Книга моей жизни

Дарья Березнева
Птичка

Все говорят, что я уже большая – мне два года и три месяца. А раз я большая, значит, мне можно фотографироваться. Сегодня моя первая в жизни фотография. Мама причёсывает меня и наряжает в новое платьице. Оно белое в разноцветных игрушках с белыми оборками и красным кантиком по краям. Ещё мама надевает мне белые колготки и кремовые башмачки, потом берёт за руку, и мы с ней идём в фотоателье.

Высокий седой дяденька в больших очках ставит меня рядом с игрушкой – расписным деревянным петушком. Я с любопытством разглядываю эту новую игрушку, но тут дядя просит меня посмотреть на чёрный ящик с окошком. Из него сейчас вылетит птичка. Я послушно смотрю в окошко, но обещанной птички почему-то нет. Вместо этого внутри ящика что-то щёлкает. Дядя говорит моей маме «готово», а я плачу. Дядя плохой, он обманул меня! Никакой птички так и не было.

Заяц

Мне два года пять месяцев. Сейчас лето. Солнышко припекает. Мы с мамой гуляем по улице. На мне цветастые трусики, панама и красного цвета сандалии поверх носочков.

Останавливаемся перед фотоателье, и я засматриваюсь на игрушку – розового надувного зайца почти одного со мной роста. Заяц этот улыбается и, скосив глаза, смотрит на красную морковку, которую держит в лапе. Наверно, он собирается её съесть.

Мы заходим в фотоателье, и мама договаривается о чём-то с уже знакомым нам дядей, после чего мне разрешают подойти ближе и потрогать зайца. В это время дядя настраивает свой противный чёрный ящик и зовёт посмотреть на птичку. И хотя у меня есть некоторые сомнения, относительно того что птичка появится, я с надеждой, что за это мне подарят зайца, смотрю в окошко объектива. Конечно, я не интересуюсь какой-то там эфемерной птичкой, сейчас мне гораздо интересней реальный заяц, и я хочу, чтобы дядя мне его подарил. Но тогда я должна слушаться дядю.

Снова, как в прошлый раз, в ящике раздаётся щелчок. Птички нет, так я и думала! Мама велит мне отойти от зайца, но я продолжаю упрямо стоять на месте. Я ещё не теряю надежды. У нас дома нет такой игрушки, и я жду, что получу её за фотографию. Тогда мама силой отводит меня в сторону, и я едва не плачу от обиды. Значит, зайца мне всё-таки не подарят!


Любуха

Мне два года шесть месяцев, и мы третий раз в фотоателье. Фотографируемся вдвоём с Любухой. Любуха – это моя мама. Я её очень-очень люблю и поэтому зову Любухой. От слова
«любовь».

На мне красное вязаное платье с узорчатой манишкой, белые колготки и красные ботиночки на толстой подошве. Мама в чёрной юбке и красивой тёмной кофте с разными вышитыми на вороте замечательными блестяшками.

Я сижу у мамы на коленях и категорически отказываюсь позировать. Сижу надувшись, недовольно выпятив нижнюю губу. Я не люблю фотографироваться, и сейчас мне хочется домой. Тем более теперь-то я наверняка знаю, что птичка – сплошное надувательство, и в третий раз я уж точно не поведусь. Но мама и дядя наперебой уговаривают меня улыбнуться. Мне смешно смотреть, как взрослые упрашивают меня. Я весело хохочу. Снимок с Любухой готов и мы наконец-то уходим домой.
 
Цыганка

Мама укладывает меня спать в детской кроватке, бережно подтыкает одеяло, говорит, целуя меня в лоб: «Доброй ночи, радость моя!».

Свет в нашей комнате выключается. В темноте мама подходит к окну, распускает и расчёсывает свои длинные волосы. Наблюдая за ней, я вижу, что передо мной уже не мама, это какая-то другая женщина. У моей мамы тёмно-русые, а не чёрные волосы. Куда ушла моя мама и зачем впустила сюда эту незнакомую цыганку? Мне страшно, и я начинаю хныкать. Я боюсь этой женщины с чёрными волосами и хочу к маме.

Услышав, что я плачу, чёрная женщина поспешно включает свет, наклоняется над моей кроваткой. Теперь я вижу, что это точно не моя мама. Надо мной склоняется смуглолицая цыганка с угольными глазами и смоляными волосами. Она протягивает ко мне руки, хочет забрать, унести с собой. Я громко кричу: «Уйди, цыганка, ты не моя мама!» и крепко зажмуриваюсь, чтобы не видеть чужого лица. Цыганка, плача, выбегает из комнаты.

Я зову маму, но вместо неё снова появляется страшная цыганка. При виде её я кричу ещё сильнее. Тогда она уходит и больше не возвращается.

Я долгое время не могу успокоиться. Наконец засыпаю.

Ромка

Вечер. Я сижу в нашей комнате за маленьким жёлтым столом и рисую в альбоме цветными фломастерами. Мама с бабушкой на кухне пьют чай, громко беседуют, смеются.

Я перестаю рисовать, кладу голову на руки и, задумавшись, смотрю на Ромку. Его мне подарил папа на день рождения. Это тряпичная кукла с резиновыми руками, ногами и головой, одетая в синий вязаный комбинезон с капюшоном. Один глаз у Ромки наполовину закрыт, а другой смотрит прямо на меня. И мне почему-то неприятно оставаться с этой куклой наедине.

Страх мой усилился, когда подружка Аня рассказала мне историю о кукле-убийце. Эта история о том, как кукла убила свою хозяйку, которая с ней плохо обращалась. Хозяйка спала, а кукла неслышно подошла к её кровати и зарезала спящую. Я не стала делиться страшной историей со взрослыми, но после такого рассказа несколько ночей не могла спокойно спать. Мне всё казалось, что Ромка может ожить и отомстить мне, потому что я часто его наказывала. А один раз мы с Аней посадили Ромку на качели и стали раскачивать. Проходящий мимо мужчина в испуге схватился за сердце: он подумал, что это живой ребёнок и что мы, наверно, сошли с ума, если так раскачиваем малыша. А мы хохочем и качаем куклу ещё сильнее.

Смотрю на Ромку, и вдруг мне начинает казаться, что он оживает, шевелится. Вот он уже спрыгивает с полки, и я отчётливо слышу его противный требовательный голос: «Мама!». Хочу закричать, но не могу: мой язык не слушается меня. А тем временем ожившая кукла, протягивая ко мне свои резиновые руки и, улыбаясь, медленно подходит к столу.

Тогда я вскакиваю со стульчика и с криком: «Мама! Мама! Там Ромка ожил!» бегу на кухню. Взрослые, переглядываясь друг с другом, успокаивают меня, гладят по голове, улыбаются. Они не верят мне, думают, что я всё придумала. А я точно знаю: это был не сон.

Схватив маму за руку, тащу её в нашу комнату. Сейчас она сама убедится, что я говорю правду. Но Ромка как ни в чём не бывало сидит на своей полке рядом с другими игрушками.

Мне обидно, что никто мне не верит, и я отчаянно плачу. Решив, что я боюсь находиться одна в комнате, мама остаётся со мной, и мы вместе рисуем картинку. Мне уже не так обидно. Я занята рисованием и перестаю думать о Ромке.

Колдунья

Знойный летний полдень. Старый двухэтажный дом с облупившейся на фасаде штукатуркой. Это обыкновенный  жилой дом, но я привыкла называть его домом бабы Ани, потому что здесь, на первом этаже в двухкомнатной квартире живёт моя старенькая прабабушка Аня со своей старшей дочерью, а моей крёстной бабой Светой.

Мы с соседской девочкой Аней играем во дворе дома бабы Ани. Соседка Аня всего на год старше меня, и она моя лучшая подруга. Мы с ней вдвоём катаем в красной кожаной коляске со сломанным верхом куклу Ромку. Лицо Ромки перепачкано пылью, один глаз прикрыт, другой неподвижно смотрит на меня, но я подросла и уже не так его боюсь.

Сейчас к нам с Аней присоединилась Гуля, азербайджанская девочка из соседнего двора. Её мама работает уборщицей в универмаге недалеко от нас, и Гуля ждёт маму с работы, подолгу играя в нашем дворе.

Моя крёстная и прабабушка за что-то не любят Гулю. Они называют её цыганкой и не разрешают мне играть с ней. Крёстная говорит, что она колдунья и может меня сглазить, поэтому я стараюсь не выходить из дома, когда приходит Гуля. Но сегодня она прибежала неожиданно.

Я смотрю на Гулю, вижу её тёмно-карие, почти чёрные глаза, и мне становится не по себе. Из подсознания всплывает образ страшной цыганки, напугавшей меня когда-то, и я молча отбираю у Гули моего Ромку. Она с обидой поджимает губы, но не отходит от нас.

– Можно и мне с вами? – канючит Гуля.

– Нет, – говорю я, и мы с Аней продолжаем игру в дочки-матери.

– У нас есть сыночек, теперь нужна дочка, – вдруг говорит мне Аня. – Сбегай в дом и вынеси Алёнку.

Алёнка – старая мамина кукла, одетая в жёлтое невзрачное платье. У Алёнки пластмассовое туловище, белёсые растрёпанные волосы и голубые глаза. Раньше Алёнка отворачивалась от магнитной ложки с манной кашей, потом ложка потерялась, и кукла перестала меня интересовать.

Я со всех ног бегу за Алёнкой, но цепляюсь за порог в подъезде и лечу на пол. Коленки сбиты в кровь. На мой крик выбегает испуганная крёстная. Она отчитывает меня и ведёт домой, а я плачу. Плачу не только оттого, что мне больно. Просто я знаю, что самое ужасное впереди: сейчас мама будет обрабатывать мне коленки перекисью водорода и зелёнкой. Может, не говорить ей? Но поздно – баба Света уже докладывает обо всём моей маме, та приносит из ванной медный таз, пузырёк с перекисью, и я с ужасом наблюдаю, как на ватку, шипя и пенясь, медленно льётся беловатая жидкость. Я хочу убежать, но мама хватает меня за руку и, силой усадив на кровать, промывает раны на коленках этой жгучей гадостью. Мне больно. Я кричу, брыкаюсь, пробую вырваться, однако баба Аня и крёстная крепко держат меня с обеих сторон за руки.

– Ты сама виновата, – замечает крёстная. – Не надо было играть с этой ведьмой Гулей. Она тебя сглазила.

Мама говорит:

– Незачем пугать ребёнка. Никакая Гуля не ведьма. Это всего-навсего совпадение.

Несмотря на слова мамы, я долго не могу успокоиться. В моих слезах ещё не утихшая боль, обида и страх. Теперь я на собственном опыте убедилась, что Гуля – злая колдунья и мне надо её избегать.

Невеста

Я стою у окна в маленькой комнате и с взволнованно бьющимся сердцем смотрю во двор дома. Там, как раз напротив моего окна, играют в мяч двое соседских мальчиков – Стас и Лёша. Оба высокие, намного выше меня ростом и старше, оба красавцы. Но только у Лёши густые каштановые волосы и янтарно-карие глаза, а Стасик голубоглазый блондин. Они смеются надо мной, задирают, дразнят. Но Стас мне нравится. Очень. Моя ба шутит, что я влюбилась. Когда слышу это слово, мне почему-то становится стыдно, и я краснею, начинаю отнекиваться. А сама понимаю, что бабушка права. Наверное, именно это чувство называется любовью – когда стыдно, страшно и одновременно так сладко на душе! Видишь его и забываешь обо всём на свете. Ведь Стас такой красивый, похож на сказочного принца. Эх, поскорей бы стать взрослой! Вот вырасту и обязательно мы со Стасиком поженимся. Интересно, сколько ещё должно пройти лет, чтобы я стала невестой? Начинаю считать. Сейчас мне шесть, в следующем году будет семь, потом восемь, потом девять, а потом…

– Внученька!

Счёт неожиданно прерван. Я вздрагиваю, оборачиваюсь. В дверях стоит баба Аня и, лукаво сощурившись, смотрит на меня поверх очков.

– Опять на Стаса заглядываешься? – спрашивает шутливо, а лицо всё лучится добрыми морщинами и улыбкой. Ба застигла меня врасплох и заставляет краснеть. Не глядя на бабушку, я отхожу от окна и спешу выйти из комнаты. Ну скажите на милость, разве за любовь должно быть стыдно?!


Это моя кукла!

Жаркое лето. На дворе июль. Мы с бабой Аней стоим у подъезда и горячо спорим. За моей спиной моя соседка Аня и теперь ба на её стороне. Дело в том, что я взяла у Аньки куклу – поиграть. Хорошенькая такая куколка, под Барби сделана, но дешевле. Мать Ани не может купить дочке настоящую Барби. Так вот, куколка, наверно, из газетного киоска и стоит копейки, но волосы, эти длинные золотистые волосы! Такой куклы у меня ещё нет. Я взяла её поиграть и не отдаю, говорю, что возьму себе на время. А Анька уцепилась за неё: «Отдай, отдай!». Надоела! Позвала бабушку, чтобы она нас рассудила. А у меня ба хотя и добрая, но справедливая. Когда узнала, в чём дело, из-за чего мы шум под окном подняли, вышла из дома с моей любимой Барби-Надей. Мне очень дорога эта кукла, во-первых, потому, что она красивая: в цветастом купальнике, серёжках и с золотым ожерельем на шее в форме раковины, а во-вторых, потому что её подарила мне мама. И, само собой разумеется, моя Надя ни с какой другой куклой не сравнится. А тут ба грозится отдать мою куклу противной Аньке!

 – Не отдам! Это моя кукла! – висну я у бабушки на шее, пытаясь отобрать игрушку. – Отдай, ба, отдай!

А бабуля ловко прячет от меня куклу и совершенно спокойно обращается к Ане:

– Вот тебе Дианина Барби, играй на здоровье!

Такой расклад окончательно выводит меня из себя, и я закатываю бабушке истерику. Но бесполезно, слезами её не пронять. Что делать? Приходится отдать подруге её злополучную куклу.

Дома бабушка беседует со мной.

– Неужели ты думаешь, что я подарила бы Ане твою куклу? – спрашивает она, а я сижу насупленная и не смотрю на неё. Обиделась. Она протягивает руку, ласково гладит меня по голове.

– Пусть случившееся сегодня послужит тебе хорошим уроком. Никогда, запомни, никогда не бери чужое, даже на время. Это самое последнее дело.

Ну вот, бабушка снова заставляет меня краснеть. Я отвожу глаза уже от стыда и молча глотаю горько-солёные горячие слёзы. Ба рада.

– Значит, у тебя проснулась совесть, – замечает она. – Это Бог постучался к тебе в сердце, твой Ангел-хранитель. Всегда и во всём слушайся Его, поступай так, как велит тебе твоё сердце. И будешь счастлива.


Апач

Мама на работе, бабушка с дедом тоже. Мы с бабой Аней рисуем цветными карандашами: кто лучше? Я рисую маму, а бабушка наблюдает, то и дело одобрительно кивая. Я нарисовала, теперь её очередь.

– Бабуль, нарисуй апача, – прошу я, а у самой мурашки по коже.

Ба умеет рисовать страшных апачей. Это люди со странными лицами, полулюди, полукуклы. А мне страшно и интересно одновременно.

 – Ты же боишься их, – лукаво улыбается ба.

– Ничего, ба Аня, я не буду бояться. Нарисуй, пожалуйста! – продолжаю упрашивать я.

– Так и быть, что с тобой, егозой, делать, нарисую! – вздыхает бабушка и принимается за дело.

Она рисует двумя цветами: синим и зелёным.

– Ба, а кто такие апачи? – любопытствую я в который уже раз.

– А не знаю я, кто это, – говорит бабуля. – Индейцы вроде апачами назывались. Племя у них такое было. Если будешь плохо себя вести, придёт этот самый апач и заберёт тебя.

После таких слов я прошу бабушку скорее порвать рисунок. Теперь я снова боюсь апача.

Ба Аня

Моя прабабушка Аня умерла летом в июле, когда мы всей семьёй отдыхали на море. Помню, бабуля всё говорила, что не хотела бы умереть зимой. Холодно. Холодно лежать в земле, в гробу. Кто сказал, что мёртвым не больно? Мёртвые, они ведь как живые, всё чувствуют.

В этот год у бабушки Ани было особенно плохо со здоровьем, но она скрывала это от нас. Иначе ни на какое море мы бы не поехали. Остались с ней.

Утром идём через мост на пляж, а навстречу нам дядя Руслан, мамин брат. В серой футболке, чёрных городских брюках. Стал руки в карманы и молчит, смотрит на нас. Мама как увидела его, глухо застонала и опустилась на колени, а бабушка и крёстная остались стоять. Будто горе их к месту прибило, как град сбивает плоды с деревьев. А я… я тогда была маленькая и ещё многого не понимала.

– Умерла? – спрашивает мама как-то обречённо, в ответ – роковое молчание.

Крёстная и бабушка поехали на похороны ба Ани, а меня с собой не взяли, оставили с мамой. Они боялись, что я плохо перенесу дорогу на машине. И ещё была причина, о которой я узнала гораздо позднее: мои родные не хотели, чтобы я слишком рано видела смерть. Благодаря этому бабуля запомнилась мне такой, какой она была при последнем нашем расставании – ласковой, доброй, улыбчивой. Царствие ей Небесное!

…Мы с мамой сидим на пляже обнявшись, я прижимаюсь к ней всем телом и из последних сил борюсь со слезами.

– Мамочка, может, бабушка не умерла, а только спит? – с наивной надеждой спрашиваю я. – Помнишь, ты мне читала про воскресение Лазаря, когда Боженька воскресил умершего человека? И про веру читала, что всё возможно верующему. Бог любит и слышит всех, особенно маленьких. Значит, и меня Бог услышит и обязательно воскресит бабушку, ведь правда? Он же знает, как сильно я люблю её.

Мама в ответ всхлипывает, горестно качает головой, и я понимаю, что она не верит, не разделяет моих надежд. Тогда я зарываюсь в песок и плачу. Плачу до дрожи, до внутреннего опустошения, когда становится всё равно.

И всё-таки я до последнего надеялась на чудо, на воскресение. Надеялась, что вот приедем мы домой, а там нас встретит бабушка, живая и здоровая. Но чуда не случилось, и, мне кажется, с того дня я утратила горчичное зерно своей детской чистой веры. С того дня я стала взрослее. И мудрее.

Часто после бабуля снилась мне чуть не каждый день, и меня всё мучил вопрос, где находится моя бабушка: в раю или… Однажды всё разрешилось. Как-то бабуля приснилась мне особенно радостная. Мы с ней шли по саду, взявшись за руки, и разговаривали.

– Ба, а ты в раю? – спрашиваю я.

Бабуля улыбается своей тихой лучезарной улыбкой и отвечает вопросом на вопрос:

– А ты как думаешь, внученька?

После такого сна все сомнения рассеялись, и я была спокойна насчёт бабушки. Человек, который жил ради других, заботясь только о благе ближнего, обязательно получит свою награду Там. Но об этом нельзя рассказывать.
 
Мой дед

Сколько себя помню дед Саша всё время жил с нами. Сначала в большой комнате с огромными книжными шкафами до потолка, потом перебрался в маленькую комнату. У дедушки было трудное детство, детство беспризорника, и, возможно, из-за этого его мир принципиально расходился с моим. Дед старался брать от жизни по максимуму, возместить то, чего он был лишён в детстве. Например, он как ребёнок любил сладкое и всегда много ел. Сказались голодные годы бродячей жизни.

Я не очень любила деда Сашу. Считала его жадным и строгим, даже побаивалась. У него в комнате очень большая библиотека, а он не хотел давать мне читать, переживал, что я запачкаю книгу или случайно порву страницы.

Когда дед серьёзно заболел, я поняла, что он мне на самом деле дорог. Да, были в нашей жизни ссоры, непонимания, была даже скрытая вражда, но были ведь и замечательные мгновения. А если хорошенько задуматься и вспомнить? Да хотя бы ёлка! Сколько лет подряд он ставил мне это новогоднее чудо! А такой знакомый мне сладковато-терпкий запах краски! Захожу в комнату, а дед сидит на своей старенькой софе и красит самодельную гирлянду к Новому году. Да мало ли что! Помню, как когда-то в далёком детстве бабушка Аня не смогла приехать смотреть за мной и я первый раз осталась с дедом. Я тогда не хотела, даже плакала, а он научил меня играть в шахматы. С того дня я перестала его бояться.

Когда я болела, дедушка просил Бога, чтобы Тот позволил ему забрать всю боль себе, лишь бы мне полегчало, говорил, что любит меня больше жизни. Это было правдой. Я почувствовала это после смерти деда. А особенно – свою личную вину перед покойником. Человек умер, а я не успела попросить прощения, не сказала самого главного, тёплых слов, которых он никогда от меня не слышал. Даже целовала я его не размыкая губ, в лоб:
«С днём рождения, дедушечка Сашечка!». «Целуешь меня, как покойника», – невесело усмехался дедушка и благодарил за поздравление.

Смерть подкралась незаметно. Однажды дед Саша упал со стула и больше уже не вставал: отказали ноги. Это случилось ночью, когда мы спали. Утром мама разбудила меня и сказала:

– Произошло несчастье – слёг дедушка. Он упал со стула и не смог подняться.

– Как это могло случиться? – спрашиваю.

– Он говорит, что сел мимо…

Дедушка лежал в соседней комнате на кровати и, казалось, дремал. Но как только я вошла и остановилась на пороге, он открыл глаза и посмотрел на меня как-то отчуждённо. Так он не смотрел никогда. Бледный, измученный, с выступившей на лбу испариной, дед неподвижно лежал на спине и не мог даже повернуться на другой бок, лечь поудобнее, так, чтобы тело не затекло.

…Мой дедушка умер когда меня не было дома. Теперь боюсь такой чёрной вести с порога. Прихожу, а мама, какая-то особенно тихая, в своём тёмном церковном платочке, открывает дверь и говорит почти шёпотом: «Проходи, но только не шуми».

– Что случилось? – спрашиваю я, внутренне холодея.

А в ответ мне:

– Дедушка умер.

Я до последнего не верила, хотя понимала, что всё давно шло к тому. Мне казалось невозможным, что его вдруг не станет.

Говорят, все умирающие особенно тонко чувствуют запахи, улавливают их малейшие оттенки. Накануне дед Саша попросил меня принести ему апельсин. Ел он практически до последнего. Я вхожу к нему в комнату с блюдцем, руки дрожат, в глазах – слёзы.

– Вот, – говорю, – дедушка, ты просил апельсин…

Смотрит на меня угасшими замутнёнными глазами, говорит: «Спасибо тебе, любимая внученька». Никогда не забуду, как он брал у меня из рук апельсин – бережно, как ребёнок, с каким удовольствием ел, вдыхая новогодний аромат цедры! Обратила внимание на его руки – пальцы толстые, отёкшие. Поспешно отвела взгляд – страшно смотреть, поскорее вышла из комнаты.

Ещё до болезни дед спрашивал меня, буду ли я плакать, когда он умрёт? Переводила всё в шутку, просто не хотелось думать о таких вещах. А ведь смерть всегда ходит рядом и подстерегает нас всюду. Дед Саша видел её за время своей болезни едва ли не каждый вечер. Высокая беззубая старуха с косой и в чёрном балахоне садилась к нему на постель и не уходила, пока он сам не прогонял её. Но однажды дедушке не удалось отогнать старуху, и его не стало.

Когда-то давно, после смерти любимой прабабушки, у меня было такое ощущение, что теперь всё будет нипочём, слишком много слёз я тогда выплакала, думала, что на всю жизнь. Оказалось, нет, плакала и на этот раз, да ещё как! Только дома, уткнувшись в подушку, а точнее, запершись в ванной комнате. Включала воду и ревела всласть. Пока не становилось хоть немного легче. Потом возвращалась в комнату, насквозь пропахшую ладаном, где перед иконами были зажжены свечи и мать читала Псалтирь по усопшему. А при прощании с покойником, в церкви на отпевании и на самом кладбище, когда опускали гроб и засыпали могилу, держалась. Не хотелось плакать при людях. Зачем показывать кому-то, выносить на всеобщее обозрение свои чувства, мол, посмотрите, как я страдаю. Любимая внучка в короткой юбке, открытой блузке и с сухими глазами. Представляю, что подумали обо мне все наши соседи! А мне всё равно. Главное ведь, что у тебя на сердце.

У деда от болезни был большой живот и крышка гроба могла не закрыться, а в морге его сделали красивым и стройным, нарядили в парадный костюм. Но мне не хотелось смотреть на покойника, я решила запомнить его живым.

Стояла у гроба и мысленно просила прощения за всё, в чём провинилась перед дедушкой. Как жаль, что не успела попросить у него прощения при жизни. Я думаю, это беда многих из нас. Теперь я поняла: надо жить сегодняшним днём, не строить планов на будущее. Надо жить так, как будто каждый день последний в твоей жизни…