Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одарённые умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя такими умными и непоколебимыми в истине, как считали заражённые.
Достоевский
Русская (к наивеличайшему сожалению автора, не народная) сказка.
Далеко-далеко, за тридевять морей, за тридевять земель, в тридесятом царстве жили-были три богатыря: Алёша Попович, Добрыня Никитич и Илья Муромец. Не знаю даже, жили-были, аль были-жили, а только вот, скажем так, слегка тужили. Сошлись они как-то на площади Революции, у памятника одному лысому негодяю, и говорить начали.
- Вы представьте, братцы, - молвил Добрыня Никитич, - какая беда-невзгода приключилась – опять забуксовал мой бизнесок. И так каждый год. Вроде бы уж всё сделаю: и лицензию приобрету, и налоги, какие нужно, заплачу, а не идёт дело! То ли происки конкурентов, то ли врагов наших лютых, то ли…
- Это ещё что! – заявил Алёша Попович. – Вот у меня сегодня Интернет вырубился. Хотя это и к лучшему может – от компа отучусь. А вот вчера забрали в армию моего друга. А он хлюпик был, какое ему бранное поле! Его свои же задавить могут. А военком и бровью не повёл. А лучше бы меня на год раньше б взяли. Я б в армии вообще, на всю жизнь остался б, Родину-мать защищал бы! Дело это вполне достойно того, чтоб жизнь ему посвятить. А хлюпики эти пусть другими делами занимаются, которые у них хорошо получаются. Вот, я слышал, врачей не хватает, а мой друг врачом как раз хотел стать…
- Да, чего не хватает, того не хватает, - проговорил Илья Муромец и понурил буйну голову. – У меня вот три года назад сын заболел. В больничку пошли, а там руками разводят да говорят: «Не можем диагноз поставить!» Идём в районную, городскую больницу – там не меньшие олухи сидят. Экзамен на врача, поди, со шпаргалкой сдавали, а то и вовсе по блату прошли. Только в столичной лечебнице и растолковали нам: « Рак, ничем помочь не можем, в хоспис ложитесь». Слава богу – народ помог – деньги на лечение за границей всем миром собрали. Жив мой сын, да вот только я с тех пор знаю, чего врачи наши стоят. Эх, кабы случилось это лет тридцать назад! Нами правил тогда царь грозный, да справедливый. Чиновьё было приструнено, везде был полный порядок, больницы, школы бесплатны были, работали как надо. И государство было наше – ух! – сильным, всем, везде и всюду кузькину мать показывало….
- Эх, хватит, Илья, грезить о прошедшем, в грядущее смотреть надо, - молвил Алёша Попович. – Авось, уладится всё как-нибудь.
- Э-эх! – Вздохнули хором Добрыня да Илья. – Ты-то молодой, право мечтать имеешь, а мы-то вот не имеем. Видно нам-то, куда всё катится-то, и просвету – куда ни глянь – не видно!
На том и разошлись добры молодцы, да и пошёл каждый своею дорогой.
Идёт Илья Муромец себе, бредёт, и видит вдруг – сидит у дороги старичок, одуванчик божий, милостыню просит, весь в лохмотьях.
И показалось ему, что старый шепчет: «Иди сюда, богатырь, я тебе всю правду-матушку расскажу, ничего не утаю».
Подходит Илья к старичку, а тот, кряхтя, с земли встаёт да и говорит ему:
- Добрый человек, помнишь ли ты, что наше государство некогда могучим, сильным было? Все нас боялись. У нас сильнейшая на планете армия была! Мы были сильными. И образование, здравоохранение – бесплатными. Помнишь ли ты это, добрый молодец, а?
- Эх! – Вздохнул Илья всей грудью богатырской, и голову повесил. – Помню, дедушка, как ж не помнить. Только как те времена-то вернуть?
- А ты вообще знаешь, кто я? – полюбопытствовал старик. – Не знаешь. Да я ж тот самый царь, который тогда страной правил, только выпнутый из дворца да непогодой потрепанный маленько… Хочешь, паспорт покажу?
Глянул Илья на паспорт, да и разинул рот, а экс-царь и говорит ему:
Помоги ты мне, старому, добрый молодец, я тебе службу сослужу.
И завладел старик тот душою богатырской, и не стало в ней никакой другой идеологии.
Пришёл домой Добрыня Никитич. Развернул бизнес-план свой, да и уронил буйну голову на столик письменный. Что ж делать-то?
Открыл он с горя книгу какую-то. Смотрел, смотрел, сменяли одна другую страницы, но не находил он покою возмущённой душе своей. И видит вдруг: голубоглазая, светловолосая девушка с картинки подмигивает ему.
- Э, чего ж ты подмигиваешь? – вопросил её богатырь. – Ужель делу моему пособить чем можешь?
- Я свобода, - провозгласила девушка с картинки. – Я помогу тебе, ведь я заступница рода человеческого.
- Хм, ясно. И что же мне, следует делать, чтобы помочь своему бизнесу, по-твоему?
- Тебе нужно бороться за меня. Ведь когда люди свободны, каждый делает что он хочет, не будет никаких конфликтов! Ах, как мне тебя жаль! Над вами, людьми, властвуют богачи, правительство без конца и края облагает вас пошлинами, вам нужно соблюдать разные правила поведения. Власть забирает ваших детей в армию, власть дерёт налоги с вас, бедных моих подзащитных! Все беды от власти! Скиньте власть, и всем будет хорошо! Все будут трудиться мирно, и не будет никаких конфликтов! А ведь что – высшая ценность? Высшая ценность – свобода, полная свобода выбора! А что ж ещё, как думаешь? И уж коли ты решил сделать что-то, - она подмигнула, - сделай это непременно!
И околдовала, заключила в оковы бархатные, в наручники сахарные Свобода душу богатырскую.
Надоело Алёше Поповичу работать, пыхтеть, и играл он днями и ночами в свою приставочку.
И вот сидит он, кнопочки нажимает, а под его управлением на экране робот маленький такой двигается, ручками-ножками машет, из пушечки стреляет, на мотоцикле, грузовике ездит, врагов убивает, девиц голубых целует.
И вот играет Алёша так. Играет час, играет два, играет три, и видит вдруг красными от долгой игры глазами: сходит роботик с экрана, и корит его:
- Ты молодец, конечно, что в компик играешь, но почему б тебе не попробовать воплотить идеалы свои в жизнь? Не хотел бы ты, как я, кораблями космическими управлять, во врагов стрелять, девушек красивых целовать?
- Хотел, - ответил, рот разинувши, Алёша наш.
- Так знай, путь к этому – прогресс, - уверил его робот. – Только с помощью прогресса человек может добиться власти над миром, душевного покоя, счастья. А все прочие идеалы – фигня! Только стремясь к прогрессу, к силе, ты станешь счастлив.
И околдовал, заточил в хрустальную клетку робот душу богатыря.
На следующий день приходят богатыри в царский дворец, и говорят:
- Царь, а царь! Ты нам больше не царь!
Глянул царь в очи богатырские, огнём горящие, глянул на кулачища их, решительно сжатые, узнал души их, огнём пылающие, - и струсил. Миг – и нет царя, как будто и не было никогда.
Посадили богатыри на трон того, старого царя, которого Илья нашёл. А тот и давай повелевать ими, верными своими холопами:
- Значит так! Провести всеобщую мобилизацию! Индустриализацию! Рационализацию! А всех, кто скажет, что я не царь, врагами народа объявить! Да, и ещё…
Пошептался царь, пошушукался со Свободою да с Прогрессом, и кричит:
- Да! Всех способных людей в научные центры согнать, чтоб науку развивали… Всему населению чипы под кожу внедрить, чтоб не убёг никто… Вот! Пока всё!
- Да, надо, надо это сделать! – зашептала Свобода.
- Да, надо, надо, чтоб это было совершено! – проговорил Прогресс.
И богатыри, не обдумав даже, что им сказали сделать, отправились исполнять приказы Праведного Царя, Свободы и Прогресса.
Надо сказать, жила тогда при дворе царском одна служанка. Звали её Марья Ивановна. Работу она делала тяжёлую, неблагодарную, платили ей мало. Ходила она в вечно поношенной, скверной одежде, вся грязная, с огромною корзиной. И ведь видно было, что тяжело ей неимоверно эту самую корзину за собой повсюду таскать, а всё ж не расставалась она с ней. И была она дама увёртливая, во все щели машины бюрократической пролезала. В жару и холод таскалась она со своею корзиной по городу, и в дождь и в снег не расставалась с нею. И любила она страшно деньги, и добывала их способами любыми – собирала монетки, обронённые прохожими, просила милостыню. В общем, на любые подвиги была готова она ради корзины своей.
А богатыри работали. И впрямь оказалось – лучше, веселее народ жить стал. Да вот как-то странно лучше и веселее…
Как-то раз призывает царь к себе богатырей и говорит:
- Мы тут посовещались, - Свобода и Прогресс покивали головами, - и решили, что надо изловить эту самую Марью, что с корзиною, и в темницу посадить. Она что делает! Чиновников государственных вокруг пальца обводит, торговцев на базаре обманывает, за проезд в трамвае не платит. Извести её, негодяйку, надобно! Ну, задание вы поняли.
- Да, так точно, - подтвердили добры молодцы, да и пошли Марью изживать.
Пришли они к ней, окружили её. Узрела она их лица каменные, злые, зомбированные, да и залилась слезами горькими-горькими.
- Меня убейте, ладно, - рыдала она, - а корзину мою не троньте! Прошу, молю вас, Христом-Богом…
- У ней в корзине самое зло и заложено! – крикнул Алёша. Руби её!
Замахнулся он мечом над корзиной, а Марья прыг – прыгнула на корзину, собой закрыла.
Попытался Алёша её от корзины отодрать – не отдирается. Попытались все богатыри вместе – не получилось. Намертво вцепилась Марья в главное сокровище своё.
- Э-эх, так рубить придётся! – воскликнул Алёша, занёс меч, и тут увидел он, что в корзине–то лежало.
И Добрыня, и Илья если не увидели, так услышали.
Писк и плач из корзины доносился.
«Мама, мама!» - донёсся почти неслышимый голос до ушей богатырских. И при каждом «Мама!» сильней Марья к корзине прижималась.
И тут открылись глаза богатырские, и были продраны уши, и кожа их очищена была ото всего лишнего, и стали они вновь чувствовать и буйный ветер, и запах травы, и материнскую любовь. И увидели они глазами своими отверстыми корону над головой Марьи, и поняли они, и осознали всем разумом своим, свей душою своею и всем телом своим, что дороже эта корона всех корон всех властителей земных и небесных. И опали маски, и исчезли на миг театральные костюмы, и увидели они мир таким, каким он есть. И узрели нимб над головой женщины, и узнали истинную, святую её красоту.
И увидели они тогда, как же «хорошо», как «прекрасно» живётся народу при новом-старом царе. И съела их всех троих совесть.
- А давайте, братцы, не стремиться к какому-то прогрессу, к какому-то счастью потомков, а просто будем жить и не тужить. – сказал Алёша. - И смиренно, просто, не хватая с неба звёзд, работать. И коли мы будем работать хорошо, счастье к потомкам само придёт. Будем долго, хорошо трудиться, а всяким там левым «праведным царям» и «свободам» с «прогрессами» шиш показывать.
- Согласен, - сказал Добрыня.
- И я, - проговорил, вздохнув, Илья. – только вот как нам с недругами-то нашими справиться?
- А очень просто, - молвила Марья, – надо просто перестать верить в них.
- Да, - стукнул себя кулаком в грудь Алёша, - не нужен мне такой прогресс, который не людям служит, а чёрт знает чему.
- Да пошла ты, свобода окаянная, не нужна ты мне, а нужен мне покой моих детей! – провозгласил Добрыня.
- Не надобен нам такой царь! – заключил Илья.
И стало дурно бесам от таких слов богатырских, и освободили они души их, и явили свой истинный облик.
Свалился парик с головы Свободы, и стали видны волосики чёрные, и глазёнки красные, и зубки остренькие, и ушки треугольные.
И обернулся Робот человеком, и показались ручищи его загребущие, и хищный оскал карих глаз.
И шлёпнулся на мостовую новый-старый царь, и показались его лысина и знатные усищи.
И пустились бесы бежать во всю прыть, и не стало их.
И с тех пор жили люди в тридевятом царстве не худо, и не хорошо, но уж точно не хреново.
Конец.
- Погоди, дубина-графоманище, какой нафиг конец!?
- Блин, бумагомарака, ну нам-то высказаться дай!
- Чёрт, ну что это ещё такое! Предоставь и нам слово! Ну пожа-луйста!
- Пожа…
- Ну хорошо, хорошо, а то у меня ещё дела есть, окромя моей привычки к писанию чёрт знает чего.
- Короч! Люди, слушайте! Мы Свобода, Пргоресс и Добрый Правитель! И мы идём к вам!
И мы…
- Ладно! Хватит, заткнитесь. Ну наконец-то конец… А то уж запарился писать. Хотя, может, и не конец вовсе, а лишь начало…