РАЗГОВОР С ОТЦОМ О НЕИЗВЕСТНОМ СОЛДАТЕ
– Пап, а почему поставили памятник именно Неизвестному солдату? Его что, никто не знал?
Отец выключил телевизор, закончивший «казать» новости, внимательно посмотрел на меня, восьмилетнего, задавшего, на первый взгляд, наивный вопрос, а потом горько усмехнулся, отвернувшись в сторону. Но я успел уловить укрываемую от меня усмешку. Он взял с подоконника газету, в которой на первой странице была фотография открывшегося в Москве памятника Могила Неизвестного солдата, быстро прочитал уже в который раз заголовок, а потом тихо мне сказал:
– Тут, Вадюша, не всё так просто. Вот, нашли случайно в сырой земле убитого солдата, а при нём не оказалось документов – потому и Неизвестный он. Хотя, на самом деле, он должен быть известен. И захоронен должен был быть уже давно, а не гнить по полям да лесам.
– У нас, наверное, мало таких неизвестных солдат?
– Эх, сынок, если бы!.. – отец тяжело вздохнул, и я увидел, как он безмолвно заматерился: – У нас миллионы таких неизвестных лежат в тех местах, где была война.
– Как так – миллионы?!.. И их никто не знает? Даже родные?
– Для родных они, сынок, числятся как без вести пропавшие. Ты же знаешь бабу Валю. Вот у неё три любимых сына без вести пропали и муж погиб… Тебе это трудно ещё понять. Подрастёшь – поймёшь. На войне чего только не бывает. Ведь эта война была не такой, какими были войны до этого. Самая жестокая война была. И мы в ней победили!..
– Мы были более жестокими?
– Иногда приходилось и нам быть жестокими... Но наш народ оказался сильнее духом. И правда была на нашей стороне, а не на стороне фашистов.
– Пап, а почему ты не любишь смотреть фильмы про войну? Ты всегда уходишь, когда её показывают, особенно атаки…
– Да вранья там много, сынок. Кино – это вымысел, а не то, что было на самом деле. Дай Бог тебе не узнать, что такое война! Надеюсь, теперь долго не будет войны!.. Вот, китайцы только на границе опять что-то затевают…
– Пап, а ты в Бога веришь?
– На войне и в Бога, и в чёрта поверишь, сынок!
– Пап, а ты знал какого-нибудь Неизвестного солдата?
– Конечно, знал. Много их без документов закопано в земле под Ленинградом!.. Командиры документы забрали у убитых, а командиров и убило позже… Вот никто и не знает, кто теперь где лежит… Только те, кто воевал да выжил, помнят… Но всё тоже не упомнишь… Мне довелось в нескольких странах повоевать… А у них там, в Европе, названия городов и деревень даже не запомнишь… Да и на русских землях я уже не все места помню… Съездить бы по местам боёв!..
– Так мама говорила, что тебе, вроде, путёвку дают бесплатную как раз в те места… Ты когда поедешь?
Отец опять горько усмехнулся, и губы его вновь беззвучно заматерились:
– Дали нам на управление такую путёвку… Начальник мой поедет, который даже не воевал… Он ведь – коммунист, а я – беспартийный…
– Пап, а почему ты – не коммунист?
– Не хочу уже! На войне собирался вступить в партию, да попал в штрафбат… А кто попал в штрафной батальон – тот коммунистом быть уже не мог.
– А что ты натворил?
– Мы не сберегли одного очень важного пленного языка – нас наши же ночью обстреляли и случайно его подстрелили уже почти у наших позиций… А мы, разведчики, которые его полкилометра на себе пёрли, должны были ещё и своими телами закрывать от пуль и осколков… Вот так-то, Вадюш!.. За это нас, троих раненных, но выживших из восьмерых, и направили сначала в госпиталь, а потом служить в штрафбат – исправить свою вину кровью… Сказали: «Нам неинтересен труп, который вы приволокли с той стороны, да ещё и людей положили…»
– Пап, а как это «исправить свою вину кровью»? Вы свои ладони резали и показывали кровь командирам, что вы исправились?
– Это у мальчишек так в играх… Сын, на войне это немного по-другому: вот, если ранят или убьют солдата, то и будет считаться, что он искупил кровью свою вину.
– А если не ранят или не убьют?
– То так и будет служить в штрафбате…
– А почему в фильмах не показывают про штрафбат? Там только те, кто провинился служили?
– Там много было и невиновных, которые отвечали за проступки других, в том числе и за погибших… Но были и мерзавцы, и подлецы, воры и убийцы… У нас и бывшие офицеры были, которых разжаловали в рядовые… Некоторые потом остались лежать в земле как неизвестные солдаты! Их до сих пор ждут дома…
– Хорошо, пап, что ты – не Неизвестный солдат и не пропал без вести!
– Не знаю, что тебе и ответить! Не всем так повезло. Мой старший брат Виктор погиб под Смоленском в 42-ом, а где точно – не знаем пока… Тоже, наверное, где-то лежит… то ли один, то ли – в братской могиле… Делали запросы, да только отговорки приходят…
– Пап, а в братских могилах всегда чьи-то братья лежат, как дядя Витя?
– Нет, сын! Это такая могила, где похоронено сразу много людей в одной яме. Некогда было иногда всех поодиночке хоронить…
– А сестринские могилы бывают?
– Нет, все – в одной яме: и бойцы, и медсёстры, и радистки-телефонистки… многие были даже не знакомы друг с другом, но похоронены по-братски…
Мы помолчали… В конце разговора я сказал:
– Не хотел бы я, пап, быть Неизвестным солдатом!.. Пап, я уроки уже сделал. Можно, я пойду на улицу в войнушку с ребятами поиграть? Мы сегодня русскими будем!.. А вчера мы были фрицами и пацанам поддавались, чтобы они победили фашистов…
– Иди! Допоздна только не бегай! И со двора не убегай! Как увидишь идущими из садика мать с твоим братишкой – сразу домой! Понял?
– Так точно, трищ кандир!..
Мой суровый отец тепло улыбнулся…
* * * * * * *
…Через восемь лет после этого разговора отца не стало. А через одиннадцать лет после этого разговора мне самому довелось быть участником боевых действий в Афганистане, и то ли искупать чью-то вину своей кровью, то ли просто быть солдатом необъявленной войны… Слава Богу, не Неизвестным солдатом!.. И в существование Бога и ангелов я там впервые поверил…
04.12.2014 г.