Ходила бабушка–забавушка лугами, сказки искала. Хорошо, привольно, в духмяных травах пиликает на скрипице сверчок, над лугом в голубени неба заливается жаворонок. Теплынь, веки смыкает сладкая грёза, это не сон - сказка начинается. Из глубины омута выплыл, раскрылся большой бутон одолень - травы, в нём малютка Эльфинка расправила разноцветные крылышки.
Полетела над лугом, цветиками любуется. Видит: лежит паренёк, луг он очищал от веток и камней. Умаялся на жаре, спит, руки широко раскинул, словно небо обнять собирался. Никогда близко не видела Эльфинка живых парней, летает над ним, крылышками звенит.
Проснулся паренёк, удивляется: - Не пойму, что за диво: летает со звоном, то ли стрекоза большая, то ли девочка маленькая. Кому скажи - не поверят, блазня это, показалось со сна.
Нет, не показалось, тихо говорила стрекоза, словно комарик звенел: - Не стрекоза я, а Эльфинка, племянница Русалкина.
Про Русалку он сказки знал. Ну и дела, даже племянница есть у речной княгини! Маленькая, словно куколка с крылышками, щебечет: - А кто ты, такой большой? Что на русалочьем лугу делаешь?
- Из деревни я, Макарка - умелец, до всего рукоделец. Только луг деревенский, зачем русалкам луг и сено, ведь у них нет коров.
- Ладно, про луг я зря сказала, у нас, вправду, коров нет, а что такое, рукоделец?
- Так в деревне меня зовут. На всё я горазд. Могу стадо пасти, косить, жать, на жалейке играть. Всему дедушка обучил. Ты на камень-то сядь, не мельтешись.
Села на камень, крылышки сложила девочка-мотылёк в нарядном платьице: - Выходит, и я - рукоделица, уже наряды себе заготовила, жемчугами расшила. В купальную неделю взрослой девицей стану, буду хороводиться вместе с девицами, жениха искать. А женихом станет парень, который на жалейке сыграет, так у нас издавна заведено.
- Ты сказки-то о русалках не рассказывай, слыхал их от деда, только не бывает у парней невестами речных дев. У нас девиц и без русалок полно, им на жалейке женихи играют.
- Девиц-то полно, да нет таких красавиц ласковых с богатым приданым, жемчугами расшитом. Уходят в наше царство парни, как речную деву полюбят.
- Не поверю! Была нужда в русалок с приданым влюбляться, под водой в тине жить!
- И вовсе не в тине, а в сказочном царстве Берестье, там все становятся бессмертными.
- Может и так, только не найти русалке жениха среди деревенских парней.
- Да ты просто русалок не видел, приходи на угор в русальную неделю, я в хороводе буду, может, понравлюсь, а там посмотрим.
Позвенела крылышками, пропала девочка-стрекоза, забылась за заботами.
Коса и справа к сенокосу налажены, а дня погожего нет. Илья-пророк на огненной колеснице по небу дожди развозил, молниями кидался. Вечером перемежилось, погромыхивает за лесом, а Макарке надёжно на крыльце рядом с дедом Устином. Учил он внука вырезать из бузинной палочки жалейку, с нею легче стадо пасти. У дедушки жалейка была – подарок покровителя пастухов Пана. Знал пастуший бог, кому желейка нужна.
Ладно звучала она в руках деда, словно сказку складывала, про любовь, радость и грусть пела со слезой. Ни у кого такой звонкоголосой жалейки не было.
- Деда, говорят, случилось тебе побывать в сказочных горах репейских, поведай.
- По-молодости это со мною было, как раз в сенокос. Разбрасывал утром копенку сена просушиться, взял последний клок, выпала из него змеюка, вокруг шеи обвилась, ужалила, на землю упала, пропала. Нет в наших местах гадюк, думаю, колдовство то было.
Мелькало и громыхало за лесом, пахло дождём и созревшими травами, вспоминал дед годы молодые: - Свалился я на сено, язык распух, задыхаюсь, в глазах тьма, руки-ноги отнялись. Погибель моя пришла, некому заговорить укус. Услыхал: шуршит, катается по лугу шар из травы, приговаривает: - Непорядок, когда зло на лугу творится, надо парня спасать.
Распался шар, в нём дедок из сена, рубаха верёвочкой подпоясана. Подбежал к древней берёзе у камня, кулачком по стволу стукнул. Вышла оттуда девица в белом, видать, смертушка, только косы нет. Подошла, лист какой-то к укусу приложила, заговор шептала:
Гой ты, Чёрный Змеёк,
Чернолютый Змеёк,
Не тронь ты, Змеёк,
Ни дети твои, змеёныши,
Ни кости, ни мозгу,
Ни белого тела внука Даждьбожьего Устина!
А грызи ты в сыром лесу гнилую осину,
Давай её листьям трясину,
А внука Даждьбожьего Устина не трожь!
Втыкаю я, в осиновый пень свой железный нож,
Словом Велесовым заклинаю!
Слово сие твёрдо, никем неодолимо! Гой!
Интересно Макарке, не терпится узнать, что будет дальше:- Деда, как же ты спасся?
– Да я и сам не понял. Откуда-то девица появилась, разжала рот, влила отвар горький, за руку к берёзе подвела, открылась в ней дверь, шагнул - во тьму, или на тот свет провалился. Не знаю, сколько времени прошло, но на этот свет вернулся.
Лежал на лавке, незнакомая девица в платье домотканом тряпицу холодную к голове прикладывала. Спросил, где я. Ласково смотрела на меня, улыбалась, непонятно говорила. Подала в горшочке глиняном кашу, взвар, мёд в туесках берестяных, через стену ушла. Старушка тоже приходила, горькими отварами поила, это она меня в болоте нашла. Через три дня стал их речь понимать, узнал, что я в лесном царстве Берестье.
-Деда, нам учитель в школе рассказывал о Берестье, картинки на бересте показывал. Царство славилось изделиями из бересты, много чего из неё делать умели, во всём преуспели.
- Учитель вам про царство верно рассказывал. Посуда тамошняя и картины - из бересты, дети малые на бересте вместо тетрадок палочками писали. Девицы от друга сердечного послания на берестяном свитке получали. А самые красивые и ценные в царстве - кокошники девичьи берестяные, жемчугами украшенные. Эти жемчуга разноцветные для невест парни в лесных ручьях искали.
Поведал дедушка Макарке про царство лесное и царя Береста сказку, быль ли – кто знает?
- Видел я того царя. Как их язык уразумел, позвали к нему. Не знал, к добру, или к худу, но перекрестился, пошёл. Палаты царские светлые из берёзового дерева, богато украшены. Сидел царь на троне из бересты, ласково сказал: - Проходи, Устин, не бойся, награжу щедро, коли горю моему поможешь.
Удивился паренёк, что и у царей горе бывает, припомнил, что Устином его звали, посмел с царём заговорить: - Прости дерзость мою, великий царь. Рад бы услужить, да не помню, кто и чей я, как здесь оказался.
Горевал царь. Уж год, как пропала царица Берестина, красавицей, доброй характером и весёлой была жена Береста.
В праздник Купалы на высоком берегу озёрном хороводы, игры у молодёжи, заводила - царица. Непогодь началась, потемнело, пошло озеро волной крутой, блеснуло молниями. С рыком и громом поднялся из волны двухголовый змей болотный, одна голова змеиная, у другой – лицо мужское прекрасное, на голове корона золотая, руки и тулово до пояса человечьи. Раз в сто лет появлялся он из вод озёрных, уносил самую красивую девушку Берестья.
Знали люди сказки о змеище, его царстве подводном и богатствах несметных, царица тоже знала. Говорил складно и ласково змей с нею, в царство своё звал, богатством прельщал. От страха задрожали девицы, осинками стали. Не испугалась только царица, показала чудищу оберег старинный, что у неё на шее висел, крикнула «Чур меня, чур!». Чудище зашипело, бросило на царицу пригоршню листьев берёзовых. Вихрем кружились они вокруг Берестины, прилипли к платью и телу, стали руки ветками, а тело – берёзкой белой.
- Не захотела быть царицей болотной, так стой в месте тайном берёзой с золотыми листьями, а я на тебя любоваться буду, когда захочу, не вздумай листья сбросить, они все сосчитаны! – сказало так чудище, в озере пропало.
Где та берёзка с золотыми листьями и девицы-подружки, никто не знает, вот ведь какое горе у царя. Долго искали пропавших девиц и царицу – не нашли. Звали, кричали - тихо в лесу, только осинки листиками шелестят. Много берёз и осин в Берестье, а как признать среди них берёзку-царицу и девиц, не знали кудесники и ведуны.
Только слепой провидице видение было. Улитушка блаженной считалась, жила людской милостью. Босиком весь год ходила с собакой по лесам и болотам. Кто и чья она, никто в Берестье не знал, из болота и леса приходила, туда и уходила. Одним она девкой молодой казалась, другим – старухой. А какая она настоящая, даже мудрецы не знали.
Задумала убогая помочь людям и царю, собаке дала понюхать ладанку с травами, что в месте заповедном молодушкой собирала: - Ищи, Лохмач!
Привела собака Улитушку через лес и болото непроходимое на капище старинное к дубу Перунову. Прижалась блаженная спиной к стволу, кланялась силам земным и небесным, просила древних богов, духов ветра и леса помочь, сказать имя спасителя девиц и царицы. Гнал ветер листья берёзовые, шептались листьями осинки, в их шелесте и услыхала провидица: - «Устин…Устин».
Рассказала убогая видение царю, вот и оказался, непонятно как, паренёк в Берестье. Царь знал об этом самую малость: - Пастушок ты из дальнего места за лесом. Нашла тебя, больного, в лесу Улитушка, выходила, сюда привела. Наверно, ты из другого мира. Иногда ворота в тот мир русалки открывают, у них есть ключ. В месте скрытном те ворота. Видать, там и загадка. Отгадаешь - сам домой попадёшь и царицу от колдовства избавишь. Паси, Устин, коровушек, они знают все тропки, к воротам приведут.
Пас Устин коровушек в лесу и вдоль болота топкого. Много там росло лозы, резал парень прутики, корзины и короба плёл, берестийцев ими одаривал. Как плести научился - не помнил. Срезал как-то толстый прут из бузины, мягкую середину вычистил, надумал жалейку сделать. Ножичком узор наводил, где-то видел его, надрезы сделал, подул – жалобно посвистел прутик и замолк. Никогда ему не сделать жалейку. Как без неё коров пасти?
Разошлись они, как всегда, по лесу, колокольчиками позванивают, пьянят июньские травы запахами, в сон клонит пастушка. Прилёг в шалашике, сквозь дрёму видел: вышла из леса женщина, положила что-то в тряпице, исчезла. Узнал Устин жалейку дедову, добрый знак. Повелитель пастуший ему помогает. Видно, большая сила у жалейки. Ночью безлунной, хоть рядом никого нет, голос блаженной услышал: - Играй Устин, по - утру три дня на жалейке!
Отчего не сыграть? Ладно звучала дедова жалейка в руках внука, про любовь, радость и грусть пела со слезой, словно сказку складывала. Коровы вышли, обступили пастушка, жалейку слушают. Расступился лес, оказалась на сухом месте в окружении серых осинок берёза. Безветрие, а веточки качаются, словно танцует берёзка, осинки вокруг листиками шуршат, шепчутся. Понял Устин: эта берёзка - пропавшая царица, осинки - девушки.
Падали на мох густой с белой берёзы листья, из топи вылезли кикиморы болотные, визжат, листья хватают, дерутся. Один листик покружился, упал недалеко в мох, нагнулся Устин, хотел листик поднять, да потемнело, накрыл туман лес и болото, не до листика.Назавтра вернулся к болоту, листик нашёл, оказался он, вправду, золотым, а нет берёзки и осинок, как не было.
Загрустил Устин, заиграл на жалейке грустную песню девичью. Снова оказалась берёзка в окружении осинок на сухом месте, листиками звенит, жалейку слушает. Словно слёзы девичьи, листочек за листочком облетают с девицы-берёзы, только на голове остались, она их ветками-руками пыталась сбросить, да пошёл шум с озера, выплыло двухголовое чудище -змеище. Одна голова змеиная, другая – с прекрасным лицом человечьим. Спаси нас, Создатель от такой страсти! С грохотом хлопнуло чудище хвостом по воде, полетели брызги на берёзку и осинки, пропали они вместе с островом.
Пропала и блаженная Улитушка, ушла на капище древнее. Заклинание шептала, сложила сухие веточки дубовые под дубом Перуновым. Упала на них искорка огня небесного, побежала по веточкам, медленно разгорался костерок в чаше жертвенной. Как только на третий день заиграла жалейка, ярко вспыхнул под дубом костёр. Увидели огонь костра боги, поняли, что нужна людям помощь. Собрал Перун стада туч, пошли они над Берестьем, там, видно, змеище прячется, людям докучает. Издали видно Береста и пастушка, жалобно он на жалейке играет, слезу выжимает. Вот уж стоят на сухом, шепчутся о своём, девичьем, осинки.
Как появилась берёзка, вынырнуло с рёвом чудище –змеище, метнул в него стрелу огненную Перун. Заметалось в огне жарком, завыло чудище, из него посыпались лягушки и пиявки. Вторая голова на кочку упала, оказалась большим ужом в золотой короне. Много лет прошло, а царь ужиный на болоте живёт, мышей и лягушек поедает, хоть какая польза берестийцам!
Как убил Перун чудище, всё вернулось на свои места, вроде, и не было сказки. Живут берестийцы и царь Берест в своём царстве, слагают сказки о пастушке Устине, воротах в другой мир, не обижают ужа, приносят для него блюдечко с молоком.Вечерами бабушки деревенские рассказывают сказки о жалейке, что звучала в годы давние, иногда выходят на луг речные девы. Верят до сих пор русалки, что станут они девицами, как сыграет им парень на жалейке.
Живы сказочники и долго будет жить сказка на Руси!