Кутырев и Кантоненко были из города Брежнева.
Слышали о таком?
Был, был…
Показывали сериал про Брежнева. Там Шакуров играет. Брежневу докладывают, что умер Суслов и его вдова просит переименовать город Самару (где я и имел, не скажу, что удовольствие, служить) в Суслов. Брежнев помял губами и сказал: «У нас городов не хватит, чтобы их во всех Членов… Политбюро переименовывать…. Такая привилегия будет только у Генеральных Секретарей!»
Вот и назвали Брежневым город Набережные Челны. Хотя, как раз, подходило название Члены Политбюро.
Сейчас отобранное у города название вернули обратно. Временно. Страна ждет новых героев.
Кутырев и Кантоненко были ребята с бегающими глазками. Они смотрели, где что не так лежит. И перекладывали.
Кантоненко был высокий, мордатый и с прыщами на лице.
Кутырев – маленький, серенький, незаметный, как мышка. Но на зубок к этой мышке попадать я бы никому не рекомендовал.
Они друг друга поддерживали. Если один видел, что можно где-то что-то урвать, то звал другого.
Главным интересом парочки – героев этого рассказа, была, как вы понимаете, еда.
Все мы там в той или иной мере этим делом интересовались.
Но Кутырев и Кантоненко проявляли тут особую находчивость и упорство.
За столом после команды «К приему пищи приступить!» надо было успеть схватить самые хорошие и большие куски. Они успевали первые.
В гарнизонном карауле, где была своя кухня, они умудрялись договориться о выдаче им по дополнительной порции.
Кутырев говорил, что организм привыкает к приему пищи в определенное время, и если организм вовремя не покормить, это для него очень плохо. А дополнительная еда – это только на пользу.
Не помню, по какому случаю, Кантоненко получил увольнительную в город. Денег у него не было. Если бы были, он бы их сразу проел в «Шарилке».
Но Кантоненко не мог дать пропасть добру. Если есть увольнительная, ее надо использовать.
- Пойду хоть просто погуляю! – сказал он. – Может чего и …
«Чего и …» у него произошло.
Кантоненко пришел вечером из увольнения довольный, с чувством выполненного долга.
- Ну, рассказывай! – окружили мы его.
- Подождите, не напирайте» - светился сытостью Кантоненко. – Сейчас расскажу.
- Иду я, значит, по бульвару, - начал он. – Солнце светит, птички поют. Хорошо! Смотрю, две девчонки. Симпатичные обе. Ну, я с ними и познакомился.
- Да, ладно! – сказал Перфильев. – Что-то я не верю!
- Зуб даю! – Кантоненко щелкнул себя ногтем по верхнему зубу.
- И чего дальше? – раздалось сразу несколько голосов.
- Дальше мы погуляли немного, поговорили. И, знаете, разговор как-то зашел о еде…
- Как-то? – сказал, усмехаясь, Женя Харламов. – Как же он так зашел?
- Сам не знаю, - ответил Кантоненко. – А девчонки мне и говорят: «А ты что, голодный, что ли?» «Да, я, конечно, - говорю, - не прочь перекусить». Одна и говорит: «Поехали ко мне, мы тебя накормим».
- И что? И что? – занервничал Перфильев.
- Мы и поехали.
- А что дальше?
- А дальше они котлеты разогрели. Макароны, картошку. Ох, и поел я!
- А потом что?
- Потом яишницу еще сделали.
- Ну, а потом что было?
- Потом компотом еще напоили.
- А после компота? – все были в напряжении, ожидая развязки.
- После компота я сказал, что мне пора уже. Больше у них поесть-то ничего не осталось.
- И ушел? – спросил Перфильев.
- Ну, да, ушел.
По расположению прокатился гул разочарования.
- Эх, ты! – сказал Женя. – Объел девчонок. Показал лицо советского солдата! Только не лицо, а совсем другое место.
- Ты хоть бы принес чего-нибудь! – упрекнул приятеля Кутырев.
- Неудобно было, - сказал Кантоненко. – Что мне, котлету в карман класть? Но ты не горюй! Я у них телефончик взял. Пойдешь ты в следующий раз в увольненье, будешь знать, где поесть можно!