О чем молчит скрипка. Эпилог

Максим Ковалишен
Костя медленно отошел в сторону, прикрывая грудь рукой. На его лице застыло удивление. Грудь Лены сдавило, у нее на глазах умирал ее любимый человек. Плевать, что она думала раньше, теперь, теряя Костю, она поняла, что не ради безопасности, не ради обеспеченной жизни она осталась с ним. Она могла обманывать себя сколько угодно, но сердце обмануть она не могла. То сердце, которое болезненно сжалось в груди, отзываясь пульсирующей болю на рану Кости. Но не только страх за любимого, но и гнев проснулся в ее душе. Лена до боли в костяшках вцепилась в подлокотники инвалидного кресла. Сама себя, не помня от злости, она… поднялась и сделала шаг навстречу своему убийце. Андрей, не ожидая такого поворота, опешил и даже отступил на шаг.

- Сволочь! Ты забрал у меня дом, разрушил семью… думаешь, сможешь забрать и его!? – закричала Лена.
Редкие прохожие стали оглядываться в сторону разгоравшейся сцены, но подходить не спешили. Не в их правилах вмешиваться в чужие разборки. Но в тот момент, когда Лена закричала, Андрей перевел взгляд на прохожих, чем женщина и воспользовалась. Она бросилась вперед и на подкашивающихся ногах, перехватила руку с ножом. Андрей,  потеряв отпору, стал заваливаться назад под весом женщины. Упав на спину, он ударился затылком об асфальт и на мгновение отключился. Лена выдернула нож из его руки и отбросила в сторону. Тут он пришел в себя и схватил женщину за шею, пытаясь задушить. В глазах Лены потемнело. Не глядя, она ударила кулаком, сломав убийце нос. Хватка ослабла, но лишь на мгновение. Лена почувствовала, что теряет опору. Вскоре уже она лежала на земле, а Андрей навалился на нее всем своим весом, продолжая душить. Лена теряя сознание, почувствовала теплые липкие капли крови на своем лице…

Женщина пришла в сознание в знакомой до боли палате. Она аккуратно дотронулась до шеи, горло сильно саднило. Значит, это ей не привиделось, а значит  и то, что Костя… мертв. От понимания этого на глаза Лены навернулись слезы. Поначалу беззвучно, а потом все громче и громче Лена начала рыдать. Снова ее жизнь разрушена, снова она потеряла вех кого любила, и опять судьба, за что-то оставила ее страдать на этом свете.

- Не реви, пожалуйста, мне и так тошно… - послышался слева родной голос.

Не веря своим ушам, Лена обернулась. На соседней койке лежал Костя. Его грудь была перебинтована, из руки торчал катетер капельницы, но на лице играла слабая улыбка, хоть лицо и было бледным.

- Я же говорил еще давно, что у зав. отделением  есть свои преимущества.

- Ты живой… - только и смогла выдохнуть Лена.

- Живой, живой… - пробурчал мужчина, хотя полежать придется с месяц, не меньше.

- Но… но что случилось? Почему мы живы?

- А тебе не нравится? – удивленно спросил Костя.

- Нравиться… но все таки…

- Хм, если верить бабе Маше… в самый разгар борьбы, кто-то таки додумался позвать ППСников. Они, как раз, недалеко прогуливались. Так, что ждет теперь нашего Андрюшу путь-дорога дальняя, нелегкая. Ждет его дом казенный и баланда свекольная, если конечно он из комы выйдет…

- Из комы? – переспросила Лена.

- Из нее, родимой. По тем же сведениям один из полицейских не так давно потерял невесту из-за каких-то отморозков именно в этом парке, так что увидев картину маслом… короче говоря, его самого от Андрея оттаскивали. Бил он его, чем видел.

- Ну и поделом ему… - удовлетворенно кивнула Лена. – а когда он из комы выйдет?

- Никогда… - просто сказал Константин закрыв глаза.

Лена тоже закрыла глаза и постаралась уснуть. Погода за окном портилась, разговор ее сильно утомил. Но на душе впервые за последний год почему-то было совершенно спокойно. Слегка першило горло, в голове начинало шуметь и разные химерные образы заполняли сознание женщины, она плавно проваливалась в сон.

На улице потемнело. Сверкнула молния и весеннее небо расколол первый в этом году гром. По крышам стали тарабанить капли дождя, сначала одинокие, а потом все чаще и чаще, пока не сорвался настоящий ливень. Вода стекала по водостокам, трубам, пропадала в канализационных коллекторах. Но этого Лена уже не слышала, она спала мерно дыша. Костя открыл глаза. В дверном проеме стояла баба Маша. Мужчина коротко кивнул. Санитарка вернула кивок и прикрыла дверь в палату.

В окна реанимационного отделения били тугие струи дождя. Кроме них тишину нарушал только писк кардиографа. Баба Маша деловито зашла в палату и, вооружившись шваброй, стала протирать полы. Пациент в палате был только один. Он представлял собой одно сплошное месиво. Его грудная клетка поднималась и опускалась благодаря аппарату искусственной вентиляции легких. Санитарка стала шарить шваброй под койкой, потом развернулась, и сняв тряпку начала выполаскивать ее в ведре. Швабру для удобства она оперла на больного. Выкрутив тряпку, баба Маша дернула швабру к себе, та соскользнула, сбросив «крабик» кардиографа с пальца пациента, но старушка этого не заметила. Она продолжила натирать пол до зеркального блеска. Закончив с одной стороны, она перешла на другую. Поставив ведро у койки пациента, санитарка снова взялась за полоскание тряпки. Швабру она уже поставила позади себя, на аппарат жизнеобеспечения. Закончив полоскать и без того чистую тряпку, баба Маша, бросила ее на швабру, и оглядевшись удовлетворенно кивнула – отделение сияло чистотой. Шаркая и старчески кряхтя, санитарка вышла, прикрыв за собой дверь. Старушка не заметила, что грудь пациента уже не вздымается как прежде, швабра случайно задела выключатель на аппарате вентиляции…