Нужен ли кесарю острый нож?

В.Бушмелев
Очерк "Нужен ли Кесарю острый нож?"в жанрах: Мемуары, Приключения, Путешествия, Публицистика

Хирургия – это не профессия,
- Это образ жизни.
Афоризм.

Жизнь хирурга – это радость и горе
Вкус находки и ужас потери…
Каждый день в вечном поиске, споре,
Когда нервы и жизнь на пределе! …
Стих неизвестного поэта

Удивительное свойство человеческой памяти. Память связана со способностью хранить и возрождать жизненный опыт. С возрастом часто начинают стираться из памяти многие события и факты, которые произошли с нами много лет назад. Теперь на склоне лет с печальной мудростью осознаешь, что не все можно вспомнить и проанализировать, что было в прошлом, и только подобные события, а иногда случайно сказанное слово, могут привести к возникновению в памяти целой цепи связанных между собой происшествий в былом.
Не зря существует русская пословица: «Вятский мужик задним умом крепок». Выражение «крепок задним умом» иллюстрирует привычку или манеру некоторых людей сначала дело делать, а потом думать. Поэтому, я как истинный вятский мужик, «задним умом» сожалею, что не вел раньше личный дневник, не фиксировал свои достижения и успехи в жизни, а также ошибки, потери и разочарования, иначе сейчас не пришлось бы ворошить в памяти подробности некоторых происшествий и событий. Например, как случилось в первые дни последнего месяца весны этого года.

Мой сын Александр, математик и программист, любитель афоризмов, поговорок и изречений, каждый рабочий день начинает с публикации в Google + фразы или лозунга дня, записью которых щедро делится со своим личным кругом. 1 Мая он выдал следующее изречение, составленное из социалистического лозунга, к которому добавил половину легендарной фразы из древнего мифа:
Миру — мир,
Труду — труд,
Маю — Май,
Кесарю — кесарево.
Вероятно, в последней строчке лозунга он имел в виду: «Воздайте должное по заслугам» или, как гитлеровцы писали над вратами концлагерей: «Каждому свое».

Происхождение фразы «Кесарю кесарево, а Богу богово» общеизвестно.
Она возникла из легенды, написанной в Евангелье от Матфея. Якобы, религиозные сектанты из числа фарисеев, чтоб прилюдно осрамить Иисуса Христа, задали ему каверзный вопрос следующего характера: «Следует ли платить подать Кесарю?». В то время Иудея была колонией подвластной римскому императору. Расчет вопроса сектантов был простой - отказ платить дань мог быть расценен как государственное преступление, а согласие - подчиниться и платить дань, которая вела к обнищанию местного населения, сделало бы Христа врагом иудейского народа. Однако Иисус, хорошо зная нрав этих лицемеров, рассудил следующим образом. Взяв в руки римскую монету, которыми оплачивались подати, он, в свою очередь, спросил:
- Чье на монете изображение?
- Кесарево, - последовал ответ.
- Итак, отдавайте кесарево - Кесарю, а божье - Богу, - изрек Иисус Христос. Этим ответом сектанты сами оказались оконфуженными.

Оценив находчивость и ироничность лозунга, которым сын поздравил нас с весенним праздником солидарности трудящихся всех стран, я задался вопросом, а каждый ли знает, что означает слово «кесарь» и почему одну из хирургических операций называют «кесарево сечение». Мои размышления привели к воспоминаниям, произошедшим в далеком прошлом, относящемся к периоду начала моей трудовой деятельности.

Общеизвестно, что слово «Кесарь» в Древнем Риме означало владыку, монарха. От этого слова произошли такие русские слова, как «цесарь» и «царь» и немецкое - «кайзер».Откуда же возникло такое название хирургического вмешательства? А потому, что во многих языках в названии этой операции есть определенная связь со словами «царь, цезарь или кесарь». Например, по-английски оно звучит так: «Caesarean section», что в дословном русском переводе означает: «царево рассечение». Стало быть, англосаксы предполагали, что эта операция предназначена только для особ божественного или императорского происхождения. В настоящее время термином «кесарево сечение» называют родоразрешение не естественным путем, а через разрез брюшной стенки. Операция по своим техническим приемам напоминает самурайское харакири.

Дошедшие до нас из глубины веков сведения свидетельствуют, что это хирургическое вмешательство было одной из самых древних операций. В мифах Древней Греции описано, что с помощью кесарева сечения был извлечен из чрева матери, умершей во время родов, Асклепий— бог медицины и врачевания. Он был рождён смертным, но за высочайшее врачебное искусство боги наградили его бессмертием. Путем чревосечения был извлечен у умершей матери шести месячный плод Диониса, в последующем ставший богом виноделия.

Древнеримский историк и энциклопедист Плиний-старший предполагает, что путем чревосечения мог быть рождён Гай Юлий Цезарь, великий полководец и политик, получивший от Римского Сената титул Императора. По мнению Плиния-старшего, бытует легенда, что мать Цезаря, Аврелия, при родах умерла, но ребенок был извлечен из нее живым, посредством оперативного вмешательства. Вероятно, поэтому операция и получила свое название - «кесарево сечение». Достоверность этих сведений подтверждается тем, что при Цезаре был принят законодательный акт, делавший в случае смерти роженицы обязательным попытку спасти ребенка путем чревосечения и немедленного извлечения плода. По одному из римских императорских законов погребение погибшей беременной женщины производили только после удаления из ее чрева плода с последующим погребением его в отдельной могиле. В последствии эти ритуалы стали производить и в других странах.

В XYI веке французский врач Амбруаз Паре впервые начал выполнять кесарево сечение живым женщинам. Но исход для роженицы всегда был смертельным, потому, что разрез после чревосечения на брюшной стенке и матке не зашивали, ибо операцию выполняли только для спасения ребенка, когда жизнь матери спасти было уже невозможно. Вероятно, таким родовспоможением удавалось спасать новорожденных, когда чревосечение успевали произвести еще живой или находившейся в состоянии клинической смерти роженице.
Хотя из древних литературных источников известно, что первые сообщения о выживших после кесарева сечения и матери, и ребенка, относятся к 1500 году. Живущий в Швейцарии ветеринар по имени Якоб Нуфер, осуществил кесарево сечение у своей законной жены. После нескольких мучительных дней родовспоможения при помощи 13 повивальных бабок, женщина не смогла родить самостоятельно. Ее отчаявшийся муж, обладающий элементами хирургических приемов у свиней, в конечном счете добился разрешения у старейшин округа на отчаянную попытку кесарева сечения. Мать выжила и в последующем нормально родила ему еще 5 детей, включая двойню. Лишь в XIX веке с развитием хирургии и методов обезболивания, кесарево сечение стали выполнять не только в целях спасения жизни ребенка, но и самой женщины.

Еще в прошлом веке операция «кесарево сечение» считалась делом труднейшим и рискованным и проводилась лишь в самых крайних случаях, по строгим показаниям, но с прогрессом хирургии и методов обезболивания, операция кесарево сечение в настоящее время уже не считается сложным вмешательством и широко практикуется. Во многих ситуациях кесарево сечение является приоритетным методом родовспоможения. Это связано с тем, что в настоящее время модернизированы оперативно-технические приемы вмешательства и анестезиологические пособия при нем, детально изучены особенности ведения послеродового периода.
Сейчас, как свидетельствует мировая статистика, на 6-8 женщин, рожающих самостоятельно, приходится одна, которой делают кесарево сечение. В нашей стране сегодня каждый десятый ребенок появляется на свет посредством кесарева сечения.

Вот такова предыстория изречения «Кесарю кесарево», и возникшие в связи с ним воспоминания из далекого прошлого, конца 50-х годов предыдущего столетия, когда мне выпала участь работать хирургом в сельской глубинке. Тогда условия жизни и работы в сельском здравоохранении были гораздо труднее, чем сейчас. Это сейчас считается, что в сельском здравоохранении создалось катастрофически тревожное положение по причине факторов, определяющих социально-экономические различия между городом и деревней. В связи с ними выпускники медицинских вузов не хотят ехать работать в глубинку, чтоб посвятить свою трудовую деятельность на исцеление недугов жителей села, а любой ценой стремятся остаться в городе и желательно в учреждениях с платными услугами.
Но в те времена было законодательно принято государственное распределение специалистов, окончивших медицинские учебные заведения. Раз Партия и комсомол говорили — надо!, - мы отвечали - есть! Я об этом ничуть не жалею и даже в большей степени удовлетворен, что пришлось пройти суровую школу жизни, работая в сельской больнице.

Вы можете согласиться или возразить моему мнению, что лучшей практики для врача, чем самостоятельная работа где-либо в отдаленном районе, нет. Именно здесь происходит настоящее становление личности и зрелость специалиста, как такового. Вот действительно, где врачу требуется профессиональная смелость и ответственность, которую он берет на себя. В неотложных ситуациях у него зачастую нет времени для раздумий и возможности с кем-либо посоветоваться. При возникающих ситуациях решение приходится принимать самостоятельно. Постоянная напряженная готовность в любое время дня и ночи оказать неотложную врачебную помощь очередному пациенту, закаляют и учат самостоятельно решать важные и сложные жизненные и профессиональные вопросы.

Вавожский район, в котором мне пришлось работать, находится на юго-западе Удмуртии, где частично граничит с Кировской областью.
Административный центр района располагается в селе Вавож, который раскинулся на высоком берегу речки Ува близ слияния ее с рекой Вала, в 100 км от Ижевска, в 12 км от одноименной железнодорожной станции. Вавожский район горд тем, что в этих местах родился удмуртский поэт, ученый и общественный деятель Кузьма Павлович Чайников, превращенный удмуртами в национального героя, который имел литературный псевдоним—Кузебай Герд.

Своеобразна этимология названия села. Как доказывают знатоки этимологи, такое благозвучное название село получило в результате слияния слов Ува (название реки) и удмуртского «вож» (устье реки) - Увавож. Само собой, вскоре в русской транскрипции первый звук — «У» потерял звучание, и населенный пункт стал именоваться Вавожем.
Природный ландшафт села и его окрестности имеют неповторимую уникальную красоту. Неудивительно, что впервые посетившие эти места, по праву остаются восхищенными красотой окружающей природы. Вот что написал в своем дневнике заслуженный профессор Ижевской медицинской академии В.А. Ситников, когда будучи студентом, впервые посетил это село: «Не зря Вавож сравнивают по красоте природы с Швейцарией. Из села Вавож, раскинувшегося на возвышенности, со стройным храмом в центре, открываются вашему взору широкие дали со сливающимися под горой двумя спокойными речками Увой и Валой. Далеко на горизонте через верхушки лесов просматриваются деревни, перелески, поля. И кажется, что всю эту красоту и дали ты видишь с высоты птичьего полета». Истинно поэтические строки.

Однако, не смотря на природную благодать, истинным бичом района было бездорожье. В то время во всем районе полностью отсутствовали дороги с твердым покрытием. Даже дорожное сообщение со столицей Удмуртии Ижевском, осуществлялось в окружную, через поселок Ува, а осенью и в распутицу дороги превращались в непролазную топь.
Второй проблемой в селе было электрическое снабжение. Электрическое освещение в самом селе Вавож осуществлялось дизельной электростанцией, которая работала с 6 часов утра до 24 часов полуночи, поэтому электрический свет по всему селу с двенадцати часов ночи до шести утра полностью был отключен. А о газификации в то время не могло быть речи. Таковы были условия сельской жизни.

В те времена Вавожский район для осуществления медицинской помощи населению располагал Центральной районной больницей и тремя участковыми больницами. Самой отдаленной из них была участковая больница в поселке Южно-Какможского леспромхоза, Она располагала 25 коечным фондом и имела свой операционный блок. ЛПХ слыл передовым промышленным предприятием и для промышленных нужд был соединен с железнодорожной станцией Какмож узкоколейной железной дорогой протяженностью 42 км, которая проходила в стороне от Вавожа на расстоянии около 5 км. Узкоколейная дорога была предназначена только для вывоза древесины малогабаритным подвижным составом, а пассажирские перевозки не осуществляла.
Большинство других сельских поселений, крупные колхозы и промышленные предприятия имели в общей сложности 26 ФАПов и акушерских пунктов. Вавожская ЦРБ считалась образцовой. В ней в разные годы успешно трудились известные в республике медики. Такие, как врач обшей практики Минеев П.А., хирург Фирекель В.Ф., терапевт Лоскутов А.Д., акушер-гинеколог Иовлева Е.П., окулист Шарапова З.Д., педиатр Шуравина М.А., ЛОР Бабурина Т.И. Возглавлял больницу Бабурин В.В., получивший в последующем высокое звание Народного врача СССР. Большинство из них имели большой опыт работы в сельской местности и прошли школу земской медицины.
Известно, что земская медицина России для своего времени в системе охраны здоровья населения, имела прогрессивный характер. При ней были рождены такие принципы организации здравоохранения, как общедоступность, бесплатность и профилактическое направление. В земской медицине формировался врач-универсал, обладавший широким кругом знаний и практических навыков. Этим настоящим подвижникам врачевания были присущи самоотверженная деятельность и самопожертвование в работе. Так, что было, у кого учиться искусству врачевания, поэтому Вавожская больница всегда была любимым местом летней производственной практики студентов-медиков.

Вот в этот прославленный медицинский коллектив посчастливилось влиться мне в должности хирурга и моей коллеге Фаине Андреевне Зориной (Кузьминой) - акушером-гинекологом. Мы с ней учились на одном курсе Ижевского медицинского института и постигали науку врачевания у одних и тех же учителей. Наши учителя по хирургии и акушерству-гинекологии были ярыми представителями старой высшей школы, которые стремились дать нам определенный запас прочно установленных теоретических знаний, учили умению приложить эти сведения к пациенту или роженице, и при этом всегда логически, клинически и диалектически мыслить. Их целью обучения была подготовка медицинского работника, который по окончании медицинского образования обладал бы знаниями, которые были твердой базой для практической работы и отправной точкой для дальнейшего совершенствования. Как ребенку невозможно научиться ходить лежа, так и врачу невозможно испытать свои силы, если много и упорно не заниматься, стараясь достичь профессионального совершенства.

Что касается меня, то кроме хирургии очень нравились занятия по курсу гинекологии, на котором большое внимание уделялось хирургической стороне вопроса, Я часто отирался в операционной и постоянно напрашивался в ассистенты. Благодаря этому знания и навыки, полученные по этому предмету, оказались крайне полезными, когда пришлось работать самостоятельно. Поэтому до сих пор бесконечно благодарен своим Учителям, в том числе преподавателям кафедры акушерства-гинекологии за те знания, которые были получены от них.

В те времена медицинская служба в сельской местности была оснащена примитивной диагностической лабораторией и одним рентгеновским аппаратом на весь район. В диагностике заболеваний чаще всего приходилось ориентироваться только на ГПУ (глаз, палец и ухо), то есть, на так называемые, физикальные методы исследования. Никакого понятия о других диагностических приборах, тем более эндоскопическом оборудовании, мы не имели понятия. Даже не было примитивного электрокардиографа, а об ультразвуковых методах исследования совершенно не было представления, и даже само словосочетание «УЗИ» считалось весьма неприличным.

Начинающая работать со мной коллега, акушер-гинеколог Фаина Андреевна, в то время не имела навыков самостоятельного выполнения полостных операций, хотя умела хорошо ассистировать. Нам приходилось часто совместно проводить оперативные вмешательства и во время работы понимали друг друга с полуслова. Все полостные операции женщинам, в том числе внематочную беременность и кесарево сечение, она полностью возложила на меня. Часто для оказания экстренной хирургической помощи мы с ней выезжали в ФАПы и участковые больницы района. За время нашей совместной работы всегда выходили из трудного положения и ни одну роженицу или экстренную больную не отправляли в центр, в республиканские лечебные учреждения.

Все оперативные вмешательства без исключения приходилось проводить под местной инфильтрационной анестезией, используя свежеприготовленный 0,25 % раствор новокаина, который по мере необходимости готовила операционная медсестра. Следует учитывать, что не только наркозных аппаратов, но и самой штатной единицы, такой как врач-анестезиолог или медсестра-анестезистка в то время не существовало. Остро возникающий вопрос обезболивания полностью возлагался на хирурга.

Техника местной анестезии новокаином, предложенная в свое время легендарным хирургом Александром Васильевичем Вишневским элементарно проста. Она заключается в том, что по ходу предстоящего разреза с помощью шприца нагнетают раствор новокаина строго послойно в прилежащие разрезу ткани. Вначале обезболивают кожу с подкожной клетчаткой, затем после их рассечения вводят раствор под фасциальные и прилежащие мышечные образования. Полость живота вскрывают только после тщательной инфильтрации раствором листков брюшины. В этом и заключается основная суть обезболивания и поэтому спешка здесь неуместна. Хирург того времени должен был обладать не только хорошей техникой рукодействия, но и осмысленным художественным творчеством, видеть главное и ничего лишнего. Это про хирурга сложена знаменитая русская пословица: «Семь раз отмерь, прежде чем отрезать». Сейчас сложно представить, что в хирургической практике того времени не существовало одноразовых игл, шприцев, катетеров, систем для внутривенных инфузий крови и жидкостей. Не хватало хирургических перчаток и режущих инструментов.

Вы же представляете, что в хирургии существует строгий закон асептики. Все, что происходит в соприкосновение с раной, должно быть стерильным. Однако, не было надежных средств для обеззараживания раневой поверхности и обработки рук. Приступая к операции, готовили руки, моя руки мылом и щеткой в проточной воде, а затем полоща их в 0,5% растворе нашатырного спирта последовательно в двух отдельных тазиках. На обработку рук уходило не менее 15 минут. Хорошо, что был и здорово выручал автоклав для стерилизации хирургического материала и медицинский спирт для обеззараживания режущих инструментов. Последние нельзя подвергать обработке кипячением или с помощью сухо-жаровой камеры. От их воздействия, режущие инструменты имеют свойство затупляться. Это сейчас придуманы скальпели со сменными лезвиями. Чуть затупились, - меняй лезвие. Такой роскошью мы не располагали. Режущие хирургические инструменты точил нам приходящий подслеповатый старичок, на принадлежавшем лично ему оселке, которым он очень дорожил и гордился. Но инструменты почему-то всегда оставались тупыми.

Разрезы кожи и мягких тканей делают специальными ножами - скальпелями. Длина и направление разреза зависят от характера операции, толщины подкожного жирового слоя пациента. Глубина разреза должна быть одинаковой по краям и в центре. В хирургии существует старинное правило, которое гласит, что нельзя рассекать кожу тупым ножом, пилящими движениями, так как образование зазубрин в последующем может привести к формированию грубого кожного рубца.
Для проведения качественного разреза острое лезвие скальпеля следует тянуть с небольшим усилием без особого давления рукой. «Kein drug, nvi r zug» - хирургический принцип, сформулированный немецкими хирургами старины, означает - «рассекай не давлением, а только тягой». Используя этот важный постулат, каждый хирург вырабатывает свой стиль рассечения живой ткани соразмерно своим усилиям и остроте инструмента. В последующем эти привычные действия могут привести к стереотипу, что и случилось со мной. Почему я об этом так подробно пишу, будет ясно из последующего изложения рассказа.

Событие, которое описываю, произошло глубокой осенью. Стояла мерзопакостная погода, какая может быть только в конце октября месяца. Вторые сутки, не переставая, шел нудный, мелкий дождь с пронизывающим холодным ветром. Небо было сплошь затянуто плотной низкой облачностью. В атмосфере чувствовалась тяжелая напряженная тишина. Такие погодные условия угнетающе сказываются на самочувствии, всегда клонит ко сну.
Поздно вечером, истопив печь, я решил прилечь пораньше, еще до времени отключения электрического освещения. Уже задремав, услышал звук, подъезжавшей к крыльцу дома телеги, и через некоторое время громкий настойчивый стук во входную дверь. «Кого-то леший прислал. В такую погоду хороший хозяин и собаку на улицу не выпустит», - промелькнула у меня мысль в голове.
Медленно просыпаясь от дремы, я начал подниматься с постели. Стук в дверь нетерпеливо повторился и послышался голос Фаины Андреевны: «Александрыч, просыпайся, нас ждут великие дела!»
Понимая, что случилось что-то необычное, я, не одеваясь, шустро вскочил и открыл входную дверь. В комнату ввалилась Фаина Андреевна в резиновых сапогах, одетая в какую-то нелепую кацавейку с накинутой поверх всего брезентовой накидке с огромным капюшоном.
- Что стряслось, - встревожено спросил я. Она скороговоркой короткими фразами выпалила:
- Вызывают на Южный Какмож, где не может разродиться женщина. Акушерка не может справиться. По ее словам, может быть угроза разрыва матки. Местный врач в отъезде. Транспортировку в нашу больницу роженица не выдержит. С момента появления схваток прошло уже более 8 часов. Надо ехать туда нам. Возможно будут необходимы твои руки. Быстрее одевайся теплее и поехали. Руководству больницы я уже доложила и организовала срочный транспорт. Подвода с лошадью стоит у крыльца.
- Какой же срочный транспорт может быть в такою погоду? По такому бездорожью 30 верст на телеге мы с тобой приедем только к морковкиному заговенью.
- Ты меньше рассуждай, не теряй время, собирайся быстрее, не менее чем через час мы должны быть там, - уже с диктаторскими нотками произнесла она и, повернувшись, добавила, выходя из квартиры, - Жду у подводы.

Зная напористый характер своей коллеги, не стал уточнять обстановку, быстро собрался, надел стеганую телогрейку, обулся в сапоги с галошами и вышел наружу. Стояла кромешная тьма. Как в народе говорят: «Не видно ни зги!». Почти ощупью спустился с крыльца и только тогда разглядел подводу. Это был тарантас, запряженный жеребцом по кличке Сокол. На облучке сидел кучер белорус Иван и, улыбаясь мне, протягивал огромный брезентовый плащ с большущим капюшоном, приговаривая:
- Накинь-ко на себя плащык, Ляксандрыч, то вмиг промокнешь, сшас быстро поедем.

Я закутался в плащ, влез в тарантас и уселся рядом с Фаиной, молча готовясь к преодолению трудной дороги. Иван присвистнул, хлопнул вожжами Соколу по бокам, и тот шустро помчал нас вдоль темных улиц села, затем по какой-то грязнущей дороге в сторону реки Валы. На часах было половина 12 часов ночи. Минут через 15-20 повозка остановилась, и я через мглу разглядел, что мы подъехали к железнодорожному мосту узкоколейки.
На мосту стояла какая-то незамысловатая тележка с двумя мужчинами, которые что-то кричали и сигналили нам лампой «летучая мышь». Иван помог нам выбраться из тарантаса и подняться по скользкой тропке на крутую насыпь моста. На мосту было еще холоднее, пронизывающий ветер с мелким дождем развевал полы брезентовой накидки. Под мостом, внизу зябко шумели волны реки, еще в большей степени навевая мрак и холод.
- Поспешайте, ребята, мы вас ждем уже не меньше получаса. Располагайтесь, сейчас заведем эту тарахтелку и поедем, - сказал весьма крепкий мужик в танкистском шлеме, кожаной куртке, брезентовых шароварах и кирзовых сапогах. Он, дергая какой-то ремень, стал заводить мотор тележки, на которую мы взгромоздились. Другой мужчина, одетый в стеганую телогрейку и брезентовую накидку с капюшоном, держал в руках тускло светившую керосиновую лампу, и помогал нам устроиться на какую-то незамысловатую скамейку. Как потом мы выяснили, этот сопровождающий был рабочкомом леспромхоза
- Это, что за агрегат? - спросил я у него, сомневаясь, что эта тележка, стоящая на рельсах, может сдвинуться с места.
- Это самодельная мотодрезина, сконструированная вон тем «Кулибиным» на базе старого мотоцикла ИЖ-350, - ответил он и показал на мужчину, который возился с мотором. Используем только при очень сильной нужде. Это его жена-хохлушка рожает, да разрядится не может, - со вздохом сожаления добавил он. В этот момент мотор пару раз чихнул и мелко затарахтел. Водитель покрутил какую-то ручку и тележка, трогаясь, стала набирать скорость, часто стукая своими металлическими колесами по стыкам рельс. Наш сопровождающий радостно промолвил:
- Слава, богу, тронулись, надежда есть, во время доедем. Жаль, что дорогу нечем осветить, фара перегорела. Не дай бог, на что-либо наскочить. Тормоза не надежные. В этот период лоси часто выходят на «дорожку». Они же кормятся по ночам. Под словом «дорожка» он имел в виду железнодорожный путь узкоколейки, по которой мы начали путь.
Только тогда я понял, что имела ввиду Фаина Андреевна под фразой: «Организовала срочный транспорт». Оперативно она смогла сработать благодаря тому, что имела на дому телефон. Она была женой следователя районной прокуратуры. А прокурорскому работнику полагалось иметь многое, в том числе домашний телефон, связанный прямой связью с почтовым отделением и телефонной станцией района, что не полагалось простому смертному. Из больничных работников домашний телефон был только у главного врача. Все остальные медики имели телефонную связь с внешним миром через старинные аппараты с крутящейся ручкой, намертво приделанные в 4-х больничных корпусах. Например мне, районному хирургу, чтоб связаться с республиканской санавиацией приходилось по часу крутить ручку аппарата в вестибюле хирургического корпуса и во весь голос кричать в трубку: «Почта, почта! Девушка, соедините меня с Ижевском, с санавиацией!». А если в хирурге возникала срочная необходимость, из хирургического корпуса за мной посылали гонца в любое место, туда, где я мог находиться. И гонец обязательно находил меня, где бы я ни был: дома, в кинотеатре, в гостях или на рыбалке на берегу реки. Вот таково в то время было дело с телефонной связью. Это трудно представить сейчас во времена разветвленной сети с мобильной связью, а мы жили и работали, не предполагая, что когда-либо будет возможным такое благо.

При въезде в лес, кромешная тьма укутала нас полностью, создавалось впечатление, что мы тарахтим в чернильной мгле. По мере продвижения в лес скорость дрезины постепенно стала увеличиваться и встречный мокрый ветер стал проникать под брезентовые накидки. Временами казалось, что нам на спину выливаются ушаты холодной воды. Верхняя одежда стала намокать, в сапоги начала проникать холодная влага. От охватившего все тело холода наступило какое-то безразличное оцепенение. Потерялось чувство времени и понятия, куда мы едем и для чего мы едем. Казалось, что под ритмичный стук колес мы проваливаемся в холодную преисподнюю, и этому не будет конца. В таком оцепенении находилась и моя коллега. Укутавшись в брезентовую накидку, Фаина за все время дороги не промолвила ни единого слова, что было не в ее характере. Такое оцепенение длилось более получаса и, наконец, вдали просеки, что мы проезжали, замаячил маленький, тусклый огонек, который по мере приближения нашей дрезины становился ярче.
- Слава богу, кажись, приближаемся без происшествий,- доложил нам сопровождающий, а в сторону механика приказал: - Не газуй, близко стрелка, которую нужно перевести на линию в сторону депо. Нас там будут встречать. От депо до больницы будет ближе всего.
- Знаю, - сквозь зубы буркнул механик и стал снижать скорость. Мы проехали еще минут 5 и, наконец, тележка стала медленно приближаться к тускло горевшему светофору. Не выключая мотора, механик соскочил с платформы и бегом побежал вперед переводить стрелку. Переведя ее, он также шустро набегу запрыгнул обратно. Дрезина на малой скорости миновала разъем рельсов и, не ускоряясь, медленно стала разворачиваться в левую сторону. Через пару минут сквозь кроны деревьев стали просматриваться огоньки уличного освещения.
- Молодцы ребята на электростанции, даже улицы осветили. Это специально для вас, чтоб не заблудились, - послышался радостный возглас сопровождающего, - Доставили вас, как ни как, за 45 минут.

Вскоре мы подъехали к кирпичному зданию депо, и оказались под его навесом, где нас уже ожидала санитарка больницы.
- Как она? - с тревогой спросил у нее механик, имея ввиду свою супругу.
- Все так же, без изменений, - ответила та, и, подхватив из рук Фаины Андреевны нехитрый багаж, быстрым шагом повела нас по грязным улицам к корпусу больницы.
Мужчины остались снимать тележку с рельс. Под нашими ногами чавкала жидкая грязь, а с неба продолжал поливать холодный дождь.

Когда мы вошли в вестибюль больницы, от яркого освещения зарезало глаза и в лицо повеяло ласковым теплом жилого помещения. В больничном корпусе стояла напряженная тишина и только из глубины здания временами слышались жалостливые всхлипывания: «О, ратувайте, громодяне, ратувайте!». Санитарка завела нас в какой-то закуток, где помогла снять насквозь промокшую верхнюю одежду и тут же выдала для переодевания фланелевые пижамы, а на ноги теплые чуни.
Пока мы переодевались, прибежавшая акушерка сбивчиво стала докладывать:
- Я все делала так, как по телефону Вы, Фаина Андреевна, назначили. Ввела все, чтоб снять родовую деятельность, но опять схватки вновь возобновились, и, по-моему, еще с большей силой. Вот опять от боли стала кричать. Продвижения головки нет. Сердцебиение плода выслушивается. Что будем делать?
- Ишь какая прыткая, пойдем сейчас посмотрим и решим, что делать, - ответила Фаина Андреевна и сделала жест в мою сторону, чтоб я следовал за ними. Мы прошли по темному коридору и вошли в ярко освещенную родовую комнату, где на кровати лежала весьма крупная женщина, которая, преодолевая боль схваток, истошно кричала:
- О, ратувайте, громодяне, ратувайте, людины!
- Сколько времени прошло после первого введения медикаментозной смеси?- спросила Фаина у акушерки. Та ответила:
- Уже больше двух часов.
- Можно повторить. Введи смесь в той же дозировке.
Акушерка моментально выполнила назначение, и, дождавшись, когда роженица несколько успокоилась и, как мне показалось, задремала, приступили к осмотру.

Нашему взору предстала мужеподобная женщина лет тридцати-тридцати пяти, весьма рослая и полная с широким плечевым поясом и узкими бедрами. Про таких в народе говорят «дебелая баба», - это та, «которая коня на скаку остановит и в горящую избу войдет». Живот и грудь у роженицы были больших размеров. Такой живот акушеры называют «отвисшим». Передняя брюшная стенка напряженно выпирала, особенно во время схваток. При ощупывании определялось, что она растянута и истончена до предела, через нее хорошо прощупывалась спинка крупного плода с большим задним прогибом и затылочное предлежание головки. Одновременно с осмотром, Фаина Андреевна стала уточнять акушерский анамнез. Обращаясь к акушерке, спросила:
- Вы с какого времени ее наблюдали?
- С 16-18 недель беременности. Осматривала по срокам, каждые два месяца. Течение беременности было нормальным. По моим подсчетам она перехаживает более 10 дней.
- Которая по счету у нее беременность?
- Вторая.
- Роды?
- Тоже вторые.
- Как протекала первая беременность и роды?
- Они приезжие с Украины. По ее рассказам, первая беременность была пять лет назад. Родила на 36 неделе недоношенную девочку, роды были затяжными.
- Девочка здорова?
- Да. Ей уже полных пять лет. Я ее знаю, шустренькая девочка, но Дюймовочка.
- Что? Так ее зовут?
- Нет. По физическому развитию.
- Ясно, - промолвила Фаина Андреевна. Что стало ясно Фаине Андреевне, я не понял, потому что от окружающего тепла и яркого освещения слезились глаза и наваливалась тяжелейшая дремота. Я подобрал подвернувшуюся табуретку, придвинув ее к камину, уселся, прижавшись к его теплому краю. По всему телу стала разливаться сладостная истома. Роженица от действия введенной лекарственной смеси стала успокаиваться и перестала кричать. Наступила относительная тишина. Сквозь дремоту я слышал, что Фаина с акушеркой продолжают исследовать роженицу, что-то замеряют, обсуждают и вполголоса подсчитывают. «Без меня обойдутся. Как они решат, так и буду действовать»,- промелькнула мысль в моей отяжелевшей голове, и стал погружаться в тяжелый сон.
Из этого состояния, продолжавшегося может быть несколько мгновений или несколько минут, меня вывел толчок в плечо, подошедшей коллеги.
- Проснись, упадешь и расшибешься, с тобой еще возись. Внимательно послушай. Мы с Марией Евстигнеевной пришли к выводу, что у роженицы имеется несоответствие размеров родовых путей и головки плода. Такое явление может наблюдаться при абсолютно нормальных размерах таза, но при крупных плодах. Большие размеры головки плода всегда представляют затруднение или препятствие для прохождения по родовым путям. Длительное стояние головки в одной плоскости таза, как правило, вызывают интенсивные, болезненные, иногда судорожные схватки, что и наблюдается у нашей роженицы. Они приводят к перерастяжению мускулатуры матки, что является симптомом угрожающего ее разрыва. Посему, как мы думаем, следует прибегнуть к кесареву сечению. А, ты как думаешь?
- Что тут думать-то? Надо, значит сделаем, не в первый раз, - ответил я, просыпаясь.
- Тогда пройди в ординаторскую, ложись на диванчик минут на 15, а мы в это время приготовим операционную.
Проходя из родильной комнаты в ординаторскую, и, укладываясь на диване, я мысленно восхитился коллегой: «Сколько же в ней жизнеутверждающей силы и физической стойкости! Ведь она более полутора суток не сомкнула глаз, постоянно на ногах и в напряженнейшей работе. Что стоило ей организовать эту неотложную помощь при осложненных родах? И что еще может случиться?».

Растянувшись на диване, я пытался сомкнуть глаза, но сон не шел. Появилось чувство ответственности за проведение предстоящего хирургического вмешательства. Тогда я мысленно стал прокручивать весь ход операции. Начал вспоминать, что следует произвести в первую очередь и не забыть какие-либо мелочи, которые могут осложнить послеоперационный период. Меня интересовала только хирургическая сторона вопроса. Что будет с новорожденным меня не волновало. Это было заботой акушеров и я знал, что они обязательно им основательно займутся.

Не прошло и 15 минут, как появилась санитарка и пригласила меня пройти в операционную. Зайдя в предоперационную комнату, я был ослеплен ярким освещением. Через стеклянную дверь было видно, что роженица уже лежит на операционном столе, обложенная стерильными простынями, а у изголовья сидит одна из медицинских сестер и утешительно ее успокаивает. Фаина Андреевна уже моет руки и, по привычке, начинает меня торопить:
- Пациентка готова к операции. Пошустрее мойся. Боюсь закончится действие лекарств и начнутся схватки, которые могут привести к вклиниванию головки. Я молча засучил рукава пижамы и приступил к обработке рук. В те времена единственным методом обработки рук перед хирургической операцией был способ, который включает в себя мытьё рук мягкой щеткой тёплой водой с мылом под рукомойником. Затем с помощью марлевой салфетки в 2-х тазиках по 3 мин в 0,5%-м растворе нашатырного спирта. Руки сушат стерильным полотенцем и обрабатывают до уровня локтевых суставов салфеткой, смоченной в 96% спирте. Ногтевые ложа и складки кожи тыла кисти смазывают 5% раствором йода. Такой способ считался весьма надёженым и применялся даже в полевых условиях.

Зайдя в операционную, я был поражен чистотой и аккуратностью этого небольшого помещения. Стены и потолок, обшитые широкой доской, были совершенно гладкими не имели никаких выступов и щелей. Окрашенные ослепительно белой масляной краской стены излучали тепло. Пол был также деревянный из толстой сосновой доски, хорошо подогнанный и обструганный без единой щелочки, окрашенный темно коричневым суриком. Все помещение было сделано с любовью и добротно. И не удивительно, работники лесного хозяйства работали на совесть и на века. Здесь они собирались жить в этой экологически чистой местности долгие годы. Особенно меня восхитило освещение, какого не было в нашей операционной ЦРБ. Здесь же для освещения операционного стола с потолка свисала специальная ярко светящая бестеневая лампа, не дающая тени. За столиком операционной сестры стоял фельдшер Володя Ральников и широко мне улыбался.

С Володей я познакомился еще по приезде, в первые дни начала работы в Вавоже. По возрасту он приходился мне ровесником, был уроженцем Вавожского района, хорошо знал моих родственников, живущих в этом районе. Окончив Можгинское фельдшерское училище, был призван на военную службу на Тихоокеанский морской флот, где прослужил три года в судовом госпитале, получив серьезные профессиональные навыки, в том числе по хирургии. Вернувшись после службы в родные места, начал работать в ЦРБ, но при открытии новой участковой больницы в Южно-Какможском ЛПХ, переехал туда на постоянное местожительство.
- Здравствуйте, Александрович, я как будто чувствовал, что нужно иметь стерильный халат и перчатки большого размера и поэтому держал их в запасе, -сказал он, помогая мне надеть стерильный халат и перчатки.
- Новокаин свежий?, - спросил я.
- Свежий, днем готовил. Предполагал, что может быть операция.
- Молодец, все знают, что ты умница и толковый парень, - похвалил я его.
- Хватит размусоливать и распевать друг другу дифирамбы. Поторопитесь начать операцию, - подхлестнула нас Фаина Андреевна, - время идет и вот-вот вновь начнутся схватки.

Я невольно поискал глазами часы и у противоположной стены на маленьком столике разглядел будильник, который показывал ровно 2 часа ночи.
Подойдя к операционному столу, мысленно очертил доступ разреза от пупка до лона строго по средней линии и попросил шприц с раствором новокаина. Володя сиюсекундно вложил мне шприц в правую руку. Обращаясь к пациентке, я предупредил:
- Потерпи, милая, еще немножко, сейчас сделаю маленький укольчик, ну, как будто укусит комарик, а дальше не будет больно. И в ответ получил:
- Да робыте же, вы, наконец, терпежу уже нэмае!
Не отвлекаясь больше на разговоры, я провел по всем правилам инфильтрационную анестезию намеченного разреза. Кожа с подкожной клетчаткой были истончены и растянуты до предела, как будто собирались лопнуть. На производство анестезии верхнего слоя передней брюшной стенки ушло не более 50 мл раствора новокаина. Выждав несколько секунд, чтоб началось действие обезболивающего средства, я попросил Володю подать скальпель, чтоб рассечь кожу с подкожным слоем.
- Какой, брюшистый или остроконечный? - спросил Володя?
- Конечно, брюшистый, - ответил я и протянул в его сторону правую ладонь, в которую он сию секунду вложил новенький брюшистый скальпель и зачем-то предупреждая, добавил:
- Острый, - на что я не обратил особого внимания. Так как кожные покровы пациента всегда подвижны и могут смещаться при разрезе, их обычно растягивают и фиксируют большим и указательным пальцами левой руки по обе стороны от линии намеченного разреза, что я и сделал в области пупка, Чтоб не смещать кожу в сторону от намеченной линии, лезвие ножа поставил строго перпендикулярно к поверхности кожи, и привычным движением с отработанным давлением на нож, каким производил не менее чем сотню раз, произвел разрез от пупка до лона строго по средней линии, при этом не почувствовав ни малейшего сопротивления рассекаемой ткани. Разрез был произведен быстро и красиво, но при этом произошло то, что никто не мог ожидать. Сам я ожидал увидеть мало кровоточащие края кожной раны и на дне ее поверхностную фасцию, под которую должен ввести раствор новокаина, а в место этого увидел медленно расползающиеся края раны и меж их выпирающую спинку плода с поверхностной кожной царапиной, из которой, как росинки, начинают выделяться капельки крови.

Жизнь и моя профессия часто готовила разные неожиданности, которые приходилось терпеливо преодолевать. В данный момент неожиданность увиденного застала меня врасплох и ввергла в растерянность. Согласитесь, что неожиданность всегда бывает настолько молниеносна, что пугает сильнее грома среди ясного неба. Испуг объял меня и привел в ужас. Ужас и трепет объял все тело и я явно почувствовал, как под колпаком стали дыбиться волосы. Мой разум оцепенел. Под влиянием увиденного я замер и стал неподвижным, не соображая, как могло случиться, что одним махом рассек всю стенку передней брюшной полости вместе с передней стенкой матки и даже царапнуть спинку плода. Сколько времени длилось мое оцепенение, совершенно не помню. Из ступора меня вывел возглас Фаины Андреевны:
- Ну, что стоишь, как истукан? Извлекай ребеночка! Видишь он наружу просится!
Я, очнувшись от шокового состояния, осторожно положил острейший ножик на инструментальный столик и из широко разошедшийся раны обеими руками, без особого труда извлек новорожденного, от пупка которого в полость матки свисала толстенная пуповина. Ассистент в тот же момент перехватила пуповину зажимом и отсекла ее ножницами. В руках я держал только что появившееся на белый свет новое «чудо природы». Удивление вызывали размеры и формы тела этого «чуда». Это был малыш мужского пола, тяжеловесный, с относительно крупной головой и широкими плечиками, весь в родовой смазке. Его скрюченные ножки почти достигали до моих локтевых сгибов. Сморщенное личико, похожее на печеное крупное яблоко, выражало удивление, и как мне показалось, он подмигнул мне левым глазом и причмокнул губками. Я поспешил передать младенца в руки акушерки, которая тотчас с помощью резинового баллончика отсосала у него содержимое из ротовой полости и увидел, как он сделал глубокий вдох, а через секунду услышал его громогласный вопль - «Ууу-ааа!», очень похожий на тот возглас, с которым идут в атаку русские солдаты на ненавистного врага.
- Что делать с ранкой на спине?, - тихо, со страхом, спросила акушерка.
- Ничего особенного, это небольшая царапина, смажьте йодом со спиртом, тут же затянется. Мой ассистент, убедившись, что новорожденный ровно задышал, с облегченным вздохом предложила:
- Вы готовьте с Володей шовный материал, послед я уберу сама, и глубоко запустила руку в широко раскрытую брюшную полость. Ей удалось рукой искусно выделить плаценту из матки и провести ручное обследование, убедившись, что удалены все остатки плодного яйца. Внимательно исследовав плаценту и пуповину, мы тотчас приступили к осмотру брюшной полости. Тщательно осушили ее, убедившись в отсутствии повреждения соседних органов, особенно мочевого пузыря. Хорошо было видно, как начинают сокращаться перерастянутые мышцы матки, имея умеренное кровотечение. Зашив двухрядным узловым кетгутовым швом рану на матке, мы приступили к послойному ушиванию брюшной полости. Володя безошибочно подавал иглодержатели с шовным материалом, кетгут или шелк (в то время другим шовным материалом мы не располагали), я послойно шил слой за слоем, а ассистент ловко вязала узлы. Весь процесс проходил как в ускоренной киносъёмке. За время нашей работы роженица не произнесла ни одного стона и только тогда, когда мы закончили операцию и накладывали на ее животе повязку, слабым голосом спросила:
- Хто народився? Хлопчик, або дивчинка?
- Мальчик, весом 4 650, а ростом 56 сантиметров. Настоящий богатырь — Илья Муромец! - сообщила акушерка.
- Це, гарно. Вгадала. Хлопця чекала, - и с облегчением глубоко вздохнула.
Я глянул на будильник и разглядел, что он показывал 20 минут третьего ночи. В активной работе мы были не более 20 минут, а в это время наша пациентка безусловно находилась в полушоковом состоянии, обусловленном продолжительными схватками и хирургическими манипуляциями, и терпеливо переносила свои страдания. Не может же быть, чтоб местная анестезия кожных покровов 0,25% раствором новокаина в количестве 50 миллилитров, могла полностью снять болевой синдром.
Закончив операцию, я отошел от стола, снял перчатки и халат, и только тогда почувствовал, как крупный пот заливает мои лицо, шею, и спину. Володя подал мне большую марлевую салфетку и, вытирая ею лицо, поинтересовался, как ему удалось наточить так скальпель. Он ответил, что всегда бреется японской опасной бритвой, приобретенной во время службы на Дальнем Востоке, которую правит специальным приспособлением. Вот и хирургические режущие инструменты научился затачивать. Мне оставалось только по доброму ему позавидовать. Я всегда скреб свой подбородок безопасной бритвой с лезвиями «Нева», которые всегда тут же стачивались. Придвинувшая к нам Фаина Андреевна выразила свою благодарность:
- Молодцы, ребята. Хорошо работнули. Я очень волновалась, что можем не успеть, и возникнут серьезнейшие осложнения. А тебя, Александрыч, ангел хранитель миловал. Чуть ребеночка не зарезал, но обошлось.
- Это Володя виноват. Наточил нож, как самурайский меч. Такой остротой так саданешь, что единым махом можно надвое раскроить на две половины и мать, и дитя, - ответил я шуткой на ее шутку, внутренне переживая, что так случилось.
- Иди-ко, ты, самурай, в ординаторскую и поспи немного, на тебе лица нет, а нам с Марией Евстигнеевной необходимо записать протокол операции, заполнить документацию, сделать послеоперационные назначения и проследить - не будет ли послеоперационного кровотечения.
- Уверен, не будет. Однако, следите за артериальным давлением, чаще измеряйте, - приказал я, и отправился в ординаторскую, где мне приготовили место ночлега.

Хотя я улегся в теплую постель, сон не шел. Появилось чувство нарастающей тревоги и неудовлетворенности от проделанной работы. Как же так могло случиться, что я потерял контроль за своими действиями? Поступил, как самурай или тот персонаж из древнеримского мифа, производивший чревосечение остро отточенным мечом. Вероятно, здесь сыграла роль не только физическая усталость от холодной и тревожной дороги, недооценка новой обстановки в которой пришлось работать, а та спешка с которой мы начали действовать. Ведь я этим лихим, без контрольным разрезом мог натворить «черт те что»! Мог вскрыть брюшную полость не строго по срединной линии и поранить мышцы живота, которые достаточно обильно кровоточат. Мог повредить мочевой пузырь, если он был не опорожнен (сам не проконтролировал!). Мог повредить прилежащие петли кишок. Без контроля зрения рассек стенку матки, что недопустимо. При боковой ее ротации возможно ранение боковых артерий. И, наконец, мог нанести глубокую рану на спинке новорожденного. Значит, виноват только я сам, потерял контроль и поддался спешке, с которой начали работать. Сколько раз себе внутренним голосом говорил, что при любой хирургической работе спешка всегда неуместна и вредна.

Только под утро мне удалось заснуть. В больнице стояла относительная тишина, которая являлась успокаивающим фактом. Электрическое освещение в больнице, как и по всему поселку, было уже отключено и только, где-то из глубины коридора слышны были звуки влажной уборки помещения. Если в нем никто не шумел и не суетился, значит в стенах его царила благополучная обстановка. Но я достаточно верно представлял, что в эту ночь едва ли удастся Фаине Андреевне прикорнуть хотя бы на час — полтора. Кроме писанины и наблюдения за роженицей, ей предстояло подробное разъяснение случившегося мужу, который сидел на крыльце больницы все время пока мы занимались его женой. Удастся ли ей успокоить и отправить его домой, чтоб он отдохнул? Хотя думаю, что от переживаний он и дома не сможет сомкнуть глаз за остаток этой тревожной ночи.

Где-то в половине восьмого утра я проснулся от непонятного говора за окном. За окном было по осеннему темно и ненастно, но было понятно, что дождь прекратился. Я встал, умылся, чем стряхнул остатки тяжелой дремоты, оделся и вышел в вестибюль, оттуда раздавался разноголосый разговор. Вестибюль был заполнен рабочим людом. Во главе сборища высился наш вчерашний знакомый — рабочком. Перед ними стояла Фаина Андреевна и покорно отвечала на интересующие вопросы о состоянии родильницы и новорожденного. Оказывается это была бригада лесорубов, в которой работала наша пациентка. Они, прежде, чем идти на работу, пришли услышать из уст доктора об исходе операции и пожелать скорейшего выздоровления родильнице и ребенку. Не успели они уйти, как к крыльцу больницы приближалась другая группа людей. Как будто все трудовое население поселка желали лично услышать о благополучном исходе родов.

Оставив для общения с приходящими акушерку, мы с Фаиной Андреевной приступили к обходу родильной палаты. Состояние нашей пациентки было вполне удовлетворительное. Остаток ночи она провела спокойно. Был естественный сон. Артериальное давление и пульс были стабильными, в пределах нормы. Повязка на животе была чистой, живот мягкий, без патологических симптомов. До нашего обхода новорожденного прикладывали к груди, сосал хорошо. На наши вопросы родильница однозвучно отвечала:
- Це гарно, це гарно. Це дуже гарно.
- Ну, коли «це дуже гарно!», то считаю свою миссию оконченной, - вымолвил я, дал несколько советов по ведению операционной раны и пошел готовиться к отъезду, пожелав всем участвующим в событии доброго здоровья.
Нас с Фаиной Андреевной сытно накормили гречневой кашей с молоком, напоили горячим чаем и проводили до депо, где нас уже ждали на мототележке те же сопровождающие. Мы должны были выехать «по дорожке» не менее чем за полчаса до отхода паровозика с груженым составом пиленого леса. Из депо мы выехали в половине десятого утра. Хотя стояло ненастье, но было довольно светло и доехали до моста через Валу без всяких приключений минут за 40-50, где нас ждал кучер Иван на подводе, запряженной Соколом. Значит Фаина Андреевна заранее сумела дозвониться до Вавожа и заказать подводу, чтоб нас встретили на том же месте, у моста. Так закончился наш казусный прецедент с кесаревым сечением.

Жизнь распорядилась так, что мне не пришлось более посетить Южный Какмож, хотя я живо интересовался работой этого ЛПХ, длительное время был в хороших отношениях с руководством предприятия и администрацией поселка. Сведения о состоянии здоровья пациентки и моего «крестника» получал изредка от Фаины Андреевны, которой по долгу службы приходилось нередко посещать эту участковую больницу. Затем события этой ночи постепенно стали стираться из моей памяти, но я часто вспоминал те времена, когда администрация и профсоюз любого предприятия были живо заинтересованы в охране и постоянном улучшении здоровья рабочих и всего населения поселка. Сейчас часто приходится вспоминать ту солидарность, гуманность, доброе, внимательное и бескорыстное отношение сограждан друг к другу, возможность сопричастности к жизни других людей. Той сопричастности, которая объединяет и делает нас единым народом независимо от национальности, единой страной.
Мы в то время всегда работали безвозмездно, за одну зарплату, без премий и сверхурочных, и без малейшего намека на «благодарность» со стороны страждущих.

Послесловие.

Работая над этим повествованием, я попытался окунуться в ту атмосферу, которая была полвека назад и выяснил, что передовое предприятие имеющее передовое техническое оснащение, большой производственный потенциал и развитую социальную сферу, давно уже не существует, Все проблемы поселка Южный Какмож начались в 90-х годах, благодаря Ельцинско-Гайдаровским реформам, когда был ликвидирован леспромхоз. Люди остались без работы и средств к существованию. Поселок обнищал. Трудовое население вынуждено было покидать обжитые места, бросать свои дома и усадьбы и искать новую работу. Были закрыты школа, больница, почта, пекарня, магазины.
Воспользовавшись несовершенством российского  законодательства, моментально нашлись дельцы, которые просто растаскивали оборудование и все, что плохо лежало, и сдавали все за бесценок в металлолом. По сути говоря, это было глобальное разграбление когда-то передового предприятия.
Узкоколейная железная дорога, которая связывала поселок со станцией Какмож, также была варварски и безжалостно уничтожена, разгромлена и разграблена. По данным официальной переписи населения 2010 года, в поселке осталось проживать семь десятков немощных стариков, которые не имеют возможности обратиться за медицинской помощью. Ближайший ФАП расположен в селе Брызгалово. Туда же должна ходить за корреспонденцией и пенсией для стариков местная женщина почтальон. А это 28 километров пути по лесу и бездорожью. Дорогу с твердым покрытием туда не успели доделать. Продукты в поселок привозят 1 раз в неделю автолавкой, но в дождливую погоду машины до поселка не ходят. Дождик прошел, - не жди хлеба! А, снежной зимой!?
Сложно представить, как можно жить в таких условиях и преодолевать свою старость и немочь.

Выводы предлагаю сделать Вам, мой читатель.