени. Учиться, учиться и учиться – таков был его девиз, который он постоянно внушал и мне: «Учись, сынок, во чтобы-то тебе это не стало! Обязательно получай высшее образование. Учись постоянно!». А мама мне также говорила: «Сынок, ты должен быть вечным учеником, так как ты родился в 9 утра 1 сентября». И я, выполняя наказ моих родителей, только тем и занимался, что постоянно учился…
Отец хорошо закончил семилетку и поступил в Витебский педагогический техникум, который закончил перед войной – в 1939 году. После войны, уже в 1950 году, папа поступил учиться на заочное отделение в Белорусский государственный университет им. В.И.Ленина (БГУ), который окончил в 1955 году.
7 марта 1924 года Сенненский уезд, входивший до этого в состав РСФСР, был передан в состав Белоруссии. Город Сенно стал центром одного из 12 районов Витебского округа. На территории района было создано 14 сельсоветов. Одним из первых председателей Мощенского сельсовета стал мой дед Семен (отец мамы).
Моя мама - Екатерина Семеновна, родилась в деревне Мощены 23 или 24 августа 1924 года. Она была двенадцатым ребенком в большой семье.
Отец, родившийся в Капланах и мать, жившая в деревне Сапеги (недалеко от Каплан), нашли друг друга в 1947 году, работая учителями в Новосельской школе, которая располагалась в деревне Трубоносы Сенненского района. В результате их любви 01 сентября 1948 года в деревне Копцы, где снимали квартиру мои родители, появился на свет их первенец-сын, т.е. я – Кисляков Вячеслав Васильевич.
У папы был первый мотоцикл - «Москвичок - пердунок», на котором мы с ним ездили в Сапеги и Капланы из Немойты. Мое место было на бензиновом баке спереди от папы. Сидя сзади, мне нетрудно было упасть с мотоцикла, так как место для сидения было очень небольшое, даже для меня - 5-ти летнего ребенка. Но воспоминание об этих поездках, остались в моей памяти навсегда.
Теща (бабушка Марья) стараясь угодить отцу, когда он приезжал в гости, накрывала всегда в Сапегах ему хороший стол. А как папа ехал иногда после обильного угощения тещи на своем «Москвиче» - это отдельный рассказ. Вообще, папа был виртуозом вождения мотоцикла. Он еще до войны и в самом ее начале, когда он служил в армии в отдельном 212–м мотополку, уже тогда хорошо водил мотоцикл. Работая после войны в школе, отец первым делом приобрел себе велосипед, а как только появилась возможность – купил себе первый свой мотоцикл - «Москвич», который я хорошо помню и сейчас, особенно по нашим с папой дальним поездкам по родственникам. Все-таки от Немойты до Сапег и Каплан ехать надо было 25-30 километров, да все по проселочным дорогам. Отец, когда мне было года 3- 4, усаживал меня спереди себя на топливный бак, и я держался своими ручонками за руль. Мне казалось, что это я сам управляю мотоциклом. Мне также очень нравилась слушать работу мотора мотоцикла, когда тот громко тарахтел. Отец называл свой мотоцикл пердунком, так как постоянный треск мотора и клубы дыма из выхлопной трубы наводили его на соответствующие размышления. Когда мне стало лет пять, то, сидя спереди на бензобаке, я уже мешал папе вести мотоцикл, и он перевел меня сидеть на заднее сидение. Сзади мне не так все было видно, что там делается впереди, но зато было более удобно сидеть на мягком резиновом седле.
Вот я и сейчас помню, как однажды, после заезда к теще на блины в Сапеги, и четверти самогона, выпитого совместно с Костюком и дядей Васей (мужем тети Хрести), отец долго прощался с родственниками, обещая заехать к ним еще раз - на обратном пути из Каплан. Вскоре во дворе тещи затарахтел наш «пердунок-москвичок», а меня, как взрослого (5 лет), Костюк посадил сзади отца на удобное седло. Мы с ветерком понеслись проселком, а затем лесом, в Капланы. У отца было хорошее настроение и он все время пел: «Ах, туманы, мои растуманы...». Однако, приехав в Капланы, он обнаружил, что я почему-то отсутствую на заднем седле. Оказывается, что в лесу, на какой-то кочке и на приличной скорости, меня просто вытряхнуло из седла. Я упал, а папа, с «туманами-растуманами» вскоре доехал до бабушки Авдотьи, но - уже без меня. Когда бабушка узнала о потере драгоценного внука, она схватила стоящие у дома грабли и обломала их о спину папы, послав его немедленно искать меня.
- «Может его уже волки съели там - в лесу?! Прибью, если что-либо с внучком случится». У отца весь хмель улетучился сразу же. Ведь он уже работал директором в школе, а его, на виду у всей деревни, да граблями по спине! Позор!
А я, удачно приземлившись на пятую точку, и совсем не больно, тем не менее, испугался сильно, оставшись один в лесу. Но, приняв правильное решение, я двинулся по стежке-дорожке, вслед за уехавшим «пердунком», а подражая отцу, чтобы напугать всех волков в округе начал тоже во все горло орать: «Ой, туманы, мои растуманы»… Так мы и встретились на полпути с отцом, который быстрее ветра летел по лесу на мои поиски. Радости его не было предела, когда он обнаружил своего сына живым и здоровым и даже не тронутого страшными волками, которых, кстати, в то время было достаточно много в лесах Сенненского района.
А у бабушки Авдотьи радости не было предела, когда наш «пердунок» снова затарахтел в ее дворе, а внук радостно бросился к ней на шею. Вот такой мне запомнилась бабушка Авдотья.
Сведений о бабушке Авдотье у меня осталось значительно больше, чем о дедушке Анисиме. Его то и отец мой не помнил совсем, так как родился уже после его смерти. А я знал о своем дедушке только со слов папы. В семье не было даже ни одной его фотографии. Сохранилось лишь бабушкино Свидетельство о рождении, выданное 19 марта 1938 года в бюро ЗАГС г. Сенно, где записано следующее: Кислякова Евдокия Венидиктовна, родилась в 1880 году в деревне Капланы. Ее отец – Венидикт, мать – Феодора. Это были мои прадедушка и прабабушка по отцовской линии. Вот такие скупые сведения остались о моих корнях со стороны отца. Могил своего деда и бабушки, а тем более прадеда и прабабушки я уже вряд ли когда-нибудь найду, хотя кресты им, мы с отцом поставили на Капланском кладбище в начале 70-х годов, которое находилось недалеко от деревни в лесу.
Помню еще такой момент о бабушке. Когда мне было лет 10, бабушка Авдотья приезжала к нам из Каплан в Немойту и какое-то время жила у нас. Я сильно тогда болел свинкой и ходил постоянно с завязанным платком горлом. Горло сильно болело, и мне было трудно глотать слюну. В доме в это время делали какой-то ремонт, а мы с бабушкой Авдотьей жили у наших соседей – дяди Павла и тети Лиды. У них в коридоре стояли ручные жернова, на которых бабушка Авдотья молола зерно на муку. Ручной жёрнов — это два небольших мельничных каменных круга для размола зерна. Как-то отец принёс к нашим соседям, где мы временно проживали, полмешка пшеницы. Я уже догадывался, для чего в доме у тёти Лиды эти камни. Когда бабушка медленно стала вращать верхний камень за вмонтированную на его краю деревянную ручку, то мне она поручила понемногу засыпать зерно в отверстие, которое находилось в его середине. Через некоторое время из-под камня посыпалась мука.
— Сейчас будем с хлебушком! Сейчас будем с беленьким! — подбадривала меня бабушка Авдотья, вращая тяжёлый камень.
Я ползал на коленках и сгребал муку в кучку. Когда кучка подросла, бабушка собрала муку, просеяла её через сито и замесила тесто на простокваше. Мы с сестрой Таней сгорали от нетерпения. Бабушка наделала небольших хлебов и поставила их в печь — готовить прямо на капустных листах. По всему дому разнёсся аромат печёного хлеба. Когда же хлеба были готовы и немного остыли, бабушка налила нам холодного молока и дала по долгожданному хрустящему куску свежеиспечённого хлеба, — мы были самыми счастливыми людьми на свете! Действительно, для истинного счастья детям порой надо так мало! Мама и наши обе бабушки - Марья и Авдотья прилагала много усилий, чтобы мы были сытыми. Я всегда об этом помню и бесконечно им благодарен.
В каком году умерла бабушка, я точно не помню – где-то в конце 50-х или в начале 60-х. Похоронена она на кладбище в Капланах. Году в 1973, когда я с семьей приезжал в отпуск в Немойту, отец заказал железные кресты на могилы бабушки и дедушки. Я их выкрасил на два раза судовой краской в синий цвет, а потом мы с папой съездили в Капланы на кладбище и установили там эти кресты. Но где это кладбище я сейчас уже и не помню. К сожалению, больше я ни разу в Капланах не был…
Учила бабушка меня:
«Нет, не течёт вода под камень,
А в печке не зажжешь огня,
Коль не заполнена дровами.
А если сладко хочешь спать,
Не уповай на Божью милость,
Соломку надо подстилать,
Да и следить, чтобы не сбилась.
Не смей - чужого не бери!
Своё – храни. Уж, как сумеешь.
А слёзы вытри, не реви,
От жалости к себе - слабеешь.
У Бога много не проси,
Но верь, что край придет – поможет.
Гнев неразумный погаси,
И на судьбу не злись, негоже.
Не жди, что кто-то принесёт,
Поди, возьми, ведь ноги держат.
А коль беда – то кто спасёт?
Сам ты хоть что-то сделай прежде.
Пусть боязно, пусть не с руки,
Другие могут - ты пытайся.
Глаза у страха велики -
Но всё получится – старайся.
А за обиды не держись -
Прощай их… Если бы я знала…»
Учила бабушка, а жизнь
Её науку подтверждала.