Размышление над стихотворением Марины Цветаевой
"Уж сколько их упало в эту бездну..."
Эссе
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверстую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет всё, что пело и боролось,
Сияло и рвалось:
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет всё — как будто бы под небом
И не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой мине
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой,
Виолончель и кавалькады в чаще,
И колокол в селе...
— Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
— К вам всем — что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?!
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто — слишком грустно
И только двадцать лет,
За то, что мне — прямая неизбежность -
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру...
— Послушайте! — Еще меня любите
За то, что я умру.
8 декабря 1913
1.
"Уж сколько их упало в эту бездну..." Эти стихи Марины Цветаевой широко известны. В Интернете можно найти достаточно блогов, дневников, куда оно помещено. Над ним думают, его перечитывают, его адресуют друзьям. Композитор Марк Минков написал возвышенную, по строю, музыку на эти слова. Собственно, каждый читающий видит в этом мучительно-исследуемом самоё себя, на фоне жизни и смерти, монологе лирической героини и нечто своё, словно примеряя каждую строку на себя.
В самом деле, каждый час прожитой Мариной Цветаевой жизни эти стихи будто бы подготавливал.
5 мая 1911 года восемнадцатилетняя Марина Цветаева встретила любовь всей своей жизни - Сергея Эфрона. В сентябре у них родилась дочь Ариадна. 27 января 1912 года они обвенчались. Жизнь, казалось бы, складывалась счастливо, но смерть, как обыденное явление, неотлучно находилась рядом и шла по пятам. В августе 1913 года умер отец Марины ( её мать умерла за 4 года до встречи Марины с Эфроном, в возрасте 37 лет ) - профессор Московского университета. А незадолго до этого печального события ( отцу было всего 52 года ) и без того болезненный муж Марины ( в семнадцать лет он женился, а шестнадцати лет у него начался туберкулёз ) перенёс операцию аппендицита, закончившуюся благополучно, но заставившую Марину изрядно поволноваться. Через год, в июле 1914 года умрёт от чахотки старший брат Сергея, Пётр, незадолго до своей смерти потерявший свою маленькую дочь и расставшийся с женой. Марина будет неотлучно у его постели до его последнего вздоха, как за семь лет до этого у постели своей матери.
2.
Перечень всех этих бед в близком окружении Марины будет неполным, если не вспомнить гораздо более ранние, первые потери в жизни девочки. Об этом пишет Анри Труайя в книге "Марина Цветаева" в самой первой главе "Детство, благословенное и омрачённое трауром детство..." Когда мать сестёр, Маруси ( ей было 10 лет ) и Аси ( ей было - 8 ), проходила лечение в Италии, в Нерви, близ Генуи, в "Русском пансионе", круг их общения расширился: приехали на лечение родственники по первой жене их отца, умершей родами. Серёжа Иловайский, уже студент, и его сестра Надя Иловайская, 19-ти лет, оба были больны туберкулёзом, как и мать сестёр Цветаевых. Десятилетняя Марина не могла не влюбиться в Серёжу, так как он один интересовался её стихами, просил почитать её поэтические, ещё детские, тетради и переписать ему свои стихи. Подружилась она и очень близко с Надей. Двумя годами позже и Серёжа, и Надя умрут один за другим, оставив в сердце двенадцатилетней девочки двойной траур по первой, завершившейся смертью дружбе с Надей Иловайской, по первой, завершившейся смертью любви к Серёже Иловайскому.
Весь этот мартиролог необходимо отметить ещё и затем, что встречаются нелепейшие, высосанные из пальца высказывания, будто бы стихи "Уж сколько их упало в эту бездну...", да и ряд других стихотворений с тематикой смерти, Марина Цветаева создавала будто бы потому, что имела "нездоровый" интерес к смерти и даже любила её. Столько боли накопилось в сердце у молодой поэтессы к двадцати годам, что не избыть её пронзительным, философско-поэтическим способом было бы уже невозможно и, как бы то ни было, через три месяца после смерти отца, последней экономической и психологической опоры жизни сестёр Цветаевых, обобщающая первая строка "Уж сколько их упало в эту бездну" была готова к записи. И совсем не удивительно, что девушка задалась мыслью и о своём исчезновении "с поверхности земли".
Собственно, размышление о неизбежности смерти, с момента возникновения поэзии на земле, есть неотъемлемая составляющая литературного наследия каждого из поэтов прошлого, где бы он ни жил, являя собой устоявшуюся мировую поэтическую традицию. Но Мариной Цветаевой эта пьеса была выполнена с неповторимой, бросающей в оторопь, оглушающей силой - свежести и художественности - всеохватным проникновением в суть, казалось бы, самых известных вещей, то есть была выполнена одновременно и необузданно-глубоко, и филигранно-отточенно, по-цветаевски.
3.
Известно, что Марина Цветаева не была религиозной, поэтому, очевидно, не воспринимала смерть в церковном духе как способ перехода в более счастливый, праведный мир. Для неё "исчезнуть с поверхности земли" - это быть унесённой в "бездну", и бездна эта - "разверстая вдали".
Бездна - то, что без дна, сама Вселенная. "Вдали" - не означает "вверху". По Цветаевой, умерший не возносится на небо, а последний путь его в мир иной - путь стремительный, молниеносный и одновременно-безвольно ( как орудие не своей, а чьей-то воли, направляющей тебя в неохватную мыслью "разверстость" ) устремлённый в пустоту, как падение камня, но не траекторией вниз, ведь Вселенная - она везде.
4.
Поэтессе всего лишь 20 лет, но в этом, охватывающем огромные пространства стихе, столь мало ещё пожившего, казалось бы, человека, словно зашифрованы, невидимо, и межстрочечные мысли, написанные будто бы молоком, - проведи по ним своим горячим испытующим взглядом, и они зримо и явственно выступят. Ведь в 3 и 4 строках первого катрена речь идёт об исчезновении человека только с "поверхности земли", а не об исчезновении безвозвратно, в целом и навсегда.Это значит, что кто-то перестаёт видеть того, кого уже нет, всего лишь на "поверхности земли", но встреча с ним возможна в других измерениях - в воображении, во снах...
Описывая, как "Застынет всё, что пело и боролось, Сияло и рвалось", Цветаева рисует всё же саму себя "живую и настоящую". И, удивительно, никак не возможно, читая эти строки, представлять всё это светящееся, порывистое, золотоволосое и нежноголосое, зелёноглазое как-то иначе, нежели как в динамике. А всё, что "пело и боролось" ( как могут "пение и борьба" застыть? ), так и останется в звуке и гибкой мускулистости её стиха, пока, как гениально скажет Анна Ахматова, "на земле всего долговечней - царственное слово".
То есть - автопортрет? И не портрет ли каждого живущего и не портрет ли самой жизни так настойчиво-своеобразно-животрепещуще выступает на первый план, отодвигая образ застывшего и отжившего.
Да, подчеркну, ни в коем случае не самолюбование ( вот я какая или вот я какой была яркой и неповторимой ), как может показаться, а, повторю, портрет самОй живейшей жизни, в красках, звуках, в их переливах.
5.
В третьей строфе, наряду с неповторимой метафорой - "с забывчивостью дня" опять "междустрочие молоком".
" И будет всё - как будто бы под небом
И не было меня!"
Интересно: "исчезну с поверхности земли", но была - "под небом"...
Для кого "не было меня"? - для забывчивых? для заботящихся о хлебе насущном?
Но ведь "как будто бы...не было", то есть что чего-то нет - это человеческая выдумка, плод мозга не видящих и не слышащих. "Я была, я есть, я буду! - что бы вы по этому поводу ни думали.
И опять портрет себя самой ( но и каждого!) и самой жизни: "изменчивой, как дети в каждой мине..."
Да, уже была дочка, уже было пристальное наблюдение, с ведением дневниковых записей, за каждым её жестом и детским словом, изменчивостью чувств и настроений своего первенца.
Но ведь это же и библейское "Будьте, как дети" ( библейская мифология, в отличие от церковных служб, питала поэзию Марины Цветаевой на протяжение всей жизни ). Ребёнок доверчиво открыт миру, естественен в своих проявлениях, чист душой и сердцем: радостно - радуется, грустно - плачет - в противовес лицемерно-скрытному взрослому миру.
6.
Строка "Любившей час, когда дрова в камине Становятся золой" преподносится некоторыми любителями чёрного восприятия чего-то бы ни было чуть ли не как приобщение поэтессы к Ордену колдуний - дескать, вот даже любила смотреть, как "дрова умирают". Да, и такое, на мой взгляд, примитивно-извращённое понимание встречалось мне в одиозных попытках исследования внутреннего мира Марины Цветаевой через её поэзию.
Кого из нас не завораживала магия лёгкого пламени, огня, костра, вспыхивающих внезапно искр в камине, в печурке, потрескивание сухих веток!.. Созерцание такого горения успокаивает, согревает, утешает и не только зрелищно - сполохами огня и волнующимися на стенах тенями - но и ароматом сгорающего дерева. Как не любить подобный час любому смертному.
И если для нас, обычных горожан своего времени, подобное возможно только в редких случаях выездок на природу, в воспоминаниях ли пионерско-лагерного детства или гитарно-походной юности, то растопленный камин в дореволюционной России был одновременно и роскошью, и насущной необходимостью дворянского быта.
7.
И всё же "любить тот час, когда дрова в камине становятся золой" - не мысли ли это, опять же, о сути самОй жизни, в жерле которой всё сгорает дотла и переплавляется, "становится золой", которая нет-нет да и вспыхнет затаившимися горячими угольками, всё ещё давая тепло, пока окончательно не рассыплется в прах.
Этот жизненный процесс - норма и закон жизни, который можно любить, за которым сладко следить, не ужасаясь закономерной необходимости "застыть".
И опять сама жизнь уже новыми звуками врывается в видеоряд: задумчивый образ девушки-поэта у горящего камина - потрескивание печи - чья-то игра на виолончели - кавалькада в чаще - село - церковь - звуки колокола.
Движение людей и звуков переданы автором без использования глаголов действия, а только именами существительными в винительном падеже. Любившей что? - "Час" горения камина, "кавалькаду в чаще", "колокол в селе". Но разве такое выражение идеи не разливается колокольными ударами-переливами, не звучит топотом скачущих лошадей, трубными звуками охотничьего рожка, смехом и возгласами наездников и наездниц, нежной гармонией виолончели...
При перечислении этих существительных, к тому же, мы видим, как раздвигается под рукой пишущего поэта, его волей, пространство: на виолончели играет кто-то близко, в соседней комнате дворянской усадьбы, иначе инструмент не услышать - далее полёт воображения в сторону леса, где оповещает о себе возвращающаяся с прогулки кавалькада - и уже за лесом открывающийся вид на село, колокольня, и оттуда долетают удары колокола ( вечерняя служба, если и камин зажжён и даже уже прогорел? )
8.
И вот ко всему этому человечьему сообществу - к тем, кто создаёт виолончели, пишет к ним музыку и играет на них и к тем, кто заворожен этими звуками, к наездникам и наездницам грациозных кавалькад, к изготовителям охотничьих рожков и искусным, задорным трубачам, к тем, кто выводит породы горячих скакунов и обихаживает их, подготавливая к бегам на скачках и конным прогулкам в чащах, к тем, кто возводит сельские колокольни и сзывает на вечернюю службу звоном колокола, к тем, кто мечтает у камина и пишет стихи - "что мне...чужие и свои..." - ко всему земному человечеству, как к "своему" обобщённо-дорогому единому существу обращается Цветаева, через пространство, "с требованием веры и с просьбой о любви".
Поэт нижайше "просит" людей ( ведь "потребовать" любви нельзя ) любить эту "ласковую землю", приютившую всех, любить друг друга, но прежде, как кажется, властно "требует веры". " К вам всем" - и тут же - "ни в чём не знавшей меры" - не только ли настоящее, но и необозримое будущее собирает в фокус своего зрения гениальная провидица, "безмерно" обращаясь ко "всем" с "требованием веры и просьбой о любви", страстно вовлекая и настоящего, и будущего читателя в свою поэтическую космогонию.
С "требованием" какой "веры" обращается к миру Цветаева и почему её "требует"? Как ответ на этот вопрос приведу выписку из размышлений о Марине Цветаевой протодиакона Андрея Кураева, нашего современника ( источник цитаты - в Приложении ): "Мне дорога ни с чем не сравнимая исповедальность, открытость ее души... В отличие от нас, Цветаева исповедовалась не наедине, а перед всем миром... В ее строках постоянная память о Боге".
И посмотрим в Словарь синонимов. Оставляю ряд слов, который поможет понять, что имела в виду Цветаева:
"Требовать - запрашивать, спрашивать, вызывать, приглашать, призывать, нуждаться, испытывать нужду, искать, взыскивать, (желать, хотеть) от кого, настаивать, возвышать требования, испытывать потребность, испытывать нехватку, иметь нужду, просить".
А к слову "требование" есть синоним "нехватка" .
То есть с "требованием" - с поиском веры, так как её нехватка и в ней нужда, с приглашением всех в единый круг поделиться верой, обрести её. И, по Кураеву, это вера - в Бога.
9.
Просьба о любви столь насущна и велика, что гиперболически-новаторски выливается в целый ряд антитез и противоположных понятий ("день-ночь, письменно-устно, да-нет, грустно-двадцать лет, прощение обид-гордый вид, правда-игра"), именно ими досконально раскрывающими ( как и семь раз повторяющийся предлог "за", из них трижды с указательным местоимением "то" ), как и за что необходимо любить её, двадцатилетнюю Марину Цветаеву, да и человека вообще:
И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто — слишком грустно
И только двадцать лет,
За то, что мне — прямая неизбежность -
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру...
Поэтесса не скрывает противоречий своей души и поступков, как воплощение и выражение противоречивости человеческого духа вообще, показывая, в стремительности цепочки наговариваний, будто ненароком, как каждое явление действительности может иметь свою противоположность, часто причудливо уживаясь в одном.
Хотелось бы особо выделить строку "И день и ночь, и письменно и устно..." С детских лет, как научилась писать Марина перьевой ручкой, она писала сама и получала письма от всех, кому писала, по несколько писем в день, в вожделенных конвертах, которые целовали, ещё не открыв, и, на протяжение всей жизни, хранили затем в альбомах и шкатулках, перечитывая ( и про себя, и вслух ), пересматривая, перебирая, - такова была эпистолярная культура. "Письменно" - это, и, конечно, и, может быть, в первую очередь, стихи Марины, в её неизменных творческих тетрадях, где сохранялись так же и черновики писем корреспондентам, образуя единый пульсирующий литературный текст всей книги проживаемой ею жизни.
10.
Самым загадочной мыслью в тексте для меня являются две последние строки:
— Послушайте! — Еще меня любите
За то, что я умру.
Сама Марина, как думается, предполагала какое-то противодействие своего читателя этой мысли, и, наверное, поэтому использовала восклицательное обращение во множественном числе в форме глагола повелительного наклонения "- Послушайте! -" как способ особого привлечения к особо важному. Не жалейте меня, не вспоминайте, а любите за смерть, которая рано или поздно придёт за мной?.. Или любите, пока я не умерла, не исчезла?.. Нет, именно за то, что я смертна.
Мысль о любви к человеку, на мой взгляд, пересиливает здесь мысль о смерти; точнее многажды наблюдаемый юной Мариной процесс умирания любимых людей понуждает её к открытию понимания не столько бренности человека, сколько того , зачем он пребывает на этой земле - он приходит сюда только за любовью и уносит её с собой, мучительно силясь найти и открыть её, налиться и напитаться ею. Почему так надо - тайна сия велика есть...
11.
Справка:
Статья 110. Доведение до самоубийства
[Уголовный кодекс РФ] [Глава 16] [Статья 110]
Доведение лица до самоубийства или до покушения на самоубийство путем угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства потерпевшего - наказывается ограничением свободы на срок до трех лет, либо принудительными работами на срок до пяти лет, либо лишением свободы на тот же срок.
2.
Марина Цветаева родилась 26 сентября (8 октября) 1892 году в Москве. В 1910-м опубликовала на свои собственные деньги первый сборник стихов. Двумя годами позже — второй. В январе 1912;го вышла замуж за Сергея Эфрона, родила дочь Ариадну. В 1913 году выходит третий сборник — «Из двух книг». В 1917 году родилась дочь Ирина. Годы Гражданской войны оказались для Цветаевой очень тяжелыми: Сергей Эфрон служил в рядах Белой армии, в возрасте трех лет умерла младшая дочь. В эти годы появился цикл стихов «Лебединый стан», проникнутый сочувствием к белому движению.
В мае 1922 года Цветаевой с дочерью Ариадной разрешили уехать за границу — к мужу. В Чехии написаны знаменитые «Поэма горы» и «Поэма конца». В 1925 году, после рождения сына Георгия, семья перебралась в Париж. С 1930-х Цветаева с семьей жила практически в нищете. Большинство из созданного поэтессой в эмиграции осталось неопубликованным. В 1937-м выехала в Москву Ариадна, позже из Франции бежал Эфрон, оказавшийся замешанным в заказном политическом убийстве. В 1939 году Цветаева вернулась в СССР вслед за мужем и дочерью.
Первым ударом, который ждал Марину Цветаеву на родине, было известие, что ее сестра Анастасия арестована — муж и дочь скрыли от нее этот факт. Вскоре и Сергей Эфрон, и Ариадна были арестованы по обвинению в «шпионаже».
У Цветаевой не было никакой надежды на публикацию своих произведений, единственным видом заработка по возвращении были переводы. Но война положила конец и этому источнику существования. 8 августа 1941 года Марина Цветаева с сыном уехала вместе с несколькими писателями в эвакуацию в городок Елабугу на Каме.
Если в Москве Цветаева могла наводить справки, приносить в тюрьму передачи, то в эвакуации связь с мужем и дочерью была полностью утеряна. Нищета, полная неустроенность, к тому же — постоянные конфликты с сыном, причиной которых был не только переходный возраст Георгия, но и то, что он не мог «простить родителям обмана» — ему обещали в СССР райскую жизнь…
В Чистополе, где проживало большинство эвакуированных литераторов, Марина Цветаева получила согласие на прописку и оставила заявление: «В совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве посудомойки в открывающуюся столовую Литфонда. 26 августа 1941 года». Это не было бравадой: пайка Цветаевой не полагалось, они с сыном жили впроголодь.
28 августа она вернулась в Елабугу из Чистополя, 31 августа 1941 года квартирная хозяйка Цветаевой обнаружила ее повесившейся.
Перед смертью Марина Ивановна написала три записки: тем, кто будет ее хоронить, знакомым Асеевым с просьбой взять к себе ее сына Георгия (они находились в эвакуации в Чистополе) и сыну: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик»…
Марина Цветаева похоронена на Петропавловском кладбище в Елабуге. Проводить ее никто не пришел, кладбищенские книги в то время не велись, поэтому точное расположение могилы неизвестно. На той стороне кладбища, где находится ее затерявшаяся могила, в 1960 году сестра поэтессы Анастасия Цветаева установила крест, а в 1970 году было сооружено гранитное надгробие.
3.
Фото: Великолепный портрет Марины Цветаевой - работа из цикла "Поэты России" кисти российского художника Аркадия Ефимовича Егуткина (р. 1936 )