Между свадьбой и выпускным балом
В свете отъезд, верней бегство графини Воронцовой, получение свободы её мужем и его женитьба на Софье Горчаковой могли бы произвести грандиозный фурор.
Но ничего из этого не вышло, потому что все знали, что на светские скандалы безупречному графу Воронцову наплевать с высокой колокольни, - вон, с Ивана Великого! Это ледяное спокойствие молодого мужа лишало смысла любые телодвижения недоброжелателей и сплетников.
А Софи и Владимир были счастливы, что они, наконец, вместе.
Они как будто по-новому узнавали друг друга.
Графу было тоскливо без общественно значимого дела. Софья всей душой хотела его поддержать, помочь обрести себя в новом качестве. Но она знала, что он должен пройти весь путь самостоятельно, чтобы найти место в этой жизни.
А у Софьи дело было – Серёженька. Грудной младенец требовал очень много сил и времени, заботы и труда. Были у него, конечно, и кормилица, и няня, но Софье самой хотелось возиться с ребёнком.
Владимир любовался женой. Красоту Софьи можно было назвать аристократической. Даже намёка на вульгарность в ней никогда не найти. Воронцов был уверен, что Софья блистала бы в салонах, но без крайней необходимости им не захочется туда идти!
Молодые по вечерам сидели у Серёжиной колыбельки, укачивали его и разговаривали вполголоса.
– Как я люблю твой спокойный вид у колыбели! Ты настоящая мама!
Владимир это говорил немного с завистью. Ему казалось, что он ещё не привык к Серёже.
– А ты – настоящий отец, Владимир! Не по бумагам!
Однако правда: у Воронцова такая мысль уже не вызывала неприятных эмоций. Софья пояснила:
– Ты так трогательно нянчишь Серёженьку! Ты ведь его полюбил уже!
Граф прислушался к своим внутренним ощущениям. Ох, как много переменилось для него в этой новой жизни! Да, пожалуй, он принял Серёжу в душу, как своего сына. Удивительная Софья! Она так скоро привязалась к ребёнку, полюбила его и заставила Владимира полюбить и принять малыша.
Её любви хватает и на мужа, и на крестника. Да похоже, она уже считает мальчика родным сыном.
Скорее бы у них родились собственные дети!
Но нет: у Софьи ещё не было выпускного бала, и неизвестно, когда он состоится! Не исключено, что, может, в следующем году, после Рождества! Императрица больна.
А подводить начальницу, педагогов и саму выпускницу не следует! Она же должна блистать на балу: ей там будут вручать шифр императрицы Марии Александровны! Соколова позволила графу с Софьей венчаться, отпустила – давно уже – Софью из дортуара, под его, Владимира, ответственность. Он уже забыл все козни, которые Соколова строила против них. Он всегда считал: кто старое помянет – тому глаз вон! Или не всегда, но Софья на этом настаивала, и он согласился.
Софья заметила, что муж чем-то озабочен.
– Владимир! Тебя что-то тревожит…
Она не спрашивала, а утверждала.
– Скорее бы у нас родились кровные дети! – высказал граф вслух свои тайные мысли, продолжая покачивать колыбельку двумя пальцами.
– Обязательно, Владимир! У нас будет большая семья…
Эта мысль согрела графу душу. Он потянулся поцеловать жену, коснулся губами её виска, щеки, губ.
– А ты сколько детей хочешь? – спросила она с радостной улыбкой.
Она смотрела серьёзно, приготовившись внимательно слушать, что он ответит.
Владимир задумался. Когда-то в юности он мечтал о большой семье. Но Нина ему никого не родила.
Софья поняла по взгляду мужа, что тот вспомнил графиню. Он сказал:
– Софья, любовь моя! Я счастлив, что мы с тобой говорим об этом, планируем, мечтаем! Я счастлив, что ты, единственная моя, родишь мне детей! Наших детей! Сколько бы их ни было! Сколько ты хочешь!
Он целовал ей руки и заглядывал в глаза.
– Я… я тоже счастлива! Но всё же? Владимир!
Софье требовался конкретный ответ.
Граф был смущён. Ему было сложно загадывать, что будет. Немного опустив голову и глядя чуть исподлобья, он сказал:
– Когда-то я мечтал, чтобы моя семья была - семь Я! Значит, не считая родителей, - пятеро детей!
Ого! Пятеро! Софье не будет скучно с графом Воронцовым!
Он повернулся к супруге, обнял её так, чтобы она не ускользнула, и стал целовать. Тёплая нежная кожа Софьи, родной запах - всё это действовало на графа возбуждающе. Как звёзды, сияли её глаза среди белокурых локонов.
– Владимир! Я надеюсь, что так и будет! Но не сейчас, хорошо? Серёжа ещё слишком мал. Я боюсь, что ему недостанет моего внимания. Он тоже наш сын! - сказала жена.
Граф выдохнул через нос. Он не любил, когда осуществление его планов откладывается на неопределённое время. Но бесполезно спорить. Если Софья чего решила, её, конечно, не перешибёшь! Зато можно поцеловать любимую!
Серёженька заворочался, и пришлось Владимиру прервать свой сладкий поцелуй. Воронцовы заворковали, как голубки, над колыбелью младенца.
– Дай я его возьму сам!
– Нет, его перепеленать нужно вначале!
Софья взяла ребёнка и подумала: «Жаль, что в доме нет пеленального столика! Надо Владимиру сказать!»
– О, Софья! – отозвался муж на её мысленный монолог. – Здесь неудобно пеленать! Завтра же я тебе сделаю особый столик!
Хм, их сиятельство будет собственноручно мастерить для ребёнка мебель! Впрочем, если умеет и если это его не затруднит, почему бы и нет?
– Владимир! – засмеялась Софья. – Я люблю тебя всё больше и больше!
– Софья, счастье моё!
Ему хотелось немедленно обнять её и поцеловать, но Софья была занята с ребёнком и пелёнками. Приходилось ждать. Граф смог вздохнуть не очень громко, чтобы не смутить жену и не напугать ребёнка.
Пока обменивались любезностями, Софья перепеленала Серёженьку, сложила мокрую пелёнку в корзину и позвонила. Пришла горничная Алёна вынести грязное бельё.
– Барыня! Как можно-с! Позвали бы няньку – она бы перепеленала барчука!
Служанка подумала: чуднЫе господа! Заняться им нечем!
Воронцов сделал жест рукой – не мешай, не твоё дело!
На самом деле, граф понимал, что это немножко игра, немножко репетиция родительских ролей. Ему было даже немного жаль Серёжу за то, что ему выпало стать объектом для тренировки.
Может быть, оттого он и хотел, чтобы скорее родились их с Софьей кровные дети. Тогда все вместе Воронцовы будут друг другу помогать! Но загадывать так далеко Владимир ещё боялся.
Когда ребёночек был переодет и лежал в своих батистовых пелёнках, посапывая, как котёнок, на больших руках Владимира, который тихонько его покачивал, граф сказал, оглядывая помещение:
– Да, у нас не хватает уюта.
Он начал оправдываться.
– Вначале я был на войне, потом лежал без движения, потом мне, знаешь, было совсем не до ремонтов и улучшений… - По совести говоря, Воронцову тогда сбежать из дому хотелось. - Настроения не было. Не для кого было обустраивать гнёздышко. А сейчас я займусь как раз наведением порядка в покоях!
– Владимир! Вообще-то это женское дело – уют и покой! – возразила Софья.
Больше, конечно, для приличия, потому что она знала: к этому душа у неё не лежит, она даже не умеет толком подобрать себе изысканный стильный наряд, не говоря уж об интерьерах и уюте! Владимир разделял точку зрения супруги на её способности, но тактично умолчал об этом. Он промолвил, укладывая Серёжу в колыбель:
– Сооофья! Давай каждый будет делать то, к чему у него больше склонность! Мне всё равно нечем заняться сейчас! Я буду подавать прошение о пересмотре решения об отставке, но пока не время – так Константин Николаевич говорит.
Воронцову очень нравилось, что с Софьей можно прямо и открыто обсуждать всё и говорить обо всём, что его волнует. С ней он может быть самим собой - это настоящее счастье!
Софья обрадовалась, услышав, что вскоре Владимир восстановится в армии. Она знала, что любимый не может быть бездеятельным, – у него от этого портится настроение и самочувствие.
– Но Великий Князь назначил меня своим советником по особым поручениям. Это тоже дело серьёзное! – сказал Воронцов.
– Владимир!
Софья заулыбалась и обняла мужа. Она была так рада за него, что даже не спросила, в чём будут состоять эти особые поручения!
А он опять стал целовать её. Молодожёны всё никак не могли нацеловаться и наобниматься.
* * *
Хотя светская жизнь не увлекала Воронцовых, им пришлось давать официальный приём по случаю бракосочетания. Таковы законы света.
Там были и Шестаковы, и Великий Князь (да-да! Его Высочество почтил графа своим вниманием!), и другие представители светского общества. Прошло всё по протоколу. Никто, естественно, не ел блинчики руками и даже от свадебного торта с кремом не отщипывал куски… Всё прошло чинно и благородно, но скучно, потому что были приглашены слишком разные люди.
Светским кумушкам не удалось почесать язык об историю Воронцовых. Может быть, потом в своих будуарах и салонах кто-то и сплетничал, но приём прошёл спокойно, к радости Владимира.
Софье было неловко, и хотелось уйти, но она терпела ради любимого. Нельзя было бросить Владимира. Он тоже не мог уйти, потому что он хозяин приёма. Когда Софья считалась невестой Хованского, она могла себе позволить отправиться с приёма восвояси, как только надоело. Но сейчас-то случай другой! Надо уважать светские обычаи: в свете ещё предстоит блистать будущим детям Воронцовых! Репутация очень важна!
Так, наверное, потом на балу у Воланда терпела Маргарита приветствия грешников. «Ну что ж? Ты этого хотела, графиня Воронцова! – думала Софья на приёме. – Любишь кататься – люби и саночки возить! Главное – Владимир рядом!» И она улыбалась. Сдержанная улыбка как нельзя лучше приличествовала моменту и соответствовала внутреннему состоянию Софьи.
Когда-то Софья говорила Владимиру, что у неё по сравнению со светскими барышнями разная жизнь и разное будущее. В свете, пожалуй, не одни Воронцовы так считали. Кое-кто позаботился о перспективах дальнейшей жизни юной графини Воронцовой.