Глава 1. «К чёрту зарок!»
Друзья – Владимир Воронцов и Евгений Бутов – сжимали друг друга в объятиях. Они были страшно рады: Воронцов только что получил от Святейшего Синода официальное уведомление о разводе.
Слуги Пётр и Зейнаб глазели на происходящее, понимая, что произошло что-то очень-очень хорошее!
Бутов, сияя, закричал:
- За это надо выпить! Пётр! Шампанского!
- А как же твой зарок? - спросил Воронцов.
- К чёрту зарок! - закричал Бутов.
- К чёрту зарок! - повторял и повторял Владимир, снова обнимая друга. - Пётр! Шампанского!
Пётр бегом принёс бутылку шампанского. На его лице улыбка до ушей. Евгений: «Разливай!» Воронцов отнял у слуги бутылку, налил сам в два бокала. Кивнул Петру: «Тащи третий себе!» Слуга в недоумении посмотрел: как можно?! Граф: «Ну не из горла же ты будешь? Живей бокал!» Тем временем господа уже махнули по бокалу шампанского. «За тебя, Вольдемар, за твоё счастье!» - сказал Бутов.
У Владимира всё внутри дрожало от радости, от счастья, будто играли пузырьки праздничного напитка. Он налил во второй раз, не проливая, хотя сейчас это ему очень трудно далось. «Пётр! Ну где ты там?! Не хочешь пить за меня? За Софью, за Софью тогда выпей с нами!» Воронцов был возбуждён. Слуга успел подставить бокал. Граф держал бутылку кверху дном над бокалом Петра, сливая последние капли. Пётр: «Совет Вам да любовь, Владимир Сергеевич!» и выпил.
– Такие вещи двоим желают! – бросил ему господин. – Ну, всё, неси одеваться!
Бутов спросил:
– Довезёшь меня?
– Прости, Евгений, я пешком! Не могу…
Воронцов не мог сдерживаться - ему требовалось движение, активность, надо было бежать.
Бутов взглянул в лицо друга и понял его чувства, ответил:
– Извозчика возьму! Удачи!
Они ещё раз крепко-крепко обнялись.
– Вот и дождался ты своего счастья, брат!
– Благодарю тебя! Прости, побегу!
С извиняющимся выражением лица граф подмигнул двумя сияющими глазами одновременно.
Евгений ушёл, Владимир оделся и тоже вышел из дому.
* * *
На Воронцове был чёрный осенний костюм, чёрный котелок, в руке – тросточка по тогдашней моде. Он привык с саблей – чего-то не хватает, если без трости.
Три квартала преодолел в момент, сам не заметил как. Подойдя к домику Софьи, заглянул в окно. Домик почти в землю врос – так что это несложно было сделать. Софьи в детской нет, значит, в комнате. Владимир постучал тросточкой в другое окошко. Соня увидела – побежала открывать.
Владимир не мог совладать с дыханием. Софья открыла, и на него полились потоки света из любимых глаз. Он взял её за руку и провёл внутрь, закрыв за собой дверь. Ему не терпелось скорее поцеловать и обнять свою невесту!
Соне передалось его волнение. У неё ноги подкашивались, и Владимиру пришлось в комнату её вести, поддерживая. Он сказал, обнимая её:
– Софья! Я свободен, свободен! Святейший Синод дал разрешение на развод! Я свободен!
Софья, казалось, не понимала, что он говорит. Она словно застыла на месте. Он достал письмо с гербами и подал ей. Она взяла.
– «…постановил: брак этот расторгнуть!» - прочитала она вслух.
Но она ещё что-то искала в письме. А, вот, нашла.
– «В связи с отсутствием матери на территории Российской Империи сына оного графа – Воронцова Сергея Владимировича … оставить на попечении… отца, Воронцова Владимира Сергеевича».
Она подняла глаза от листка. Глаза её сияли.
– Владимир! Владимир! – других слов у неё не было.
Они никак не могли прервать поцелуй, пока хватало воздуха. Восторг, переполнявший Владимира, заставил его подхватить Софью на руки и закружить по комнате.
– Софья! Любовь моя!
Но она ласково, и в то же время решительно выбралась из его объятий.
– Влади-имир! Подожди немного! У нас вся жизнь впереди!
Её голос звучал для него как колокольчик: динь-динь-динь. Он опять захотел её поцеловать. Но упрямая девица слегка отстранилась.
– Давай серьёзные вопросы нашей жизни решать на трезвую голову!
Владимир чуть не обиделся. Как? Она не хочет с ним целоваться!
– Сейчас мы с тобой не можем адекватно мыслить, утро вечера мудренее! – молвила Софья.
Ждать! Владимир не хотел ждать ни минуты!
– Но вы с Серёжей можете хотя бы переехать ко мне! – сказал он.
Но Софья отказалась.
– Давай до завтра подождём, – ответила она. – Я замуж выхожу, Владимир, один раз в своей жизни.
Эти слова привели Воронцова в неописуемый восторг. Она один раз выходит замуж! За него! Софья! Любимая! Единственная!
Ему захотелось снова подхватить её на руки и… Но Софья продолжала говорить:
– Ты понимаешь, что это за событие для женщины?! Хочу, чтоб оно прошло достойно!
Ну да, достойно. Правильно. Она же будет графиней Воронцовой. А у Воронцовых всё должно быть достойно. Софья всегда знала слова, которые в силах остановить Владимира, хотя он гораздо старше её, сильнее и должен быть мудрее.
– Ты разве не хочешь посмотреть на Серёженьку? – спросила она.
– На Серёженьку?.. – Теперь он как будто не понимал, что она говорит. – Ах, да, на Серёженьку. Хочу!
Раз она хочет, значит, и он хочет. Он был в эйфории от близости цели! Он был на всё согласен!
Они прошли в детскую, посмотрели на спящего младенца. Софья снова говорила о том, что Серёженька станет их сыном. Она была довольна, что в решении о разводе и Серёжа упомянут.
Малыш проснулся, и Стеша стала его кормить, а Софья предложила графу попить чаю.
Поздним вечером граф собрался домой. Домой? Ему показалось уже, что его дом – здесь, где Софья, и не хотелось покидать её.
Но Софья после прощального поцелуя, смеясь, вывела его за руку в прихожую.
– До завтра!
«До завтра. Целую ночь ждать…»
При свете фонарей поймал извозчика и поехал к себе.
Но на следующий день с утра был уже у любимой. Он знал, что малыш просыпается рано, а с ним и Софья.
– Софья! Когда будем венчаться?
Софья засмеялась и посмотрела так, как когда что-то задумывала.
– Не раньше, чем сделаешь предложение, Владимир! Кстати, помнишь, ты сказал, что поведёшь меня к алтарю, а моего согласия ты не спрашивал!
– Софья, милая моя, единственная любовь моя, Вы не откажетесь составить моё счастие?! – послушно высказался граф.
– Нет! - ответила она, но увидев, как напряглось его лицо, добавила важно. - Не откажусь, ваше сиятельство.
Лукавая девичья улыбка озарила её лицо. Он заморгал часто, как будто глядя на солнце.
– Я только об этом и мечтала! Твоё счастье - это и моё счастье! – горячо воскликнула Софья, и они опять начали целоваться.
– Так на какой день назначим свадьбу? – снова спросил Владимир, когда влюблённые оторвались друг от друга.
– На воскресенье, конечно! – Она загибала пальцы. – …Четверг, пятница, суббота – надо поститься перед венчанием три дня. Хватит?
Три дня – это три вечности!
– Надо у батюшки уточнить.
– А где мы будем венчаться, Владимир?
«Боже, какие прекрасные слова: свадьба, венчаться!» Владимир мечтал, как невеста!
– Софья, а ты уже выбрала место... - утвердительно сказал Воронцов.
– Да… В нашем институте!
Почему там?
– Владимир! Я хочу, чтобы мою радость разделили и девочки! Все, все, кто меня любит, кто со мной дружит, кто за меня переживает! Нельзя лишать их праздника! А в другую церковь мадам Соколова никого не отпустит! …Постой!
Она неожиданно замолчала, вспомнив что-то.
– Соооофья! Да ты же ещё воспитанница! – вспомнил и Воронцов.
– Да! Чтобы венчаться, нам нужно получить разрешение мадам Соколовой.
– Пойду, значит, просить у неё твоей руки, – сказал Владимир деловым тоном. – Ну и заодно насчёт часовни поговорю.
Зачем откладывать? Воронцов сел в коляску и поехал в институт. «Надо ещё кольца для венчания купить!»
Глава 2. «Прошу руки Вашей воспитанницы»
Перед кабинетом мадам Владимир испытывал некоторый страх. «Надо было Евгения с собой взять! Чтоб тылы прикрывал!» – подумал он, разглядывая белую масляную краску двери и чувствуя в руке холод медной ручки. Но, услышав позволение войти, решительно, как бросался в атаку, вошёл в кабинет.
– Рада Вас приветствовать, граф! – обычным своим радушным тоном произнесла Лидия Ивановна, выходя из-за стола, чтобы встретить гостя. – Чем могу служить?
Граф, вместо ответа, подал письмо из Святейшего Синода. Она быстро пробежала глазами.
– И что? – а сама лукаво смотрела на него.
Весь вид её говорил: «Ну не мне же Вы пришли делать предложение!»
«Не Вам!» – подумал Владимир и решился.
– Мадам! Я прошу Вас разрешить венчание Вашей воспитаннице Софье Горчаковой! Я прошу у Вас её руки!
Соколова улыбалась.
– Но, как правильно Вы заметили, она ещё воспитанница института!
На самом деле, экзамены были сданы, аттестаты заполнены, и выпускницы могли уже покинуть дортуары. Оставались только бал и вручение шифров, отложенные из-за болезни императрицы. Но Лидии Ивановне захотелось ещё немного помучить графа. Уж такая вредная натура.
– Мадам! Вы, конечно, знаете, что Софья… мадмуазель Горчакова… взяла на себя обязанности по воспитанию своего крестника, потому что мать мальчика покинула страну. А из этого письма, - он кивнул на бумагу из Синода, – Вы узнали, что Серёжа оставлен со мной.
Соколова кивнула.
– Софья ни за что не расстанется с Серёжей! – горячо сказал граф. – А жить с ребёнком в домике, где нет условий, сейчас уже никакого смысла нет. Да и холодно становится: осень. Топить надо. Три женщины и грудной ребёнок! Нельзя его простудить!
– Да, да, – сказала Лидия Ивановна.
– А переезжать ко мне до свадьбы, Вы же понимаете, Софи отказывается наотрез.
– Да и вообще это моветон, – ответствовала начальница.
– Мадам, я рад, что Вы меня поняли! – сказал Воронцов.
Она подумала несколько секунд и сказала:
– Хорошо! В порядке исключения… я разрешаю ей венчаться с Вами, Владимир Сергеевич. Но…
Она взглянула вопросительно и увидела, что он не прочёл её немого вопроса-опасения. Это её почти успокоило и почти послужило ответом.
– А где вы хотите венчаться? – спросила она.
– Мадам! Софи настаивает на институтской часовне.
«Слава Богу!» – с облегчением вздохнула Лидия Ивановна. Это тоже было практическим свидетельством, что опасения начальницы напрасны. Хотя ведь эта своевольница творит что хочет, понимая недопустимость своих поступков!
– Что так? – захотела она уточнить.
– Сударыня, мадмуазель Горчакова хочет пригласить на венчание и на праздничный чай, если позволите, всех девочек. А в другую церковь ведь вы не отпустите их в таком количестве!
Лидия Ивановна засмеялась.
– Выпускницы вольны покинуть дортуары до торжественного акта!
– Но Софи и младших хочет видеть!
«Софи, Софи хочет! А ты-то чего хочешь?» – подумала Соколова.
Она позавидовала молодым. У неё никогда не было такой всепоглощающей взаимной любви.
– Ну хорошо! – сказала она. – Пойдёмте договариваться с отцом Феоктистом. Без меня он, чего доброго, Вам не поверит!
Действительно: только что граф крестил младенца, праздновал рождение малыша вместе с женой, а уже женится на другой!
Но мадам Соколова распорядилась решительно.
Однако отец Феоктист возразил, изучив документ из Синода.
– Ваше сиятельство! Для повторного венчания у Вас ещё должно быть благословение от правящего архиерея.
– От кого?
Воронцов был абсолютно далёк от церковных тонкостей.
– От их преосвященства, митрополита Иннокентия.
Граф растерялся. Препятствия его распаляли.
– А где я его могу найти? – поинтересовался он у священника.
– Ваше сиятельство! Митрополит Московский обретается в Кремле – в сердце нашей священной древней столицы. – Круглое лицо отца Феоктиста омрачилось. – Но, ко всеобщему нашему прискорбию, с лета сего года их преосвященство тяжко больны!
При этих словах священника у Владимира заныло под ложечкой. Он очень не любил ожидание, но ещё менее любил неожиданности.
Мадам Соколова, видя графа в затруднении, сообщила с лучезарной улыбкой, что у неё ещё много дел.
– Владимир Сергеевич, когда с отцом Феоктистом разрешите все вопросы по венчанию, я жду Вас! Мы с Вами всё устроим в лучшем виде! Уверяю Вас: и Вы, и мадмуазель Горчакова – оба будете довольны!
Отец Феоктист пытался ещё что-то говорить, по своему обыкновению многословно, но Воронцов не стал его слушать, учтиво распрощавшись со священником.
Глава 3. «Благослови вас Господь!»
(Так написал Воронцов Софье в своём первом прощальном письме, когда ему сказали, что она дала согласие на брак с Хованским, и граф поскакал было на фронт, не желая мешать её счастию с князем.)
Владимир вышел из ворот института, сел в коляску и поехал в Кремль.
Коляска проехала под белокаменной аркой Патриарших палат и остановилась, словно перенеся его в XVII век. Стрельчатые окошки и низкие этажи, поливные изразцы на белых стенах, украшенных каменным узорочьем, будто погрузили его в сказку! Увидев икону над аркой узорного входа, Воронцов перекрестился. «Господи, помоги!» – сами собой на устах возникли слова.
Он зашёл в приёмную. Сводчатый потолок, каменный пол квадратами, сундуки вместо лавок… На Владимира пахнуло древностью. За массивным деревянным столом сидел очень прямой священнослужитель лет 60-ти с большим крестом на груди, в высоком чёрном клобуке. Мантия из дорогого тонкого чёрного сукна ложилась красивыми складками. При виде посетителя он встал.
– Благословите, батюшка! – подошёл Воронцов, поцеловав руку служителю.
– Господь да благословит тебя, сын мой! – отозвался тот, перекрестив его.
– Граф Воронцов, Владимир Сергеевич! – отрекомендовался пришедший.
Трудно было сдержаться и не щёлкнуть каблуками. Вот что значит – многолетняя привычка!
Служитель взял поданное письмо от Синода, прочитал и взглянул вопросительно на Воронцова.
– Святый отче, желаю сочетаться законным церковным браком со своей избранницей! Говорят, что для этого требуется разрешение правящего архиерея!
– К сожалению, их преосвященство охвачены скорбию телесной!
Он начал молиться себе под нос, кладя мелко крестное знамение. Воронцов повторил его жест.
Проговорив «аминь» и сложив молитвенно руки, церковный секретарь, как окрестил его про себя Воронцов, взглянул на посетителя.
- Я вот тут... пожертвование принёс, - отстранённым тоном произнёс Воронцов.
Служитель проворно подставил копилку чернёного серебра со щелью:
- Сюда, пожалуйста!
Воронцов достал из бумажника две пятисотрублёвки с Петром Великим и просунул в щель.
Служитель смягчился.
– Давайте Ваше письмо. Я спрошу у их преосвященства.
Но вышел быстро.
– На Ваше счастье, сын мой, их преосвященство сейчас вышли в палату. Вы можете зайти. Митрополит пожелали с Вами переговорить.
Патриаршая палата, приёмный зал, была ослепительна! Стены кончались низко, переходя в крутой сводчатый потолок, воздушно расписанный яркими травами и цветами по белому фону. От этого палата производила впечатление высокой и просторной, рвущейся ввысь. Старинная деревянная мебель была покрыта сплошным резным узором.
Воронцов прошёл.
Посреди палаты на резном троне сидел святитель Иннокентий в белом клобуке и белой мантии, с панагией резной моржовой кости на груди, с эмалевым изображением Пресвятыя Богородицы в середине. На чёрном бархатном одеянии сияла восьмиконечная орденская звезда с бриллиантами. Лицо митрополита хранило следы телесного страдания, но глаза смотрели ласково и проницательно.
– Благословите, святый отче! – произнёс Воронцов.
– Подойди поближе, дитя моё! – ответил старец.
Ему было уже за восемьдесят лет, поэтому, конечно, к молодому человеку, более чем в два раза его моложе, он мог так обратиться запросто.
Воронцов подошёл, поцеловал протянутую руку, Она была мягка, но болезненно холодна. Иннокентий благословил его.
– Садись подле, сын мой! – он показал на ближайший резной сундук с гладкой крышкой.
Владимир уселся на край, как если бы был с саблей. Повисло молчание.
– Любишь её, - вдруг сказал митрополит, без вопроса.
– Люблю, Ваше преосвященство! – ответил искренне и просто Воронцов.
Он понял, что Иннокентий говорит о Софье.
– Жениться опять хочешь, – также без вопроса сказал тот.
И, не давая ему ответить, как бы передразнил: «Хочу!»
– Не терпится! – подвёл итог старец.
Ах, святый отче, кабы ты знал, что пришлось пережить влюблённым, сколько они уже ждут! Владимир молчал, не зная, что сказать.
– Ты храбрый офицер. Почему без мундира? Разве вам можно в штатском? – спросил митрополит.
Воронцов в который раз за эти дни смутился. Он удивлённо посмотрел на хозяина палаты.
– Выправка военная у тебя. И каблуками щёлкнул.
Ох, машинально! От смущения!
– Я в отставке.
Святитель, по-видимому, удовлетворился ответом.
На самом деле, митрополит знал, кто такой граф Воронцов. Он даже был знаком с его дедом, Кириллом Ивановичем. Поэтому и пожелал принять его.
Воронцов, продолжая чувствовать себя как в сказке, не знал, что говорить, как себя держать. Ему надо было непременно получить разрешение на венчание. Что для этого нужно сделать?
– Спрашивай, сын мой, что хотел узнать?
Воронцов повторил вслух свой вопрос.
– А что так спешно?
Добрые черты митрополичьего лица словно сфокусировались: так внимательно он смотрел на Владимира. Видит он всё. Насквозь видит.
– Грешить не хочу, Ваше преосвященство. И её не хочу в грех вводить.
– Ну что ж, это похвально… Но всё же целомудрие - это добродетель… Впрочем, что я тебе проповедую! - вдруг воскликнул старец. - Детей-то любишь?
Его обращение располагало Владимира к необыкновенной откровенности. Будто он разговаривает с самым близким человеком.
– Ваше преосвященство, нам Господь уже послал одного… Приёмного, – добавил он и спохватился: перед обществом же это его сын!
Но святитель видел всё, будто в книге читал.
– Да вижу, вижу, – успокоил он. – Добрые вы. Дай Боже вам счастья семейного, счастья великого! Благослови вас Господь!
Он перекрестил Владимира и позвонил в большой серебряный колокольчик. «Церковный секретарь» вошёл.
– Брат Герман! Напиши, будь любезен, полковнику, – старичок очень хитро взглянул на графа, - разрешение на венчание. …Как невесту-то звать? – обратился он к посетителю.
– Девица Софья Ивановна Горчакова, 18-ти лет, дочь капитана Горчакова, погибшего в Туркестане в 1873 году, – доложил Воронцов.
На эту тему было гораздо проще говорить.
– Запомнил? – обратился старец к брату Герману. – Пиши. Принесёшь на подпись.
Воронцову показалось, что их преосвященство утомился.
– Разрешите откланяться?!
– Ишь, какой хитрый! Свой вопрос решил – и сразу откланяться! – воскликнул старец. – Расскажи-ка мне, сын мой, что там такое у вас происходит? Почему в Берлине вы отказались от всех завоеваний? Братьев-болгар бросили? – Он внимательно глядел на выражение лица графа. – А ведь они наши православные единоверцы! От них грамота наша пошла, от святых Кирилла и Методия! Нельзя нам от них отказываться!
– Ваше преосвященство, мы их не бросим, болгар, будем помогать! – ответил Воронцов. – Вернём проливы. Вернём завоевания.
– Верю, верю, тебе, сын мой, верю! Ты зашёл – как свежий ветерок повеял в наших застоялых палатах! Дай Бог тебе и твоей избраннице семейного счастья! Но будь уже поосторожнее!
Помолчал и:
- Нет! Не будешь ты осторожнее!.. Побереги её-то! Как она тебя бережёт! Ну, с Богом!
Старец поморщился, очевидно, от боли, но подозвал графа под благословение. Воронцов опять подошёл. Герман принёс разрешение на подпись, святитель Иннокентий подписал и отдал Владимиру, тот откланялся.
– Честь имею!
– Честь – это твой капитал. Детям своим его передай! И приёмному тоже, – сказал митрополит и с непонятной насмешливостью добавил. – Желаю тебе, сын мой, вскоре каблуками вновь защёлкать!
Воронцов вышел на улицу, поднял лицо к небу. Тучи рассеялись, появилось редкое в это время года солнышко, осветило предзакатными лучами золотые купола церкви Ризположения. Владимир перекрестился: «Слава Богу!»
Глава 4. Три дня - три вечности
Окрылённый успехом, Владимир помчался в институт. Успел.
Отец Феоктист сказал то же, что и Софья, – поститься и молиться три дня! Воронцов вспомнил: он уже проходил это всё. Давно. В другой жизни.
– Хорошо. Венчание в воскресенье. В субботу на исповедь, – напутствовал жениха священник. – И невесту жду. После литургии осчастливьте меня своим обществом! И на службе очень желательно вам обоим быть, если не затруднит!
Софье-то нетрудно. Она любит церковь и чувствует себя там как дома. А Воронцов больше верит в свои силы, нежели в небесные.
В четверг он занимался хозяйственными делами, чтобы время быстрее прошло. Поститься было легко: когда граф волнуется, у него всё равно нет аппетита.
* * *
Владимир поехал к Бутовым, пригласил их на венчание, попросил Евгения быть дружкой и найти ещё двух шаферов.
– А когда венчание?
– Послезавтра!
Евгений и Наденька удивились, что так скоро, но с радостью согласились помочь и поучаствовать в празднике друзей.
– А платье, кольца вы уже купили? – спросила Надежда.
Ей хотелось немедленно поехать к Софье, разделить с ней девичью радость. Воронцов сказал, что собирался везти невесту сейчас по этим делам.
– Давайте я поеду с Вами, граф! Ведь Софья не оставит Серёженьку со слугами!
Соня и Наденька обрадовались, увидев друг друга. Наденька осталась с Серёжей, а граф и Софья отправились в ювелирную лавку и в салон.
У ювелира они выбрали обручальные кольца. Жениху положено золотое, невесте - серебряное. У графа уже было кольцо, но он не хотел его использовать. «Потом Серёже подарю». Софья одобрила решение.
Соня долго мерила кольца: никак не могла выбрать такое, чтобы удобно сидело на пальце. Граф выбрал себе кольцо быстро и ждал в нетерпении. Потом он нашёл себе занятие – любоваться сосредоточенным и одновременно счастливым выражением лица невесты. Так и время быстро прошло.
В модном салоне им согласились подобрать платье.
– Ваше сиятельство! – обратилась модистка к Воронцову. – Я сейчас предложу Вашей невесте платья, чтобы она выбрала себе, только Вы не должны видеть его до венца: примета плохая!
Пришлось Владимиру полагаться на вкус Софьи и белошвейки. В приметы его любимая верит, поэтому он должен слушаться. Конечно, они друг друга не разлюбят, но в жизни, кроме нелюбви, могут случиться другие неприятности. Не стоит расстраивать Софью перед свадьбой.
– Я отвезу платье в институт: ведь там меня будут одевать подружки! – Софья упомянула известную часть свадебного обряда.
Владимир понял: если он будет противоречить, то его невеста может и заупрямиться, а это оттянет свадьбу ещё на неопределённый срок! Из любви к ней он уступил. Хотя, конечно, ему было очень любопытно, что за платье выбрала Софи.
Она сама держала в руках картонку с платьем, в коляске поставила её на колени, потом помахала Владимиру и скрылась за коричневой дверью института.
Её встретила фройляйн Штольц.
– Эмма Оттовна! Я отнесу платье в дортуар, до венчания полежит?
– Софья, если хотите, я могу его подержать у себя в комнате! А то мало ли!
– А что может случиться? – с ноткой испуга, понизив голос, спросила Соня.
Фройляйн ответила:
– У вас в дортуаре никого нет! Могут зайти любопытные девочки из младших классов, захотят примерить! А платье невесты никто не должен ни видеть, ни тем более мерить!
Боже! И фройляйн верит в эти приметы?!
Но Эмма Оттовна, подняв палец, значительно промолвила:
- За-пач-ка-ют!
Ах, вот оно что! Действительно! Платье-то белое!
– Благодарю Вас, фройляйн Штольц!
– Не стоит, Софьюшка! …А кто на свадьбе будет посажённой матерью? – вдруг спросила она.
Соня растерялась. Она вспомнила маму и чуть не заплакала.
– …А что, это обязательно? – так же с подозрением спросила Софья. – Эмма Оттовна! Тогда можно Вас попросить? – выпалила она.
Штольц чуть не задохнулась от переполнявшего чувства признательности. Софья просит её быть посажённой матерью на свадьбе! Её! Ту, кто виноват во внезапной смерти Софьиной матушки! Эмма никогда не сможет себе простить эту вину.
– Софья! Да разве я… разве я достойна… такой чести? …А мадам Соколова?
Если честно, Софье не очень хотелось, чтобы мадам Соколова вообще присутствовала на венчании. Но она знала, что без той не обойтись: Лидия Ивановна – официальный опекун сироты.
Софья зашла к Лидии Ивановне, та подтвердила:
– Граф был у меня и просил твоей руки! Я дала согласие на ваше венчание. Не подведите меня! В пятницу отец Феоктист ждёт Вас с Владимиром Сергеевичем на исповедь! Не забудьте! Граф не переживёт, если что-то сорвётся! – напоследок пошутила она.
Софья поехала в госпиталь: она хотела пригласить на венчание Катюшку, Машу Кутайсову, Оксану и Дашу Ветрову. Она знала, что девочки ходят помогать раненым. Подружки обрадовались за Софью. «Будем непременно!» Катюша сказала: «Сонечка! Я ведь под домашним арестом! Но в воскресение с утра я приеду в институт - будем с Наденькой тебя одевать! Я покажу маменьке с папа твоё приглашение, и они меня отпустят!»
Отдельно пригласила Тату, но Зотова сказала, что занята с утра с детьми.
– Таточка! Тогда приходите вечером, когда у графа… – она ещё не могла сказать: «у нас», – …соберутся близкие друзья!
Ольга Истомина постоянно в институте, остальных нет в Москве. Мириам с мужем только что отбыли в Турцию, Ася - в Петербурге, Варя – в своей деревне.
* * *
С мадам Соколовой, с фройляйн Штольц и с Пелагеюшкой Софья и Владимир договорились устроить чай со сладостями для всех девочек в институтской столовой. Граф велел привезти два пуда яблок, муку, яйца, сахар, мёд, - словом, ничего не забыл. Пелагеюшка взялась за пироги.
В оставшееся время Соня так же ухаживала за Серёженькой, а пока он спал – молилась, вспоминала матушку. Жаль, что Полина Игнатьевна не дожила до этого момента! Как бы она порадовалась за свою дочку!
* * *
В субботу вечером Владимир заехал за Софьей, и они поехали на исповедь в институт.
В каких грехах они признавались и в чём каялись – пусть останется тайной исповеди. Мы ведь знаем, что за свой грех они уже расплатились! Раз Провидение спасло их и даже Святейший Синод с митрополитом Московским дали им возможность создать семью, значит, в этом был Божий Промысел. Не нам и судить их!
Софья молилась на Литургии за их общее семейное счастье: её, Владимира и Серёженьки.
Как это в часовне совершалась Литургия? А там с недавних пор появился и алтарь. Часовней называли внутриинститутский храм по привычке – такая уж традиция оставалась в институте.
Глава 5. Венчание
Воскресным утром Соня проснулась в приподнятом настроении. «Сегодня! Боже, сегодня!..»
Барышня взглянула в окно: она и не заметила, что золотая осень уже кончилась. Несмотря на унылый пейзаж, в её душе царила весна!
Софья привычно помолилась. «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа». Она чувствовала, что обычных утренних молитв недостаточно. Сегодня особенный день, такого больше не будет в её жизни!
Сегодня она венчается с Владимиром.
«О Пресвятая Богородице! Сохрани меня от гордости и самолюбия!.. Пусть разум, скромность и целомудрие украшают меня!.. Приведи меня, Отче Святый, к освящённому Тобой званию, не для угождения вожделению моему, - сердечко её стукнуло по-особенному, - но для исполнения предназначения твоего!»
Проснулся и заворочался в колыбельке Серёжа. Надо было собираться в институт. Софья наказала Акулине со Стешей внимательно смотреть за маленьким. Сердце было неспокойно. А кормилица на всё смотрела философски. «Барыня, да не волнуйтесь так! Дождётся Вас ребёнок! Вам сейчас о другом подумать надо!»
Внезапно в дверь постучали. Таточка! Она приехала с Настей и Митей.
- Сонечка! Я подумала, может, наша помощь нужна?
Тата - настоящая подруга! Она чувствует, когда в ней нуждаются!
- Поезжай, Софи, со спокойной душой! Мы посидим с Серёженькой! - она успокоительно гладила подругу по плечу.
За Софьей заехали Надя и Бутов. Соня надела счастливое платье пюсового* цвета с серыми вставками, пальто серого сукна и села в коляску к Бутовым. Евгений довёз дам до института, а сам отправился к Воронцову.
– Смотрите не пейте там! – напутствовала Наденька.
Перед венчанием и воду-то пить нельзя! А она чего говорит!
В институте их уже в вестибюле встречала пёстрая бело-сине-кофейная толпа.
– Софьюшка! Поздравляю! – раньше времени сунулась Лиза Шереметева.
– А что, сейчас свадьба будет? – спрашивали девочки.
– Разойдитесь, разойдитесь! Сейчас вам от мадам попадёт! – сделала замечание Наденька.
– Mesdames ! – громко сказала Софья. – Приглашаю всех девочек после тихого часа в столовую! Будем пить чай с пирогами!
– А в часовню можно? – стали ныть кофушки.
Подошла мадам Соколова и объявила:
– Так! Прошу внимания, Mesdames ! Ещё очень рано! Сейчас ничего не будет! Венчание мадмуазель Горчаковой и графа Воронцова состоится после обеда! Мне понятно ваше желание разделить радость вашей подруги! Но в часовне мало места!
Девочки заволновались. Мадам продолжала свою речь.
– Silence !** Мадмуазель Нечипоренко, Кутайсова, Истомина, Ветрова и Шестакова, вы можете пройти сейчас вместе со своей подругой в дортуар! Не забудьте, что невеста ещё должна присутствовать на Литургии! Софья, не опаздывайте!
– А мы, а мы как же? – заныли опять малышки.
Мадам охватила всех властным взором.
– Остальные попадут на венчание по мере возможности. В первую очередь старшие! Имейте в виду, что это не развлечение, а таинство! Ни смеяться, ни болтать, ни двигаться во время венчания не дозволяется! Я передам классным дамам, чтобы собрали желающих в вестибюле! И вы тихонько сможете посмотреть и послушать!
Выпускницы прошли в дортуар. Соня взяла у фройляйн Штольц своё подвенечное платье. Катя и Наденька побежали его приводить в порядок, а Софья пошла в душ: перед венчанием подружки ведут невесту в баню. Но Оксана, Маша и Даша проводили её только до дверей умывальной.
Торжественностью момента прониклись даже Кутайсова с Нечипоренко - решили, что не будут баловаться.
- Я ведь тоже скоро замуж выхожу! - говорила Мария. - И мне бы было неприятно, если бы меня отвлекали в этот момент!
К началу церковной службы граф с Бутовым прибыли в институт. Оба были в ослепительно белых сорочках, пикейных жилетах и чёрных модных фраках. С ними приехали шаферы - капитан и подполковник в парадных мундирах. Троих свидетелей для невесты нашла мадам Соколова из числа преподавателей.
Мадам Соколова встретила их в вестибюле и проводила в часовню.
– Фройляйн Штольц, у вас всё готово? Поторопите мадмуазель Горчакову! Нет, я сама позову её!
В дортуаре Лидия Ивановна придирчиво рассмотрела невесту.
Подружки одели её, Ольга Истомина причесала. Волосы уложила в аккуратную корзиночку, чтобы на ней хорошо держалась фата с венком из искусственного флёр-д'оранжа. На лице - никакой косметики: не положено правилами института и не допускается церковью.
Белоснежное подвенечное платье скроено было скромно и по моде. Рукава сверху с фонариком, резинка у локтя, затем по предплечью ещё два красиво драпирующихся фонарика с резинкой, глухие манжеты с рюшками. Стоячий воротник с оборкой, вокруг ворота - застроченные рюши вкруговую. На развитой Софьиной груди ткань лежала свободно, под грудью - плотно утянутый корсаж, юбка-солнце почти до самого полу на пышно накрахмаленном подъюбнике. И сзади маленький шлейф - дань моде.
Соколовой даже показалось, что, несмотря на белый цвет платья, фасон стройнил барышню. Начальница, с одной стороны, окончательно успокоилась, что подозрения были беспочвенны, с другой – она была по-бабски разочарована, что её ожидания (что «Горчакова принесёт в подолЕ») не оправдались. «Подумаешь, целомудренная!» - завистливо подумала мадам.
– Медам, прошу в часовню.
Невеста с подругами, в сопровождении фройляйн Штольц, зашла и встала по левую сторону. Рядом Наденька в новом вердепешевом*** платье из плотного шёлка. Мужчины стояли справа. Граф не смел и головы повернуть в сторону Софьи: он знал, что тогда думать будет совсем не о Божественном!
Отец Феоктист отслужил краткую Литургию, потом причастил жениха с невестой Святых Тайн.
Мадам Соколова извинилась, что у неё много дел, но она вместо себя оставляет Эмму Оттовну, и ушла. Она чувствовала Софьино отношение. Эта девочка и вида не подаст, но зачем портить ей праздник? И у Лидии Ивановны совесть есть!
Воронцов отдал священнику кольца. Владимир удивился, что Соня повторяла, беззвучно шевеля губами, некоторые молитвы за отцом Феоктистом. Граф не был столь воцерковлён.
Затем началось самое интересное. Отец Феоктист, провозглашая молитвы об обручении, надел Владимиру на палец золотое кольцо, а Софье – серебряное. Бутов трижды обменял кольца между женихом и невестой.
Владимиру вспомнилось, как он сам присутствовал на обручении Бутова с Надеждой, как раз перед отъездом на фронт. Братское чувство благодарности разлилось внутри. И в пир, и в мир, и на войну - всюду они вместе! Именно друзья порадуются за тебя, будут счастливы твоим счастьем, не позавидуют.
Фройляйн Штольц в нарядном закрытом платье из синего китайского шёлка с рюшечками внесла иконы Спасителя и Казанской Божьей Матери. Через руку был перекинут длинный белый рушник.
Владимир и Софья, стоя перед аналоем, отвечали на вопросы священника. В молодости Владимир довольно формально отнёсся к венчанию, принуждённый властными родителями. А сегодня Воронцов искренне молился, чтобы Господь воистину благословил его брак с Софьей, сочетал их в единое целое и даровал им детей.
«Есть только мы…» – вспомнил Владимир восхищённый шёпот Софьи. Он всем сердцем желал, чтобы всегда было так: «Есть только мы!»
«Только мы» – не в том смысле, чтобы никого вокруг не замечать, ни с кем не считаться, а чтобы Владимир и Софья были всю жизнь единым целым, семьёй.
«Венчается раб Божий Владимир рабе Божией Софии...» «Венчается раба Божия София рабу Божию Владимиру...»
Софье сладко отзывалось в душе уподобление союза мужчины и женщины союзу Христа и Церкви, самопожертвование супругов в браке – самопожертвованию Христа за грешных людей. Она знала: главное – любовь! Лишиться любви - значит лишиться Бога в своей жизни! Счастья без любви она и представить себе не могла!
Венцы над ними держали по очереди по три шафера: служба долгая.
Тем временем священник трижды изрек: «Господи, Боже наш, славою и честью венчай их». Он говорил: да убоятся муж и жена опечалить друг друга. Владимир знал, что жизнь положит, лишь бы Софья была счастлива и не плакала.
Фройляйн Штольц, держа свою свечу, заливалась слезами радости на всём протяжении таинства.
Священник обвёл новобрачных вкруг аналоя под ангельское пение четырёх учениц помоложе Софьи. Она немножко знала одну из них – Алёну Знаменскую, белокурую голубку. «Жаль, что Таточки нет здесь!» – подумала она.
Владимир уверенно и нежно держал Софью за руку под рушником, и душа его таяла от бесконечного доверия любимой. С венцами за ними шли Бутов и учитель математики.
«Исайе, ликуй!» - пел маленький хор, пламя свечей отражалось в деревянных стенных панелях, и души всех присутствующих ликовали. Владимир и Софья поцеловали крест, как в Софьином сне, и венчальные иконы Спасителя и Богородицы, принесённые Эммой Оттовной.
Целомудренный поцелуй венчающихся был встречен нестройным, но восторженным возгласом теснившихся у порога и за порогом младших девочек.
Наденька и фройляйн Штольц метнули туда было гневные взоры педагогов, но опомнились.
Отец Феоктист сделал запись в церковной книге о венчании и о его свидетелях. Все причастные расписались в ней. Священник отдал Владимиру паспорт с отметкой о венчании.
Эмма Оттовна плакала, обнимая новобрачных.
– Я знаю, Владимир Сергеевич, – сказала она, – Вас излишне предупреждать, чтобы Вы берегли её! Будьте счастливы, граф! И Софья тогда будет счастлива!.. Софьюшка! Дай Вам Бог! Деточек вам хороших, как вы сами!
Она не удержалась и добавила:
– Дочек приводитэ в наш институт!
Владимиру эти перспективы показались головокружительной бездной!
Софья ощущала, будто благодать Божья поселилась в её душе. Она была рада спокойно нести её: странно было бы уже, как раньше, командовать, громко провозглашать что-то на весь институт. Не хотелось расплескать тихое счастье.
Владимиру, наконец, выпала возможность рассмотреть свою супругу. Она была прекрасна! Из иконописных глаз её лился по-прежнему небесный свет - свет её любви к нему! Белоснежное платье необыкновенно шло к её фигуре. Она в нём была тоненькая и воздушная. Фата облаком окружала её.
Фройляйн Штольц и Надежда повели девочек в столовую.
– Владимир Сергеевич! Софьюшка! Прошу вас, проходите! Вы же сегодня хозяева торжества!
Бутовы сели справа от графа, Катя, Оксана, Маша и Даша – слева от Софьи. Остальные девочки – по флангам, как бы сказал Бутов. Пироги у Пелагеюшки получились отменные.
За чаем девочки довольно шумно и весело обсуждали событие, мечтали, как сами будут выходить замуж. Одноклассницы подходили, обнимали и поздравляли Соню.
А она уже волновалась, как там Тата справилась с Серёженькой, и поглядывала на Владимира. Граф под столом держал Сонину левую руку своей правой, поэтому кушать опять не было никакой возможности. А они оба с утра не ели. Зато Бутов трудился за двоих! Надя, как благородная девица, поклёвывала пирожок по кусочку.
После чаепития фройляйн Штольц построила младших, чтобы вести в дортуар. Соня подошла к ней и попросила, чтобы та не наказывала нарушительниц порядка, не сумевших обуздать свои эмоции во время венчания:
– Они же радовались за меня, за нас с Владимиром! Вся наша история проходила на их глазах! Они почти участницы! Это и их праздник!
– Всё равно благородная девица обязана владеть собой, должна уметь вести себя в обществе! – возражала стоящая рядом Наденька, изо всех сил сдерживая улыбку.
Примечания:
* Пюсовый, или цвет блошиной спинки, - цвет спелого яблочного семечка.
** Silence ! - Замолчите!
*** Вердепешевый - зеленоватый цвет, цвет незрелого персика.
На всякий случай, чтоб не путаться в именах и фамилиях. Одноклассницы Софьи:
Маша Кутайсова.
Оксана Нечипоренко.
Даша Ветрова.
Ольга Истомина.
Катя Шестакова.
Тата - по мужу уже Зотова.
Впрочем, про всех есть в начале "Моих фантазий": кто, что, откуда и куда они делись.
Подруга Софьи Наденька - пепиньерка (бывшая), вышла замуж за Евгения Бутова.
Лиза Шереметева - ученица средних классов, балерина.
Глава 6. Дорога домой
Фройляйн Штольц проводила до калитки свадебную процессию. Бутовых граф отправил сразу в особняк, а молодожёны сели в коляску и поехали к домику Софьи.
И что же видят?
У крыльца стоит немая горничная Акулина рядом с колыбелью, в ней Серёженька спит.
Софья сразу забыла о своём тихом счастье, о муже, бросилась к Серёженьке:
– Что случилось?
Спрашивать бесполезно: Акулина всё равно не ответит. Только с кривенькой гримаской кивает на домик.
Воронцов подошёл с Софьиным пальто, чтобы жена его надела, но у неё руки заняты: уже взяла Серёженьку. Пришлось накинуть одежду ей на плечи, а сам граф пошёл в дом за вещами.
А там…
Митя выволок из детской все воинственные игрушки, которые Бутов привёз крестнику за эти два месяца, пока Серёжа жил у Софьи. Конечно, они навырост, но не в дом же к графу Евгений будет их таскать!
Митя гонял по всем комнатам Настеньку, изображая стрельбу из ружья, бой барабанов, свистя в дудку. Оба скакали не хуже лошадок. Понятно, что Акулина испугалась и вытащила Серёжу на улицу. А Тата? Тата вышла встречать свою подругу с мужем.
- Простите, граф, что так получилось. Здравствуйте! Поздравляю Вас и Сонечку!
Тата чуть не плакала, ей было и стыдно, и жалко Серёжу.
Граф кивнул в благодарность.
- Ну что Вы, сударыня! Не стоит! Здравствуйте! Спасибо Вам: Вы нам очень помогли! - ответил Владимир Сергеевич на полном серьёзе.
– А Соня где? - спросила Тата, не видя подруги.
Соня в фате с Серёженькой на руках уже заходила в дом. За ней Акулина тащила серое пальто. Соня сказала:
– Его надо перепеленать, милые: он мокрый, простудится.
– И в конверт завернуть, в дорогу, – ответил граф. – Что ты стоишь, Акулина? – вдруг повысил он голос. – Забери ребёнка, перепеленай! Не графиня же это будет делать!..
Соня не поняла, при чём тут графиня, - она же в Италии!
И осознала, что это о ней, только когда Владимир ласкающим голосом добавил (чтобы Софья не думала, что он отнимает у неё право ухаживать за ребёнком):
– Графиня сегодня новобрачная!
– Сонечка, ты слышала? – восхищённым тоном спросила Тата вполголоса. – Тебя первый раз графиней назвали?
Соня смутилась, почти на ухо Татьяне ответила:
– Первый!..
Услышала Татино: «Поздравляю, душечка!» – и побежала за вещами.
В общем-то, их было немного, всё было собрано.
– Митя, Настя, сложите, пожалуйста, игрушки в этот ящик, одевайтесь и выходите на улицу, – скомандовал Воронцов. – Сейчас вы поедете за своим папой. Сударыня! – обратился он к Тате. – Возьмите мою коляску! И приезжайте с Дмитрием Александровичем ко мне... К нам.
- Владимир Сергеевич! Нам детей не с кем оставить... Вы же видите! - извиняющимся тоном сказала Тата.
Воронцов ответил:
- Придумаем что-нибудь. Под мою ответственность.
– А вы на чём поедете? – не понимала Тата, почему граф предлагает ей свою коляску.
И в это время к домику подошла закрытая карета Воронцова.
– Вот на чём!
Коляска укатила под воинственные крики Мити и восторженные - Насти. Акулина, кормилица и Владимир с Софьей стали грузиться в карету. Граф приказал привязать на запятки Серёжину колыбель, коробку с игрушками, Сонин чемоданчик и другие мелочи, сам проверил, чтобы всё было ровно и прочно прикреплено. Пальто он велел Соне надеть, просунув руки в рукава.
Софья была серьёзна. Начинается новая жизнь - жизнь с Владимиром. Они долго шли к этому моменту. Судьба до головокружения покатала их на своих качелях! Но теперь у семьи Воронцовых будет всё хорошо!
Серёжа спал, причмокивая, Соня не могла на него налюбоваться и показывала мужу. «Конверт уже мал младенцу, да и холодно стало в октябре для такого убора!» - подумал Владимир. Он обнимал Софью, словно охраняя её и ребёнка.
У Софьи муж и ребёнок! И она графиня Воронцова! Невероятно! Хотелось прижаться к Владимиру, чтобы погреться теплом его любви. Но на руках был Серёженька - она опасалась его уронить, к тому же напротив сидели кормилица и Акулина, поэтому приходилось сидеть ровно.
Граф был смущён: вместо того чтобы представить Софью слугам графиней Воронцовой, наорал на горничную и не знал, как избавиться от неловкости. Впрочем, неловко было только ему.
* * *
Прибыли в особняк. Служанки выгрузились, приняли малыша, господа тоже вышли на воздух. Их там уже встречали Бутовы, Зотовы, Платон с Авдотьей, Зейнаб, Пётр.
Последний был в ужасе от зотовских сорванцов, которые наворачивали круги по двору, и выражение лица у него было такое, как будто у него болит зуб.
– Ваше сиятельство, – подошёл он к графу. – Табор-то этот опять куда девать прикажете?
– Пётр, ты что, дурак?!
Граф уже не мог сдерживаться. Он привёл в дом жену - единственную его женщину перед людьми и перед Богом на веки веков! А тут такое!
Нет, он не поведением детей был возмущён. Наоборот, глядя на девятилетнего Митю и пятилетнюю Настю, он посмеивался. Он представлял себе, что это их с Софьей дети бегают по двору и переворачивают всё вверх дном в доме. Интересно, какие они будут, их дети?
Соня, улучив свободную минуту, ушла в детскую к Серёженьке.
Бутов вышел встречать и размещать в зале струнный квартет. Как у Крылова, помните: «баса, альта, две скрипки». Евгений придумал, чтобы на вечере была живая музыка. А пианино у Воронцова в доме нет.
Наденька пригласила всех в дом. Дама со сложной причёской из завитых светлых волос, в красном платье с кружевами предложила, окая:
- Ваше сиятельствО, может, я пОсижу с Митей и Настей?
Граф ответил ей:
- Нет, Авдотья, Вы не служанка, а гостья! Платон, проводи свою супругу в гостиную, присаживайтесь!
Она возразила:
- Давайте я пОгОвОрю с детьми!
Авдотья подозвала к себе Митю и Настю, сказала:
- Ребята, сейчас у графа Воронцова и его невесты свадебный пир! Все взрослые, и ваш папенька, и Тата – все будут заняты. А маленький Серёженька должен спать: он растёт во сне.
Митя собирался перебить и спросить, как это растёт во сне? А он, Митя, тоже растёт во сне? Настя хотела на свадебный пир.
Но Авдотья гнула свою линию:
- Поэтому вам надо посидеть спокойно! Что бы вы могли делать тихо?
Митя подумал три секунды и воскликнул, вскинув руки:
- Читать!
И Настя, посмотрев на брата, тоже воскликнула:
- Читать! - и повторила его движение, хотя она читать ещё не умела.
На громкие звуки обернулся Воронцов.
- Читать? Прекрасно! А что бы вы хотели почитать? У меня сказки есть. Будете?
Настя кивнула: «Да!» А Митя энергично замотал головой:
- Нет! Я сказки не люблю! Я буду читать о животных! Вла-ди-мир Сергеевич! – он по слогам, но правильно выговорил имя хозяина. - У вас есть книги о животных?
- Есть, Митя! – сказал Воронцов. – Пётр! Проводи, пожалуйста, наших гостей в библиотеку.
- А мне книжку, где много картинок, - тихонько протянула Настя.
Пока граф объяснял, где найти детские книги, Пётр переживал, что поручение уж больно нежелательно для него.
- На самой нижней полке, - говорил Воронцов, - у правой стены библиотеки. Дай Насте сказки, а Мите – «Галерею умных животных».
Митя не мог не отреагировать. Он поднял голову и переспросил:
- «Галерея умных животных»?
- У тебя есть такая книга? Она у меня ещё с тех пор, Митя, когда я был мальчиком. Мне родители купили, и я её читал. Тёмно-синяя обложка.
Митя признал, что у него такой книги нет, все книги более новые.
Граф подозвал Петра и сказал ему на ухо:
- Только смотри, пожалуйста, чтобы им не попалась «Тысяча и одна ночь»! Там такие картинки, что ни Мите, ни Насте их лучше не видеть! Посади с ними Парамоновну, будь любезен. А то они баловаться начнут. Одних их оставлять опасно.
- Да я не понаслышке знаю! – себе под нос сказал Пётр.
- Принеси три шоколадки: две для детей, а третью мне! Детям вазу фруктов оставь!
Софья вернулась из детской, оставив спящего Серёженьку с кормилицей.
Владимир угостил жену шоколадом. Он придаст энергии. Всё-таки новобрачным ещё гостей принимать, а со вчерашнего дня, как в сказках говорится - и маковой росинки у них во рту не было!
Пока никто не видел, Соня в фате, в подвенечном платье, прислонилась к груди Владимира, как рябинка к могучему дубу. Они вместе будут набираться сил друг от друга, находить поддержку друг в друге.
- Владимир! Наконец-то!
- Софья! Поздравляю тебя!
- А я тебя поздравляю!.. - Соня в своём счастье думала и о других. - Однако мы бросили гостей! Пойдём: нехорошо заставлять ждать!
- Я люблю тебя!
- А я тебя люблю!
Столько нежности в день свадьбы - не удивительно! Удивительно сохранить любовь и нежность на долгие годы.
У Воронцова даже настроение улучшилось.
Глава 7. Свадебный пир
В зале напротив окна Евгений разместил музыкантов. Сбоку стоял стол с белой скатертью, украшенный розочками. За ним уже сидели гости. Во главе стола были приготовлены места для жениха с невестой, то есть уже для новобрачных, мужа и жены.
Граф и Софья, в свадебных нарядах, зашли в залу. Музыканты заиграли полонез. Молодые шествовали как царь с царицей на приёме во дворце. Бутов пригласил их на середину залы, сказал приветственные слова.
– А сейчас вам предстоит первый семейный танец. Танцуйте по этой жизни вдвоём! Прислушивайтесь друг к другу! Чувствуйте друг друга! Будьте гармоничной парой! Во всём! Всегда! Пусть муж ведёт, а жена отвечает ему!
Хитрый какой Евгений! И не предупредил, что начнёт с танца!
И вдруг Софья услышала четыре знакомых аккорда «Меланхолического вальса» Даргомыжского. Сердце прыгнуло. Она положила руку на плечо мужа, другой подхватила шлейф платья. Владимир спокойно и уверенно обнял её за талию. Под музыку поплыли воспоминания.
Впервые Софья и Владимир танцевали этот вальс при Великом Князе. Они не знали ещё, какие испытания их ожидают, но тогда уже начали мечтать, что будут вместе всю жизнь.
Как это музыканты угадали с танцем? Конечно, Бутов и Наденька подсказали.
Владимир прекрасно танцевал. Соня в белом платье была обворожительна. Супруги не сводили друг с друга глаз. Они, как всегда, чутко отзывались на взаимные движения, как будто только и делали, что вместе танцевали.
Музыка кончилась, все захлопали, Бутов объявил начало обеда.
Здесь не было никого из так называемого света. Этот пир был собственно семейным праздником, дружеским, чтобы самим приятно было. Друзья – они и есть друзья, какого бы роду-племени, чина-звания ни были! Воронцов снобизмом никогда не страдал: он принадлежал по рождению и положению к высшему обществу, но не кичился этим.
За столом, приготовленным Зейнаб, граф ни к чему не притронулся. Он, когда волновался, есть вообще не мог. Выпить бы хорошо было! Воронцов смотрел с завистью на мужчин, отдающих дань хмельным напиткам! А жениху, как и невесте, пить на собственной свадьбе нельзя. Положение не позволяет: а вдруг этот день, ночь будут началом новой жизни!
И Соню потряхивало так, что она не могла есть. Она смотрела на Владимира, у которого в глазах читалось явное нетерпение! «Давай сбежим!» - хотел он сказать молодой супруге. Но он боялся, что она согласится, а перед друзьями неудобно.
Друзья произносили поздравительные тосты, они были рады за графа и Софью. Но виновники торжества почти ничего не слышали. Всё было как за пеленой, только некоторые яркие куски выхватывались вниманием.
Платон, пригубив шампанского (Зейнаб купила самое дорогое), вдруг сморщился, чуть не выплюнул и заявил: «Горькое шампанское-то, горько!» У бедной Зейнаб глаза вытаращились сами собой. Она едва не бросилась из своего уголка на защиту напитка. Но увидела, что все заулыбались и подхватили: «Горько, горько!» Даже Наденька, которая и не выпивала, но тоже держала хрустальный бокал поднятым.
Владимир, поднимаясь, взял жену за обе руки, помог встать. …И тут Соня улетела. Она не впервые целовалась с графом, но с мужем – в первый раз, не считая церемонного поцелуя в часовне. И ей стало так хорошо, что захотелось немедленно бросить всё и бежать с милым куда угодно, лучше на необитаемый остров!
Но Зейнаб принесла ещё свадебный пирог, от которого надо было отщипнуть по кусочку. Чей кусочек будет больше, тот и будет командовать в семье. И Соня, и граф знали, кто у них будет командовать!.. Хотя большая рука военного оторвала от выпечки огромный кусок!
Потом были танцы и музыка. Наконец, гости отпили чаю и засобирались домой. Таточка подошла к Соне попрощаться, а та пригласила её в детскую, посмотреть, как спит Серёженька.
Графу, который разговаривал с мужчинами, только и осталось, что покорно выдохнуть через нос. Это сильнее его жены – любовь и забота о детях, общение с подругами. И это не значит, что его она не любит!
Полюбовавшись в детской на спокойно спящего Серёженьку, Софья обменялась с Татой понимающими взглядами и умилёнными улыбками.
- Владимир после того случая, когда остался один с Серёжей, его сразу принял и полюбил! – сказала Софья.
- Граф - хороший человек, и детей он любит. Сам ещё не знает, но любит! - ответила Тата. - Дай тебе Бог, Сонечка, родить ребёнка от любимого человека!
И Тата лукаво улыбнулась подружке. Соня ответила ей счастливой, мечтательной улыбкой, как тогда, в институте.
- И тебе, Таточка! Желаю тебе счастья!.. Мне тебя очень не хватает!
- И мне тебя, Соня!
Подружки обнялись. Тата спросила:
- Интересно, скоро ли будет бал?
- Как только поправится императрица. Ася всё ещё в Петербурге.
Дмитрий Александрович зашёл посмотреть на маленького графа Воронцова и остался доволен его видом.
- Обещаю вам наблюдать, как он развивается. Пока всё в норме. Не будем вам мешать, Софья! Спокойной ночи!
- Дмитрий… - с намекающей укоризной промолвила Тата.
- Ой, да что я говорю, графиня! – исправился её супруг. - Примите мои поздравления с знаменательным днём вашей жизни! Дай Бог вам здоровья и удачи! Пусть все беды останутся позади, а дальше пусть ждёт вас и вашу семью только хорошее!
- «Графиня-я…» - протянула Соня. - Для Вас, Дмитрий Александрович, я всегда Софья. Ваша супруга для меня как сестра. Считайте меня своей свояченицей!
- А графа – свояком! – засмеялся Зотов.
Неслышно отворилась дверь: граф тоже зашёл посмотреть на Серёжу. Он ни минуты не мог прожить без Софьи.
Впрочем, пора было провожать гостей. Тата пошла в библиотеку за детьми. Внизу Софья попрощалась с Наденькой и Бутовым, с Платоном и Авдотьей.
Зейнаб и Акулина убирали со стола.
Владимир был счастлив, что все, наконец, разошлись и он остался со своей возлюбленной наедине.
Соня всё ещё была в подвенечном наряде.
Граф повёл супругу в спальню. Там стояла новая кровать цвета слоновой кости: прежнюю Воронцов выбросил. В те три дня, когда он маялся холостым, он и поменял в спальне мебель. Кровать была застелена дорогим новым бельём.
Он закрыл дверь и хотел снять фату, в которую завернулась Софья. Фата была белая, как метель. Владимир откинул её и нашёл самое любимое на свете лицо. Жена его была прекрасна, как ангел! Он приблизил губы к её губам.
Софья думала: «Владимир! Мы вместе навсегда!» Последнее, что она увидела, было лицо Владимира, непривычно размягчённое. Больше ничего в мире для неё не существовало. Соня закрыла глаза и забылась в поцелуе.
Когда Софья сняла туфли, в одном из них обнаружила червонец.
- Что это?! - воскликнула она, вынимая его и показывая Владимиру.
Воронцов рассмеялся:
- Это Бутов! Или шафера положили! Подполковник Крылов хорошо знает обычаи! Молодой жене после венца в туфлю кладут золотую монетку, на счастье!
- Я не заметила! Когда он успел?
Владимир только довольно улыбался молча и смотрел на жену.
- Я и без того счастлива! Главное, что ты со мной! И Серёженька! - нежно говорила Софья.
Муж её обнимал и целовал, крепко прижимая к себе.
Сзади на платье невесты было специально пришито множество маленьких беленьких пуговок, которые надо было расстёгивать. Владимир занялся этим с явным наслаждением. Доставание любимой из коконов одежды он с юмором превратил в увлекательную для обоих игру…
Одежду складывал очень бережно и правильно, будто завтра придётся надевать то же самое. Когда и с него сорочка была снята, Сонечка изумилась:
- Владимир! У тебя свежие шрамы!
Хотел бы Воронцов перевести разговор на что-то другое!
- Софья, ну что ты, не стоит внимания! – Ему было неловко. – Я же солдат!
- Это тебя ранили в плену у душегубов? - Соня чуть не плакала уже. - А ты мне ничего не сказал!.. - Она внимательно рассматривала следы ранений. - И спереди, и сзади!
– Мне не больно! – он говорил правду, не врал для утешения. Прошло уже больше трёх месяцев.
Софья проводила бережно пальчиком по багровому рубцу. «Это ведь из-за меня Владимир чуть не погиб!» Ей хотелось поцеловать шрам, но она боялась смутить супруга ещё больше.
- Весь израненный муж мне достался!
Ему было щекотно. Пора было отвлечь юную жену.
- Не беспокойся, на мне всё как на собаке заживает! - уверял он с нежностью военного, лаская её.
Но Софья ещё не успокоилась.
- А жизней у тебя, как у кошки, девять! - отвечала она, скрывая страх за возлюбленного. - Ты сколько уже использовал?
Но Владимир больше не собирался терять ни мгновения.
- После посчитаем! – был ей ответ…
…