Легкий гул. Как утреннее жужжание еще не проснувшейся пчелы. Как шелест травы, укутанной в инестую росу. Скользкий туман уныло ползет по земле, обнимая зеленые стебли. Слишком красивое солнце слепит глаза, копая путь в промежутках между пальцами ладони, обращая ресницы в пепел. Я хочу еще горячее. Но достаточно одного взгляда за горизонт, чтобы понять. Ленивое движение рукой, и гул испаряется. Ложный рассвет. Я шел на свет, но слишком поздно понимаю, что это всего лишь короткая вспышка от взрыва очередной лопнувшей надежды. Приятный полумрак развязывает руки, не трогая изрытые от света ладони. Иду на ощупь. Могу идти куда угодно, но прогладив гладкие стены рукой, убеждаюсь: я снова взаперти. Чувство безграничной свободы. В рамках. Старательно возвожу их сам, леплю из своих будней каждый день. Я безгранично ограничен собой. На мятую простынь больше не давит мое теплое тело. Стараюсь отделить себя от того, что не реально. Разрываю пакетик. Кружка горячего кофе. Запотевшее от моего дыхания окно. Одно из тысячи подобных ему в это утро. Моим отражением оно прячет то, что за ним не хочет быть увиденным. Душно и тошно. Поворот рукояти. Ту-ки-та, железобетонные саркофаги. Мрачно и холодно. Подбираю с пола одежду запаха антресоли. Облачаюсь в куртку, пропитанную запахом коридора. Подошвы клеят к себе мокрые объявления. Быстрый шаг. Черные шапки. Нельзя обойти. Раздражение, быстро перерастающее в неосознанную апатию. Снова легкий гул. Льется, сливается в унисон со звуком подъезжающего автобуса. Невыносимые минуты одиночества среди безумной толпы, среди подобных мне. Караю себя медленным шагом. Иду по улице, прикрывая ладонью лицо от света уличных фонарей, но слепну от серости фасадов окружающих меня домов. Живу реальностью от столба к столбу, забывая о мире в темных отрезках асфальта. Вдруг выхожу на освещенный проспект. Мороз защищает снежинки от теплой смерти. Легкий ветер кружит их в предсмертном танце в свете фонаря. Холодная коса рубит все чувства, но находит на камень. Спрятан среди мокрой травы и белесого плаща. Чувство дежавю. Закрываю глаза, но реальности не становится меньше. Пытаюсь найти в памяти показавшимся мне знакомым камень, но тщетно. Живу одной мыслью, одной вещью. Сжимаю и так белые от мороза костяшки, и они становятся еще белее, почти цвета билета, который я так боюсь потерять. Замерзший опускаюсь на сиденье. Ладонь расслабляется. Я спасен. Камень, затупивший косу. Коса, затупившая чувства. Ничего не найти, не вспомнить, не почувствовать. Черное утро почти тут же сменяется черной ночью. Я сплю наяву и живу во сне, но не помню как. Вдруг просыпаюсь от звука трескающихся рамок. Теперь можно открыть глаза. Понимаю, что что-то не так. Сердце беспокойно стучит, но не от кофе. Протираю сухой ладонью глаза, а затем окно. Незнакомый мир смотрит на меня оттуда с подозрением. Легкий гул. В этот раз сильнее чем обычно. Открываю дверь. Яркое солнце не слепит, но греет. Неуверенно ступаю на землю. По привычке подношу ладонь к лицу, но с улыбкой убираю ее, потому что не нужно. Легкий гул становится все сильнее. Взрывается, когда я вижу тебя, и вокруг меня мир без единого звука. Я как контуженный иду вперед, не замечая ничего вокруг. Ко мне постепенно возвращаются звуки. Гул уже где-то внутри меня. Я все вспоминаю обратно. Когда каждый мой день был куском моего дежавю. Ты та, что спряталась в траве. Ты помнишь, ты не забудешь, ты знала всегда, ты больше не прячешься. Ты изумруд, который не сразу заметишь. Но я смог. В твоих глазах. Я знаю: сожаление ничего не искупит. Глазам не вернуть прежнюю остроту. Ноги не зашагают вспять по уже пройденному пути. Но теперь я знаю, точно знаю. Раньше я смотрел, но не видел. Теперь ты - моя последняя и самая сильная и долгая вспышка, выжигающая все, что было до, но я смотрю в анфас. И мне не жалко, не страшно, не больно. Ты все ближе и ближе. Когда ближе уже нельзя, я целую тебя, и гул вырывается наружу. Любовь.