21 декабря Генриху Бёллю исполнилось бы 97 лет!

Бронислав
  Если провести исследование советских и российских СМИ, то подтверждается неоднозначное понимание места Генриха Бёлля в культуре, публицистике, литературе XX века. Оно связано в первую очередь с его политической активностью, которая с годами лишь усиливалась, и в какой-то момент его публицистическая деятельность начала словно оттеснять на второй план Бёлля – художника. Для него характерна своеобразная медийная оперативность: на многие события Бёлль немедленно откликался - писал статьи и прошения, говорил по радио, по телевидению и в доверительных беседах с советскими дипломатами журналистами, протестовал, ходатайствовал, умолял, снова и снова пытался доказывать, объяснять, что расправа с великими учеными, с писателями, которые открыто высказывали критические мысли, губительна не только для преследуемых, но и для всей общественной, культурной жизни.
  Советские и российские медиа последовательно откликались на публицистическую активность Бёлля так, например, в них нашло отражение вмешательство писателя в дело Баадера – Майнхоф, когда он, пытаясь противодействовать разгулу насилия, опубликовал статью, в которой употребил по отношению к газете «Бильд» выражение «открытый фашизм». После этого началась настоящая травля Бёлля, ему угрожали, в его доме был произведен обыск, позднее в него даже была подложена бомба. Вплоть до настоящего времени продолжается публицистическая рецепция антитеррористических идей немецкого художника.
Для информационного взаимодействия отечественных СМИ и творческой личности Бёлля характерна как общая последовательная системность, так и внимание к определенным особо значимым эпизодам. Например, в 1960-1970гг. в нашей стране писали о том, что даже  киноэкраны второго ряда прокручивали фильм по повести «Потерянная честь Катарины Блюм», со сцены театра им. Моссовета все это время не сходила инсценировка романа «Глазами клоуна»: 400 раз она покоряла переполненный зал! Во времена, когда Бёлль был желанным гостем, в честь его приезда буквально за сутки был изменен репертуарный план и показан не планировавшийся на тот день спектакль. Объявлений никаких не было, тем не менее, всезнающие москвичи хлынули в театр, от самого метро выспрашивали, нет ли лишнего билета. В антрактах удачливые зрители толпами обступали Бёлля, засыпали вопросами. На последовавшем затем приеме у Юрия Завадского Бёлль говорил о том, что это лучшая из всех постановок «Клоуна», которые он видел, лучше даже наиболее нравившегося ему спектакля в Дюссельдорфе, а Геннадий Бортников (он же и автор инсценировки) - лучший Ганс Шнир.
     Определенную значимость для истории отечественного журнального процесса имеют даже неосуществившиеся замыслы того времени приходится горько сожалеть и поныне. Так, в рамках проекта «Писатель и его город» («Бабель и Одесса», «Булгаков и Киев») по сценарию Бёлля был сделан фильм «Достоевский и Петербург». Редакция журнала «Вопросы литературы», где работала И. Роднянская, хотела показать у себя фильм, пригласив вместе с Бёллем специалистов по Достоевскому, устроить совместную дискуссию и опубликовать ее стенограмму. Подобные эпизоды принципиально значимы и для деятельности определенных СМИ и для их типологической характеристики. Хотя показ не состоялся, но в редакции Бёлль тем не менее побывал, журнал и его содержание ему очень понравились, и он непременно хотел написать о нем.
    Анализом контента о Белле, а также представление публицистики самого Бёлля в отечественных СМИ подтверждается его творческая неповторимость: Генрих Бёлль был адвокатом слабых и врагом тех, кто всегда уверен в собственной непогрешимости. Он выступал за свободу духа везде, где она оказывалась под угрозой. Он не отличался покладистостью и не боялся полемики. Он вызывал чувство неприятия и в то же время пользовался огромным уважением.
А на вопрос, могут ли писатели изменить мир, Бёлль ответил: «Да, могут. Я изменяю мир уже тем, что пишу. Написанное сохраняется, и неважно, сколько людей его прочтут – пять человек или 18 тысяч. Я просто не знаю, каким переменам я способствую. Однако совершенно бесспорно то, что каким-то переменам – внутренним и внешним – я способствую».