Он сдвинул деревянную круглую заслонку с ручкой, которой от пыли прикрывали артезианскую скважину, и еще, чтобы в глубь трубы не падали птицы - попадет птица в трубу и бьется о стенки колодца, потом все ниже - от ужаса - не может понять, куда пропал воздух, который держал крылья в парении над землей, почему у неба вдруг обнаружилось твердое металлическое тело; бьет ее, птицу, бросает на металлические бока трубы - с хрустом ломает крылья и хвост, еще вираж, еще ниже, пока не свалится в воду.
Свалится, трепыхается, а вода уже крепко впилась в крылья, тянет вниз, - захлебнется, сдохнет, потом вода испортится и будет пахнуть тухлятиной.
Поэтому любой чабан, или пацанье, или геолог - любой человек, набрав воды - всегда закроет скважину крышкой.
Воды в горах мало. Только речка Кантагинка, но она течет в поселке, а летом вообще пересыхает.
Там, у речки, его будут искать, а сюда - в горы, еще надо добраться.
Это он с детства знает: все эти развалы, и старые брошенные штольни, и щели между скальными плитами - куда только мышь вползет и он, человек, который не хочет быть найденным.
Он осторожно заглянул в прохладный мрак.
Где-то глубоко внизу чувствовалось присутствие воды, скорее не движением, а влагой, которая поднималась снизу, и которую он ощутил разгоряченным лицом; в черном отливе воды мигал белый круглый зрачок луны, луна тоже попалась внутри колодца, как шальная птица, и ей - не выбраться.
Он, Ришат, тоже - внутри колодца, и ему тоже - не выбраться, как луне, или выбраться?
Он стал осторожно травить ведро, крепко припаянное к металлическому тросику, туда - вниз, и вдруг сообразил, что ему нечем набрать воды, нечем! - взять с собой.
Он, возле этого артезиана - в ловушке!
От этой мысли Ришат разжал руки и тросик стремительно распустился, а через минуту внизу глухо шлепнулось, но показалось, что страшно громко - на все окрестные горы, и, может, даже услышали в поселке: как он тут, у артезиана, набирает воду.
Это было невозможно, чтобы услышали в поселке: поселок так далеко, что сюда даже дальний отсвет огней не доходит, не озаряет ни горизонт, ни кромку гор, не говоря уж о звуке. Звук короче света, кажется, - чтобы он помнил эту физику сейчас!
А все же непроизвольно бросился на землю, замер, даже дыхание задержал. Прислушался: только ночью в горах может быть такая абсолютная тишина.
Даже не тишина, а беззвучье, как будто ночь все звуки всосала в себя.
Отпустило, - усмехнулся своему страху.
Здесь их по-большому счету четверо: он, артезиан, горы и луна в небе, которая одна все видит.
Дожил: вот какая у него теперь компания.
Лучше такая. По крайней мере, никто не скажет, что он кого-то из них убил.
Как сказали про этого старика-бахчевника, что он его убил, размозжил голову камнем.
Как он мог это сделать, зачем ему вечно пьяный старик-казах сдался - попробуй объясни!
Да он его видел один раз, этого пьяного дурака, который так сторожил бахчу, что государству сдавать оставалось одни пустые плети. Досторожился.
Все знали про это, всем - было удобно, и носили ему водку, а он им — арбузы: бери - сколько хочешь. Не своя бахча — колхозная. И начальство разное поселковое и милицейское, на газиках припыливало - под вечерок, чтоб не так очевидно было, что и начальство, даровыми арбузами трещит на своих семейных достарханах.
Так при чем здесь он? Почему?
Чтобы кого-то убить, надо что-то про этого человека знать, надо, чтобы человек тебя так оскорбил, или твоего друга, или девушку, хотя этого тоже наверное мало... Он никогда даже не думал раньше, что может кого-то убить, и надо ли вообще кого-то непременно убивать...
А о казахе-бахчевнике он знал только одно - что тот менял арбузы на водку. И целыми неделями валялся на бахче под брезентовым тентом, подставив под ухо транзистор, - слушал Маяк: «Рабочий полдень» и «Для труженников села».
У них даже разговора не было толком.
Казах вздернул на него свои уже пьяноватые глазки.
- О... мачки... бачик... бола!
- Салям аллейкум! Как насчет арбузов?
- Вааллейкум. Водка принес?
- А деньгами?
- Деньги как я пить буду - подумал? Эээ... Тупой, да?
Как-то неудобно даже было отдавать водку, но - отдал.
- Ооо! Якши... якши бола... иди, – и, чуть приподнявшись со своего лежбища, бахчевник туманно махнул в сторону арбузных рядов и опрокинулся навзничь.
Ришат зачем-то съязвил еще:
- С таким отношением к социалистической собственности немного же достанется государству.
Казах засмеялся. - Дурак, чему вас в школе учат? Ты - государа-с-тво, я — тоже самое государ-а-ство! Я же тебе отдал - не Амэрик - поганый эмпирализм! - и забулькал из горлышка.
Поразившись такой простой схеме жизни, Ришат даже хотел узнать, что казах вообще себе думает, но тут его плечи осыпало градом камней.
Метрах в десяти, загораживая собой солнце, возникла огромная огненно-красная бабища с растрепанными волосами, и молча, споро наклоняясь, подбирала с земли комья, а затем швыряла в Ришата.
- Е...ть, - страшно ругалась она, - отец твой - тоже оть.., б.., - ужас, как эта женщина могла сочетать разные ругательства.
- Эй-эй, - психанутая!!! - заорал Ришат, пытаясь увернуться, - хорош камнями садить! А то - смотри!
Но баба не унималась, тогда Ришат поднял с земли крепкий булыжник с острым краем и как следует запустил в сторону страшной Огненной бабы.
Кое-как, сквозь шквал ругательств, Ришат уяснил, что баба, - жена бахчевника, и против того, чтобы ее мужа спаивали целым поселком.
Похватав арбузы, Ришат торопливо покинул бахчу. Еще смеялся про себя: от такой жены не только на месяц уляжешься водку пить - добровольно в гроб впрыгнешь!
(И вот — впрыгнул...)
Но это все - что между ними было.
Камень, который он кинул в Огненную бабищу, никак не мог размозжить голову старику. Он тогда должен был бы отлететь от бабы, как если бы та была из железа, и отрекошетить в голову старика, но этого не было, нет.
Он даже не попал в бабу - промахнулся.
Так как же потом получилось, что именно этим камнем били старика по голове?
А потом эта баба описала именно его, Ришата, и камень нашли, и она рвала на себе волосы, и рвала в клочья свое лицо ногтями, и выла, и тыкала в него пальцем, и опять страшный мат вперемежку с воем - окатил его и гнал, гнал, и привел сюда, в эту ночь, к этому артезиану...
Ришат тоже хотел бы завыть, как та баба, но сдержался.
Он не знал, что делать дальше.
Он даже забыл про ведро, которое наполнившись водой, совсем опустилось на дно, и если пристально вглядеться в гулкую темь трубы, то можно было увидеть, как стоит на дне ведро - а в нем лежит луна.
В горы он ходил, вначале с отцом, потом уже с дворовыми приятелями.
Горы были его, они его приняли, некоторых - не принимали: тех, кто боялся свободы, высоты, одиночества. Он ничего этого не боялся, наборот, только там чувствовал себя уверенно.
Он имел право, он завоевал их доверие, приручил к себе, уговорил принять в свое содружество, как брата.
Горы вообще-то свободны, они - ничьи, принадлежат сами себе, с ними можно только дружить - не порабощать.
Если порабощать - гора отомстит.
Так гора сделала это с отцом и его бригадой - взорвала метан - всех спалило живьем. Но он понял, не держал зла на горы. Если гора не защитит себя, то всю изроют, заставят вышками, просверлят со всех сторон и будут копошиться внутри, изымая терзая тело, грузя его на свои скрипучие вагонетки. Вагонетки грохочут по рельсам...
А еще построили обогатительную фабрику, черный дым которой днями и ночами садил в небо, то вертикально - в безветрие, то накрывал горизонт траурной каймой - когда дул самум. Ему казалось, что это сжигают в печи - душу горы. И она оседает серым пеплом на склоны: вокруг обогатительной фабрики склоны были совсем мертвы и покрыты серым пеплом.
Никогда бы не стал шахтером, как отец - пойти в шахтеры, значит предать горы, взять себе право владеть горой, убить ее Душу.
Когда-то даже поспорил с отцом, высказал ему свою позицию.
Отец рассмеялся вначале. А потом рассердился:
- По-твоему, не надо проводить геологоразведку, не трогать недра, пусть свинец сидит внутри руды, и нам не из чего будет отливать пули? А пуля - это знаешь, для чего она? Знаешь? Чтобы убить врага, то есть, зашитить нас с тобой! Пойми, гора нас с тобой защищает! Отдает свое кровное, чтобы такого, как - ты, лопушка, сохранить, дать ему возможность жить и продолжить свой род! Ну, дурак -дураком, надо же - какие мысли?..
Так к кому же было теперь бежать, кто его спасет - только горы.
Посидит здесь, пока там внизу, в поселке, разберутся что к чему.
Найдется может быть один разумный человек в этих органах, вот хоть может быть этот следователь Анвар Кужегетович, он, Ришат, правда нечаянно ткул его шилом, которым до этого просверливал дырочку в ремне - тесноват стал; наверное поцарапал лицо, но кто же ожидал,что тот придет в дом с арестом, когда сам сказал, что пока - под подписку, пока - только свидетель, не обвиняемый, что есть сомнения, а потом пришел арестовать за убийство старика, которого он не совершал! Значит наврал? Обманул? Смотрел честно, с добром и вот - обманул! Как так может быть - честными глазами — обманывать!
Но может все-таки разберутся?
Хочется верить.
Разобрались же тогда с этой чертовой коровой! Два года назад.
Вызвали его в дескую комнату милиции, где сидел местный, кантагинский участковый, Бекмурашев.
Он показал заявление гражданки Зейналовой Фариды Гусейновны о преднамеренной порче личного имущества, а именно, отравлении коровы-пятилетки по кличке Зайсан, которая стала какать кровью и издохла.
Что такого-то числа сего года, ночью, у навеса с коровой был замечен ученик, находившийся в числе выехавших на сбор хлопка в совхоз Икан и т.д. позже опознанный гражданкой Зейналовой, как Ришат Кубаров. А следующим утром корова гражданки Зейналовой закакала кровью.
К заявлению еще была прикреплена официальная бумага, о том, что иканским отделом внутренних дел, в лице тов. Ильмухамедова, проведено расследование, через которое он подтверждает, что своими глазами видел испражнения коровы, в которых очевидно присутствовала кровь. А также удостоверяет, что корова лежала на дворе гражданки Зейналовой в виде трупа коровы. Заключение ветеринара осутствовало по случаю болезни последнего посредством алкоголя.
Ришат тогда очень даже знал почему гражданка Зейналова навесила на него свою дохлую корову. Из-за своей племянницы, Гули,которая зимой жила в кантагинском интернате, а в страду, во время посадок на огороде, а позже - и сборе хлопка, тетка нагло забирала ее домой - помогать в хозяйстве. И за это обстоятельство, он как-то погрозился задушить Зейналову, ее же чулком!
- Что скажешь? - невозмутимо спросил его участковый.
- Что иканской милиции делать нечего - дохлых коров какой-то сумасшедшей изучать! Пусть докажет, что я отравил корову! Где написано - что я? Может корова сама какой-то дряни наелась! Целыми днями шастает по степи!
- А ты откуда знаешь?
- Глазами видел! Что, глазами смотреть - преступление?
- Нет, глазами смотри себе сколько влезет, рукам воли не давай!
- Докажите!
- А вот что ты делал у ее дувала?
- Гулял!
- Других мест не нашлось?
- Не нашлось!
- А Гуля?
- Что - Гуля?
- Тоже там гуляла?
- А я — знаю?
- А кто?
- Дед пихто!
- Грубишь? Умный очень? Ты это знаешь ли, поосторожнее, про тебя вот разное говорят
- Что разное?
- Что в школе времени проводишь в два раза меньше, чем в горах. Там тебе что, маслом намазано? Упадешь - разобьешся!
- Дураки только бьются!
- Ну, говорю же, умный - смотри, о свой ум не споткнись.
- Значит в горах воздухом дышать вредно, а целый учебный месяц на полях хлопок собирать - полезно?
- Ты эти разговорчики брось! Наглец! То - помощь государству - государственное дело! А то - пустое шатание!
- Да, ладно вам! И вообще - эти иканские - все чокнутые - пристали с дохлой коровой. Весь район взбаламутили, вас вот от важных дел отрывают.
И повторил с пришуром, - вы же сами знаете - чокнутые!
Бекмурашев не удержался, хмыкнул - понял, на что намекал Ришат.
На историю со Сталиным.
По всей республике, после известного двадцатого съезда, стали сносить памятники вождю народов, а эти иканцы - такую бучу подняли! Не дали у себя памятник рушить, отбили у милиции ( хотя и милиция там была: один - хромой, другой - с кобурой без пистолета) - чуть восстание не начали. Ну и плюнули на них, не стали связываться - пусть хоть целуются с кровавым тираном, раз приспичило! С тех пор иканцев считали чокнутыми.
Хоть и прошло уже двадцать лет, откуда бы мальцу знать, - это все Абдрахманов воду мутит - дешевый авторитет зарабатывает. Ишь - краевед нашелся, исследователь! Жену бы получше свою исследовал. Надо бы с ним разговор провести, пока не натворил бед, школьный учитель.
Историю ворошить опасно: раскопали могилу Тамерлана и. пожалуйста, - на следующий день началась война.
Бекмурашев тогда отпустил Ришата, - с тех пор, как у того отец в шахте сгорел, парень от рук совсем отбился...
А с коровой потом прояснилось - сама же дура Зейналова из упрямства не дала отвезти труп на скотомогильник, и он смердел на огороде целую неделю, до первого заморозка, - тогда наконец протрезвел ветеринар и распилил уже вмерзшей в землю корове - сычуг, который оказался доверху набит кашей из косточек дикой сливы.
Где-то нашла эта бедняга Зайсан дикую сливу и обожралась - до отравления цианидом.
Тогда еще люди шутили, что Зейналова довела свою корову до самоубийства: "раз та лучше отравилась цианидом, чем жить с такой мегерой, как эта Фарида."
Целую грыжу на свои мозги заработала своей зловредностью Зейналова.
Теперь ей было не растолкать своими острыми как клювы - локтями, соседок в очереди за колотым рафинадом - «сладкий сахар», так его называли. Обычный сахар -песок и пресованный рафинад завозили в лавку, а такой вот колотый, старинный, похожий видом на куски янтаря, привозили редко - его любили иканские старики, и женщины, бывало, дрались в лавке, когда его привозили.
Женщины сразу начинали кричать Зейналовой:
- Иди, своей Зайсан расскажи. От твоего характера даже корова отравилась!
Зейналова страшно ругалась и убиралась восвояси ни с чем, а потом тычками и затрещинами вымещала свою злость на Гуле.
Бедная Гулечка, теперь ее некому будет защитить от мерзкой тетки! Ну, ничего - он еше вернется! Увидеть бы ее — сказал бы, что — не сбежал, что б ждала, что ни в чем не виноват. Чтобы верила.
Ришат стал поднимать потяжелевшее наполненное водой ведро. Ведро кренилось и слышно было, как шлепались вниз с грустным всхлипом - плюхи. Не слишком глубокий этот Артезиан, наверное метров семь: бывают и до тридцати.
Пил долго: вначале жадно крупно глотал, так что даже поперхнулся, - потом, с перерывами - пустой живот наполнялся водой. Жаль, что вода не сохранится внутри живота, как в бурдюке, а всосется внутрь, в кровь.
А назавтра, когда августовское солнце встанет высоко — жажда вернется.
Ведро брать опасно - сразу заметят.
Стал в темноте шарить вокруг- может быть чабан или путник забыли баклажку.
И, - нашел. Бутылку с высоким узким горлом. В таких бутылках на автовокзале апайки продавали молоко - заткнув верх газетным пыжом.
Бутылка валялась давно - вовсю обгажена птицами, - никто не хватится.
Неужели его, Ришата Кубарова, будут гнать по горам как преступника, с собаками и вертолетами?
http://www.proza.ru/2014/12/03/947