Счастье женское

повесть в 9-ти аудиоглавах - http://www.nbchr.ru/virt_potomkam/andreeva.htm

I

Семья у Ники считалась нормальной, если учитывать, что чуть ли не в каждом поселковом доме было, в среднем, по четверо детей. Ее мать, Надежда Юрьевна, работала продавщицей в продуктовом магазине, а отец (его все звали просто: дядя Степа) – шофером при сельсовете. Между старшим братом Рудиком и ее сестрой Аллой, существовала разница в возрасте на пять-семь лет. Незначительная, вообще-то, но для самой Ники, она казалась огромной. Все в доме, к ней, относились как к несмышленышу, ведь она – младшенькая, и ее, по мнению других, нужно опекать.
Жили они дружно, и одно из самых первых Никиных воспоминаний, как раз и было то, как брат и сестра ее кормили. Родители, в это время, скорее всего находились на работе, а она, Ника, оставленная на попечение старших детей, сидела на коленях у Аллы и, Рудик пытался попасть ложкой с кашей в рот сестренки, вертящей головой. Какой именно кашей они ее кормили, этого она, естественно, не помнила, но вполне вероятно, что манкой. Потому что, именно манную кашу, с незапамятных детских лет, Ника терпеть не могла. Ей легче пробежать босоногой по крапиве, чем съесть тарелочку этого противного варева. Помнится, когда уже став значительно больше, у соседей ее посадили за стол вместе с неизменным другом, всех детских игр, Лешей кушать, а на стол поставили это ненавистное блюдо. Ника, с диким ревом убежала домой и заявила своей озадаченной матери, что к соседям больше никогда не пойдет, так как, они, ее заставили есть то, что она терпеть не могла. Долго же, у них в доме стоял хохот Рудика...
Другое детское воспоминание выхватило из памяти поездку к бабушке на деревенский престольный праздник. Они, тогда, всей семьей туда поехали. Нарядные и веселые… отец почти всю дорогу держал двухлетнюю малышку на руках и, только, возле бабушкиного дома отпустил Нику на зеленую, в желтых одуванчиках, лужайку. Там, у забора, лежали сложенные доски и несколько бревен, оставшихся после строительства дома. Несколько лет назад, в бабушкиной деревне случился грандиозный пожар, когда выгорело чуть ли не полдеревни… На этих бревнах и собиралась детвора со всей улицы. И, пока взрослые отмечали свое торжество, дети устраивали разные игры.
А вот зима… Рудик сталкивает Нику, сидящую в санках со склона горки, сделанной руками уличной детворы. Она визжа, со скоростью, так, что захватывает дух, несется вниз и, чуть, не доезжая до стоящей сестры Аллы, переворачивается и оказывается в сугробе… Алла помогает ей встать, оттряхивает снег с ее куцей шубейки… а, морозный воздух так и щиплет за щечки, и сестра ей поправляет завязанный сзади шарфик, натягивая его снова на курносый Никин нос. И потом, уже в вечерних сумерках, они все втроем забираются на теплую печь и сидят там до самого прихода родителей.
Один из первых запомнившихся Новогодних праздников, оставивших след в ребячьей душе… Детский хоровод вокруг нарядной зеленой красавицы. Пахнет хвоей и чем-то еще, вкусным и терпким… Дед Мороз с длинной белой бородой, в колпаке и красным носом, вывел Нику из хоровода и поставил перед собой. А она, запинаясь, скороговоркой, прочла ему заученный дома, под руководством старшего брата, небольшой стишок:

…Здравствуй Дедушка Мороз,
У тебя сопливый нос!… –

все вокруг так и грохнуло смехом! Ничего непонимающая Ника испуганно оглядела смеющихся людей и, внезапно осознав, что перепутала и ляпнула то, что совсем не следовало говорить, тихо поправила себя:
— Ой, я не правильно сказала… У тебя красивый нос!.. — и от испуга, что сделала не так, как нужно, заплакала.
Дед Мороз улыбнулся в бороду и, наклонившись к ней, вытер с ее лица слезы:
— Ну, что ж ты девочка плачешь? Я не люблю тех, кто плачет!.. — вынув из своего мешка пряник и несколько карамелек, он протянул их ей. — На-ка, тебе маленький гостинец от зайчика!
Ника робко взяла из его рук угощение и, пролепетав «спасибо», вернулась в хоровод. С тех пор, ежегодно, перед каждой Новогодней елкой ей напоминали этот, оконфузивший ее, случай.
Память детства оставляет образы, ярко ослепляющие сознание. Красочные картинки не имеют, можно сказать, ничего общего с тем, что остается в памяти уже когда человек становится старше. С годами восприятие как-то блекнет… Радужный мир, который познает ребенок, постепенно теряет свою особенность и неповторимость. Если раньше, Ника остро воспринимала то, что ее окружает и любые огорчения, которые происходили с ней или с теми, кто находился в поле ее зрения, становились для нее чуть ли не трагедией личного плана, то постепенно все это сглаживалось. Детские впечатления и неприятности принимали более личностный характер, и, теперь, уже в разряд трагедии переходило только то, что так или иначе, затрагивало непосредственно круг ее интересов. Ребенком Ника чувствовала себя частью окружающего мира, и ей казалось, что в глазах этого мира и она что-то да значит… но, к сожалению, с каждым днем, она все отчетливее начинала сознавать, что это все не так и, каждый человек несет в себе то, что есть у него в душе. Не больше, ни меньше. И все живущее, одновременно независимы друг от друга так же, как и неразрывны между собой… как бы то ни было, открытия доставляли ей острые минуты осознания своей беспомощности в ходе некоторых событий. Трагических событий, которых невозможно исправить.
Ей было лет шесть, когда случилась эта потеря…
Она сидела с Лешей, на лавочке, недалеко от своего дома. Возле них остановилась машина и, из нее, под руки вывели мать. Ника побежала навстречу, но мать невидящими и заплаканными глазами смотрела куда-то мимо нее…
— Мама, а где папа?.. Вы же сказали, что придете вместе и мы поедем к бабушке… — уже в доме, Ника нетерпеливо затеребила руку матери.
Мать, словно придя в себя, посмотрела на младшенькую, обняла ее и заголосила:
— Нет у нас больше папки, доченька!.. нет…
«Как это, нет?.. — недоуменно подумала Ника. — Ведь, он же, – есть!..» и, она вырвалась из, удушающих ее, объятий.
Тут, с улицы, одновременно вбежали запыхавшиеся Рудик с Аллой. Ника кинулась к ним испуганной птичкой:
— Мама говорит, что у нас нет больше папки, а куда ж он делся-то, куда?
У четырнадцатилетней Аллы брызнули из глаз слезы, она обняла худенькое тельце сестренки и молча прижала ее к себе.
— Значит, это правда… — не то спросил, не то просто пробормотал растерянный Рудик.
В доме надолго зависла тягостная обстановка. Какие-то люди сновали взад-вперед, приехавшие тетки, сестры родителей, хозяйничали на кухне, готовя поминальные блины и прочее съестное. Центральное место в доме занял гроб с телом отца… смерть никак не отразилась на его внешности, казалось, что он только спит. Ника слышала, как люди, переговариваясь между собой, обсуждали случившееся. В тот день на другом конце поселка загорелся дом. Ее отец, оказавшись поблизости, стал помогать выносить вещи. И уже непосредственно перед тем, как рухнули перекрытия, он выбежал с хозяйским барахлом. Бросив все на землю, он словно присел рядышком, отдохнуть. Но у него, как потом сказали врачи опоздавшей «скорой», отказало сердце…
После похорон отца мать продолжительное время никак не могла успокоиться. Да и Нике довольно долго все чудилось, что вот-вот откроется дверь и на пороге появится крепкая фигура отца, с правильными чертами лица и незабываемой улыбкой. Чуть выше среднего роста, он был на целую голову выше матери, пухленькой и такой же, как и муж, русоволосой… Внешне они сильно походили друг на друга. Бывало, во сне, услышав голос отца, Никино сердечко замирало, и она открывала глаза в надежде, что он это ей наяву привиделся, что он рядом...
Через год Ника пошла в первый класс. Соседский мальчик Леша стал сидеть с ней за одной партой. Они вместе ходили в школу, вместе возвращались оттуда и вместе решали трудные задачки, во всем помогая друг другу. У Ники также появились обязанности по дому – следить за порядком. По окончании восьмилетки Алла уехала учиться на швею, а Рудику вменялось ходить за домашней живностью. Зимой он чистил во дворе снег и вечером заносил дрова на растопку печи утром. Тихие вечера, размеренная жизнь, – все как при жизни отца, но только с той существенной разницей, что его не было рядом с ними. Зачастую по ночам Ника слышала, как мать плачет, уткнувшись носом в подушку. Откинув с себя одеяло, она вставала со своей постели и шлепала к матери.
— Мамочка, я люблю тебя!.. — обняв ее своими худенькими руками и прижавшись к ней всем тельцем, Ника засыпала.
Иной раз на пару дней из деревни, оставив свою домашнюю живность на соседей, приезжала бабушка, мамина мама. Она приносила в дом запах овечьей шерсти и свежескошенного сена… По вечерам бабушка сидела у печи и пряла пряжу, из этих ниток мама потом вязала носки и варежки своим домашним.
Время текло размеренно, неторопливо. Порой начинало казаться, что прошла целая вечность без дорогого для них человека. Будто так и должно быть.
Как-то, зайдя к соседям за Лешей, Ника увидела там человека, отдаленно похожего на отца. Ее сердечко екнуло и опустилось в пятки.
— Ой, Никочка! Как хорошо, что ты пришла!.. — обрадовано всплеснула руками тетя Роза, мама Леши. — Мы как раз собирались бежать к вам. Мама дома?
— Да… она только что пришла… — тихо пролепетала оробевшая от похожести незнакомца Ника.
— Ну вот и хорошо! Вы с Лешей сбегайте за ней. Скажите, что дело есть, путь бегом – к нам идет!..
Ника с Лешей сходили за Никиной матерью. А после Леша ей сказал, что дядя, сидевший у них, – папин друг.
— Он ушел от своей жены, и мама хочет его познакомить с твоей матерью.
— Зачем?.. — недоуменно спросила своего друга Ника.
— Ну как зачем? — Леша посмотрел на Нику. — Ей ведь тяжело вековать одной…
— А она же не одна! У нее есть мы!.. — из Никиных глаз готовы были политься слезы. — Я, Алла, Рудик… она не одна!..
— Вы – дети, а ей нужен мужчина!.. — совсем по-взрослому заявил Леша.
— Зачем?! — Ника все еще недоуменно смотрела на друга.
Леша вздохнул:
— Ох, ну какая же ты непонятливая, Ника! Ну смотри, все же живут парами! И у меня папка с мамкой, и у Шапкиных, и у Савельевых, и у Курочкиных…
— Но тетка Лизавета и Кудеиха – живут одни!.. — не унималась она.
— У тетки Лизаветы вообще мужа не было, мне мамка сказала, что она старая дева, а Кудеиха – старая уже, ей как бы мужа и не надо!
— Ну и маме нашей – не надо!.. — заупрямилась Ника.
— Нет, надо!.. — убеждал он. — У тебя мама еще молода, ей нужно. Да и в доме нужны мужские руки… ты не возражай, если они между собой поладят!
— Как это поладят?..
— Ник, не задавай глупых вопросов, ты же не дурочка!.. — заявил Леша. — Они должны договориться между собой. Если это случится, то все вы будете жить вместе. И у тебя будет новый папка.
— А мне не нужен новый папка! Не нужен!.. — слезы брызнули из Никиных глаз. — У меня свой папка есть, и мне никто больше не нужен!
— Тебе-то, может, и не нужен! А ты о матери подумала?.. — совсем по-взрослому проговорил Леша. — Утри свои слезы, не маленькая уже!
— Мама тоже по ночам плачет… — всхлипывая, пробормотала она.
— Вот видишь, ей нужен мужчина.
— Откуда ты знаешь, что ей нужен мужчина?
— Мамка с папкой все время так говорят. А они – взрослые, они все знают. Вот ты – вырастешь, тоже замуж пойдешь!
У Ники от изумления высохли слезы.
— С чего ты взял?
— Я же говорю, что никто не должен быть один, — авторитетно заявил он. — Каждая девочка выходит замуж, каждый мальчик – женится!
— А за кого я пойду замуж?
— Кто тебе понравится… — он посмотрел на свою собеседницу. — Я же не знаю, кто тебе нравится! Может, за кого-нибудь из нашего класса, а может, за кого другого…
— А за тебя я могу выйти?.. — она открыто посмотрела на своего друга. — Мы с тобой давно дружим.
Леша, сделав серьезное лицо, заявил:
— Может… Только я учиться хочу. Да и папка говорит, что прежде чем жениться, надо крепко встать на ноги. Мой братан, вон, заявил однажды, что хочет Маньку Козлову в дом привести. А тот ему и ответил, что сперва, мол, школу закончи, в армии отслужи да работу найди. На отцовой шее-то сидеть, – много ума не надо!.. А я доктором хочу стать!
— Я подожду… тебя я согласна ждать! Сколько угодно… — девочка чмокнула друга в щеку и убежала.
Ей хотелось побыть одной, чтобы переварить услышанное от Леши. Значит, его родители хотят этого дядю женить на ее матери? И вечером Ника подошла к ней.
— Мама, а зачем тебе тот дядя?
Мать удивленно посмотрела на дочь:
— Какой дядя?..
— Ну, тот, который сидел у тети Розы…
— У тети Розы?.. — эхом повторила она. — Почему ты спрашиваешь? Он мне ни для чего не нужен…
— А Леша сказал, что он будет моим папкой… — грустно сказала Ника.
Мать устало присела на краешек стула и внезапно расхохоталась.
— Господи, а я-то думаю, что он все вокруг да около!.. — девочка смотрела на мать широко раскрытыми глазами. — Дочка, запомни, у тебя только один папка! И другого не будет.
— Ну, мам, ну ты же еще молодая, и тебе нужен мужчина!
— Кто тебе это сказал?.. — всплеснула руками она. — Тоже, чай, Лешка?!
— Да, Лешка. Он сказал, что тебе нельзя быть одной! — Ника подошла вплотную к своей матери.
— А я – не одна… — она притянула к себе свою дочь и обняла. — У меня есть вы…
— Но мы же – дети!.. — не унималась Ника. — Если ты хочешь, то я ничего не скажу… Я не хочу, чтобы ты плакала в подушку…
— Девочка ты моя!.. — мать уткнулась в худенькое плечо дочери и еще крепче прижала ее к себе.
Дядя Веня, тот, что лишь весьма отдаленно напоминал отца, через пару дней появился у них. С первой минуты, когда тот переступил порог их дома, брат невзлюбил его. Ершисто-колючим взглядом он провожал незнакомца, хотя тот вовсю старался подобрать ключик к подростку.
— Зачем ты с ним так? — Ника спросила у брата через некоторое время, после очередной грубости, когда за дядей Веней закрылась дверь.
— А как еще с ним? Если он метит на папкино место!..
— Ну и что?.. Ты бы о маме нашей подумал… — девочка вздохнула. — Нам-то с тобой все равно его не заменить!
Рудик удивленно посмотрел на сестренку:
— Ты-то куда лезешь, не в свое дело?! Мала еще рассуждать о таких вещах!..
— Как по хозяйству убираться, – так большая, а как маме счастья желать – так маленькая… — надулась Ника. — Сам-то на себя в зеркало посмотри!
Брат автоматически бросил взгляд на висевшее на стене зеркало. Его непослушные вихры торчали в разные стороны, задранный кверху нос придавал лицу несерьезный вид… а глаза… в глазах так и прыгали бесенята. В общем, от него можно ожидать всего, что угодно.
— А что я? Я – ничего, что ты меня-то дергаешь!.. Только запомни, этот дядька – не родной отец и никогда им не будет!.. — и он в сердцах чертыхнулся.
— Папа уже никогда не будет с нами. Он у нас всегда будет тут… — Ника хлопнула себя по груди ладошкой. — А маме мешать не надо. Она сама все решит…
— Задобрил тебя дядька шоколадными конфетками, вот ты и говоришь так! — Рудик грустно вздохнул. — Иначе ты бы не встала на его сторону…
— Чай, эти конфеты не я одна ела!.. — парировала сестренка. — Ты тоже их лопал! И нечего возникать!
Тут на пороге появилась мать, и дети замолчали.
Трудно завязывались отношения у брата с дядей Веней. Не получалось у них понять друг друга. Правда, после приезда Аллы Рудик перестал воспринимать его появление так остро. Наверное, сестра что-то сказала ему, и брат просто старался меньше попадаться ему на глаза. А, может, тут что-то иное, о чем Ника даже и не подозревала. Во всяком случае, это уже не было решающим, так как дядя Веня стал оставаться у них на ночь. Неделями он жил у них, по утрам уезжал на своем мотоцикле в город на работу, а вечером – возвращался, правда, не всегда. Сохранялось ощущение временности, отчего всем им становилось очень неуютно. Неопределенность, витающая в воздухе, стала сказываться и на материнских нервах. Всегда будучи уравновешенной, она превратилась в дерганую женщину, сильно зависящую от того, приедет этот человек или нет… Тягостное и угрюмое ожидание зависало над всеми, и, не дай бог, кто попадется в такой момент матери под горячую руку – пусть то были ее дети, кошка или еще кто… и всю эту напряженность, как ветром сдувало, стоило только услышать долгожданный треск мотоцикла. Тут она становилась той, прежней, какой была до знакомства с ним, какой ее знали все…
Нике, конечно же, все это не нравилось. Но она не знала, как сделать так, чтобы все это закончилось. Чтобы дядя этот навсегда поселился у них. Чтобы мама перестала нервничать. И чтобы все встало на свои места. Но этому не было суждено случиться, так как вскоре он надолго исчез. Пропал, будто и не существовало его в их жизни.
Когда Ника, в разговоре с Лешей, словно ненароком, упомянула про пропавшего дядю, тот, нахмурившись (ну совсем как Лешин отец… впрочем, друг во всем подражал своему отцу, даже походкой), произнес:
— Родители говорили, что он вернулся к своей жене… он и к нам больше, не приезжал…
На Нику жалко было смотреть. Прозвучавшая фраза поразила ее настолько, что, казалось, у нее не осталось сил стоять на ногах. Она медленно опустилась на скамейку и стала хватать широко раскрытым ртом воздух. День для нее померк в прямом смысле слова. Это означало только одно: крах материнского счастья, потеря домашнего покоя, и надолго, если не навсегда. Мать по любому пустяку срывалась на крик, бывало, что и попадало им под горячую руку… Никина семья стала жить как на вулкане. В любой момент домашнее затишье могло взорваться. Все чаще мать стала задерживаться на работе, а потом и приходить веселая, подвыпившая. Но это еще полбеды. Придя такой, она добиралась до постели и засыпала. Ее никто не видел и не слышал. Хуже было, когда она приходила вместе с каким-нибудь незнакомым человеком, который начинал командовать, словно он тут хозяин. В такие моменты Нике хотелось убежать из дома, где стало очень неуютно и беспокойно.
Когда зимой приехала бабушка, Ника стала свидетелем довольно-таки ужасной сцены. Увидев свою дочь в таком нелицеприятном виде, бабушка оттаскала ее, в самом прямом смысле слова, за косы.
— Ты что вытворяешь?! Мало того, что дети потеряли отца, а при живой матери становятся сиротами!.. Ишь, чего удумала, в винную бутылку заглядывать да хвостом крутить! Я, когда похоронку на твоего отца получила, не распустила себя до такой степени!.. А что делаешь ты? И не стыдно тебе?!
Мать лишь молча плакала…
— Тебе же детей на ноги надо поставить!.. Ты на меня не надейся, я вас, троих девок, вырастила! Век-то мой к концу идет… — бабушка всхлипнула. — Что ж ты, Надюшка, голову совсем потеряла, а? Негоже женщине терять себя… какой пример ты сейчас подаешь своей дочке?! Нельзя же так…
И бабушка, бурча под нос нравоучения, кончиком платка промокнув свои скупые слезинки с глаз, подошла к русской печи. Открыв заслонку и вытащив ухватом чугунок, она добавила:
— Ты прежде всего мать, а уж потом – баба! Никогда не забывай об этом, слышь?! Если ты сейчас за свой ум не возьмешься, пеняй на себя, – ты все потеряешь!.. — она подошла к дочери и легонько толкнула ее рукой в голову. — Тебе не будет прощенья ни от детей, ни от меня, ни от людей! У тебя вон дите малое, я же говорю, какой ты пример ей подаешь? Небось, тошно ей на тебя, такую, смотреть-то!.. — и, обращаясь к Нике, добавила: — Ладно, зови брата, вечерять будем!
Ника, надев шубейку, выбежала на двор. Рудика там не было. Заглянув в сарай, она побежала к соседям, куда брат частенько хаживал.
С этого вечера жизнь их постепенно начала входить в наезженную колею. Мать стала прежней, только изредка она возвращалась с работы чуть позднее обычного. А в остальном жизнь приобрела прежний размеренный ритм. Брат, окончив восьмилетку, поступил в ремесленное училище, сестра училась в городе, а Ника «грызла» гранит науки и посильно помогала матери по хозяйству. Время без остановки шло вперед.

II

В августе, когда Нике исполнилось двенадцать лет, на родине жениха сыграли свадьбу Аллы. Сестра выходила замуж за заезжего красавца-студента, бывшего на пару лет старше ее. Приехав погостить к другу, он встретился с Аллой год назад, на дне рождения у общих знакомых… Она выглядела настоящей красавицей в белом длинном подвенечном платье. Короткая белая вуаль с небольшим веночком из искусственных роз на голове… Ника тогда подумала, что когда она будет выходить замуж, у нее будет точно такой же наряд, – так он ей понравился. Правда, сама свадебная суматоха оставила у нее впечатление сумбура и неразберихи. Ведь она, предоставленная самой себе, не знала, чем себя занять. Слоняясь по чужой квартире, где у каждого, но только не у нее, было дело, Ника изнывала от скуки до того времени, пока не прибыли остальные приглашенные со своими детьми. Вот тут уж все они нарезвились вволю…
По приезде домой Нике на долгое время хватило впечатлений для разговора с подругами. Собираясь вечерами на лавочке возле дома, они сидели, тасовали колоду карт и гадали на королей, на имена своих тайных женихов и на желания. У всех уже в головах «сидели» понравившиеся мальчики, по которым девочки тайком вздыхали. Ника как-то в библиотеке взяла книгу стихов Агнии Барто и впоследствии очень часто наизусть декламировала понравившееся стихотворение. Спустя некоторое время все девочки из класса переписали у нее это стихотворение. Вот и сейчас подружки попросили прочесть любимые стихи, и Ника с особым удовольствием выполнила их просьбу:

Каждый может догадаться, –
Антонина влюблена!
Ну и что ж, ей скоро двадцать…
А на улице – весна.
Только звякнет телефон,
Тоня шепчет: — Это он!..
Стала ласковой и кроткой,
Ходит легкою походкой,
По утрам поет как птица…
Вдруг и младшая сестрица
Просыпается чуть свет.
Говорит: — Пора влюбиться,
Мне почти двенадцать лет!..
И Наташа, на уроке
Оглядела всех ребят:
— Юра – слишком толстощекий,
Петя – ростом маловат.
Вот Алеша – славный малый,
Я в него влюблюсь, пожалуй!..
И проходит класс по карте –
Где Иртыш, где Енисей,
А влюбленная за партой
Нежно шепчет: «Алексей»…
Алик смотрит огорченно:
«Что ей нужно от меня?!» –
Всем известно, что девчонок
Он боится как огня!
Он понять ее не в силах –
То она глаза скосила,
То резинку попросила,
То зачем-то промокашку
Подает ему любя…
Алик вышел из себя!
Поступил он с ней жестоко –
Отлупил после уроков!
Так вот, с первого свиданья,
Начинаются страданья…

Девочки, улыбаясь, слушали, как Ника старательно, с выражением читала, это у нее получалось весьма забавно. Когда она закончила, все, словно по команде, одновременно глубоко вздохнули.
— Да, мальчишки нас не понимают… — грустно произнесла черноволосая Ира. — Им бы только драться да за косы дергать! И почему они такие?..
— А мне мама сказала, что они так симпатию к нам проявляют! — Света, сидевшая на лавочке по другую сторону Ники, потянулась. — На большее они не способны.
— Нет, это просто оттого, что они боятся нас… — почти неслышно, чуть ли не шепотом, возразила Ника.
Света тряхнула своими кудряшками:
— Они нас боятся?.. Кто тебе это сказал? Они такие задиры и забияки!
— Рудик сказал… — она покраснела. — Я случайно услышала, как он со своим товарищем разговаривал…
 — Интересно, с кем это он так откровенничал?.. — сказала Ира. Все подозревали, что она тайно вздыхает о Никином брате, но не подавали виду. — Здорово бы было узнать!..
Ника улыбнулась:
— А вот и не скажу, с кем он разговаривал! Только речь шла об очень известной нам особе! Они ее обсуждали не хуже нас, девчонок! И языки у них гораздо поганее, чем у нас! Ну, как помело!
— Ни-и-и-ка, миленькая, а кого они обсуждали?.. — заелозила перед подругой Ира. — Скажи, пожалуйста…
— А вот и не скажу! Вам скажешь, потом это всему поселку станет известно!.. Брат тогда сразу может понять, откуда все это пошло.
— Нечего тогда было разевать рот! — Света покосилась на Иру. — А то дразнишь только… Слушай, а он тебя видел, что ли?..
— Нет. — Ника отрицательно мотнула головой. — Я вышла во двор, а вот на этом самом месте они сидели и разговаривали. Я подошла поближе, чтоб узнать, о ком это товарищ его сказал: «Если бы не это, можно было бы с ней славно провести время»… А брат сказал, что боится связываться, так как потом хлопот не оберешься! Они считают нас, девчонок, непредсказуемыми существами! Говорят, что у нас одно на уме вертится – как бы лишь охмурить парня и женить на себе!.. Вот.
Света чуть ли не подпрыгнула на лавочке:
— Раз они тебя не видели, чего же ты боишься? Сама же и сказала, что они не хуже нас треплются. …Может, это сам его товарищ растрепал! Чего ты, прямо, кота за хвост тянешь! Раз начала говорить, так договаривай!..
Ира умоляюще смотрела Нике прямо в рот. Казалось, еще немного, и из ее серых глаз брызнут слезы. И Нике стало жаль подругу.
— Это была Манька Козлова. — Ира тяжело и разочарованно вздохнула. — Про нее говорили так плохо, что стыдно повторять эти слова…
Света фыркнула:
— Нашла, что скрывать! Да про ее похождения чуть ли не каждая собака в поселке брешет! Моя бабка про нее давно говорит, что она – гулящая! Даже малолеток не пропускает!..
— А я вот впервые об этом слышу! — Ника вздохнула и добавила: — Вообще я считаю, нехорошо обсуждать то, о чем не имеешь понятия, и потом, это не наше дело. Она имеет полное право вести себя так, как ей хочется! Манька – взрослый человек.
— Я тоже считаю так. Любят эти бабки перемывать косточки, любят. — Ира улыбнулась. — Хлебом не корми, а дай посплетничать! Особенно эта Кудеиха! Абсолютно все знает! И кто на ком женился, и кто с кем развелся, кто кого проводил, и кто кого поцеловал… Такое впечатление, что она даже в постели к другим залазит…
— А ты че, не знаешь, что ли, что она вечеряет у раскрытого настежь окна. — Света хихикнула. — У нее же прямо под окном лавочка стоит, и все, возвращаясь из клуба, садятся на нее…
Ника удивленно взглянула на Свету.
— А правда ведь, как я раньше об этом не догадалась?.. Надо же!
Ира недоверчиво взглянула на подруг:
— Так ведь до окна там палисадник, где-то около метра…
— Ночью это не помеха! Все прекрасно слышно… — Света снова захихикала. — У меня сестра как-то заметила белый платок Кудеихи и с тех пор стороной обходит злополучную лавочку…
Ника улыбнулась. Конечно же, Света была права… надо каким-то образом предупредить брата об открытии. Так, чтобы он ничего не заподозрил.
— Нет, а все-таки, Манька сама виновата, что ее считают гулящей!.. — заметила Света. — Не надо так явно показывать свой интерес… она же, в открытую, можно сказать, бегает за ребятами…
Ира хмыкнула:
— Забегаешь, если тебе уже глубоко за двадцать! Она ведь, если через годик не выйдет замуж, то будет считаться закоренелой старой девой! А кому хочется засидеться в девках? Лично мне – не хотелось бы!
— А я, как только исполнится восемнадцать – так сразу замуж пойду. Не буду ждать у моря погоды. — Света многозначительно посмотрела на подруг. — Я не собираюсь ворон считать!
— Пойдешь, если пара будет! — Ника тяжело вздохнула, будто скинула непомерный груз с плеч. — И, еще, если полюбишь…
— А что – любовь? Я на это смотреть не буду. Главное, чтобы меня любили! На руках носили, цветы дарили…
Ира завистливо вздохнула:
— Мечтать о красивой жизни – не вредно. Но не всегда получается так, как мы хотим… — Ника с искренним сочувствием посмотрела на подругу. Мать Иры – мать-одиночка, в их семье вся мужская работа лежит на женских плечах. Все, – и бабушка, и мать, и сама Ира – как могли, управлялись собственными силами по хозяйству. Ее детские руки на ощупь были грубоватыми, мозолистыми. Длинные и худые пальцы с неухоженными ногтями на больших ладонях… Ира на людях всегда их прятала или за спину, или в карманы. Если же в компании присутствовали мальчики, она всегда больше отмалчивалась, держалась скромно и старалась не выделяться. Она как бы стеснялась своей подростковой угловатости, нескладности. Ее востренькое личико чем-то напоминало мышиную мордочку… и заранее, словно смирившись со своей участью, Ира готовилась стать именно одной из сереньких мышек. — Вредно – не вредно… если не мечтать, то жизнь не в радость. А когда мечтаешь, то почти всегда разочаровываешься…
Света склонила свою белокурую головку на бок:
— Но мечтать надо так, чтобы не отрываться от реальности.
— Тебе-то легко говорить, ты похожа на куклу! А куда деваться таким, как я? — Ира посмотрела на сидящую рядом Свету, в ее голосе послышались слезы. — Ни кожи, ни рожи…
Света застенчиво улыбнулась. Ей нравилось, когда на нее обращали внимание. С малых лет привыкла она слышать в свой адрес слова восхищения. Когда повзрослела, коли не получала она привычную порцию дифирамбов, ее настроение катастрофически падало. Казалось, какой-то бес вселялся в нее и всеми силами старался добиться желаемого. Светины радужные глаза, – сероватые по краям и карие у самого зрачка, – окаймленные длинными пушистыми ресницами, начинали прямо-таки метать молнии в сторону того, кто не удостоил ее своим вниманием.
Несмотря на всю внешнюю и внутреннюю непохожесть, все три подружки-ровесницы отлично понимали друг друга и всегда держались вместе. Объединяла их девичья мечта… Мечта о радужном и счастливом будущем, где сказочный принц приедет за ними на «Волге» и увезет их в свою страну, у которой такое сладкое, нежное и ласковое название – любовь. Их совсем еще детских душ уже легонько коснулось прозрачное крыло этой неведомой птицы…
Ника вспомнила свою последнюю поездку к бабушке. В первый же вечер она вышла к девочкам посидеть на бревнах, лежащих там еще с незапамятных времен. Чуть попозже к ним присоединилась кучка ребят, среди которых и был незнакомый белобрысый мальчик. Как Ника узнала потом, его родители переехали в деревню из города. Валерка (так звали того незнакомца) стал всячески проявлять к Нике знаки внимания. Непривыкшая к такому обращению, она вначале очень смущалась. Да, если сравнивать этого Валерку с ее другом детства Лешей, в галантности, конечно, он значительно проигрывал городскому мальчику. Но Леша был свой, как бы родной… они вместе росли. А Валерка… он немного настораживал Нику.
Услышав от бабушки в одно прекрасное утро выражение: «тут тебя дожидается городской хахаль», Ника призадумалась. Почему это – «хахаль»? Какое-то неприятное слово. У нее невольно возникли некие ассоциации… Ну, точно намекающее на те отношения, какие были у матери с дядей Веней. А ей все это ой как не нравилось!
Как бы там ни было, выходит, что Нике тоже не приходилось жаловаться на отсутствие внимания со стороны противоположного пола. Но она воспринимала все это более спокойно, чем подруги. Ее лишь огорчало, что Леша себя с ней вел так же, как и раньше. Словно она была не девчонкой, а обычным пацаном из их компании… будто он не хотел видеть в ней то, что увидел Валерка. Конечно, ведь он, Валерка, года на два будет постарше Леши... А у Леши в голове сидели совсем другие интересы, весьма далекие от тех, которые витали в головушке у стремительно взрослеющей Ники. Ее темно-русые волосы мягко обрамляли весьма миловидное, с пухленькими щечками, лицо. Ямочка на подбородке и карие вишни глаз… Вполне заурядная внешность, которая не бросается в глаза. Порой, рассматривая себя в зеркале, Ника говорила себе, что таких, как она, – на свете много. И, значит, все в ее руках. Когда-нибудь Леша посмотрит на нее совсем иначе, не так, как на «своего парня». Тогда она, Ника, будет счастлива на все сто процентов! Надо лишь для этого набраться терпения, и все будет хорошо.
Тем временем их жизнь шла своим чередом. Когда Рудика забрали в армию, мать привела нового сожителя, который поселился у них. К Нике он относился нормально, да и сама она воспринимала все как должное. Главное было то, что этот сожитель не хлестал водку стаканами и не куражился, не качал своих прав в их доме. По утрам он уходил вместе с матерью на работу, а вечером – приходил, и, в целом, жизнь у них нисколько не изменилась, текла так же размеренно и спокойно. Но сама Ника… внутренне она менялась и, зачастую, пугалась сама себя и своих мыслей, крутившихся у нее в голове. К тому же ей невыносимо захотелось внимания к собственной персоне, и не от кого-либо, а именно от Леши, который вел себя как обычно и, как казалось, ни о чем не подозревал. Самой сделать первый шаг – она себя не могла заставить, так как это противоречило ее принципам. И потом, она не забыла тот давний разговор, произошедший между ними, когда его родители познакомили ее мать с дядей Веней. Ника надеялась, что и ее друг детства все помнит. Однако вскоре представился случай убедиться в обратном.
Ника сидела за уроками, когда в дом зашел Леша, принеся с собой клубы морозного воздуха.
— Привет!
Ника улыбнулась:
— Привет. Проходи.
Леша, сняв свой полушубок и пятнистую кроличью шапку с растопыренными в разные стороны ушами, потирая замерзшие руки, сказал:
— Ох и холодрыга на улице! Хотел на выселки к Митьке сбегать, да передумал. Решил к тебе зайти. Покалякать надо.
— Ну что ж, давай покалякаем… — согласилась Ника, захлопнув учебник и развернувшись к нему лицом. — О чем же?
Сев на застеленный серым байковым одеялом диван, он окинул знакомую и довольно-таки скромную обстановку комнаты. Около противоположной стены стояла железная кровать, заботливо убранная и с горой подушек, рядом с ней – трехстворчатый шифоньер с большим зеркалом на дверце посередке. У окна находился стол, за которым сидела Ника, а по другую сторону большой русской печи, занимающей большую часть комнаты, в открытую дверь небольшой комнатушки виднелся край заправленной розовым китайским покрывалом кровати с овальным зеркалом, висевшим на стене. Невдалеке, как помнил Леша, там стояла этажерка с учебниками и аккуратной стопочкой старых газет… уютно мурлыкала полосатая кошка по соседству с ним, на диване. У них тоже, до недавнего времени, стоял такой же, с валиками по бокам. Родители заменили его на новый, раскладной. Если его разложишь – на нем запросто может уместиться даже три человека.
— Слушай, ты пойдешь смотреть бал-маскарад?
Ника пожала плечами:
— Не знаю, до него еще почти две недели… А чего?..
Леша погладил мирно мурлыкавшую кошку:
— Знаешь, тут у меня одна мысля появилась… — он хитро посмотрел на Нику. — Но я не знаю, как мне сделать лучше… Вот смотри, если тебе будет кто-нибудь оказывать знаки внимания, ты как это воспримешь?
Зардевшаяся Ника недоуменно посмотрела на друга:
— Ну, ты глупые вопросы задаешь, Леха! Конечно же, мне это будет очень приятно… Доброе слово, не то что внимание, и кошке будет приятно!
— Ну, это да, но… тут такое дело… — он немного нерешительно замялся. — Мне нравится одна девчонка, но вокруг нее ребята так и крутятся, и я, честно говоря, не знаю, как сделать так, чтобы она обратила на меня внимание…
У Ники неприятно похолодело в груди. «Неужели это Светка?..» — подумала она, а вслух произнесла:
— Что-то я тебя не пойму… Сам говоришь, что «есть мысля», и в то же время – спрашиваешь у меня совета, как сделать так, чтобы девчонка обратила на тебя внимание!..
— Ну, понимаешь, я тут купил билет… я… — он вдохнул больше воздуха и выдохнул: — Я хочу подарить его ей, вполне может быть так, что он выигрышный… Она, может, после мне…
— Смотря что на него выпадет!.. — перебила его Ника. Ей вдруг стало очень тоскливо. — Если ты имеешь в виду Светку, то с ней этот номер не пройдет! Разве что выпадет на этот билет выигрыш — машина «Волга»!..
Леша захлопал глазами.
— Откуда я тебе «Волгу» возьму?! Сама знаешь, что у нас в доме культуры всегда на билеты крупнее выигрыша, чем торт и бутылка шампанского, – не было!..
— Тогда можешь благополучно забыть про Светку!.. — с легким оттенком досады будто подытожила Ника. — Внешность у тебя обычная, а это значит, что шансов у тебя – ноль.
Леша разочаровано вздохнул и, видно, некоторое время пытался прикинуть в уме, что теперь ему предпринять.
Затянувшееся молчание прервала Ника, ей стало жаль своего товарища:
— Соверши нечто такое, чтобы у нее глаза на лоб полезли! Тогда, может, у тебя и получится… А еще лучше, – поищи кого поскромнее. Не одна же она у нас в классе!
— Ты же манку до сих пор не ешь! А это – почти что одинаково!.. — парировал Леша. — Другие мне не нужны…
Ника фыркнула, пытаясь скрыть свое истинное состояние:
— Сравнил!.. То – каша, а то – человек! Светка – не манная каша! И потом, если уж на то пошло, то я могу себя заставить съесть то, что мне не нравится!
— Ой ли?! — Леша с недоверием посмотрел на нее. — Что-то я сомневаюсь!
Она вскочила со стула:
— Ты мне не веришь?.. Ты мне не ве-ери-ишь?.. — протянула Ника. — Хочешь, я тебе докажу, что я могу это сделать?!
Он недоверчиво посмотрел на нее и улыбнулся:
— Честно? Я сомневаюсь, что ты сможешь это сделать!
— Спорим, что я съем эту кашу! — Ника сорвалась с места и, подбежав к стоящей на табурете электрической плитке, всунула ее шнур в розетку. Ей надо было что-то делать, чтобы скрыть чувства, обуревающие ею. — Спорим?! На что?..
— Да хоть на этот лотерейный билет!.. — ему незаметно передалось лихорадочное состояние Ники. — Если ты сможешь съесть хоть ложку этой каши, то он – твой!
Ника метнулась в сени, где стояли банки с утрешним молоком. Плеснув его в литровую кружку, она поставила банку на пол, а кружку на плитку и потянулась за манной крупой, стоящей в пакете на полке. Ничего не говоря, она, помешивая, сварила жиденькую кашу и наложила в тарелку.
Поставив ее на стол, Ника посмотрела на Лешу, скептически наблюдающего за ней.
— Ты – будешь?.. — он отрицательно покачал головой. Тогда она, тяжело вздохнув, взяла из ящика кухонного стола, стоящего в закутке у печи, ложку и стала стоя, прямо перед ним, есть.
С удивлением смотря на Нику, на тарелку, в которой потихонечку убывало каши, Леша присвистнул. Он всегда думал, что Ника не способна себя заставить съесть себя то, что ей не по вкусу. А сейчас она на его глазах опровергала это…
— Ну, что?.. — победно блеснув глазами, Ника постучала ложкой по пустой тарелке. — Съел?!
— Ник, ты – герой!.. — он восхищенно посмотрел на нее. — Это – поступок, ты – молодец! — Леша подошел к вешалке и достал из кармана своего полушубка злополучный лотерейный билет. Он положил его перед Никой на стол. — Он твой!
— А как же Светка?!
— А что – Светка? Я еще куплю… — он снова направился к вешалке и нахлобучил на себя шапку, надел полушубок, валенки. — Ладно, я, пожалуй, пойду…
И вышел. Ника страдальчески сморщилась и, минуту спустя, стремительно подбежала к рукомойнику. Ее вырвало…
Пришедшая с работы мать застала свою дочь зареванной, с опухшим носом. Послав своего сожителя в другую комнату, она подошла к дочери и тревожно заглянула ей в глаза. Ника, уткнувшись в материнское плечо, опять безутешно разрыдалась. Ей казалось, что весь мир обрушился, и она не знала, что теперь делать. Мать, услышав рассказ дочери, вздохнув, только сильнее прижала к себе ее худенькие плечи. Гладя Нику по голове, она думала, что, похоже, детство осталось позади…
— Вот и выросла ты у меня… Знаешь, что я сделала первым делом, когда пришла домой с первого свидания?.. — тихо нарушила зависшую тишину мать. Ника подняла голову и удивленно посмотрела на нее. — Я забралась на печь и стала играть в куклы…
— Сколько же тебе тогда было лет? — Ника тяжело, как наревевшийся ребенок, вздохнула.
— Может, чуть постарше тебя…
— А я уже давно перестала играть в куклы… — и опять послышался ее тяжелый вздох.
— Я гляжу, что у теперешних детей вообще интересы другие… я вот только теперь поняла, что ты у меня уже выросла… что твое сердечко тоже требует к себе внимания…
Ника снова прижалась к матери.
— Ма, что мне теперь делать?.. — в ее голосе снова послышались слезы. — Я не нравлюсь ему…
— Ну что делать?.. — мать сделала небольшую паузу. — Будешь жить как жила. На Лешке этом свет клином не сошелся… Я понимаю, это трудно. Но возможно. Потому что, если ты станешь из кожи вон лезть, чтобы он обратил на тебя внимание, – только хуже сделаешь. Если ребята видят, что девочки заинтересованы в них, они начинают вести себя очень некрасиво…
— Это как в стихах… девчонка вздыхала-вздыхала по нему, а он взял и отлупил ее…
У матери появилась улыбка на губах.
— Можно сказать, что так… И потом, когда девочка начинает бегать за мальчиком, окружающие начинают над ней смеяться. А это очень неприятно.
— Девочка должна быть гордой? — Ника вновь посмотрела на мать.
— Да… Ребята не уважают тех девчонок, которые, забыв обо всем на свете, бегают за ними. Тебе нравится Лешка? – Что ж, на здоровье! Будь ему другом. Доверие другого тоже немало стоит! Он ведь рядом, вы всегда можете помочь друг другу. Когда-нибудь он все равно оценит твою преданность…
— Но ему будет нравиться Светка… — обречено произнесла Ника и опять вздохнула. — Конечно, она – красивая!
— Но ты у меня тоже красавица! Просто то, что находится у нас под боком, мы не всегда замечаем. Мы к этому привыкли… Ладно, не горюй! Все будет хорошо. Давай-ка, лучше, накрывать на стол. Я умираю с голода!
И они стали готовиться к ужину.
…На билет, оставленный тогда Лешей, Ника выиграла роскошный большущий торт. А Свете дали большую коробку с сюрпризом и заставили на сцене же открыть. Под неуемный хохот сидящих в зале зрителей она из груды оберточных бумаг извлекла маленького, завернутого в матерчатый конверт кукленка в чепце… он запросто умещался на ее ладошке.
— Ну, теперь есть Светке кого нянькать!.. — смеясь, дома Ника рассказывала матери. — А я хоть сладкого наемся! Зря Лешка отказался прийти к нам на чай…
Так вот, вместе с тем новогодним тортом, Ника, казалось, съела и свою детскую привязанность к своему неизменному другу детских лет.

III

На Октябрьские праздники Рудик вернулся домой. Ника с  матерью хлопотали с пирогами у печи, и в этот момент открылась дверь, и на пороге появился молодой солдат с чемоданом в руках. Ника, взвизгнув от радости, ринулась к брату и повисла у него на шее… мать от неожиданности вначале присела на краешек табурета, а потом, словно опомнившись, вскочила и устремилась к сыну. Минут пять они все трое стояли, обнявшись, у порога. Потом Ника буквально стащила с брата шинель, шапку-ушанку и потащила его к дивану. Мать, утирая передником слезы радости, стала хлопотать с обедом.
Вечером чуть ли не вся улица была у них. Гуляли на славу. Рудик с товарищем на мотоцикле съездили за бабушкой в деревню. И она вместе с матерью Ники и самой Никой выглядели именинницами на праздничном застолье. А как же иначе, если их мужчина – внук, сын и брат – окончил службу в армии. Два года пролетели одним моментом, хоть и поначалу время тянулось ужасно медленно… Но теперь это все позади.
— Куда ж ты теперь?.. — спросил подвыпивший сосед у Рудика, собиравшегося закурить сигарету.
— На работу буду устраиваться!.. — отчеканил брат. А Ника на мгновенье даже зажмурилась и, ущипнув себя за руку, открыла глаза. Ей все не верилось, что он дома. — Вот только немного дома сделаю свои дела… хозяйство подправлю, а потом уж займусь собой.
Да, работы у него было навалом: изгороди покосились, грозили вот-вот упасть, а в сарае, где стояла корова, появились большущие щели и тепло выдувало… материн сожитель ни к чему не касался, а незадолго до возвращения Рудика исчез, будто и не было его совсем. Уж что случилось на этот раз, – Ника терялась в догадках... Но незадолго до его исчезновения мать пришла с работы раньше времени и очень расстроенная. Когда он тоже пришел, они с матерью закрылись в комнате и о чем-то там долго говорили вполголоса… До Ники иной раз доносились голоса, но она не могла разобрать слов. С этого дня Ника заметила, что мать изменилась. В ее глазах появилась какая-то печаль, тоска, грусть… может, это из-за пропавшего сожителя, а может, и еще из-за чего другого. Ника боялась спросить у матери причину… Ей думалось, что, если надо будет, мать сама ей скажет. Сама. А пока она только и говорила с ней о ее будущем выборе. После окончания восьмилетки Ника планировала поступать в педагогическое училище, хотела выучиться на воспитателя.
— Дай Бог, ты поступишь и будешь при профессии… — вздыхала мать. — Я буду за тебя спокойна!
Она почему-то теперь любой разговор заканчивала этой фразой. И стала чаще вспоминать о Боге, хотя никогда не отличалась особой религиозностью. У них в семье вообще никто не верил в Бога, даже когда умер отец, про Всевышнего особо-то и не вспоминали. …А у бабушки иконы в красном углу стояли лишь потому, что это ей досталось по наследству, от родителей. Ника никогда не видела у нее зажженную лампадку… никогда. Теперь же этот иконостас перекочевал к ним. И мать стала по вечерам подолгу выстаивать перед образами, неумело молилась.
Вскоре причина произошедшей перемены стала ясна. Собрав всех на совет, мать сообщила, что неизлечимо больна и ей предстоит лечь в больницу. Брат к тому времени можно сказать что женился, и жил у какой-то молодой женщины в городе.
— Рудик, пожалуйста, не бросай сестренку… ей еще надо выучиться. Бабушка будет рядом, но и она уже немолода… — мать всхлипнула.
Рудик как-то зябко поежился… посмотрев на мать, он нервно вытащил сигарету из лежащей на столе пачки и дрожащими руками засунул ее в рот. Ника сидела пришибленная страшной новостью, и когда у матери на глазах появились слезы, она вскочила со стула и бросилась к ней в объятия.
— Мама, мамочка! Может, врачи ошиблись! Ты – вылечишься, я в этом уверена! Вылечишься… Все будет хорошо, вот увидишь!
— Нет, дочка, к сожалению, все так и есть… У нас еще не умеют это лечить. Не умеют…
— Мама, но разве же врачи говорят о таком диагнозе?.. — голос Рудика дрожал. — Такое ведь нельзя говорить больному! Откуда ты это взяла?
— Я случайно увидела запись в своей карточке… да и уже больше полугода меня врачи по кабинетам гоняют. Теперь вот говорят, что лечиться надо. Посылают в онкоцентр… а это говорит само за себя…
— Наверняка, это какое-то недоразумение. Вот увидишь, мамочка! — Ника стала гладить мать по голове, как маленького ребенка. — Врачи ошиблись… ошиблись.
— Если это так, то я была бы самой счастливой, так как я больше всего на свете хотела бы понянчить собственных внуков – ваших детей!
— Мама, ты еще их понянчишь, и свадьбу мы еще сыграем! И вообще, ты будешь жить долго-долго! Ты у нас одна-единственная, и ты – нужна нам, нужна! — Рудик подошел к матери и обнял ее за плечи. — Мама, ты нам очень нужна!..
На весенних каникулах, когда мать лежала в областном центре, Ника и Рудик поехали к ней, в больницу. Дома осталась бабушка, которая, закрыв свой дом в деревне и распродав всю свою живность, жила теперь с Никой. Мать очень похудела, под глазами были круги… Ее обещали выписать после курса лучевой терапии. Выйдя из больницы, Ника расплакалась, уткнувшись брату в грудь. От стоящей перед глазами картины ей стало очень тоскливо и одиноко. Она вдруг отчетливо поняла, что на самом деле может потерять свою мать… мать, которая дала ей жизнь, вырастила, воспитала… что она может навсегда покинуть этот мир, так, как это сделал отец много лет назад. Ей стало страшно.
С этого дня для нее время приняло совсем иной характер. Ника уже не могла быть такой, как и прежде. Каждая минута, каждое мгновение ей словно напоминали о предстоящем… А так много еще не сказано, так много осталось в тайниках ее девичьей души того, чем хотелось бы ей поделиться со своей матерью. Хотелось наговориться с ней за все то время, что она была рядом с ней, но в тот же момент находилась так далеко от нее, своей дочери…
Когда мать привезли из больницы, она только ходила по дому тихой тенью, запахнув халат на животе. При Нике она еще старалась держаться бодро, улыбалась, шутила. Но несколько раз дочь заставала свою мать плачущей. Ника перестала выходить на улицу, ходить в кино… для нее это все потеряло значение. Она твердо знала, что должна быть дома, рядом с матерью. Матерью, которая нуждалась в ее поддержке так же, как и она сама – в ней. Если б можно было, Ника и в школу бы перестала ходить, но не хотела, чтобы мама расстраивалась. Мать и так без устали, все время, твердила ей, что надо готовиться к экзаменам.
— Смотри, провалишься на экзаменах!..
— Мама, а может, лучше будет поступать после десятого класса? — Ника попыталась осторожно убедить мать в своем решении. — Я не хочу сейчас уезжать из дома. Я все равно не смогу сосредоточиться… А там, может, и тебе станет лучше…
— Нет, раз мы с тобой планировали, что ты будешь поступать в этом году, то надо готовиться! Нечего ждать у моря погоды… Да и вообще, Ника, я хочу тебя поругать. Почему ты стала дни напролет сидеть дома?! Я тебя не хочу привязывать к себе. Ты молода! В твоем возрасте вредно безвыходно сидеть возле меня. Иди, погуляй с подружками!
— Но, мама, я не хочу!..
— Не возражай! Иди!.. — мать поморщилась от усиливающейся боли, – подходило время принимать лекарство.
Ника подбежала к ведру с водой, зачерпнула из него ковшом и, перелив в стакан, быстро поднесла матери. Взяв со стоящей поблизости табуретки пачку с таблетками, она выдавила из листовки две пилюли и протянула ей. Та, бросив их в свой рот, лихорадочно стала запивать водой.
— Я нужна тебе здесь!.. — твердо сказала Ника.
— Со мной будет бабушка… Иди!.. — строго приказала мать и прилегла на кровати.
Не осмелившись ослушаться, Ника выходила в сени и сидела там в сумраке, чутко прислушиваясь к звукам, доносившимся из дома. Через некоторое время она тихо возвращалась и садилась за учебники, пытаясь заниматься. Но все, что она читала, в голове у нее не задерживалось. Мгновенно вылетало. Она порой по двадцать раз начинала с одного места… наконец, поняв тщетность своих попыток, Ника бросала взгляд на окно, где во всей красе цвел сад, и уже просто сидела с пустой головой.
Экзамены за восьмой Ника сдала кое-как, на четверки. Будь с матерью все в порядке, она бы, конечно же, могла иметь твердые пятерки, за год у нее всегда выходили стабильно хорошие отметки. Но в этом году… надо отдать должное, что учителя с понятием отнеслись к происходящему. Все в поселке, знали о том, что ее мать очень плоха… Ника не стала брать свои документы, чтобы поступать в училище, она даже и не заикалась об этом. В школе сами передали ее документы в район, где была десятилетка. Осенью Нике предстояло ездить туда в девятый класс. А пока… пока она жила дома, помогая бабушке по хозяйству. Мать слабела и таяла. В ее глазах сквозила тоскливая обреченность. Она успела уговорить сына привезти в дом его невесту-жену, потом заставила их расписаться.
Вечером того дня, когда Рудик зарегистрировал свой брак в сельсовете, официально, мать со вздохом облегчения сказала:
— Ну, вот. Теперь у меня только Ника осталась…
Приехавшая на днях Алла тихо вышла в сени и расплакалась. А через две недели матери не стало.
Опустел дом… часами Ника сидела в тишине и слушала спешащие на стене ходики. Безразличие ко всему, поселившееся в ее душе после смерти матери, сделало ее апатично-меланхоличной. Первое время она, казалось, не замечала ничего, что творилось вокруг. Бессознательно и чисто механически выполняла работу по дому, а ее взгляд без задержки блуждал по окружающему пространству. Она как бы отсутствовала, сознанием находясь где-то далеко… Лишь спустя какое-то время, уже ближе к осени, Ника стала потихонечку отходить от невосполнимой потери. Тоскуя по матери, она вдруг особенно остро ощутила, что жизнь продолжается. Продолжается вопреки ее личной трагедии. Это подобно сорвавшемуся с дерева желтому листку, лежащему на земле. Он лежит и не знает, что его место на следующий год займет проклюнувшийся молодой листочек, которому предстоит повторить путь предыдущего… жизненный круговорот продолжался.
…Девочки из их класса, почти в полном составе, и несколько мальчишек пошли в девятый. Ребята, в своем большинстве, поступили в профтехучилище. Среди них был и Леша, который, в отличие от многих, поступил в медицинское училище, чтобы выучиться на фельдшера и воплотить в жизнь свою давнюю мечту. Домой он теперь ездил редко, и Ника вроде как и вовсе отдалилась от своего друга детства. Света с Ирой были единственными, с кем Ника продолжала общаться. Они проводили вместе вечера, списывали друг у друга готовые домашние задания и старались строить планы на будущее. Рудик привозил из города на выходные свою жену, с ужасно круглым животом, глядя на который, бабушка все время говорила, что на свет родится девка.
— Я девок на свет выпустила, уж поверь мне, милая…
Жена Рудика не возражала старой женщине, хотя ей очень хотелось мальчика. Она и имя ему придумала, делилась со своей золовкой планами насчет имени.
— Сашенька, или можно Шуриком… — Ника же молчаливо слушала сноху и думала, что это, конечно, неплохо. Но вдруг и в самом деле родится дочь?..
И как-то раз, словно подслушав ее мысли, Рудик сказал:
— А дочку мы назовем – Надеждой!.. В честь нашей мамы.
Похоже, его жена с этим соглашалась с великим трудом. На ее лице (при обсуждении выбора имени ребенку) всегда читалась такая досада, что Нике становилось жаль брата за его несбыточные планы. Действительно, когда у них родилась дочь, ее нарекли Риммой. Не в честь их матери, а именем матери жены Рудика.
Нике вообще казалось, что с ним в его семье не считались. Хотя брат с ней особо и не откровенничал, но все это чувствовалось по поведению его второй половинки. Но еще раньше бабушка говорила, что нельзя влезать в отношения двух людей. Это чревато порчей, неизгладимой ссорой даже между близкими людьми. Она приводила в пример народную поговорку «муж и жена – одна сатана»: если двое конфликтуют, то они сами во всем должны разобраться.
— Даже если муж с женой дерутся, и ты попробуешь разнять их, то впоследствии все шишки будут сыпаться на тебя. Ты же и виновной останешься… Они будут меж собой в хороших отношениях, а твое «зло» будут помнить еще до-о-олго!
Так что Ника за всем лишь молча наблюдала, про себя делая неутешительные выводы. И, так сказать, набиралась бабушкиной мудрости.
Тем временем многие одноклассницы обзаводились ухажерами, бегали в клуб на танцы и целовались по углам. И озабоченная в свое время своей внешностью Ира нашла себе пару. Впрочем, она превратилась в вполне миловидную девушку… Ее худенькая фигурка так и порхала в танце по залу, в объятиях юноши из параллельного класса, когда они оставались в райцентре на школьные вечера. Только Ника не спешила завязывать дружбы… Она помнила своего деревенского «хахаля».
Валерка оставил след в ее душе настолько противный, что и вспоминать не хотелось. Тогда, в последнее лето, проведенное у бабушки, она, как и обычно, вышла вечером посидеть на бревна. Компания постепенно стала редеть, уходили парами... наконец, остались только двое: Ника и Валерка. Спать не хотелось, хотя было уже далеко за полночь. И она все никак не могла оторвать своего зачарованного взгляда от августовского неба, усеянного сверкающими, на темном бархате ночи, звездами. Стало свежо, и Валерка, сняв свою курточку, накинул ее на плечи Нике. Постепенно он стал к ней пододвигаться и, оказавшись совсем вблизи, обнял за талию. Ника почуяла его прерывистое и горячее дыхание на своей шее. У нее гулко застучало сердце, и, повернувшись к нему, она встретилась с его губами. Валерка стал ее целовать нагло и требовательно… Ника никогда не думала, что почувствует себя при этом так отвратительно. Ее всю передернуло от его настойчивых прикосновений, появилось ощущение, будто касаешься чего-то холодного и противного. Ну словно это не человек, а большая и скользкая жаба… Сколько Ника представляла себе первый поцелуй, думала, что это будет приятно, а на деле все оказалось хуже некуда. Валеркины руки шарили по ее телу, а толстые мокрые губы обслюнявили все лицо.
Почувствовав, что через мгновение может произойти нечто ужасное, Ника со всей силой оттолкнула Валерку от себя. От неожиданности он отлетел аж на полтора метра от бревен, на траву, прямо в коровью лепешку. Чертыхнувшись, Валерка вскочил на ноги. Ника за это время оказалась у дверей и успела перед самым его носом захлопнуть ее. Больше она не рисковала оставаться с ним наедине. А вскоре и уехала.
Когда у нее, после осеннего бала в школе, случился откровенный разговор со Светой, Ника спросила:
— Ты целовалась с ребятами?
Света удивленно посмотрела на подругу:
— А почему ты об этом спрашиваешь?
— Хочу узнать твои ощущения. — Ника пожала плечами. — Что чувствует человек, когда целуется…
— Знаешь, — она лукаво улыбнулась. — Это невозможно объяснить… это надо чувствовать!
— Я понимаю. — Ника покраснела. — Мне было так противно!..
— Почему-у-у?.. — протянула, пораженная признанием, Света. — Может, ты, просто не расслабилась?
— Ну, ты скажешь, тоже!.. — фыркнула Ника. — Еще немного, и случилось бы непоправимое… он меня всю обмуслякал!..
Света прямо расхохоталась:
— Значит, целоваться он не умеет! Интересно, кто это?
— Да ты его не знаешь! Там, у бабушки, в деревне…
— Интересно… а почему ты мне до сих пор ничего не рассказывала? Подруга называется! — Света сделала обиженный вид.
— А рассказывать-то, собственно, нечего… мы два лета по несколько раз виделись, и все. Не нравился он мне. — Ника улыбнулась. — Да ты сама-то мне что рассказываешь?.. Тоже ведь больше отмалчиваешься.
Света сконфузилась.
— Я думала, что тебе это неинтересно!
— Ха!.. Подруга, мы с тобой – квиты! — Ника расхохоталась. — Счет одинаков, один-один! Все свое оставили при себе…
Света положила ногу на ногу и, упершись руками в лавочку, с видом знатока, заявила:
— Когда целуешься, лучше всего максимально расслабиться, тогда и получишь от этого удовольствие… ты, наверное, была сильно напряжена…
— Нет, я не сказала бы… Просто у меня возникло неприятное чувство. Будто это не человек, а… — Ника попыталась найти более точное определение. — Ну, словно ко мне прикоснулась большая и скользкая лягушка.
— Знаешь, скорее всего, такое бывает, когда тебе он противен. Один раз я целовалась с тем, который мне вообще не нравился. Но он потрясающе целовался! — Света на мгновение зажмурилась. — Когда он прикоснулся ко мне, я буквально вся покрылась гусиной кожей… мое первое побуждение было оттолкнуть его. Только он не дал это сделать. Я сама не заметила, как… стала отвечать на его поцелуи… Мы с ним тогда долго целовались… Вот что значит – уметь целоваться!
— Но я не стала его отталкивать, хоть он и полез целоваться неожиданно. Нет, правда, я чувствовала, что сейчас что-то будет. И, наверное, со своей стороны была готова к такому обороту. Лишь когда это неприятное ощущение захватило меня целиком, мое тело окончательно взбунтовалось!
— Да… у тебя довольно-таки неадекватная реакция на вторжение в твое жизненное пространство… — иронически заключила подруга. — Не знаю, но, по моему небольшому опыту, ты, в конце концов, ничего не должна была бы почувствовать. Абсолютно, – ноль эмоций!.. А это означает одно – он не умеет целоваться!
— Может, ты и права… — задумчиво проговорила Ника. — Вполне может быть. Но я бы не сказала, что он не имеет в этом опыта. Не сказала бы…
— Тогда тебе, подруга, не повезло! Просто ты напоролась на человека, думающего только о себе, а не о том, каково другому. Для всего на свете должно быть свое время, место и обоюдное желание…
— Свет, а… — Ника нерешительно замялась. — У тебя что-нибудь еще было?.. Ну, кроме поцелуев…
Света смутилась:
— Ты-ы что-о-о?! Этого, до свадьбы, ни-ни! Я дура, что ли? А если залетишь, а он жениться не захочет? Меня тогда предки, убьют!.. Нет, ни за что!
— А я этого боюсь. Говорят, что это неприятно, когда впервые…
— Да, я тоже слышала, что – больно… Но, опять же, это зависит от партнера. — Света посмотрела на Нику и улыбнулась. — Я об этом пока не думаю. И бояться буду непосредственно перед брачной ночью… зачем голову забивать всякой ерундой!.. — она вздохнула. — Мне Сергей, из десятого, предложение сделал. …Говорит, давай поженимся сразу после школы.
— А ты что? Что ответила? Согласилась?!
— Не-а, я ничего не ответила пока. — Света беззаботно, как маленький ребенок, начала качать ногами. — Я – думаю…
— Чего тут думать-то, коли симпатия взаимная…
— А ему осенью в армии служить… Что я, одна два года должна жить без него?.. Меня это не устраивает!
Ника сожалеюще вздохнула:
— А я бы… если бы мне парень нравился, сколько угодно могла бы ждать…
Света посмотрела на подругу так, как будто видела ее впервые:
— Ты до сих пор веришь в любовь?!
— Верю. И знаю, что она есть. Только надо ее дождаться… — она опустила глаза. — И, потом, она не к каждому приходит…
— Знаешь, мне кажется, что ты принадлежишь к исчезающему типу романтиков. Ты вот себе забила голову устарелыми догмами, типа: «умри, но не давай поцелуя без любви», вот и реагируешь на поцелуи таким образом… а на мир надо смотреть проще! Слышишь?
— Слышу… — тихо ответила Ника. — Но ты меня все равно не переубедишь… Мне кажется, жить без любви с человеком – это так не по-человечески…
— Если это не по-человечески, то как?.. — хмыкнула Света. — Скажешь тоже – любовь… Да многие, если не все, живут без любви и не умирают!
— Конечно, не умирают… — согласилась с подругой Ника. — Но это так скучно!
— А что прикажешь делать? Ждать любви? До каких это пор? А вдруг она не придет? Ну как там, кажется, у Воропаевой:

Всю жизнь ждала его, вымаливала,
Сама не зная у кого…
И всякий раз себя обманывала,
Всех принимая за него.

А он пошел тропой окольной
И мне в глаза не заглянул.
И только в спешке больно-больно
Нечаянно меня толкнул.

Ника тяжело вздохнула. Что бы ни говорила Света, а она останется при своем мнении… Конечно, это как игра, кому-то везет больше, а кому-то меньше. Можно, как она говорит, выйти и без любви, но где гарантии, что в замужестве не настигнет это чувство. И что тогда делать? Ломать семьи и судьбы близких тебе людей?.. Нет, лично она торопиться не собирается. Как мама говорила – «поспешишь, людей насмешишь»…
— Я в каком-то журнале вычитала, что человек по своей натуре… — продолжала Света. — Ну, он не может жить в одиночку. И с этим я полностью согласна.
— Но я тоже могу ответить цитатой… только не помню, кому принадлежит эта фраза… — Ника сморщила лоб, тщетно пытаясь вспомнить фамилию автора. — Он сказал, что человек только тогда живет, когда любит!
— А с другой стороны, не каждому это дается… — вроде как устав доказывать подруге свою точку зрения, уже примирительно произнесла Света. — В жизни так все устроено… сложно. А тут еще и мы сами добавляем себе сложностей… — и снова назидательно повторила: — На мир надо смотреть проще.
— Проще?.. А по-моему, наоборот, – нельзя все упрощать!.. — сказала Ника и замолчала.
Они никогда, наверное, в этом вопросе не поймут друг друга. Никогда. Нике стало очень грустно. Хотя Света по-своему была права. Человек не должен быть один. Если есть в его жизни тот, кому можно довериться, кто тебя поймет, то, считай, – тебе крупно повезло. Значит, тебе есть на кого опереться в трудную минуту жизни.

IV

По окончании школы перед Никой встал выбор – куда идти дальше. В педучилище, как планировала она вначале, поступать раздумала. Ей хотелось поскорее стать самостоятельной, чтобы ни от кого не зависеть. Ведь у всех своя жизнь. Сестра Алла жила на юге (мужа направили туда по распределению) и воспитывала двух очаровательных малышей-погодков – Костика и Женечку. А брат Рудик совсем не ладил со своей женой и поговаривал о разводе. Бабушка пока еще держалась ничего, бодро, но, как бы там ни было, Нике нужно думать и о себе. И она подала документы в текстильный техникум. В школу оттуда, накануне экзаменов, прибыли двое агитаторов… Ника, соблазнившись относительно недолгой учебой и перспективой, заманчиво ими изложенной, решила стать техником-технологом ткацкого производства. Проще говоря – мастером, обычной ткачихой. Общежитие, бесплатное трехразовое питание на время обучения гарантировались, а там – видно будет. Дом на семейном совете решили продать. Бабушка вернулась к себе, и Ника теперь ездила на каждые выходные к ней в деревню.
Время летело незаметно. Одноклассники начали играть свадьбы. Первой, вопреки предположению Ники, замуж выскочила Ира… за своего ухажера из параллельного класса. Света, которая, по ее разумению, должна была быть в этом первой, на удивление подруг, замуж не спешила. Она поступила в институт, и они с Никой часто виделись в областном городе. В будущем Света хотела стать дипломированным культработником. А пока она присматривалась к местным ухажерам-красавцам, которые как мухи на мед слетались туда, где оказывалась Никина подруга и выбирала для себя подходящую, на ее взгляд, партию.
Ника быстро освоилась на новом месте. В общежитии ей нравилось. Комната на четверых, все девчонки – деревенские и, к тому же, обеспеченные. Не то что она, Ника, – единственная сиротка. Но, несмотря на это, бабушка ее то и дело снабжала продуктами. То сама Ника привезет кое-что, то с кем-нибудь из соседей-знакомых пришлет внучке в город мешок картошки, кружок сливочного масла или же кусок свежей свинины… Готовили они сами, на плитке. Казенная еда не нравилась. Ее можно было, конечно. есть, но… домашнее, свое, все же лучше. Жили мирно, без ссор, конфликтов. Выручали друг друга, если в чем-то требовалась помощь – делились. Нику ребята приглашали в кино, пытались ухаживать, но почему-то все они с ходу лезли целоваться, чем вызывали ее искреннее недоумение.
— Не успели познакомиться, а он уже губищи свои раскатывает!.. — возмутилась Ника после очередного инцидента. — Представляешь, Свет, какой нахал!..
Света расхохоталась:
— А ты чего думаешь, он тебя для этого лишь и пригласил! Теперешние ребята не намерены терять время зря за вздохами и весьма пространными намеками… они хотят взять сразу все и нахрапом!
— Но хоть бы не в первый день!.. Прет вперед, как бульдозер, ей-богу! И смех и грех!.. Хотя, больше слезы наворачиваются… Вчера вот, представляешь, познакомили девчонки из группы с одним. Рыжий такой, с веснушками… вначале, вроде, ничего. Напросился проводить до общежития. А я чего? Мне жалко, что ли?.. Пошли… он меня, значит, угощает мороженым. Спасибо. Съели… Дошли до дверей. Хочешь в кино, спрашивает. Я жму плечами. Ну, говорит, я вечером за тобой зайду. А мне одеть-то нечего, я на свою юбку пятно посадила и замочила ее, чтобы постирать. Что делать?.. Ленка мне свою дает. Такая супермодная, черная, узкая, коротенькая… Так непривычно… не хотела я идти, а девчонки в один голос: иди да иди, тебе идет! Грех, говорят, такие ножки под макси прятать. …Ну, я и пошла, раз он за мной пришел… — как бы в замешательстве Ника замолчала.
— И что дальше?.. — нетерпеливо поторопила ее подруга.
— Что дальше?.. — переспросила Ника. — Что дальше… а дальше он расположился на моем плече, как у себя дома. Я боялась пошевелиться. Вся спина затекла. А ему – хоть бы хны!.. И вообще… Проводил до дому и целоваться полез. Я ему звонкую затрещину влепила.
— И все?.. — изнемогая от беззвучного смеха, Света сползала с кровати и чуть не оказалась на полу. — А что он-то?..
— А он?.. Что он – естественно, обиделся!.. — в ее голосе послышались слезы. — Что, говорит, ты недотрогу из себя корчишь!.. Грош всем вам, девкам, цена в базарный день! Будто, если он меня мороженым угостил и в кино разок сводил, так теперь я ему должна платить натурой! Ишь, губы-то как раскатал… Короче, послала я его куда подальше!..
Со Светы мигом остатки веселья как ветром сдуло.
— Что прямо так и сказал?
— Открытым текстом. Меня его слова как обухом по голове… — она горько вздохнула. — Мне кажется, что городские ребята какие-то озабоченные в этом отношении.
— Наши – тоже не промах! Просто там все про всех знают. Вот и не выпячивают так свои «пристрастия». — Света подошла к окну. Там, на улице, зеленела молодая листва на тоненьких березках. С высоты третьего этажа виднелась набережная, по которой сновали по своим делам люди. — А тут город, тут нравы – посвободнее…
— Ага, и это им дает право плевать девчонке в душу, да?.. Это – просто хамство со стороны ребят!.. — зло проговорила Ника. И через мгновение спросила: — Или мне просто не везет, а, Свет? Может, это только ко мне так лезут?..
— Да нет, просто это стечение обстоятельств. Ну, а в целом, Ника, – всем мужикам нужно только одно! Конечно, встречаются редкие экземпляры, эдакие динозавры-рыцари, готовые своих дам на руках носить, но чаще всего это только до первой ночи и без обязательств… — грустно ответила Света. — Не переживай ты так… Они не стоят этого, слышишь? Не стоят!
Ника смотрела на свою подругу. В ней появилось нечто незнакомое до сей поры. Все Светины движения были проникнуты особой женственностью, грацией… и лицо, лицо стало совершенно иное, чем раньше. Нику пронзила догадка.
— Слушай, а ты так говоришь… у тебя кто-то был?
Света вернулась и села на Никину постель:
— Да. Я встречалась с одним… ну, не устояла я, поверила… — тихо прошептала она. — Думала, что все с его стороны серьезно. Но… Ладно хоть, вроде бы, все обошлось без последствий…
— А ты не предохранялась?.. — понизив голос, спросила подругу Ника. — Ведь так и залететь недолго…
— Да в первый раз как-то я об этом и не думала, а потом уж девчонки посоветовали таблетки… я их глотаю…
У Ники защемило в груди. Вот как получилось… а говорила, что только с мужем… правильно говорится, что нельзя зарекаться. Нельзя. Все получится наоборот. «Ну почему, почему же в жизни все иначе? Отчего,— подумала она, — наши мечты чаще всего остаются лишь мечтами, которые исчезают в голубой дали, оставляя в душе глубокие бороздки грусти и печали?» Эта печаль надолго, если не навсегда… она сидит в душе и, при каждом удобном случае, напоминает о себе неизбывной тоской о несостоявшемся. Может, это оттого, что женщины слишком наивны в отношении своей сердечной привязанности, мешающей трезво взглянуть на истинное положение? Кто знает. Даже известная своей прагматичностью Света не устояла перед соблазном некоего романтизма, поддалась на то, что чувства стали впереди расчета…
На тумбочке возле Никиной кровати лежала книга в темно-зеленом переплете. Света взяла ее в руки и прочла:
— Оноре де Бальзак… — открыв на заложенной поздравительной открыткой странице, стала нараспев читать: — «…Я верила в чистую дружбу, в братскую привязанность, более крепкую, чем кровные узы. Несбыточные грезы! Я ищу друга, который не стал бы строго судить меня, друга, готового выслушать меня в минуты слабости, когда гневный голос может убить доверие в человеке, который верит ему; друга настолько возвышенного, чтобы его не надо было опасаться. Юность благородна, прямодушна, бескорыстна, самоотверженна! Я думала, что в друге я найду чуткое сердце, чтобы изливать ему свои печали, когда крики сами рвутся из груди и душат, если пытаешься их заглушить»…Это что за вещь?
— «Лилия долины»… Ты не читала, что ли?
— Нет… Я вообще его не читала. Пробовала как-то раз, да бросила. Показалось скучным. А интересно?
— Мне нравится… — ответила Ника.
— Где брала? — Света полистала книгу и, найдя библиотечный штамп, не дав ответить подруге, сказала: — Когда закончишь, дашь почитать?
— Бери прямо сейчас, я ее уже прочла. Только не очень-то задерживай, возвращать надо в срок…
— Конечно… — она захлопнула книгу и встала. — Ладно, не грусти, подруга. Все еще образуется. Не мы с тобой первые, не мы последние. Я, пожалуй, пойду…
— Подожди, я с тобой, до булочной… — и обе девушки скрылись за дверью.
Девичьи грезы… Сладкие, словно дурман, порой значительно оторванные от реальной жизни. Течение времени уносит вперед, и все неосуществимое становится сизой дымкой, тающей на глазах. Хотя без этих грез, скорее всего, все окружающее виделось бы в сером цвете. Тогда пошлость и цинизм взяли бы верх и погубили бы окончательно робкие и наивные побеги в юных душах. Душах, столь жаждущих светлой и чистой, искренней любви, подобно солнцу согревающей людей и освещающей своими лучами извилистый, тернистый земной путь. Путь, что надлежит каждому пройти самостоятельно. Не всем это удается. Кто-то спотыкается и падает, кто-то ломается уже на полпути, не выдержав жизненных испытаний… но большинство, – упав, упрямо встают и идут вперед, навстречу терниям, несмотря ни на что, сохраняя и заботливо выращивая в душе эти робкие и нежные ростки.
Сколько раз в тяжелые минуты Ника оказывалась сбитой спешащими вперед, они шли напролом, не замечая (или делая вид, что не замечают… это ведь так удобно!) того, что сделали больно другому. Ну словно ничего не произошло. Все как обычно, как всегда… Но все было иначе. А след оставался… и она в такие минуты только упрямо твердила как заклинание:

…Хочу познать любовь и дружбу,
Размеренного счастья бег,
Чтоб было неподвластно стуже
Закутать душу в белый снег.
Ведь я судьбы не выбирала,
Хотя и выбирать вольна.
Я только устоять стремилась,
Когда сбивала с ног волна.

Это стихотворение некоей Радневской Ника откопала в подшивке какого-то толстого литературного журнала, в читальном зале областной библиотеки. Ей, несмотря ни на что, все же верилось, что в один прекрасный день все вдруг изменится до такой степени, что не надо будет уговаривать себя… все будет совсем иначе. Помнится, та же Света ей призналась, что чувствует себя глубоко несчастной. Ника тогда недоумевала. Она ей сказала, что не представляет, как можно быть таковой при живых родителях… оказывается, так и есть. Человек чувствует себя обделенным, если любви вокруг него катастрофически мало. Это настоящая трагедия… нельзя, нет, невозможно жить без любви. Ибо только она дает силы двигаться вперед. Пусть то будет любовь к ближнему, к матери, Родине… все равно. Любовь – питает, и без нее бывает человеку очень плохо. И женщина интуитивно чувствует, что истина заключена в любви ко всему на свете, что нельзя от этого чувства отречься, предать или убить. Если это случится, то это становится самой тяжкой ошибкой, на которую только способен человек. Ника верила в свою правоту. И она казалась ей незыблемой.
Как бы там ни было, это помогало в трудные жизненные моменты. И ей очень не хватало присутствия матери, самого родного на земле человека, у которого можно было бы спросить совета, рассказать о своих бедах и сомнениях, поделиться своими мыслями и чувствами, да и просто посидеть рядышком, обнявшись. …Частенько Ника думала, что, будь сейчас она рядом с нею, было бы значительно проще и легче от одного только осознания ее присутствия. Тогда бы не было временами охватывающей тоски и слез отчаяния, так и подступавших к горлу. Именно в такие минуты Ника брала книгу и уходила в нее с головой, от реальности. Этот книжный мир помогал уйти не только от обступающей ее горечи, но и уводил за собой в иную жизнь. Она жила помыслами и чувствами героев, переживала их трагедии и, самое главное, училась на их ошибках. Предпочитая книгу праздному шатанию по городу (нет, она бывала на различных выставках, ходила в музеи, осмотрела все достопримечательности города, в котором жила), Ника значительно отрывалась от девчонок, которые меж собой ее звали не иначе, как синим чулком.
— Ты так рискуешь остаться в старых девках… — заявила ей Лена, когда Ника в очередной раз отказалась пойти в парк с их компанией.
— Ну и что?.. — безразлично ответила она. — Останусь и останусь…
— Нет, вы только посмотрите на нее!.. — возмутилась Лена. — И ей, видите ли, нравится сидеть с книжкой, в четырех стенах!.. Что хорошего ты нашла в этой книге?
— Ну не хочу я идти! Не хо-чу! Ты можешь это понять? Меня не интересуют ребята, с которыми вы меня знакомите!..
— Почему? Чем это они тебе не угодили?! — Лена с интересом поглядела на уткнувшуюся снова в книгу Нику. — Нормальные ребята…
— Слишком шебутные! Я таких не люблю!
Лена, тряхнув своими крашеными волосами в шестимесячных кудряшках, фыркнула и посмотрела на своих соседок по комнате:
— Ага, значит, тебе нравятся забитые маменькины сынки, тихони? Но есть такая поговорка, что в тихом омуте – черти водятся! Учти, что они могут быть гораздо хлеще наших, шебутных, ребят! И потом, надо ловить момент, пока есть выбор. Получишь направление в то же Иваново… там не ты будешь выбирать, а тебя.
— Ну и что?.. — повела плечами Ника. — И вообще, если ты имеешь в виду замужество, то это для меня – не самоцель. Как моя бабушка говорит: коли суждено, судьба и на печке найдет! Ну, а если нет, то уж выше головы не прыгнешь, как ни старайся!
— Дуреха, ты, Ника! Я впервые в жизни такую вижу… — глубоко и разочарованно вздохнула Лена.
— Ну, вот и посмотри. Мне – не жалко, да и денег за это – не беру… — с улыбкой произнесла Ника. — Ладно, девчонки, хватит. Идите, а? Смотрите, ребята уйдут без вас…
…Ей только недавно исполнилось девятнадцать, впереди еще столько времени!.. до распределения почти полгода, куда торопиться-то? Вон Рудик – поторопился, теперь вот окончательно разводится. Кто же знал, что такая история получится… не могли они с женой найти общего языка, а страдал ребенок. Девочка росла смышленая, чем-то неуловимо похожая на брата. Ника, однажды перебирая старые фотографии, нашла одну. На ней, стоя у печи на стуле, запечатлен брат, с обиженно скривленными губками, готовый сию минуту разреветься… он был одет в матросский костюмчик и в руках держал надкусанную баранку. Выглядел он довольно-таки забавно, ему там, наверное, чуть побольше двух лет. Ну, и его малышке теперь приблизительно столько же. И она – копия того бутуза на фотографии! Ника очень любила свою племянницу, возилась с ней, когда они бывали раньше у них… но теперь давно она ее не видела. Как-то зашла, проездом к бабушке, – никого из них не застала дома. А после брат лишь один приезжал в деревню. Сестру же Ника не видела со времени похорон матери. Алла изредка присылала коротенькие письма с фотографиями своих домашних. Она с мужем работала, сыновья росли, что еще надо для полного счастья? Может, больше и ничего. Главное, чтобы с близкими было все в порядке.
Тут в дверь постучали, и когда она открылась, показалась кудрявая Светина голова.
— Ты дома?.. — в ее голосе звучала настоящая трагедия. — Хорошо, что я застала тебя…
Ника встревожилась. Никогда еще она не видела свою подругу в таком состоянии. Неделя, что они с ней не встречались, изменила ее до неузнаваемости. Светино красивое лицо осунулось, а под глазами темнели круги… припухший от слез нос был тщательно припудрен. Несмотря на то, что Света косметикой попыталась приукрасить свой вид, нельзя было скрыть то, что она вволю наревелась.
— Что случилось?! — Ника буквально слетела со своей кровати, положив раскрытую книгу на тумбочку.
— Я – пропала!.. — и слезы вновь брызнули из ее глаз. Света целых полчаса не могла успокоиться и размазывала тушь по всему лицу. Как только она собиралась объяснить подруге то, из-за чего так убивается, рыдания вновь начинали ее душить. Наконец, судорожно глотая воздух и всхлипывая, Света протянула: «Я залетела…» – и опять разрыдалась.
— Ой, Све-е-етка!.. — с ужасом протянула Ника. У нее внутри все похолодело от этой новости, и она медленно опустилась на соседнюю кровать. — Что теперь, делать-то, а?..
— Н-не зна-а-аю… — Света трясла головой. — Н-не зна-а-аю… Н-не зна-а-аю…
— А может, это ложная тревога?.. — ухватилась за спасительную мысль Ника. — Мало ли…
— Нет… — отрезала внезапно успокоившаяся Света. — К сожалению, все это так и есть…
— Ты… ты уже была у врача? — пересев к ней поближе, Ника вся замерла в ожидании ответа.
Света утвердительно покачала головой.
— И он сказал, что ты…
Света снова покачала головой.
— Господи… — прошептала Ника. — А он… он – об этом знает? — Света отрицательно мотнула головой. — Ему-то надо сказать…
— Он… он… он – уехал… получил распределение… и уехал… — наконец выговорила она.
— Что же теперь делать-то, а?.. А ты не знаешь адреса его родителей?
— Сашка, его друг, должен знать… но разве он даст? — Света обречено вздохнула. — Что я родителям скажу, ой, мамочка, они же убьют меня!.. — и она снова заревела в три ручья.
Пытаясь успокоить подругу, Ника с ужасом думала об ее будущем. Да, Светин отец всегда отличался крутым нравом, бывало, что с перепоя и поколачивал свою вторую половинку… а ее напроказившим братьям часто доставалось «на орехи». В этом случае нетрудно представить, что ждало не сумевшую уберечь свою честь дочь.
— Мама мне всегда говорила: «Смотри, не натвори того, из-за чего мне пришлось бы краснеть за тебя перед другими!..» — наконец выговорила Света. — А я… я… как последняя…
— Может, ты все-таки у Сашки попробуешь узнать его новый адрес? — Света отрицательно мотнула головой. — Он обязан на тебе жениться!
— Ничего он не обязан. Я сама слышала, как он, при мне, советовал своему приятелю не надевать на свою шею хомут раньше времени, когда тот рассказал, что у него возникли неприятности со своей девушкой… он… он советовал уговорить ее избавиться от проблемы… вот. Где гарантия, что он сам поступит со мной иначе?..
— Но, — попыталась возразить Ника. — Одно дело – советовать, другое – самому оказаться в подобной ситуации…
— Нет, — перебила подругу Света. — Он не женится на мне… Дура я, дура!.. Поделом мне! Нечего было слушать сладкие сказочки-речи!.. Куда теперь я, куда?!
— Может, все еще образуется?.. — робко предположила Ника.
— Может, — согласилась она. — Если я сама устраню свою проблему… только боюсь я.
Ника, с испугом, озвучила догадку:
— Аборт?!
— Да… — опустив глаза, Света тяжело вздохнула и продолжила, — …но срок – приличный. В больнице – не будут делать. Надо где-то найти бабку…
— А тебе не жаль его?
— Жаль… — снова согласилась она. — Но еще жальче – себя… Меня ведь никто не пожалеет!.. Совсем скоро это будет заметно!.. И куда я такая? Ни профессии, ни средств к существованию… Да и ребенку мыкаться всю жизнь…
И Света избавилась от ребенка подпольно, к тому же сама чуть не распростилась с жизнью. В тяжелом состоянии она попала с кровотечением от криминального аборта в больницу. Когда все осталось позади, она сказала Нике, что уже не чаяла выкарабкаться.
— Мне казалось, что я зависла над обрывом, и пропасть подо мной простерлась нескончаемая… так было страшно, что даже вспоминать жутко!
Родители Светы не подозревали о случившемся. Ника была единственной, кто знал о разыгравшейся трагедии, но она – молчала. Света не зря доверяла ей. Их дружба проверена годами… зная, что на Нику можно положиться во всем, она ценила это и, со своей стороны, платила ей тем же. У Иры, третьей подруги и одноклассницы, родился ребенок, а муж служил в армии. Света, навещавшая подругу в поселке, с грустью в голосе рассказывала Нике о малыше…
— Знаешь, он такой хорошенький, просто – лапушка!.. ну, как живой кукленок!..
— Ты – сожалеешь?.. — спросила Ника напрямик.
— Есть немного… — сразу поняв, о чем речь, призналась Света. — Но у меня не было иного выхода… я бы совсем пропала…
— А может, все сложилось бы удачно?
— Не знаю, навряд ли… — тихо произнесла она и, словно вспомнив, добавила: — Сашкин дружок-то женился!
— Ты – серьезно?.. — удивилась Ника. — Ну вот… а вполне могло случиться так, что это была бы ты!
Света отрицательно мотнула головой:
— Он неплохо устроился! Женился на директорской дочке! Сашка показывал свадебную фотку. Ну, ни – кожи ни рожи! Видела бы ты ее, такая страхолюдина ужасная! Крупногабаритная, нос – горбинкой, он ей, образно выражаясь, – в пупок дышит! А ты говоришь… — в ее голосе послышались нотки усталости и разочарования. — У меня родители – простые люди. А у той дамочки папашка – шишка, начальник. Быстренько сделает зятю и квартиру, и машину, и дачу… и капиталец кой-какой на счете обеспечит!.. С нами, деревенскими дурами, они развлекаются, а женятся на тех, с кого можно хоть что-то получить. Барыш, так сказать. На мне-то какой резон жениться?.. Он ведь, как уехал – пропал, ни разу о себе и не напомнил. Будто и ничего и не было у нас…
— А он тебе обещал что-нибудь?.. — полюбопытствовала Ника.
— Нет, ничего не обещал… но говорил, что любит… ухаживал красиво… цветы дарил… от него так и веяло романтикой… я и клюнула, как последняя дура… после первой ночи, так недели на две исчез. Я уж думала, что все, больше его не увижу… но потом снова объявился… объявился, чтобы вновь исчезнуть. Теперь уже – навсегда.
— Свет, а на прощание он тебе, хоть что-нибудь сказал?
— Ничегошеньки! Будто нас ничего не связывает. Словно пару перчаток сменил… — горько усмехнулась и смахнула слезу Света.
За окном тихо падал снег, январь рисовал свои узоры на стекле… Ника уже знала, что ей предстоит ехать по распределению в Воскресенск, что в Подмосковье. Ее немного страшила разлука с подругой и неумолимо приближающиеся перемены в ее жизни. Новое местожительство, новая обстановка, новые лица… С одной стороны, это открывало новые горизонты, а с  другой… С другой, как ни верти, а детство и все, что было с ним связано, оставалось далеко позади. И взрослая жизнь показывала ей зубки, на примере близких для нее людей. После случившегося с подругой «недоразумения» (как называла это сама Света) Ника напрочь стала избегать компании ребят. Стоило на горизонте замаячить фигуре претендента на звание кавалера, она испуганной птичкой вспархивала и удалялась восвояси… И ничто не могло Нику остановить. Даже Света незлобно подшучивала над ней, говоря, что она ошпарилась на молоке, а подруга – дует на воду.
— Ты-то что шарахаешься-то от ребят?.. — прервала она возникшую было паузу. — Или ты решила теперь записаться в монахини?
Ника пожала плечами:
— Нет, просто… я еще, наверное, не готова к тому, чтобы общаться с ребятами. Сама же говоришь, что с ними надо держаться настороже. И потом, всему – свое время.
— Это, конечно же, так, но какой смысл тебе-то сидеть в четырех стенах? В самом деле, девчата правы, так ты никогда не найдешь себе пару. Ни-ког-да!
— Лично меня это не волнует… — спокойно ответила Ника. — Да я и не намерена искать… зачем мне это надо? Я и одна неплохо пока живу. А там будет видно. Ты за меня не переживай! Лучше скажи, ты на каникулы домой поедешь?
— Куда же еще?.. — фыркнула Света. — У меня одна дорожка, из дома – сюда, а отсюда – домой.
— Передавай там всем привет от меня, хорошо?
— Конечно, передам. Слушай, а ты на майские праздники приезжай к нам! Ночевать у нас будешь…
— Не знаю. Может, надо будет к бабушке… — неопределенно сказала Ника. — Но я была бы рада там побывать.
— Вот и приезжай! Ты же больше года, как уехала и больше ни разу не приезжала! Чай, соскучилась по родным местам…
Ника подтвердила:
— Да, соскучилась. Мне часто снится наш дом… березки возле него… наша лавочка, на которой мы делились нашими секретами… Знаешь, как мне хочется снова стать маленькой… хорошо в детстве, о тебе заботятся, тебя опекают… а у взрослых – столько проблем!..
— Но в детстве так хотелось побыстрее вырасти! Помнишь, как мы торопили время?
Ника утвердительно кивнула головой. Да что говорить о том времени. Они тогда чувствовали себя защищенными со всех сторон. Родители составляли их прочный тыл… а теперь они сами должны отвечать за свои поступки и поведение, временами отнюдь не безупречные не только в глазах окружающих. Но как бы ни хотелось повернуть время вспять, это так и останется неосуществимым желанием. Разве что во снах, напоминанием о безвозвратно ушедшем времени, человеку удастся лишь на мгновение вернуться в прошлое…

V

Незадолго до отъезда у Ники умерла бабушка. Эта черная весть застала ее врасплох, хотя, казалось, что нечто подобное рано или поздно должно было произойти... Но Ника совсем не ожидала этого. Громом среди ясного неба прозвучало то, что бабушка одна пролежала в нетопленом доме пару дней. Соседи обнаружили ее лежащей на полу у печи, с гримасой боли на лице. В свидетельстве о смерти значилось, что она скончалась от кровоизлияния в мозг… После похорон и поминок все разъехались, оставив дом на дальнюю родню. Алла уехала к себе домой, разведенный Рудик перебрался в областной центр и жил неподалеку от общежития училища, где училась Ника. А сама Ника через пару недель, вместе с одной однокашницей по группе, оказалась в подмосковном Воскресенске. На своем, так сказать, постоянном месте жительства. Поселились они вместе, в одной комнате. Небольшая, на два человека, она стараниями девушек выглядела очень мило и уютно. И не мудрено, ведь это на долгое время стало их домом. Домом, в который они спешили после рабочей смены…
Коллектив на комбинате встретил новичков доброжелательно, наставлял и старался изо всех сил, чтобы не было большой текучести кадров. В этом отношении профсоюз работал отлично. На выходные дни устраивали коллективные туристические поездки в столицу или по «Золотому кольцу» и по другим памятным местам. Желающие ездили и в заграничные поездки. Ника, воодушевленная сложившимися условиями, лучшего и не желала. В одной из таких поездок в столицу она познакомилась с весьма симпатичным молодым человеком, который оставил о себе приятное впечатление.
Они познакомились у лотка мороженщицы, когда Ника с Верой, соседкой по комнате, проходили мимо.
— Девушки, разрешите угостить вас мороженым?.. — они с удивлением оглянулись на высокого стройного парня, который в обеих руках держал по паре «эскимо».
— Вы это – нам?.. — девушки не сговариваясь, одновременно произнесли фразу.
— Да, да. Вам… — он, широко улыбаясь и показывая свои зубы, направился к ним.
Ника с Верой обменялись недоуменными взглядами и выжидающе застыли. Подойдя к девушкам, он вручил каждой по «эскимо».
— Спасибо… — не зная, как себя вести дальше, Ника смотрела на Веру, которая тоже в растерянности смотрела то на спутницу, то на незнакомца.
— Ешьте на здоровье и, желательно, – поскорее! По такой жаре оно скоро растает… — и, показав свободную скамью, он жестом пригласил их сесть.
Когда все трое с аппетитом расправились с лакомством, Ника озорно посмотрела на парня:
— Извините, а можно узнать, по какому поводу вы нас угощаете?
— А разве нельзя угостить красивых девушек просто так, без повода?.. — в его серо-зеленых глазах, казалось, горели искорки. — Почему, собственно говоря, нужен какой-то там повод?
— Ну, не знаю, может, у вас в голове созрел какой-нибудь план, — Вера сощурила свои красивые глаза и хитро улыбнулась. — Вы что-то затеяли, неспроста…
Парень снова широко улыбнулся и, шутливо подняв руки кверху, произнес:
— Хорошо, сдаюсь! Я действительно задумал познакомиться с вами таким образом. Не мог придумать ничего лучше…
Ника, чуть наклонив голову в бок, изучающе смотрела на парня, в то время как Вера продолжила:
— И как часто вы так знакомитесь?
— Впервые.
— Ой-ли?! — Вера недоверчиво подняла брови. — Ладно врать-то!..
— А зачем мне врать?.. — недоуменно проговорил парень. — Правда, правда… Еще сегодня утром я уныло раздумывал о том, что моя жизнь какая-то тусклая, серая… а вот увидел двух молодых, симпатичных девушек – и словно солнышко выглянуло! Дай, думаю, угощу их… а там – будь, что будет! Ничего не страшно…
Вера опять перевела свой недоверчивый взгляд с Ники на него:
— Значит, вы хотите сказать, что мы вам помогли выйти из апатичного состояния?
— Да. Именно это я и имел в виду… — по его тону нельзя было понять, говорит он серьезно или же шутит. — Ну, собственно говоря, раз вы меня разоблачили, мне давно пора представиться. Николай. А как ваши имена?.. — он смотрел в Никину сторону, как бы невольно показывая, что его интересует только она.
Смутившись от перехваченного откровенного взгляда, Ника, после Веры, тихо произнесла:
— Вероника. Правда, меня все зовут Никой…
— Ве-ро-ни-ка… — по слогам произнес Николай. — Какое красивое и мелодичное имя… Оно вам идет! И Ника… тоже – прекрасно!.. Чудесно!
Девушки переглянулись и, не сговариваясь, посмотрели на часы:
— Ой! Нам пора… нас ждет автобус! — Ника как мячик вскочила со скамьи. Следом за ней, как-то нехотя, поднялась и Вера. Чувствовалось, что она не прочь продолжить завязавшееся знакомство.
— Я вас провожу… — не то утвердительно, не то вопросительно произнес Николай и последовал за девушками.
Николай не уходил до самого отъезда автобуса и из Вериной болтовни многое узнал о них. Нике все это не нравилось, и она больше молчала, временами бросая на спутницу негодующие взгляды. Уже дома она выговорила ей за излишнюю разговорчивость.
— С чего это ты незнакомому человеку выложила все?!
— Что – все?.. — не поняла Вера.
— Ну, про себя и про меня… кто мы и откуда…
— Подумаешь! А чего? Нельзя, что ли?.. Он ведь – москвич, в кои веки такая удача выпала! Кто знает, может, что и завяжется!.. — она загадочно улыбнулась. — Сдается мне, что мы еще увидимся, и – не раз! И чего ты от ребят шарахаешься?! Не съедят же они тебя!
— Почему это ты думаешь, что я шарахаюсь от них? — Ника посмотрела на Веру. — Просто нормальные люди на улице не знакомятся.
— Ты что, думаешь, он – того? — Вера выразительно покрутила у виска.
— Ничего я не думаю! Только всякое может быть. Может, он – шизофреник какой-нибудь или, еще хуже, – маньяк!
— Ну-у, с твоей буйной фантазией, да начитавшись разных книг, все может показаться!.. — она рассмеялась. — Мне он показался – ничего, я не прочь познакомиться с ним поближе! И зря ты его записываешь в маньяки!
— Ну, допустим, в маньяки я его не записываю. Но осторожность не помешает никогда. Кто знает, что у него на уме. Чужая душа – потемки!..
Вера плюхнулась в кровать и сладко потянулась:
— Тебя послушать, так вообще вокруг одни злодеи!.. Ты – как хочешь, а я от своего не отступлю! Это шанс, второго может и не быть. Столица, она и есть – столица.
Ника слушала свою соседку по комнате и думала, что она, конечно же, по-своему права. Если хочешь жить в столице, то вот он, момент. Удобный со всех сторон. Только тут присутствует голый расчет, от которого веет плесенью! Нет, этот Николай – внешне ничего, очень даже симпатичный. Шатен, волосы средней длины мягкими волнами обрамляют чуть вытянутое лицо… у него такие выразительные, глубоко посаженые глаза с длинными пушистыми ресницами, она впервые встречает у ребят подобные. И голос… такой обволакивающий, бархатистый… пожалуй, можно было бы при желании и клюнуть. Как Вера. Но Ника-то понимала, что предпринимаемые действия могут повернуться и совсем в другую сторону, имея иную подоплеку. «И чего я, в самом деле, взъерошилась? Как будто мне это знакомство чем-то угрожает… к тому же, наверняка, мы больше и не увидимся!..» — подумала она и спокойно уснула.
Но Ника ошиблась. Они встретились уже через неделю. Он ждал их у проходной комбината, загорелый, в белоснежной рубашке с короткими рукавами и джинсах, с букетом цветов в руках. Николай с улыбкой протянул их Нике, несмотря на то, что Вера находилась ближе... и последняя без лишних слов поняла, что ей тут делать больше нечего. Как говорится, третий – лишний, и через некоторое время она тихо удалилась. «Насильно мил не будешь», – только и произнесла она вечером, в ответ на укор Ники.
— И потом, я же не слепая! Он и там, в Москве, делал предпочтение больше – тебе… только мне очень хотелось, чтобы он и на меня обратил внимание! Я себя, как глупенькая, тешила надеждой, что, может, и мне что-то перепадет. Увы! Он уже сделал свой выбор!.. — многозначительно заключила Вера.
— Что-то я не пойму, куда ты клонишь?.. — не поняла Ника.
— А что тут понимать-то? Тут и понимать нечего! Глаз он на тебя положил! И не ради меня он сюда прикатил!
— С чего ты взяла?.. — так же тупо смотрела на свою соседку Ника. — С чего?!
Вера тяжело и сожалеюще вздохнула:
— Ты че? Прикидываешься или действительно не понимаешь? И дурак, извиняюсь, поймет, в чем тут дело! У тебя че, глаз нет, что ли? Он тебе и знаки внимания оказывает, чуть ли не в рот тебе смотрит, а ты говоришь «с чего взяла»?! Везет же некоторым!..
Ника медленно села на разобранную постель. Время двигалось к полуночи, и пора было укладываться спать. Но какой уж тут сон, после таких слов… Конечно, Николай – приятный молодой человек, и внутренне, и внешне. И, что самое главное, отметила про себя Ника, не торопит события и ведет себя соответственно. «Пожалуй, может, Вера и права… наверное, стоит обратить на него свое внимание. Естественно, не в том плане, в каком думает она, а просто… просто попробовать подружиться», — думала Ника.
Время, проведенное вместе с этим парнем, оставило след в Никиной душе. Они говорили о многом. Точнее, больше говорил он, а Ника молча слушала и тихо поражалась. Раньше она даже и не думала, что ребята могут запоем читать. У многих, кого она так или иначе знала, – совершенно иные интересы. Из книг больше предпочитали фантастику и детективы, да и те брали в руки лишь изредка, «от скуки», когда уж совсем нечем было занять себя. Свой досуг они лучше проведут в компании за рюмкой и пошленькими разговорчиками, чем с пользой для себя в интеллектуальном плане. Николай разнился от них своим воспитанием и культурой, производя впечатление порядочного человека. Короче, что-то в нем существовало от идеала друга, который составила себе Ника. И в то же время он ее чем-то не устраивал. Может, своей излишней мягкостью, нерешительностью… или еще чем-то, а чем конкретно, она и сама еще не могла разобраться. Впервые они поцеловались, наверное, месяца через три после знакомства. Это получилось как-то само собой, естественно и просто. И Нике не было так противно, как это случалось раньше, когда ребята к ней лезли с поцелуями. Скорей всего, чисто психологически, Ника привыкла к Николаю и между ними, к этому времени, уже не существовало того отчуждения, что бывает у незнакомых друг с другом людей.
События развивались постепенно. Конфетно-цветочная стадия затягивалась, но Нику это устраивало. Это же так здорово! Николай приезжал к ней по выходным и на праздничные дни, или же она уезжала в столицу и останавливалась у своей знакомой ткачихи, вышедшей недавно замуж за столичного парня. Они встречались, и Николай показывал ей Москву. Свою Москву, не ту, которую она знала и видела. Чистые пруды, Арбат, Остоженка, Тверская-Ямская, бульвары и тихие улочки-закоулки… он открывал ей Москву его любимого писателя Михаила Булгакова, с которым она познакомилась лишь благодаря ему, Николаю. Он давал ей слушать бардовские записи Окуджавы, Высоцкого (ушедшего относительно недавно в мир иной), Веронику Долину, Визбора… открывая целый мир, о котором еще недавно Ника даже и не подозревала, она чувствовала, что постепенно сама становится другой, непохожей на ту, какой была до знакомства с ним.
Настал тот день, когда Николай сказал ей:
— Я хочу тебя познакомить со своими родителями.
— Зачем?.. — чуть робея произнесла Ника.
— Как зачем?.. Ну… Я же… — замялся он. — В общем, ты мне нравишься. Я думаю, что мы будем хорошей семейной парой…
Ника удивленно вскинула на него свои карие вишни глаз:
— Ты что, делаешь мне предложение?
— Да.
— Серьезно?
— Да.
— Ой, мама родная!.. — по-деревенски всплеснула руками и закрыла мгновенно зардевшееся лицо своими ладошками Ника. — А ты – не торопишься?
Николай улыбнулся:
— А чего тянуть-то? Ты мне, как я уже сказал, нравишься. Осталось только твое мнение спросить… — он ласково и нежно убрал с ее лба упавший локон. — Мы ведь давно уже встречаемся… Я тебе нравлюсь? Ты согласна выйти за меня замуж?
— Не знаю… — ей стало неловко от его прямого взгляда. — Ты – хороший, мне с тобой очень интересно. Конечно, ты мне нравишься! Но… я не знаю, хочу ли я за тебя замуж…
— Вот тебе и на!.. А, кто же за тебя будет знать? — Николай огорченно замолчал.
— Послушай, — она подошла к нему поближе и заискивающе посмотрела ему в глаза. — Я хотела бы хорошенько подумать об этом. Для меня это все серьезно. Любовь ли то, что я к тебе испытываю?
— А ты еще сомневаешься? — Николай не отрываясь смотрел на Нику, которая с ужасом начала сознавать, что их отношения напрямую зависят от того, что она сейчас скажет ему в ответ.
— Я не хотела бы терять такого друга, как ты… — тихо произнесла она, прильнув к нему.
— Этого и не случится… А любовь ли это?.. — он обнял Нику за плечи. — Наверное, да. Я только о тебе и думаю. Ты мне нужна. Мне плохо без тебя… и давай поженимся! Не отказывай мне, пожалуйста…
— Можно, я подумаю?
— Хорошо. — Николай согласился. — Я не против того, чтобы ты думала. Но на следующий выходной мы ждем тебя у нас. Я тебя встречу на вокзале. Возражения не принимаются!
— …И ты еще думаешь?! Ну, Ника, ты – экземпляр! — Вера удивленно вытаращила глаза, когда потом Ника ей все рассказала. — Дурой будешь, если упустишь такую возможность!
— Нет, я не поеду. Я боюсь!
— Чего ты боишься? Чего? Не съедят же они тебя, дуреха!.. — соседка по комнате истерично расхохоталась. — Нет, ну это ж, надо, а?! Видите ли, она – боится! Это ж надо такое придумать!.. Да мы с девчонками тебя под конвоем в столицу повезем! С рук на руки сдадим, если потребуется! Мне на свадьбе погулять хочется! Это твой шанс!..
Шанс… кто знает, надо ли его использовать? Жизнь в столице – вовсе не в Никином вкусе. Признаться честно, Москва ей не нравилась. Слишком шумный и суетливый город. Конечно, спору нет, это даст множество преимуществ, но стоит ли все это того, чтобы выходить замуж без любви, без сильной страсти? Но, с другой стороны, она приобретет свой дом, свою семью и незыблемую стабильность. А вдруг это вовсе не стабильность, а тенета, которые свяжут ее по рукам и ногам? Вдруг у Николая это не любовь, а нечто другое, более зыбкое и растяжимое? Не хотелось бы ей разочаровываться в своем мужском идеале, ведь именно супружество выявляет все, скрытые до поры до времени, недостатки. Недаром, видно, древние назвали совместное житие мужчины и женщины браком. И потом, Нике становилось жутко от одной только мысли, что ей устраивали смотрины. Она не знала, как себя вести и что делать там, когда родители Николая будут оценивать ее как невесту, как будущую жену…
Двадцатичетырехлетний Николай работал инженером на одном из столичных предприятий, а его родители отдали всю свою жизнь научной деятельности. Единственный сын – он был для них будущим и настоящим. Как поняла Ника, мать, властная и деспотичная женщина, стремилась опекать его во всем. И сам Николай в присутствии самой матери держался немного сконфуженно и мало походил на того парня, каким знала его Ника. Его отца, скорей всего, так же не имевшего в своей семье права голоса, не было «ни слышно, ни видно» за столом. Он только время от времени поддакивал своей супруге… Нике совсем некстати пришло на ум, как ей показалось, вполне уместное сравнение, что таким образом тот добросовестно выполняет в доме функцию мебели. Она криво усмехнулась пришедшей мысли внутри себя и быстренько отогнала ее прочь. В конце концов, не ей судить чужую жизнь. «Они сами строят свои отношения, мне нет до этого никакого дела!..» — сказала сама себе Ника.
Когда на кухне Ника вызвалась помочь матери Николая с посудой, та ей сказала:
— Мне кажется, что мы с тобой поймем друг друга. Знаешь, Вероника, у Николая очень мягкий характер, и, к сожалению, у него нет достаточной самостоятельности…
— Последнее я только сегодня заметила… — вырвалось тихо у Ники.
— Да?.. — удивленный возглас матери вернул ее в действительность. — А мне думалось, что вы успели узнать друг друга… или вы только недавно познакомились и сын меня ввел в заблуждение?!
— Нет, мы с ним почти год встречаемся…
Его мать как-то облегченно, как показалось Нике, вздохнула:
— Тогда я спокойна. Он будет в хороших руках. У тебя хорошие манеры, да и воспитание соответствует… Ты, вообще-то, не напоминаешь девочку из глухой провинции… есть, конечно, отдельные моменты, но это вполне поправимо. Это исправимо… Ты еще научишься быть великосветской дамой и вести себя подобающе! Я тебе помогу!
Нику внутри всю передернуло от этих слов. Это получается, что они, столичные жители, считают себя выше их, провинциалов? Да в таком случае она ни за какие коврижки не променяет свою «глухую провинцию» ни на какую столицу! «Тоже мне, элита нашлась!.. Сливки общества называются!.. — промелькнуло у нее в мозгу. — Высокомерие – не по мне!..» Для себя она уже все решила. И не хватало ей еще, как говорится, для полноты жизни, постоянных напоминаний о том, что она – человек второго сорта, не то, что они… собственно говоря, она и не хотела себе в мужья – безвольного человека. Николай вполне мог скопировать пример отца… а ее это не устраивало.
— Давай останемся друзьями!.. — прочитав немой вопрос в его глазах, сказала Ника, когда Николай провожал ее.
— А мы с тобой разве не друзья?.. — он поднял Никин подбородок. — Родителям ты очень понравилась, так что мы можем пожениться…
— Это решение твоей матери или твое личное?
— Мое… — сбитый с толку, он только недоуменно хлопал глазами.
— Сомневаюсь… — ей почему-то неудержимо захотелось уязвить его, да побольнее, хоть он тут, собственно говоря, был и ни при чем. Раздражение вызвала его мать своим поведением и словами. И Ника заставила себя замолчать, чтобы не вырвалось лишнее, то, о чем потом она будет сожалеть. — Знаешь, мы слишком уж разные, чтобы быть вместе. И давай не будем больше об этом, хорошо?
Может быть, если бы Николай проявил свой мужской характер и, схватив ее в охапку, насильно повел в ЗАГС, сказав, что плевать ему на мнение матери, ты, мол, не с ней будешь жить, а со мной!.. – тогда бы Ника иначе бы взглянула на него. Но ничего подобного он не сделал. Где-то месяц они еще встречались, а потом Николай исчез из ее жизни. Тихо и бесследно. Нет, вообще-то след остался в душе. Это грустное сожаление о непонятно куда исчезнувших дружеских отношениях. Наверное, все-таки правы говорящие о невозможности дружбы между мужчиной и женщиной. Если дело дошло до поцелуев, то дальше должна быть и развязка в логическом завершении. А Ника ждала настоящего чувства, чтобы не только броситься в него с головой, а и чувствовать себя женщиной. Женщиной, защищенной во всех отношениях и со всех сторон настоящим мужчиной. Мужчиной волевым, с твердым характером, отстаивающим принятое им решение до последнего. Полностью самостоятельным и, черт возьми, страстным, умеющим повести за собой в далекую даль…
Вера говорила ей, слово в слово повторяя Светины слова, что она неисправимая идеалистка и что так вся молодость, не успеешь оглянуться, промелькнет в ожидании несуществующего принца на белом коне. Ника в ответ лишь тяжело вздыхала.
— Что, теперь только и осталось вздыхать?! Николая проворонила, теперь, небось, жалеешь?!
— Нисколечко! Видела бы ты его мать! Ее муж – жалкое подобие ее тени! Кого угодно она может довести до такого состояния! Если человеку изо дня в день твердить то, что он – поросенок, то, в конце концов, он – захрюкает!..
— Подумаешь! Могла бы ее поставить на место! После свадьбы – устроила бы ей муштру…
Ника скептически улыбнулась:
— Легко сказать! Такую не очень-то и «перевоспитаешь», оглянуться не успеешь, как вылетишь оттуда! Живо объяснит, что к чему! Сама убежишь от такой свекрухи… И еще рада будешь своему избавлению!..
— Чтобы я убежала из-за старой климактерической бабы?.. Не бывать такому! — Вера, подбоченясь, высоко задрала голову. — Я – не то что некоторые, мне – пальца в рот не клади, откушу по самый локоть! И не позволю никому, чтобы мной помыкали! Я – сама себе хозяйка! Они у меня сами будут плясать под мою дудку.
— Наивная ты, Верка, как бы меня ты ни называла идеалисткой, а сама – не лучше! — Ника с грустью смотрела на свою соседку по комнате, выделывающую затейливые танцевальные «па» по комнате. — Жизнь, к сожалению, складывается ни по-твоему, ни по-моему. А совершенно по иному сценарию, заготовленному неизвестным писателем. …И он, этот писатель, двигает нами так, как выгодно ему, а не нам с тобой.
— Ты хочешь сказать, что мы целиком и полностью зависим от воли этого, ну, который пишет наши судьбы?
— Не знаю. Скорей всего, что это так. — Ника неопределенно пожала плечами.
Вера остановилась посреди комнаты, будто догадавшись:
— Ты веришь в бога?!
— Не знаю. Но есть какая-то сила, управляющая нами… но что это такое, я не могу объяснить даже себе. Не могу.
— Но управлять нами… разве мы марионетки? Это получается: шаг влево, шаг вправо, – равнозначно побегу… Нет, этого я не хочу! Я не хочу подчиняться какой-либо воле. Будто я безропотная овца какая-то!.. Меня будут казнить, а я должна смиренно покориться?.. нате, режьте меня на кусочки, что ли?! Это ты, Ника, лишнего чуток хватила! Нет, я буду до последнего, отчаянно сопротивляться!..
— И набьешь шишек на свой лоб!.. Твоя воля!.. — безразлично ответила Ника.
— Эй, дядечка Бог, рассуди нас... — дурашливо крикнула Вера. — Есть ты на свете али нет тебя?!
— Ох и балаболка ты, Верка, хорошая! — Ника заехала в девушку своей подушкой, а та в ответ кинула в нее своей, и они начали дурачиться как малые дети в детском саду во время тихого часа.

VI

В свой отпуск Ника съездила на свою родину. Пару дней прожила у Иры, школьной подружки, заметно пополневшей и похорошевшей после рождения ребенка. Ее муж, совсем недавно вернувшийся со службы в армии, тоже мало походил на мальчика из параллельного класса (каким он ей запомнился) – возмужал и окреп, превратившись в довольно интересного молодого мужчину.
В доме, где раньше жила Ника со своей семьей, стало все другим. Новые хозяева кое-что переделали, и теперь, когда она переступила порог родного дома, на нее повеяло совсем по-иному. Это был чуждый дух, совсем не тот, который встречал ее по приезде домой…
Побывав на могилах родителей, Ника, возвращаясь с кладбища, можно сказать, нос к носу столкнулась с Лешей, буквально засыпавшим ее вопросами о житье-бытье.
— А ты сам-то как живешь? — она смотрела на загорелое лицо ставшего совсем незнакомым человека, друга детских лет.
— Вот, готовлюсь к поступлению в институт… хочу стать хирургом. — Леша с нескрываемым интересом смотрел на Нику. Ее русые волосы, сколотые на затылке, мягкими локонами спадали на плечи, а на лице, почти не тронутом косметикой, появилось нечто таинственно-загадочное, притягивающее внимание.
— Слышала, что женился… — она вопросительно посмотрела на него.
Леша улыбнулся:
— Не женился, но собираюсь… живем в неофициальном браке.
— Ой, какие же, вы, ребята! — Ника шутливо возмутилась. — Сами уже живут, а все не хотят признавать статус семейности… для вас, видно, лишь штамп в паспорте законное основание признать себя женатым. Как вам жаль расставаться со своей свободой!..
— А как же иначе! Зачем раньше времени себя объявлять окольцованным?.. — он вытащил из кармана брюк пачку сигарет, собираясь закурить. — Вдруг найдется вариант получше?
— А куда же тогда предыдущий девать? — Ника насмешливо смотрела на собеседника. — Попользовался и на помойку?
— Почему?.. Может, у нее тоже найдется подходящий вариант… Мы же не можем знать, что нас ждет в будущем. Мы не боги, чтобы не ошибаться.
— Хорошо же свою безответственность называть ошибками… А то, что у человека, может быть, судьба после этого ломается, вас не касается… — тихо произнесла она. — Кто она? Городская?
— Да. Мы учились вместе, в училище.
— Красивая, небось?
— Ничего, мне – нравится. Хозяйственная.
— А живете у родителей? — Ника смотрела на Лешин профиль и думала, что, пожалуй, не удивится, если окажется, что она – из «перспективных». Точнее, из тех, чьи родители занимали большие должности.
— Нет, мы снимаем квартиру. У них самих квартирка маленькая, повернуться негде. Сколько лет на очереди стоят… Да и сидеть на родительской шее – не хочется! Все равно надо когда-то начинать самостоятельную жизнь…
— Похвально слышать речи взрослого мужа! — Ника перевела глаза на растущий невдалеке куст шиповника. Похоже, что тут она прокололась со своим предположением. Но он не питал к своей пассии никаких особых чувств. За это она готова была поспорить. Что ж, у каждого – своя судьба и дорога. Ника теперь уж и думать забыла, что немало, в свое время, помучилась из-за этого черноглазого брюнета.
Поехав к брату, Ника встретилась и со своей подругой Светой, перешедшей на заочное отделение и работающей в одном из дворцов культуры областного центра. Казалось, она крепко обосновалась в городе и не собиралась возвращаться в свой поселок.
— Я всеми правдами и неправдами останусь тут! Мне тут нравится, и я не собираюсь прозябать в какой-то там, деревеньке.
— А если направят, куда денешься? — Ника посмотрела на свою подругу и подумала, что только замужество на местном парне может ее оставить тут.
— А я, если понадобится, и на фиктивный брак пойду!.. — озвучила ее мысли Света. — Не хочу я жить в деревенских условиях и не буду!
— Никогда не говори «никогда»!.. — сказала Ника миллионы раз слышанную и довольно-таки избитую фразу. — Кто знает, что будет через день или же завтра…
Света возмутилась:
— Я прекрасно знаю, что меня ждет! Закончив учебу, буду работать. Может, и выйду замуж, если, конечно, найду подходящую партию для себя… но я отнюдь не намерена сидеть и ждать у моря погоды. Я буду действовать. Плыть по течению – не по мне! Ты меня знаешь…
— Да, знаю…
Они долго гуляли по тихим улочкам их старинного города и разговаривали. За время, что они не виделись друг с другом, много чего накопилось. Переписку они не вели, лишь изредка отправляя поздравительные открытки к празднику или ко дню рождения. Им обеим было очень сложно заставить себя сесть за письмо. Для  Ники так вообще, сестре с братом написать – равнозначно подвигу… правда, за подобный волевой поступок медали никто не давал. Так что приходилось иногда делать усилие над собой, чтобы окончательно не потерять связь с родственниками.
Ника Свете рассказала о Николае, что так благополучно испарился из ее жизни, о своем недоумении относительно того, что мучило ее с этого времени.
— Знаешь, мужчинам не нужна такая дружба. Не нужна!..
— Ну почему? Ты вот скажи, куда все это подевалось? Ведь так все было прекрасно, пока он не заговорил о женитьбе! Мы так хорошо проводили время, мне было интересно с ним. От него я узнавала много нового, того, что я вообще не знала. И мне казалось, что мы хорошо понимали друг друга…
— Просто для него, значит, все это – незначительно! Ему совсем другое нужно было… он тебе никаких пространных намеков не делал?
— Не-е-т… — протянула Ника. — Я вообще ни одного намека с его стороны не слышала… Мне казалось, что и его все это устраивало.
Тут Света как-то нерешительно произнесла:
— А когда ты целовалась с ним, ты что-нибудь чувствовала?
Ника пожала плечами:
— Ничего… И с его стороны не чувствовалось, что что-то там было…
— Скорей всего, тогда, это происходило без всяких чувств… Если человек что-то хочет, то невольно это переходит и к тебе. Он как бы весь горит желанием… ты бы это почувствовала обязательно. Значит, инициатива с женитьбой исходила от матери. Или же она слишком задавила его своим авторитетом, или тут что-то не то…
— Чего – не то?.. — не поняла Ника.
— Ну, не знаю… Может, он – несостоятельный… — предположила Света.
— Как это, несостоятельный?..
— Ну, в мужском смысле… Импотент…
Ника покраснела:
— Значит, я могла его не привлекать как женщина?..
— Нет, я же говорю, что он – не может… дело не в тебе… он, точнее, тебя пытался заинтересовать как личность, потому что, по-иному, он просто не мог тебя увлечь…
— Ну, я не знаю, состоятельный он, или нет, но как человек – он мне был интересен. Я даже сказала ему, что дорожу нашей дружбой. А он, он взял и наплевал на это… — казалось, что из Никиных глаз вот-вот польются слезы.
Света печально улыбнулась:
— Ну что ты, дуреха!.. Нашла из-за чего расстраиваться! Не стоит. Может, это и к лучшему, что все так… а то мучили бы друг друга до конца жизни! Тебя вон его мать испугала, а он, небось, просто побоялся тебе правду сказать. Так проще!
— Нет, если бы не его мать, я… ну, на его несостоятельность бы плевала! Просто, понимаешь, мне обидно, что дружба, хорошие отношения для ребят мало значат…
— Да, что обидно, то обидно, ничего не скажешь. Физиология у всех нас разная! И «котелок» по-разному варит… — она выразительно постучала по своей голове. — А мы, девчонки, – романтические существа, мы все ждем чего-то необычного, сказочного. А в жизни ведь, все гораздо прозаичнее. Нам подарили цветочек или угостили конфетами, мы уже и таем, накручивая себя, начинаем вздыхать, мечтать и строить всевозможные планы на дальнейшую перспективу. Хотя с их стороны все выглядит иначе. Грубее и даже пошлее… Как бы там ни было, а история с твоим Николаем – лучшее доказательство, что каким бы ни было воспитание у человека, а кровать во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной тоже играет немаловажную роль. Иначе бы он не исчез так, по-английски, ничего не объясняя…
— Не знаю… — тихо прошептала Ника. — Но на него это так не похоже…
— Слушай, а ты попробуй появиться у него!.. Как он отреагирует на твое появление. Вы сколько уже не виделись?
— Да где-то пару месяцев… а может, и больше. — Ника сделала паузу. — Но как я у него появлюсь? Что я скажу? Да и меня могут неправильно понять… мать сразу скажет, что я бегаю за ним… Да и не хочу я с ней связываться! Не хочу.
— Эта проблема надуманная! Если тебе он дорог как друг, то ты и появись у него как друг. Что, мол, у тебя случилось, может, я сказала что-то не то… ну, ты девушка умная, найдешь, что сказать! Нельзя же вот так, пропадать…
— Но он сразу подумает, что я жалею о своем отказе выйти за него замуж. А я не жалею. Я бы и сейчас сказала ему то же самое. Мне только жаль, очень жаль, что наша дружба для него, видно, пуста…
Ника тяжело вздохнула. Может, Света и была права, но она не могла пересилить себя и пойти к Николаю. Впрочем, на обратном пути Ника все же решилась зайти к ним домой, позвонила в их дверь. Но ей никто не открыл. Вероятно, что никого не было дома, несмотря на вечернее время. Больше она там не была. Постаралась забыть обо всем, что связано с Николаем.
Еще один год пролетел незаметно. В разных хлопотах и заботах, волнениях и тревогах. Из профкома ей, за хорошую работу, дали туристическую путевку по Болгарии и Румынии. Их группа, в большинстве, состояла из женщин. Несколько мужчин, что оказались в ее составе, дорвавшись до так называемого «бесплатного» вина, можно сказать, не просыхали до самого отъезда. Самой Нике запомнились прогулки по чистеньким улочкам с домами, увитыми виноградной лозой, поездки по местным достопримечательностям, палящее солнце, пляж и доброжелательный гостеприимный народ, чем-то напоминающий наших кавказцев. Купив кучу всевозможных сувениров, она потом щедро раздавала их своим знакомым, друзьям и родственникам.
Спустя какое-то время, по приезде из туристического вояжа, в их компании, состоящей из Веры со своим женихом из местных и еще пары девушек из их бригады со своими ребятами, появился один человек, сыгравший не последнюю роль в жизни Ники. Правда, что-то она упустила тот момент, когда он появился на ее горизонте. Может, не придала в тот момент этому должного значения, а может, и просто забыла, но тогда это для нее было неважным. Кирилл, так звали его, не привлек ее внимания. Чуть выше Ники, коренастый, широкоскулый с резкими чертами лица… впоследствии она дала ему прозвище «Рембо», ибо внешне он напоминал ей героя этого фильма. Вначале, они просто кивками приветствовали друг друга (точнее, Ника отвечала на его приветствия), потом стали перебрасываться ничего не значащими фразами, и уже вслед за тем он стал проявлять смутные знаки внимания. Где он работал – Ника толком и не знала, так как Кирилл всегда на подобные вопросы отвечал излишне витиевато. Один раз он себя назвал работником умственного труда. В другой – простым работягой, на которых держится Русь-матушка… а в следующий раз сказал, что у них всякая работа почетна, и в этом отношении ему за себя никогда не будет стыдно. К этим словам он добавлял столько мишуры, что Ника даже и не пыталась уточнить, что Кирилл конкретно имел в виду. Да и не столь это было важно для нее. Ведь она не собиралась с ним сближаться. Однако все сложилось иначе.
На одной вечеринке, где среди приглашенных оказался и он, Ника почему-то захмелела от двух бокалов шампанского. Ничего крепче она просто не признавала, и выглядело это очень подозрительно. Уже потом, проанализировав произошедшее, она вспомнила и крутящегося рядом с ней Кирилла, и гудящую поутру голову, когда она обнаружила себя в постели с ним. Ей в тот момент чуть не стало дурно… Ника осторожно выскользнула из постели и, стараясь не шуметь, скрылась в ванной. Приведя себя в порядок и лихорадочно соображая, что теперь ей делать, она постаралась скорее уйти оттуда. Придя домой, где ничего не подозревающая Вера спала сном невинного младенца, Ника, повалившись прямо поверх покрывала на свою постель, молча плакала в подушку. Наревевшись вволю, она сама не заметила, как уснула.
— Ты, куда вчера пропала-то?.. — не успела Ника открыть глаза, как Вера спросила ее. — И где ночевала?..
Ника села на своей кровати. Вид у нее, должно быть, был довольно-таки помятым, потому что Вера выразительно покачала головой. Схватившись за свою бедную головушку, Ника что-то невразумительное пробурчала и снова плюхнулась на подушку.
— Все ясно! У тебя – жуткое похмелье!.. Чего намешала-то? — Вера протянула ей чашку с крепким растворимым кофе. — На, попей! Авось, полегчает…
Ника с жадностью, чуть ли не залпом, осушила чашку и умоляюще посмотрела на свою соседку по комнате. Та, ничего не говоря, поднесла вторую. После чего, сев рядом, приготовилась слушать. Она поняла, что произошла ужасная история, и Нике сейчас очень плохо.
— Ты вчера очень быстро исчезла… Я думала, что ты пошла домой, но тут тебя не было…
— Я… я проснулась у Кирилла… — тихо произнесла Ника. Верины глаза округлились, а рот сам собой раскрылся. — Ты права, да и мне кажется, он в шампанское что-то добавил…
— Да… да, он крутился возле тебя, я помню… Господи, неужели он это сделал?! — Ника непонимающе посмотрела на Веру. — Мне Витька сказал, что он как-то бахвалился своими победами над девчонками… Будто ни одна не могла устоять перед его чарами!..
— Это что, он спорил на меня, что ли?.. — ужаснулась Ника, в ее голосе слышалось отчаяние и испуг. — Почему ты не предупредила?
— Ты что?! Нет, нет! Этого – не было!.. — отрицательно замотала головой Вера. — Я же думала, что тебе ничего не грозит, он же – не в твоем вкусе! И потом, ты с ним никак не контактировала, кроме встреч в компании… Да я за тебя была уверена на все сто процентов! Кто же знал, что все так случится?!
— Эх, Вера, Вера!.. — с горечью произнесла Ника. — Почему же ты ничего мне не сказала?.. Я бы держалась от него на значительном расстоянии!.. Я бы за километр обходила его стороной!.. Я бы… — и она замолчала, а из ее глаз потекли крупные горошины слез.
Вера опустилась рядышком на постель и виновато молчала. Кто думал, что шуточный разговор будет иметь такие последствия. Она, конечно, немножечко слукавила перед соседкой по комнате. Не ее парень ей передал слова Кирилла. Вера сама, лично, участвовала в нем. Кирилл у нее наводил справки о Нике… и она лично, хотя и косвенно, замешана в этой истории. Она за чистую монету приняла признание Кирилла, что Ника ему нравится. И, признаться, ей хотелось, чтобы та немножко пострадала, увлекшись этим сивым «мартовским котом», за то, что ее лишила надежды на перспективу в отношениях с Николаем… она считала поступок Ники своеобразным свинством – ну ни себе, ни другим! Словно – собака на сене! И, признаться, теперь ее раздирали противоречивые чувства.
— Успокойся, пожалуйста, Ник! Толку-то теперь реветь?! Все равно это должно было когда-нибудь случиться… не ты – первая, не ты – последняя!..
— Да… Теперь уже поздно. Но ты пойми, не хотела я – без любви… Я ведь думала, что подарю себя единственному для меня человеку… — судорожно и тяжело, как наплакавшийся ребенок, она вздохнула. — А получилось, я легла в постель с первым встречным, да еще пьяная до чертиков! Я же почти что ничего не помню!..
…Кирилл появился через пару дней. Как только его фигура появилась на пороге комнаты, Вера выпорхнула из нее, оставив их наедине. Ника смотреть не могла на его самодовольное лицо. Ей было стыдно и противно. Она все никак не могла смириться с потерей своей девичьей чести и готова была рвать и метать.
— Ты зачем явился?.. — в ее голосе послышалась угроза.
— Просто так. Соскучился… — он бесстыдно ощупал ее своим раздевающим взглядом. — Пойдем, прогуляемся...
— Никуда я с тобой не пойду!.. — отчеканила Ника.
— Брось ломаться-то, слышь? Собирайся давай.
— Никто тут не ломается! Я видеть тебя не желаю! Сгинь отсюда!
Он взял стоящий невдалеке от двери стул и уселся на него:
— А без тебя я никуда не пойду! Такая погодка стоит, грех дома сидеть. Пошли, пошли… хватит корчить из себя оскорбленную невинность!
— Что же, по-твоему, я должна тебя благодарить?! За что?! «Благодетель», видите ли, нашелся!..
— Ну, покувыркались с тобой, что из того? Подумаешь, трагедия! Днем – раньше, днем – позже, какая тебе разница?! И, потом, я тебя насильно не заставлял, ты сама отвечала на мои поцелуи, я и не смог остановиться… Да и вредно это!
Ника подскочила к нему и со всего размаха влепила ему звонкую затрещину. Не ожидавший такого наскока Кирилл тут же вскочил на ноги.
— Ну, ты руки-то не распускай!.. — он схватил ее, сопротивляющуюся, в объятия. — А то как бы я тоже не стал размахивать кулаками!
— Отпусти!.. — ее глаза зло блестели. — Ты, конечно же, все можешь себе позволить! Негодяй, подлец, но я – не твоя собственность! И командовать мной – не смей!
— А то что будет?.. — в его голосе послышалась насмешливая ирония. — Ой, как я тебя боюсь, прям весь дрожу!..
Ника, вырвавшись из цепких объятий Кирилла, схватила лежащий на столе столовый нож:
— Я – убью тебя!
Кирилл, ухмыльнувшись, одним прыжком оказался возле нее и, вырвав из ее рук нож, с еле уловимой злобностью в голосе произнес:
— А вот этого никогда не делай! Не балуй холодным оружием, это тебе не игрушка! Твои угрозы могут лишь усугубить дело! Никогда не грози человеку впустую, иначе можешь сама стать его жертвой! Чтобы осуществить ее, у тебя не тот склад ума, а другой может не так тебя понять. Короче, кончай бузить. Поиграла в истерику, и хватит! Подумаешь, трагедия какая!.. — он сплюнул сквозь зубы. — Живи в свое удовольствие, и других его не лишай!..
Хлопая глазами, и из последних сил стараясь не разреветься, она с досадой поморщилась и на ватных ногах опустилась на пол. Закрыв свое лицо руками, она тихо сидела так минут десять. Кирилл опустился перед ней на корточки.
— Ну, чего ты, а?.. — ее плечи мелко задрожали, и он, насильно открыв ее лицо, увидел блестящие дорожки от слез. Ника опустила свои глаза… он обнял ее за плечи и грубовато добавил: — Дуреха ты, Ника! Ну, ты мне скажи, чем я тебе не по нраву, а? Чем?.. Перестань, успокойся. Не надо…
Их связь длилась около года. Они встречались у его друга на квартире (Кирилл говорил, что он у него живет) или тут же, в общежитии, пока Вера на смене… не пьющая ранее Ника теперь стала изредка выпивать. Если, конечно, можно было назвать это выпивкой. Одной рюмки водки ей хватало для того, чтобы ее развозило так, будто она единолично выпила полбутылки. Кирилл вдобавок сам наливал ей, ибо она под хмельком становилась послушной и, как он говорил, «особо не брыкалась»…
Однажды, лежа с ним в постели, она вдруг отчетливо осознала, что неудержимо катится вниз… «Неужели это все? — Ника зябко поежилась. — Разве такой я представляла свою жизнь? Разве к этому стремилась?..» Ей стало тоскливо. Она встала и пошла на кухню, налила воды. Тут ее взгляд упал на висящий на спинке стула пиджак. «Там должен быть паспорт…» — пронеслось у нее в голове. Ника засунула руку во внутренний карман. Так и есть! – вытащив его, она раскрыла и нашла страничку со штампом. Кирилл – женат и имел двух детей. Мальчика и девочку. Сев на табурет, она положила паспорт перед собой и, обхватив голову руками, сидела так до тех пор, пока на кухню не зашел проснувшийся Кирилл.
Увидев свой паспорт перед Никой, он ухмыльнулся:
— Значит, ты – все знаешь.
Ника красноречиво молчала.
— Ну и что теперь?
— А ничего. — Ника спокойно встала и пошла одеваться.
Ничего не понимающий Кирилл поплелся за ней. Он ждал обычной женской реакции на это открытие. Но, вопреки всему, ничего не было. Казалось, что ничего не произошло. Однако, когда он резко притянул Нику за талию к себе и заглянул в ее глаза, он увидел в них только холод. Лед отчуждения.
— Не прикасайся ко мне больше, слышишь?! — Ника оттолкнула его от себя. — И вообще, я не хочу больше тебя видеть. Все.
Голос ее звучал ровно и спокойно. Ника подошла к входной двери. Кирилл, запутавшись одной ногой в штанине, чертыхнулся в сердцах и крикнул ей вдогонку: «обожди!..»
— А чего ждать-то, скажи на милость? — Ника обернулась.
— Я тебе должен все объяснить!
— Все и так – ясно, без слов! Чего тебе распинаться передо мной?! Кто я тебе? Просто очередная любовница… Зачем я тебе? Таких, как я, – ты найдешь еще предостаточно, а я – жить хочу! Ты это понимаешь?!
— А кто тебе мешает жить-то? Что-то я не понял!..
— Ты! Ты! Ты! Я медленно, но верно умираю рядом с тобой! На меня ты действуешь разлагающе, ты – душишь мою волю. Я не хочу жить так! Не хочу… — она устало посмотрела на него. — Оставь меня в покое, пожалуйста. Живи своей жизнью, иди своей дорогой, а меня не трогай!
И Ника ушла, хлопнув дверью.

VII

Уехав из Подмосковья, Ника вернулась в свой город юности, туда, где теперь жил ее брат. Рудик давно завел себе новую семью и, похоже, был вполне счастлив. Она еще в свой первый приезд заметила, что он стал каким-то другим, более спокойным, чем раньше. Да и вообще, их размеренная семейная идиллия нравилась Нике. Они как бы дополняли друг друга и понимали без слов, своими действиями упреждая желания партнера по браку. Ника с тоской сознавала, что ей так, наверное, вряд ли может повезти…
— Знаешь, Свет, мне временами становится даже тошно оттого, что я так и останусь при своих интересах, одна…
— Ну почему же, ты еще можешь встретить свой идеал… Чудеса совершаем мы сами, понимаешь?
— Это так. Но я уже не верю в это. Меня насильно шваркнули о землю! Причем там, где забетонировано, и основательно…
— Ты хочешь сказать, что обломали крылышки?
— Да. И, довольно-таки банально… — тихо добавила Ника. — Но я не хочу об этом говорить. Я поняла, что мой удел – одиночество.
— Ты что? Ты  это серьезно?.. — тревожно посмотрела на подругу Света. — Почему ты так думаешь?..
Смотревшая в одну точку Ника, как бы собравшись с мыслями, через минуту ответила, что она чувствует себя как ребенок, выросший из своей одежды…
— …Я в свою старенькую одежду уже не влезу, а и новой – нет… Понимаешь, я оставила все свои мечты в прошлом, а сейчас… сейчас блуждаю в потемках, не зная, к какому берегу причалить. Потому что меня мало устраивает окружающее, а желаемое – недоступно. Да и его не существует, этого идеала. Его – нет… Раньше было проще. Во мне жила наивная вера. А теперь вместо нее – пустота… и ее нечем заполнить.
— Знаешь, в таком состоянии я находилась после аборта… я считала себя великой грешницей, ведь я предала, нет, хуже – убила своего ребенка… как ни говори, он – живое существо… думала, что с ума сойду. Но нет, оклемалась и живу! Правда, иногда он мне снится. Смотрит на меня своими глазенками с укором, вроде говоря: «ну что ж ты, мама, наделала?..»
Нике показалось, что у подруги из глаз вот-вот польются слезы. Она пододвинулась к ней и обняла за плечи.
— А я, вообще-то, давно решила для себя… После двадцати шести – рожу себе ребеночка!.. — подруга как-то удивленно посмотрела на Нику. — Представляешь, такое маленькое крохотное существо, для которого буду нужнее всех…
— Может быть, для тебя это и выход… а  мне это – не светит.
— Почему?..
— Мне еще тогда, в больнице, сказали, что – детей больше не будет.
— Правда?.. — ужаснулась Ника. — Ой, прости меня, я ненароком сделала тебе больно…
— Да что ты, перестань говорить глупости! Мы же с тобой подруги… А об этом я ни с кем, кроме тебя, не могу поговорить.
— Значит, ты своим так и не сказала ничего?.. — с сочувствием спросила Ника.
Та отрицательно покачала головой:
— Кому же я скажу? Ирке, что ли? Она – не поймет. Она – благополучная!..
— При чем тут это?.. — поморщилась Ника. — Я имела в виду мать…
— Нет. Ей-то я и никогда не скажу! Она прибьет меня за это!
— Зачем, нет же… — с жалостью в голосе проговорила Ника. — Мама, она всегда поймет и не осудит своего ребенка… Самый близкий человек… Как же она может сделать тебе больно, Света, она же – твоя мать…
Света, уткнувшись носом в плечо подруги, сказала фразу, которую множество раз, впоследствии, повторяла в уме Ника:
— Ты так говоришь потому, что очень рано потеряла свою маму… Ты тоскуешь по ней и, может, идеализируешь… а будь ты на моем месте, ты поступила бы так же.
Не согласная с этим, Ника отрицательно покачала головой:
— В свое время у меня не было от нее секретов… она у меня была хорошей, все понимала, все… Как я хотела бы, чтобы у меня, с моим ребенком, были бы такие же отношения…
Бессонными ночами Ника всегда мысленно разговаривала с матерью. Ей казалось, что в трудные моменты она незримо находилась с ней, помогая дочери найти правильное решение. И это действительно помогало Нике, ведь ее память машиной времени возвращала ощущение близости и духовного единства с самым родным на свете человеком, давшим ей жизнь. Она хоть и понимала, что у всех отношения развиваются по-своему, но не могла себе представить такой ситуации, где она бы скрывала свои проблемы, боясь строгости наказания. Если мать и отругает свое дитя, то тут же и пожалеет. Кто же, как не мать, должен наставлять и лелеять своих детей?! Может, Света просто не сознавала это? К сожалению, мы начинаем ценить то, что у нас есть, только после потерь, когда прошлого уже не воротишь. Но каждому – свое.
На лентоткацкой фабрике, куда Ника устроилась на работу, ей дали место в комнате общежития, в которой жила еще одна женщина лет тридцати. Соседка оказалась приятным в общении человеком, с чувством юмора, не лишенной такта и деликатности. Полноватая, с крашенными в рыжий цвет волосами, чуть повыше среднего роста. И, можно сказать, с маниакальной склонностью к чистоте и рукоделию. Чем заразила и Нику, нашедшую себе увлечение по душе. Как только выдавалась свободная минутка, она тут же ставила неподалеку от себя коробку с шерстяными клубочками, брала в руки спицы и начинала колдовать над вещью. Ей особенно нравилось вывязывать узоры и орнаменты, которые она находила в различных журналах или придумывала сама… и было неважно, что именно вязать: кофту, свитер, безрукавку или шапочку, лишь бы руки были заняты делом. Это успокаивало нервы, которые у Ники здорово расшатались за время встреч с Кириллом. Теперь же она начинала новую жизнь. Какую? – Время покажет. Ей не хотелось думать о будущем. Настоящее пока вполне устраивало. И, погуляв через некоторое время на свадьбе Светы, вышедшей наконец-то замуж за солидного и еще не потерявшего свою привлекательность (как и внешнюю, так и материальную) вдовца, Ника стала присматриваться к окружающим молодым людям, намереваясь постепенно осуществить свой замысел.
Так или иначе, долго бы она искала претендента на роль отца своего будущего ребенка, если бы не один случай, как специально подвернувшийся в этот момент. Гуляя в парке в выходной день с ребенком-грудничком брата, она почувствовала на себе пристальный взгляд. Оглядевшись вокруг, Ника увидела сидящего на скамейке крепко сложенного молодого мужчину с глубокими залысинами и ранней сединой на смоляных висках. Встретившись взглядом с ней, он резко встал и подошел к ней.
— Простите, с вами можно познакомиться?
У Ники в памяти всплыло лицо Николая, так же подошедшего к ней на улице несколько лет назад. И чисто автоматически она ответила:
— А почему же нельзя?.. — и застенчиво улыбнулась.
— Меня зовут Игорь. А вас?
— Ника…
— Интересное имя… а  можно узнать имя малыша?
— А нас зовут Стасиком… — она наклонилась над ребенком и поправила съехавшую на бок вязаную шапочку.
— Сколько ему уже, два месяца есть?.. — с любопытством спросил у нее Игорь.
— На днях – третий пошел… — снова улыбнулась Ника.
— А я вас уже несколько раз тут вижу… все раздумывал – подойти или нет. А сегодня вот решился.
— Да, мы ходим сюда подышать свежим воздухом, когда папке с мамкой не до нас… так ведь, Стасик? — Ника сунула обратно в беззубый рот выпавшую пустышку.
— Я что-то не понял… Это что, не ваш ребенок?.. — удивленный, он остановился.
— Нет, это мой племянник!.. — с гордостью в голосе произнесла Ника.
Сконфузившийся Игорь, немного оправившись от шока, наконец-то улыбнулся:
— Вот так оплошал! Вы извините меня, пожалуйста… Ей-богу, мне так неудобно!
— Ладно вам. Ничего страшного не произошло… — ее глаза озорно блестели, казалось, что искорки смеха сейчас брызнут в разные стороны. Забавно видеть лицо этого человека, который не ожидал такого поворота и с самого начала принял ее за мать-одиночку. — В конце концов, мне это даже льстит…
Они разговорились, и он проводил ее до общежития  после того, как Ника занесла Стасика родителям. Они стали видеться, не часто и не редко… но однажды он пришел к ней выпивший, еле держался на ногах. В комнате Ника была одна, соседка уехала в деревню к матери, на выходные дни. Собравшейся к подруге Нике пришлось остаться дома, не оставлять же одного Игоря в комнате. Да и не выгонишь, он и так чудом добрался до нее, можно сказать, на автопилоте. Морщась, она его кое-как, прямо в одежде, уложила на свою кровать, постелив поверх плюшевого покрывала простынку… Чуть ли не до двух ночи Ника караулила спящего, а потом сон сморил ее, и утром, открыв глаза, увидела себя лежащей рядом с ним. Подняв голову с его плеча, она встретилась с черными глазами, что смотрели на нее изучающе.
Ника, ойкнув, вскочила. Игорь улыбнулся:
— Доставил я тебе хлопот вчера… Ты теперь и отдохнуть как следует не смогла…
— Да ладно тебе, отдохну. Не на работу же… — оправляя на себе надетый поверх длинной и узкой черной юбки халатик, ответила Ника. — Правда, когда ты вчера заявился весь такой «не вписывающийся в двери», я собиралась уйти…
Он тоже вслед за Никой встал и сел, как и она, на краешек кровати:
— А куда?.. на свидание к жениху?
— Нет, я собиралась к подруге… — она сложила простынку и положила ее на стул. — Сидела, сидела возле тебя, сама не заметила, как уснула.
— А я встретился вчера с другом, мы служили вместе в Афгане. Выпил лишка, а до дома ехать – далековато… — виновато произнес он. — Ты извини, мне правда неловко, что я ворвался сюда! Слушай, а я – не приставал к тебе?..
— Ты не в состоянии был это делать… — улыбаясь ответила Ника.
— Правда?
— Серьезно. Я еще все не могу сообразить, как ты смог добраться до меня… из твоей несвязной и пьяной болтовни я только и поняла, что ты приехал из другого района, а это – не близко.
— Я сам мало что помню… Вполне вероятно, что меня кто-то проводил, а вот кто? Ну, убей – провал в памяти!
— Зачем убивать-то?.. — она сидела рядышком с ним, такая доступная, что он потянулся и, прикоснувшись к ней своими чувственными губами, стал целовать…
Через несколько месяцев, после начала встреч с Игорем, Ника почувствовала, что беременна. В женской консультации подтвердили ее подозрения, и она, окрыленная радостной для нее вестью, помчалась к Свете.
— Значит, задуманное – осуществила… — смотря на сияющее лицо подруги, задумчиво произнесла Света. — Молодец! Только одной тебе, все же, будет трудновато…
— Страшновато, конечно… Но ничего, не пропаду!
— А что сказал будущий папаша?
— Я ему еще ничего не говорила… — сказала Ника, опустив глаза. — И, может, не скажу.
— Почему?.. Он ведь имеет право узнать.
— Я же замуж за него не собираюсь, зачем мне это?
Тут в комнату зашел Светин муж.
— Извините, но я невольно подслушал ваш разговор. Можно мне высказать свое мнение? — Света с Никой одновременно повернулись к нему в ожидании того, что он скажет. — Лично мне, например, стало бы очень обидно, что меня не поставили в известность…
— Но некоторым на это – наплевать!.. — возразила Света.
— Некоторым, но не всем!.. — назидательно произнес ее муж. — Мне кажется, даже если ты и не собираешься замуж за того человека, то ты просто обязана поставить его в известность. Без него этого ребенка и не было бы… вы  на равных в этом деле поучаствовали, а теперь ты хочешь его оставить за бортом. …Вроде получила то, что хотела, и –ты  мне больше не нужен! Некрасиво получается…
Ника смутилась:
— Да, Дима, ты прав… Наверное, надо будет сказать ему. Я… я, пожалуй, сообщу Игорю, как бы там ни было, пусть знает!
— Вот это хорошо!.. — и, лукаво посмотрев на жену, он добавил: — А мы с женой хотели бы стать крестными родителями малыша. Не возражаешь?
— Нет, я буду только рада этому!
Целую неделю она готовилась к этому разговору, подбирая в уме слова, боясь сказать не то, лишнее и совсем не нужное... и, все равно, вопреки всему, он принял совсем иной оборот, чем предполагала сама Ника.
Не успела она сообщить ему эту весть, сказав, что у нее будет ребенок, Игорь спокойно произнес:
— По всему, это мой ребенок, и, значит, нам надо узаконить наши отношения.
— Я вовсе не собираюсь этого делать. Просто решила поставить тебя в известность…
— А я не хочу, чтобы мой ребенок  рос безотцовщиной!.. — в его голосе зазвучали металлические нотки. — Собирайся, мы идем к нам!
— Зачем?.. — только и смогла спросить опешившая Ника.
— Как зачем? Сообщить новость моим родителям.
Родители Игоря встретили Нику вполне доброжелательно, и, казалось, от всего сердца их обрадовало известие о будущем внуке.
— Игорек – наш единственный сын, и мы очень рады этому событию. Когда пойдете подавать заявление? Надо бы свадьбу играть, пока срок небольшой… — сказала мать, а отец согласно кивал головой.
— А может, ничего не надо?.. — робко попыталась возразить Ника.
— Нет, надо!.. — сказал отец Игоря тоном, не терпящим возражений. — Ты не беспокойся, дочка, мы все расходы берем на себя!
До самой свадьбы Нику обуревали противоречивые чувства. Она сомневалась до последнего момента в правильности своего поступка и не знала, что ей делать – радоваться или плакать по поводу происходящего. С одной стороны, все решилось как нельзя лучше. Она выйдет замуж и не будет растить одна ребенка. Это был плюс. С другой стороны, Ника уже свыклась с мыслью, что станет матерью-одиночкой, и не могла себе даже представить, что кто-то еще будет иметь права на ее малыша. К тому же Ника не разобралась в своих чувствах к Игорю… Все решалось без лишних эмоций. И, что немаловажно, без нее. Ее возражения не стали слушать, мол, свое мнение оставь при себе, и это очень угнетало. Поняв и приняв в одночасье всю неизбежность совершившегося, для себя Ника решила смириться со всем. Игорь не урод, вполне нормальный человек, и со временем, вполне могло так случиться, постепенно она полюбит его. Ничего, что он иногда напивался до потери сознания. Может, Нике удастся сделать так, что он совсем откажется от выпивок… иногда семейная жизнь меняет людей до неузнаваемости. «Я полюблю его, и он не будет устраивать себе подобные отключки!..» — надеялась она, но бесполезно. Ибо уже в день свадьбы Игорь напился до чертиков, наплевав на все приличия. В загсе он еле держался на ногах, и то благодаря поддерживающему его за руку другу, а в душе у невесты, при взгляде на жениха, поднималась волна протеста… Лишь подруга удержала Нику от опрометчивого шага.
— Нельзя тебе сейчас срывать свадьбу!.. — шипела Света в самое Никино ухо. — Ну, убежишь ты сейчас… а ты о его несчастных родителях подумала?! О приглашенных гостях подумала?! Сколько всего сюда вбухано и намешано! Если бы ты на свои средства все это делала, ты бы так безответственно даже и не думала поступать!..
— А он – ответственно поступил сейчас со мной?.. — со слезами в голосе, чуть ли не громким шепотом, произнесла Ника. — Он даже и не подумал, каково мне будет видеть его таким, в самый ответственный момент в жизни?! Почему я обо всем и обо всех должна думать, а кто обо мне подумает? Кто?
— Брось задавать глупые вопросы! Возьми себя в руки, хватит ныть! Тебя никто не заставляет жить с ним… можешь хоть завтра же развестись. Но ради самой же себя ты должна доиграть свою роль до конца! Слышишь?
— Не хочу!.. — заартачилась Ника. — Мне не нравится этот спектакль! Если он мне сейчас такое устраивает, то что будет дальше?! Я – не хочу!.. С чего он напился? Он повел себя так, будто я его на себе насильно женю!.. Зачем?! Мне ничего от него не надо!..
Тут в разговор вмешался стоящий рядом муж Светы.
— Ну, Ник, снизойди ты до него… оплошал парень, что теперь поделаешь…
— Вот именно, — буркнула Ника, снимая с руки белоснежную перчатку, чтобы вытереть скатившуюся по щеке слезинку. — Если он не умеет пить, мог бы пару часов потерпеть, не портить никому праздника!..
Родители жениха с огорченным видом обступили своего сына, пытаясь хоть немного привести его в порядок. Понимая, что торжество вот-вот может сорваться, мать подошла к Нике и умоляюще посмотрела на нее. У Ники в груди что-то оборвалось… во взгляде свекрови она увидела нечто похожее на то, как смотрела на нее ее мать… не выдержав этого взгляда, невеста, сорвавшись со своего места, убежала в сторону туалетной комнаты. Следом за ней побежала и Света. Наревевшись вволю и поправив испорченный макияж, Ника вместе с собравшимися гостями направилась в зал, где торжественно зарегистрировали их брак.
После этого грустного для Ники эпизода свадебный кортеж поехал кататься по памятным местам города, возложили цветы к вечному огню… правда, новоявленный муж как убитый спал в машине, все это делалось как бы и без него, как и сама свадьба, справлявшаяся в ресторане. Было очень шумно. Играла музыка, и подвыпившие гости старались перекричать друг друга. Ощущение абсурдности до самого конца не покидало Нику, и она, уже не чаявшая дождаться окончания празднества, сбежала со своей свадьбы. Вернувшись в свое общежитие, устало прилегла на свою кровать и, через некоторое время, уснула прямо в свадебном платье.
Наутро в комнату чуть ли не вломился выпивший Игорь. Соседка, запахнув на себе халат, молча ушла.
— Ты мне – жена или не жена?.. — ничего не понимающая со сна Ника только хлопала глазами… — Ответь мне!.. — рявкнул он.
— Ну, вроде бы, нас вчера расписали… — подавленно и тихо произнесла Ника.
— Так что же ты тут делаешь? Скажи на милость, дорогуша?! Теперь у тебя место в моем доме, а не тут, в общаге!.. Поехали!..
Вот так вот и началась ее семейная жизнь, как говорят, через пень-колоду… Одно ее радовало, что мать Игоря приняла ее как родную. А Игорь… он все чаще стал принимать свои «успокоительные капли». Нике же ничего не оставалось делать, как молчать.
Лишь однажды, после очередного «явления Христа народу» в непотребном состоянии, у нее вырвалось при свекрови:
— Господи, хотела бы я знать причину, из-за чего он регулярно напивается в стельку…
На что та ей ответила:
— Он после службы в Афганистане стал пить… Хорошо хоть, напьется да спит. А то, вон, одна рассказывала, что ее сын, как выпьет, – начинает куролесить, все вокруг крушить!.. Бог пока миловал…
Ника тяжело вздохнула. Легче не становилось… признаться, надоедало видеть пьяную рожу своего благоверного. К тому же его отец оказался тоже любителем этого дела, и только супруга удерживала его в относительно ежовых рукавицах.
— Ума не приложу, как он будет жить без меня?.. — грустно произнесла она в одном из откровенных разговоров с Никой. — Мне кажется, как меня не станет, он – совсем сопьется, пропадет…
— Почему вы так думаете?.. — удрученно спросила Ника у свекрови.
— А тут и думать-то нечего! Все факты – налицо…
— Простите, я имела в виду, что вы подразумеваете, говоря, что вас не станет…
— Значит, тебе Игорек ничего не сказал?
— О чем он мне должен был сказать?.. — не поняла Ника.
Свекровь тяжело вздохнула:
— Я очень больна. У меня рак… И я не знаю, сколько мне отпущено времени… душа-то болит…
— Моя мама умерла от него… — из карих глаз Ники выступили слезинки. — Она за каких-то несчастных полгода истаяла.
— Значит, у нее была молниеносная форма. Он ведь тоже разный бывает… — свекровь снова вздохнула. — Я уже столько лет с ним маюсь.
— Неужели ничего нельзя сделать?.. — с отчаянием в голосе спросила Ника. — Неужели медицина ничего не способна сделать?
— Меня уже оперировали дважды… — махнула она рукой. — Он пускает метастазы… коварный! А я чего только не перепробовала уже. И масло растительное сосала, и чагу пила…
— Да, мы тоже чагу заваривали. Рудик сам ходил в лес и искал его по березкам…
— А у меня муж ездил в деревню, к родственникам. Но все равно ничего его не берет, во всю пускает свои клешни по всему организму… Ладно, я свое пожила. Бог даст, может, и внучка еще увижу…
Ника встала с дивана и подошла к стоящей у окна свекрови. Обняв ее за плечи и прижавшись к ней, как к своей матери, произнесла:
— Вы еще понянчите нашего ребенка, и я очень надеюсь, что все будет хорошо. Вы  только, пожалуйста, верьте в лучшее, мама…
Она впервые назвала ее мамой… свекровь улыбнулась и ласково посмотрела на свою сноху.
— Мне ничего другого не остается делать… но мы еще повоюем, ведь правда же?! — Ника утвердительно кивнула головой. — Только ты не расстраивайся, тебе это сейчас вредно…
Живот у нее, как говорила сама Ника, того и гляди – полезет на нос. Совсем скоро – рожать. Было страшновато, но что поделаешь, такова женская доля. Испокон веков, в муках, женщины давали жизнь своим детям, в этом и заключена, пожалуй, сама цена материнства, которое ни с чем ни сравнимо, ни с чем… Она как бы заново узнавала себя и творила того маленького человечка внутри себя. Он занял всю ее, без остатка. И, пожалуй, все остальное уже не столь важно. Как и то, что происходило вокруг.
Наступило смутное время митингов и демонстраций. Все, создаваемое десятилетиями, – безжалостно разрушилось не только деяниями честолюбивых политиков… всякий, кто мог и как мог, вносил свою лепту в происходящее. Сестра Алла со своим семейством, в одночасье, оказалась живущей совсем в другом государстве… уже нельзя стало запросто, как раньше, сесть в поезд или самолет и отправиться на юг. Это теперь – заграница, и она, как и всякое суверенное государство, требовало подобающего уважения к себе. К тому же для самой поездки нужны немалые средства и, желательно в долларовом эквиваленте… Некогда сильная и могучая держава раздробилась на жалкие осколки, насильно разъединив людей. Жить становилось тревожнее, и Ника благодарила свою судьбу, что у нее сложилось все более-менее благополучно. В своей семье она чувствовала себя относительно спокойно и защищенно. Ведь неизвестно, как обернулось бы для нее одиночество.

VIII

Родила Ника девочку. Назвали ее Надюшкой, Надеждой – в честь Никиной матери. Игорь на первые полгода, к удивлению своих близких, совсем забыл про свои регулярные выпивки, с видимым удовольствием осваивая роль отца и помогая ухаживать Нике за малышкой. А сама Ника в это время чувствовала себя самой счастливой женщиной в мире… большего она ничего и не желала! Девочка росла, с близкими было все в норме, что еще надо? Но потом, постепенно, все стало меняться.
Вначале Света сообщила  опечалившую Нику новость. Они уезжали в Америку. Ее мужа пригласили прочесть цикл лекций (он у нее являлся кандидатом экономических наук) в одном из известнейших университетов.
— Значит, ты меня покидаешь?.. — тихо произнесла Ника. — Жаль, конечно… но я  за тебя очень рада!
— Не грусти, подруга! Все будет хорошо, вот увидишь…
— Хотелось бы верить… Но когда теперь мы с тобой увидимся? Ты будешь так далеко, аж на другом конце света! Это же уму непостижимо!.. — чуть ли не плача, выговаривала Ника. — Кому я теперь буду плакаться в жилетку, у кого – спрашивать мнения, кто будет удерживать меня от совершения разных глупостей и возвращать на грешную землю?!
— Брось… Ты и так, без меня, хорошо обходишься! У тебя хорошая семья. — Света грустно улыбнулась. — Да и признаться, еще неизвестно, кто в ком больше нуждается!.. Я  в тебе, или ты – во мне! Мне тоже тебя будет очень не хватать… Я при малейшей возможности буду давать знать о себе. Обещаю!
— Писать ты все равно не будешь… — блекло ответила Ника.
— Почему?.. Если приспичит, напишу! Да и позвонить можно… — кивнув в сторону стоящего на журнальном столике телефона, сказала Света. — Да и Дима сказал, что это ненадолго… Самое большое, года на три.
Ника скептически посмотрела на Свету:
— А то я не знаю… вы там останетесь… что тут, в неустроенной стране делать, когда все вокруг – рушится? Да и я, владей в совершенстве языком, как и вы, не упустила бы такую возможность! Рыба ищет, где – глубже, а человек – где лучше!
— Мы еще  не делали столь далеко идущие планы. Поживем – увидим. Да и потом, мне надо быть рядом с крестницей, — она пальцем пощекотала пухленькие щечки Надюшки, сидящей на коленях у матери. — Не забывай этого!..
Света улыбнулась, глядя на дочь подруги, которую любила как свою собственную и постоянно баловала. Всегда приходя сюда, с мужем или же, как в данный момент, одна, приносила для малышки какой-нибудь подарок или гостинец. Так  же было и когда Ника, со своим небольшим семейством, наносила ответные визиты им. Они, можно сказать, дружили домами. А теперь, бросив на дальних родственников свою приватизированную квартиру, она с мужем уезжала за кордон… В предвкушении значительных перемен Света пыталась справиться с внутренним волнением, которое нет-нет да проявлялось в виде всевозможных неловкостей – постоянно что-то падало из ее рук.
Позже, проводив семью подруги заграницу, Ника вышла на работу, оставив годовалую дочь на попечение свекра-пенсионера и потихоньку угасающей свекрови. Завод, где работал Игорь, простаивал, и как-то надо было выживать. Только на фабрике дела обстояли не лучше, и через некоторое время, когда многих работниц отправили в неоплачиваемые отпуска, Ника устроилась продавцом к частнику на рынок. Если без излишеств, то на жизнь хватало, но Игорь… Игорь ее просто убивал, все чаще являясь домой пьяным и не контролирующим себя.
Следующим звоночком стала смерть свекрови. Она долго мучилась, тяжело умирала. Нике больно было видеть и сознавать свое бессилие. Она не могла хоть чем-то помочь близкому человеку… Похоронив свою вторую мать, она взяла на свои  хрупкие женские плечи заботу о двух пьющих мужчинах, которые, казалось, и не сознавали, что разрушают последнее, что осталось от семьи. Устроив дочь в садик, Ника, придя с работы домой, постоянно стала заставать такую картину: в накуренной квартире, за столом, сидели два не умеющих связать даже пару слов мужика… каждый день они осушали две-три бутылки водки. Из дома стали пропадать все более-менее ценные вещи. Несколько раз покушались даже на вещи дочери – меховые шубки, шапочки и костюмчики, присланные Светой своей крестнице из Америки. Это стало последней каплей, ибо Ника уже поняла, что ни увещеваниями, ни лаской, ни руганью их обоих не проймешь. Пропив свою совесть, они уже ни в чем, кроме спиртного, не нуждались. Ника подала на развод и ушла с той квартиры, где прожила около четырех лет.
Вернулась Ника в общежитие лентоткацкой фабрики, из которой не выписывалась все эти годы. За это время соседка уволилась и уехала к себе на родину, так что теперь вся комната находилась полностью в Никином распоряжении. Это не являлось предусмотрительностью с ее стороны. Просто никто в свое время даже и не предложил прописаться на жилплощади мужа. А сама Ника  не задумывалась о метраже и прочих тонкостях этого вопроса, живя там, в сущности, на «птичьих» правах.
Игорь, правда, вначале пытался вернуть ее. Через пару дней после того, как она собрала свои чемоданы и съехала, вечером он пришел к ней.
— Зачем пришел?.. — спросила Ника его, как только отправила дочь к соседям. Выяснять отношения при ней не следовало.
— Да я за тобой. За тобой и дочкой.
— Напрасно пришел. Я никуда не пойду. Я устала от вашего пьянства!
— Но… Давай все же попробуем начать все сначала…
— Зачем?.. — устало проговорила она. — Сколько раз  говорили мы с тобой на эту тему?! Сколько раз ты обещал мне бросить пить?! Сколько раз ты мне клялся памятью своей матери?! Я тебе больше не верю…
— Ну, Ника, пожалуйста, вернись… Ради Надюшки… Ей нужен отец…
Она буквально взорвалась:
— Да, ей нужен отец! Нужен! Но не такой горький пьяница, как ты! Именно ради нее я ушла! Так как не хочу, чтобы перед ее глазами два здоровенных лба пропивали свою жизнь! Не хочу, чтобы она думала, что так и должно быть, и чтобы в последующем она не взяла дурной пример с вас! Ей нужно нормальное детство, где нет места таким безвольным типам, как вы, не умеющим и не желающим взять себя в руки!.. — с каждым словом, словно наотмашь ударяя Игоря по щекам, Ника выплескивала из себя накопившееся. Ей хотелось безжалостно отхлестать его, чтобы вывести из себя, вытряхнуть из него дурь… но увы. Это не в ее силах. Самого Игоря, видимо, устраивала такая жизнь. Он не считал себя алкоголиком и ни за что не хотел лечиться. — Тебе не нужно мое возвращение, и тебя удовлетворяет такое положение дел, иначе бы ты давно завязал с выпивкой. Ты, при желании, можешь держаться. Можешь, но не хочешь! Значит, ты – сделал свой выбор, я – тоже! Все, разговор окончен. Хватит.
Игорь, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, постоял в дверях еще минут семь, и, буркнув «что ж, тогда – живи, как знаешь…», ушел. Когда Ника встречала его на улице пьяненького и веселого, постепенно опускающегося на дно, у нее щемило в груди. Ну что ему не хватало, что?! Почему он пил так, по-черному? Все ее попытки понять его  заканчивались ничем. Когда она с ним начинала беседы на эту тему, пытаясь разговорить его, Игорь как-то внезапно замыкался, уходил весь в себя и затем, хлопнув дверью, исчезал из дома... что хочешь, то и думай. Ей становилось тошно от одной только мысли, что она не смогла удержать этих двух мужчин от скольжения в пропасть. Чувствуя свою вину перед памятью свекрови, Ника то и дело мысленно просила у нее прощенья.
А дочь росла, на ее лице все четче проступали отцовские черты. Да и характер – узнавался его. Стоило Нике сделать маленькое замечание, как та становилась замкнутой и отчужденной. Упрямство так и сквозило во всех ее поступках. Приходилось даже, в педагогических целях, кое-где идти на хитрость. Ника старалась. Она устроила дочку в специализированный садик, где изучали иностранные языки, ходила с ней в танцевальный кружок… всю себя отдавала ей. Надюшка стала единственным смыслом ее несложившейся жизни. Но такое было чуть ли не у всех… лишь единицы могли похвалиться своей удачей. Хотя  под удачей можно подразумевать все, что угодно. Ника же считала, что удача – это ощущение того, что ты на коне. Когда все, о чем мечталось в юности, – свершилось. Если в твоей судьбе как можно меньше черных полос… А к самой Нике как нельзя лучше подходило состояние, описанное Светланой Коношенко.

Мечтал о тигре, а завел – кота.
Мечтал о славе, а прожил – неслышно,
С ним тихо доживают век под крышей
Его неисполнимая мечта.

Хотел любви, да видно – проглядел.
Хотел цвести, а время – осыпаться.
И стало страшно утром просыпаться
И окунаться в гущу разных дел.
И вечерами не спешить домой,
Где холод стен, немытая посуда,
Где на короткой финишной прямой
Немыслимо надеяться на чудо.

Что есть, то есть. На чудеса она не надеялась и крутилась изо всех сил, стараясь удержаться на плаву. Пока это получалось. Но порою на нее находило такое беспросветное отчаяние, хоть вой. Тогда-то она и вспоминала, как ее бабушка давала в свое время отповедь потерявшей саму себя матери… Теперь настала ее очередь.
«Не смей! У тебя – дочь! В любых ситуациях ты должна оставаться человеком, иначе – грош тебе цена!..» — говорила Ника сама себе. У всех бывают трудные времена, каждый воспринимает их по-своему. И не надо делать из этого трагедию. Нет ничего проще, как сдаться и стать безвольной игрушкой в руках у своей судьбы и злого рока. А ты попробуй выстоять на пронизывающем до мозга костей ветру и, коли швырнет тебя со всей силой о землю, встать на ноги. Самостоятельно, без чьей-либо помощи… ибо ждать ее не откуда. Да и если есть на кого надеяться, попробуй обойтись без нее, сама. Потому что именно самостоятельность – удел сильных личностей. Раз эмансипация сделала свое дело и не стало рядом рыцарей, защитников женских слабостей, то будь добра, не теряй своего лица ни при каких условиях. Но это все мало было сказать. Это – легко. Трудней всего день изо дня претворять эти слова в жизнь, постоянно преодолевая саму себя и свое нежелание жить в абсолютном абсурде неустроенности.
Однажды к ней на работу пришел ее бывший муж. Вначале, думая, что Игорь пришел, как и всегда, просить деньги, Ника не хотела выходить к нему в проходную. Немного погодя откуда-то выскочила мысль: «а вдруг у него что-то случилось?..»,  и она все же вышла. Оказалось, что умер его отец. Сердце пожилого человека не выдержало ежедневных пьянок, а ведь вполне мог еще прожить лет пятнадцать-двадцать, если не больше…
После похорон Ника сказала Игорю:
— Ты бы хоть закодировался, что ли!.. Кончишь свою жизнь так же, как и он…
— А тебя, это волнует? Как бы не так! Небось, ждешь не дождешься, когда со мной это случится!
— Зачем мне это надо? — Ника удивленно посмотрела на своего бывшего супруга. — Я, наоборот, хочу, чтобы ты жил по-человечески. А не так, как последний ханыга!
— Да-а?.. — недоверчиво скривился он. — Ты думаешь, я тебе поверю?! Небось, ты спишь и видишь, как после моей смерти вся наша квартира отходит тебе!
Ника округлила глаза:
— Ты что?! С луны свалился?! Каким образом, если я даже не была у вас зарегистрирована!..
— Зато Надюшка – прописана! А  это одно и то же! Я теперь, без твоего согласия, не могу даже продать эту квартиру! Не могу!.. Довольна?
— Спасибо за информацию! Ты меня обрадовал! Я об этом впервые слышу и учту на будущее… — и, озабочено посмотрев ему в глаза, спросила: — А ты что, хочешь куда-то уехать?
— Мне деньги нужны!.. — до него дошло, что он сморозил лишнего.
— А кому они не нужны? Работай, как и все, вот и будут деньги!.. — невозмутимо проговорила она. — Я от тебя алиментов никогда не требовала, и единственное, что я у тебя прошу, так это ... Если то, что ты мне сказал про квартиру, – правда, то… не лишай ее жилплощади… Это же твоя дочь.
Игорь тяжело вздохнул и, пряча глаза, произнес:
— Мне нужны деньги! Найди мне их, и квартира будет твоя!..
— И сколько же тебе надо?.. — полюбопытствовала Ника. Когда он назвал стоимость своей двухкомнатной квартиры, она от удивления присвистнула. — Где ж я тебе найду столько? У меня зарплаты едва на еду да за общежитие платить хватает! Ты издеваешься, что ли?!
— Никто над тобой не издевается! А ты бесплатную квартирку захотела, да? Нет, милая! Бесплатных квартир теперь не дают! За все платить надо!
— Ничего я не хочу!.. — возмутилась Ника и гордо заявила: — Ничего мне твоего не надо! Успокойся!
— А раз так, то дай согласие на продажу… — глаза муженька блеснули. — Уж на комнату Надюшке-то  дам…
— Делай все, что тебе угодно! Проматывай добро родителей, коли не жалко! Ничего против я не имею!.. — раздраженно чуть ли не выкрикнула Ника и хлопнула дверью.
Конечно же, сказав это, она погорячилась. Но Ника никогда не была корыстной, такой, какой Игорь ее в данный момент представил. Обидно, что он ей приписывал совсем не свойственные для ее характера качества. А может, напротив, он, хорошо изучив Нику, таким образом просто давил на нее, чтобы та, в свою очередь, отказалась от доли дочери. Вероятно, Ника так бы и поступила, если бы  вовремя  из-за границы не прибыла Света. Приехав на пару недель повидать родственников, она в первую очередь поспешила с визитом к ней и своей крестнице.
— Ты что, с ума сошла?! — Света жутким шепотом спросила у подруги. — Не смей распоряжаться Надюшкиной жилплощадью! Если ты сейчас пойдешь на поводу у этого несчастного алкаша, то дочь тебе за это не скажет спасибо! Будь в этом уверена!
— А что мне теперь делать? Что?.. — в отчаянии спросила Ника. — Он же намерен за квартиру получить деньги… где же я такую кругленькую сумму возьму?!
— Так и так, он сейчас, без тебя, ничего не сделает. Твоя дочь живет с тобой! Даже если он и захочет, не сможет! Опекунский совет запретит это делать, пока Надюшка – несовершеннолетняя. Только ты не считай ворон, не зевай! Никаких денег ты ему не должна! Брось об этом помышлять…
— А если он там, в этом совете, кое-кому сунет взятку?
— Знаешь, это – подсудное дело. Конечно, никаких гарантий, что это не произойдет, я тебе дать не могу. Но знай, как бы там ни было, а законы защищают право детей на жилплощадь. Но если это, не дай Бог, произойдет, то – прямиком в суд! Без промедления!.. — и, словно вспомнив что-то очень важное, Света добавила: — Да, вот еще. Вдруг, может, ты что-то нехорошее почуешь или там что Игорь выкинет, сразу звони… — и, взяв из своей сумочки записную книжку, она на чистом листочке написала номер телефона и, оторвав его, протянула Нике.
Взяв листочек из рук подруги и глянув на номер, Ника спросила:
— А кто это?
— Евгений Сергеевич – друг Димы. Он имеет юридическое образование и может во многом тебе помочь. Ты только скажи, что этот номер дала тебе я.
— Ну конечно. Как же иначе. А по-другому он и разговаривать со мной, наверняка, не будет… адвокаты, слышала, сейчас дорого берут…
Света улыбнулась:
— Он не адвокат. Но может и с этим помочь… — и, увидев непонимающий взгляд подруги, уточнила: — Он бывший кэгэбэшник. Дима говорил, что он открыл свое дело… нечто вроде охранного агентства, что ли… В общем, обратись к нему. Это надежный человек.
— А откуда ты знаешь?.. — она скептически посмотрела на подругу. — Это твое личное мнение?
— Нет, это мнение моего ненаглядного мужа!.. — вспылила Света. — Ты что, мне не доверяешь? Или Диме?! Ну Ника, не ожидала я от тебя такого скептицизма!
Ника виновато пожала печами:
— Знаешь, для себя я поняла, что мужики хорошими бывают, лишь когда спят… А надежными… сомневаюсь…
— Горький вывод, ничего не скажешь!.. — усмехнулась Света. — Ладно, брось сомневаться! Что – мы с Димой, что – он, одно и то же!.. Так что  не сомневайся. Все будет нормалек!
Хорошо ей было говорить с таким надежным тылом… А она, Ника, всю жизнь прождала принца на белом коне и, в результате, осталась при своих интересах. С шестилетней дочуркой и бывшим мужем-алкоголиком. Всю жизнь мечтала о любви, прекрасной и нежной… увы. Ничего этого она не получила от своей судьбы. А может, она что-то проглядела в своей жизни? Может, все это было где-то рядом? И она, Ника, не узнала… ее сердце не подсказало ей ничего… все может быть. Только теперь уже поздно. Поздно сожалеть о несбывшемся. Ей – за тридцать. Точнее, месяц назад разменяла тридцать три. Но, правда, фигура у нее сохранилась. Можно сзади, хоть и с небольшой натяжкой, еще принять за девочку-подростка… а на лице, в уголках губ и глаз – прорезались черточки-морщинки. Они-то предательски и выдают возраст. А вон  у Светы ни одной морщиночки! Молодец, следит за собой. Ухоженный вид, да и одета соответственно. Не то, что она, Ника, в дешевый импортный ширпотреб с рынка…
Света, словно подслушав ее мысли, произнесла:
— Что-то ты мне, подруга, не нравишься! Совсем себя запустила!.. Где ж твой макияж, где занятия аэробикой? Ты ведь когда-то занималась и меня заставляла!..
Ника сожалеюще вздохнула:
— Замоталась совсем, не до этого стало…
— Нет, ты думаешь, я тебе поверю? При желании все это можно послать к черту! Стоит только захотеть, и найдется время на себя, любимую!.. Просто ты совсем себя запустила!
— Для чего? Точнее, для кого?
— Для себя, дорогая моя! Для себя! И для своей дочери! Оторви, наконец, свой зад от дивана, займись собой! Ты же молода и красива… Что с тобой стало, Ника?.. — она тряхнула подругу за плечи. Ника сморщилась, и из ее глаз скатились скупые слезинки. — Ну вот, теперь слезы полились… сырости-то нам и не хватало… ну, давай, рассказывай, что еще у тебя стряслось…
— Я… — Ника склонила голову пряча свои глаза. — Я боюсь заболеть…
— Чем?.. — встревоженно вскинулась Света.
— Раком… — тихо прошептала Ника.
— А для этого есть основания?
— Какие основания должны для этого быть? Тебе мамы моей мало? А свекровь? А тетя?.. Разве этого мало?.. Боюсь дочь оставить… — крупные слезинки продолжали скатываться по ее щекам.
Света обняла свою подругу:
— Брось городить чепуху. Выброси из головы ты этот злосчастный диагноз! Не нужен он тебе, слышишь, не нужен! Конечно, если ты день и ночь будешь думать о нем, то ты, в конце концов, получишь его!.. Тебе это – надо? Нет. Так что брось!.. Тебе сейчас о своем будущем надо думать, о своей дочери! Слышишь? Ты еще молода, брось себя хоронить. Возьми себя в руки! Встряхнись!.. Ника, что же ты, а? Я тебя не узнаю… Где твое гордое спокойствие? Ника-а-а!
— Не знаю… — она вытерла слезы носовым платочком и высморкалась. — Я уже ничего не знаю…
— А кто ж будет знать?.. Ну, ты даешь, подруга!.. — покачала головой Света. — Совсем расклеилась. Давай-ка, завтра все втроем съездим на родину!
— Мне же – на работу…
— Ничего, возьмешь пару дней за свой счет, а там – выходные. Я тебе компенсирую все потери сама…
— Да ты что… — сконфузилась Ника. — Не болтай глупостей! Я это вполне могу себе позволить…
— Позволить… — передразнила ее Света. — Эх, Ника, Ника… Много чего мы можем себе позволить, да, к сожалению, не позволяем… Ты когда в последний раз там была?
— Совсем недавно… Ты же знаешь, я каждый год туда езжу. И в этом году, на мамину годовщину, побывала. А с тобой поеду. Вот только с работы отпрошусь…
И на другой день все они – Ника, Надюшка и Света – поехали на родину. Света вела мужнину машину свободно и раскованно, будто всю жизнь сидела за рулем. Хотя относительно недавно научилась водить машину. Как она говорила, вся Америка, без исключения, держится за баранку. Без личной машины там – как без рук…
Эта поездка немного встряхнула Нику. Она как бы взглянула на себя со стороны и ужаснулась увиденному. Действительно, в кого она медленно превращалась? В обычную истеричную бабу! Это называется – быт заел!.. Надо же, до чего докатилась! Смотришь эти бесконечные сериалы и вздыхаешь о той недоступной и сказочной жизни. И, окончательно утратив чувство реальности, начинаешь думать: везет же некоторым… Действительно, права Света, пора себя брать в ежовые рукавицы. Иначе лет через пять-шесть превратишься в настоящую квашню, что даже собственная дочь будет тебя стыдиться. И Ника взялась за себя основательно. По утрам она включала свой старенький кассетный магнитофон и под музыку начинала двигаться. Надюшке это очень нравилось, и она была в восторге оттого, что с матерью начала постигать азы заброшенной аэробики. Всякие шейпинг-залы – не по карману, да и без них можно обойтись, было бы лишь желание. А желание выглядеть на высоте – стоит того, чтобы основательно над собой поработать. Впереди еще столько всего, что грех тратить драгоценные минуты на тоску и уныние. Надо жить сегодняшним и любить себя. Как там Света без конца твердит?.. – «Я у себя – одна, я себя – люблю!..»

IX

И все-таки это произошло. Ника стала успокаиваться, забывать свою стычку с бывшим мужем насчет квартиры. После разговора со Светой она пошла в ЖЭК и лично стала вносить квартплату за дочь, разделив счета, уже не надеясь на мужа. Там она узнала, что на этой жилплощади, помимо Игоря, прописан еще один человек…
Когда Игорь явился в очередной раз за деньгами, говоря, что надо платить за квартиру, она его огорошила:
— Я уже несколько месяцев, лично, плачу за дочь… Кстати, что это за человек, который у тебя прописан?
Игорь, удивленный услышанным, промямлил:
— А… это… это мой племянник…
— Что это за племянник, про которого раньше я ничегошеньки не слышала ни от тебя, ни от твоих родителей?.. — возразила она недоверчиво. — Что-то ты мудришь…
— С чего это я должен мудрить?! Придумываешь ты вечно черт знает что… это мой двоюродный племянник! И ты его – не знаешь! Ни разу не видела.
— Да, с кавказской фамилией… Ты ври, да не завирайся, пожалуйста…
— Ну правда же… — как-то виновато произнес он. — Сестра вышла замуж за азербайджанца, вот и оттуда он приехал… с работой у них там туго…
— Рассказывай сказки… что-нибудь более правдоподобнее придумай! И ведь надо же, незадолго до смерти свекра прописали… Это навевает на мысли, а не помогли ли ему…
Глазки Игоря забегали, он весь как-то задергался и поспешил распрощаться, моментально забыв про деньги, за которыми приходил. Больше с тех пор у них не было разговора на эту тему.
Ника с удивлением нет-нет, да вспоминала этот разговор. А чуть ли не через год, придя с работы домой, когда они с дочерью уже собирались идти в танцевальный кружок, в дверь постучали. Ее сердце отчего-то екнуло и замерло. За открытой дверью она увидела двух прилично одетых молодых людей.
— Если не ошибаюсь, Вероника Степановна?
— Да… — ее сердце сжалось от недоброго предчувствия. — А что вы хотели?
— Мы бы хотели помочь вам с мужем – разъехаться.
— Как это?.. — запинаясь и пытаясь унять свой внезапно возникший панический страх, проговорила Ника. — Я с ним уже давно не живу, и меня вполне устраивает настоящее положение дел.
— Ну, как же… вы живете в общежитии, а у него – отдельная двухкомнатная… Можно было бы порациональнее устроиться.
— А порациональнее–  это как?.. — выдавила из себя Ника.
— Его – на меньший метраж, вас – на больший…
— Ничего я не хочу. Извините… — и Ника попыталась закрыть дверь.
Тут другой парень с внешностью настоящего мордоворота, молчавший до этого времени, решительно шагнул в комнату:
— Слушай, ты! Если хочешь остаться в живых, выпиши свою дочь с жилплощади мужа по-хорошему! Иначе смотри, как бы не пришлось очень пожалеть!.. — другой, как ни в чем не бывало, весело подмигнул Надюшке и, развернувшись на каблуках, пошел прочь. — Повторять больше не будем! Обратишься в милицию – пеняй на себя! Как бы потом  и дочь не пришлось оплакивать!
Когда он выходил из комнаты, Ника ухватилась за дверь, пытаясь устоять на ногах. Захлопнув ее за непрошеными гостями, торопливо принялась искать оставленный Светой прошлой осенью номер телефона. Позвонив по нему, пока Надюшка занималась в кружке, Ника договорилась о встрече с Евгением Сергеевичем.
На другой день, с утра (была суббота), они встретились в сквере, недалеко от общежития. Торопливо, с ненужными подробностями, словно боясь пропустить что-то важное, Ника рассказала этому незнакомому человеку о вчерашних посетителях и о своих внезапных озарениях, когда обнаружила в ЖЭКе прописку совершенно незнакомого человека, которого Игорь, ее бывший муж, назвал своим племянником…
— Вероника, вам сейчас, в первую очередь, надо успокоиться. Не паниковать. Постарайтесь взять себя в руки… — увидев в ее глазах слезы, сказал Евгений Сергеевич. — Тут слезами не поможешь… Я наведу справки по своим каналам, все досконально проверю. Хорошо бы вам с дочерью на некоторое время уехать подальше…
— Это нереально… — тихо сказала Ника.
— Хорошо, мы сделаем вот как. Пока я к вам приставлю своего человека. Он будет неотлучно находиться рядом. Я вас прошу, никому не открывайте двери, ни с кем из незнакомых не разговаривайте. И еще. Будьте осмотрительны, не отпускайте от себя дочь… Надо остерегаться выхода ситуации из-под контроля, мало ли… — он записал адрес ее мужа, следом тот, где она в данный момент проживала. Затем, набрав номер на мобильном телефоне, позвонил кому-то. — Слушай, Вить, срочно подъедь в сквер… Жду.
Через какое-то время к ним подошел парень атлетического сложения. Ника из их разговора поняла, что ему Евгений Сергеевич поручает ее охрану.
— Ты очень-то на глаза не выпячивайся, так, следи и будь начеку, чтобы в случае чего не оплошать… — и, обернувшись к Нике: — Он будет неподалеку. Так что не беспокойтесь. У меня ребята надежные, а вечером я к вам заеду.
Они расстались. Буря в Никиной душе немного улеглась. Почему-то  этот Евгений Сергеевич сразу внушил ей доверие. Седые волнистые волосы, зачесанные назад, открывали широкий лоб и брови вразлет, под которыми находились пронзительные глаза. Немного большеватый с горбинкой нос, тонкие губы и худощавое лицо… На вид, если бы не его шевелюра, он выглядел значительно моложе Светиного мужа, Димы. Ну, от силы, лет на сорок-сорок пять… Приятный человек, сразу отметила про себя, как только его увидела, Ника. Его завораживающий голос долго звучал в ее ушах. И к тому времени, как он вечером постучался в дверь, ей стало казаться, что они давно уже знакомы.
Он вошел в комнату и заполнил собою все ее пространство – высокий, плечистый, сильный… словно герой из старой, слышанной когда-то и забытой сказки. Ника тряхнула головой, пытаясь прийти в себя от наваждения. Его образ с каждым разом все больше очаровывал ее воображение, пленял… Вслушиваясь в его голос, Ника прямо утопала в нем, и ей хотелось лишь одного: чтобы он подольше оставался у них.
— Так. Что мне удалось узнать о ваших непрошеных гостях… — он присел на краешек дивана. — Это какие-то дилетанты, на них нет ничего серьезного. Но это-то и настораживает. По-видимому, они решили попробовать квартирную махинацию, раз ваш бывший муж сам на это напрашивается… Что еще? Мы тут, с ребятами, решили вести за ними наблюдение, так что не беспокойтесь. Только не забывайте все же то, что я вам говорил утром… Но, думаю, что все обойдется.
— Я вам верю. — Ника улыбнулась, показав ровные белые зубы. — Пожалуйста, извините, что я вам доставила столько хлопот…
— Ничего, все нормально… — улыбнулся в ответ он и окинул взглядом небольшую комнатку. У противоположной стены находилось Надюшкино кресло-кровать, рядом с окном – стол-тумба с разложенными книжками и тетрадками – дочь сидела и делала уроки. В углу стоял старенький черно-белый телевизор «Рекорд», поближе к двери был шифоньер и, напротив, – холодильник. На стене, у кресла, висели две книжные полки, до отказа набитые книгами. — Тесновато вам тут…
— Нам не привыкать. Все-таки не в одной квартире с пьяницей… — тихо произнесла Ника. — Мы живем относительно спокойно, это – самое главное.
Пауза немного затянулась, и пока Ника лихорадочно соображала, что ей сказать дальше (никогда раньше себя так не чувствовала – словно ее застали врасплох, хотя она ведь знала о его приходе), он, улыбаясь, произнес:
— А мы с вами ведь уже виделись. — Ника удивленно подняла брови. — На свадьбе Димы и Светы. Я тогда еще вас пригласил на танец… — на ее лице не было даже проблеска узнавания… — Ну, вспомните же, напрягите свою память!
Ника отрицательно покачала головой. Как это она могла забыть человека с такой внешностью?.. тогда она со многими танцевала, но вот его, как ни старалась, вспомнить не могла.
— Это было так давно… мне сейчас кажется, что в другой жизни… нет, не помню.
— Ну как же, мы же и говорили тогда с вами… — огорчился он.
— Вы, случайно, не помните тему разговора?.. — заинтригованная Ника уже хотела во что бы то ни стало вспомнить забытую напрочь встречу.
— Точно не помню, но что-то о книгах… — с готовностью ответил он. — Было так интересно, что я с жалостью подумал о том, что моя жена меня может  неправильно понять, если я подольше продолжу разговор с вами. Я тогда был женат…
— А сейчас?.. — у Ники внутри все будто натянулось в ожидании ответа.
— Сейчас?.. — он с интересом посмотрел на нее. — Я с ней давно уже не живу. Ушел, хотя мы официально не разведены.
— Простите… я… я боюсь показаться слишком любопытной, или… или… — она попыталась найти более подходящее слово, но, так и не подобрав его, продолжила: — Но я все же спрошу. Конечно, можете не отвечать… Почему вы развелись?..
Евгений Сергеевич пожал плечами:
— Наверное, по банальной причине – не сошлись характерами. У нас происходили бесконечные споры, стычки из-за малейших пустяков, можно сказать, с самого первого дня нашей совместной жизни. Однажды я с ужасом осознал, что нас ничего, кроме постели и детей, не объединяет… и я решил уйти. Она живет своей жизнью, я – своей. Мы больше не мешаем друг другу.
— А дети?.. — недоуменно спросила она.
— Дети?.. — переспросил он. — А дети живут сами по себе. Старшему – двадцать второй, осенью женился, а дочь учится в университете, на первом курсе…
У Ники как-то сразу отпустило в груди, и стало легче дышать. Никогда бы раньше она не подумала, что вот так, со страхом, будет расспрашивать мужчину о его семейном положении. Во всяком случае, ей не хотелось разочаровываться, почувствовав симпатию к этому человеку. А может, это уже и не симпатия, а нечто гораздо большее, кто знает? Нике казалось: ответь он по-другому, ей стало бы больно, хотя никто в этот момент не мог дать ей стопроцентную гарантию его искренности. Правда, Нике этого и не требовалось, ибо она безгранично верила всему тому, о чем он говорил. Общаясь с ним, она себя чувствовала маленькой наивной девочкой, только-только познающей окружающий мир. Ника не узнавала себя в забытом с юности ощущении.
— Так что я – свободный человек… — продолжил он, с подкупающей открытостью смотря прямо Нике в глаза, вроде говоря ей: давай, мол, попробуем соединить наши два одиночества… Она, поймав у себя в голове эти мысли, смутилась и покраснела. — У вас может возникнуть правомерный вопрос: почему я до сих пор один?..
Ника, улыбнувшись, произнесла:
— Ну и почему же?
Евгений Сергеевич снова неопределенно пожал плечами:
— Наверное, потому, что еще не встретил ту, которая соответствовала бы моему идеалу…
— А разрешите узнать, каков он, ваш идеал?
— Не знаю, вообще-то я не раздумывал над этим. Мы, мужчины, в своем большинстве, глубоко ранимые существа, добрые и отзывчивые… а женщины, зачастую этим пользуются. Эгоистичных и жестоких натур среди них порядочно… Во всяком случае, тем, которых я знал, очень не хватало доброты и мягкости в душе. Они повадками напоминают хищниц, стоит зазеваться – и всего тебя раздерут на мелкие кусочки… — он как-то загадочно улыбнулся. — А вообще-то, женщина – это настоящий кроссворд, над которым все время приходится нам ломать голову.
Ника молча смотрела в его серые глаза и, в это мгновение, вдруг вспомнила, как кружилась в объятиях этого человека. Он тогда пригласил ее на вальс…
— …Мы тогда говорили, если мне не изменяет память, о книгах Ивана Ефремова… — совсем невпопад и словно бы не слыша его слов, сказала Ника. — Помнится, я потом искала его книги, чтобы прочесть их. До этого разговора я фантастику предпочитала не читать…
— Да, да!.. Именно о нем мы и говорили… — обрадовался он. — Ну и как? Вы что-нибудь прочли? Вам понравилось?
— Вообще-то, если признаться честно, я знакома только с двумя его произведениями… «Туманность Андромеды» я читала еще в школе. Это я, уже потом, после нашего разговора, вспомнила. Она оставила меня равнодушной. А вот «Лезвие бритвы»… Я даже выучила кусок оттуда… не специально, так получилось…
Евгений Сергеевич оживился:
— Вы можете мне его прочесть? Интересно было бы узнать, что вас там так задело?..
— Хорошо, если вам интересно, я попытаюсь, полагаясь на свою память, прочесть. «…Рядом с великой любовью всегда тянется черная бездна. Очень верен образ звезды, упавшей во мрак. Это немилосердная несправедливость жизни в нашем мире. Человек озаряется и возвеличивается светом и теплом большой любви, но одновременно появляется чувство бездны, потери. Не страх, он более конкретен и узок, а нечто гораздо большее, паника чудовищной утраты смысла всей жизни, когда впереди останется лишь непроглядная тьма». — Ника сделала паузу, после которой сказала: — Я всегда мечтала о настоящей любви, такой, чтобы на всю жизнь. Только такой, наверное, не бывает. Во всяком случае, о такой любви я читала только в книгах… Хотя нет, моя мама, когда умер мой папа, очень долго приходила в себя. Пожалуй, лишь сейчас я это осознала… — она удивленно посмотрела на него. — Это должно быть такое чувство, что находишься на краю пропасти, и назад – хода нет, только вперед. В темноту и пустоту… Смятение, боль по любимому, которого нет рядом… когда не остается ни моральных, ни физических сил для бессмысленного существования. И лишь молчаливое смирение и гнетущая тоска, нещадно сжимающая тебя в свои тиски…
Молчание двоих нарушила дочь, включив телевизор. Подошло время вечернего мультфильма на сон грядущий. Евгений Сергеевич тяжело вздохнув, посмотрел на часы.
— Ох, засиделся я у вас, поздно уже!.. Прошу прощения… Вашей дочурке скоро пора ложиться. Ну, не буду вам мешать. Но мы еще увидимся и продолжим наш разговор. Договорились?
Ника смущенно кивнула головой. «…И чего это я так разговорилась? Зачем это надо было?.. ; пронеслось у нее в голове. — Но на душе стало легко и беззаботно. Совсем как в детстве. Может, это от него идут такие положительные эмоции?..» Как бы там ни было, а он ей нравился. И, кто знает, может, не все еще потеряно и впереди у нее много чего будет. «Вот только бы непрошеные гости снова не объявились», — мелькнула у нее мысль и мгновенно вернула ее на грешную землю. Но этот человек обязательно защитит ее, Ника была уверена в том на все сто процентов. И не ошиблась.
Когда у Надюшки закончился учебный год, Ника отправила ее отдыхать в летний лагерь. Где-то через неделю, ближе к вечеру, явился один из парней, приходивших некоторое время назад. Нахально отпихнув пытающуюся захлопнуть дверь Нику, он прошел в комнату и уселся в кресле, положив ногу на ногу.
— Ну что, сизая голубка?! Придется нам  тобой заняться. Или ты сейчас же пишешь доверенность на нас, или же будем с тобой «работать»!.. — он многозначительно посмотрел на нее наглым, раздевающим взглядом.
У нее внутри все как оборвалось. Лихорадочно соображая, что теперь ей делать, Ника спиной прижалась к холодящей полированной дверце шифоньера. Дверь в коридор оставалась чуть приоткрытой, и ей надо лишь постараться вырваться туда… недолго думая, она рванулась и… быстро сориентировавшись в ситуации, парень опередил ее. Поняв свою оплошность с дверью, он вскочил с кресла и одним прыжком оказался возле Ники, схватил одной рукой ее за волосы, а другой – зажал рот. Но тут злополучная дверь распахнулась, и в ее проеме выросли две фигуры. Парень от неожиданности растерялся и ослабил свою хватку. Ника тут же, дав со всей силой ему коленкой в пах и нажав на болевую точку в запястье так, что тот мгновенно разжал кулак, выбежала в коридор, прямо в объятия Евгения Сергеевича. Его ребята быстро скрутили и увели незадачливого посетителя. А Ника еще долго, истерично плакала на груди своего спасителя. Пережив несколько минут страха, она никак не могла успокоиться, пришлось отпаивать ее валерьянкой.
Заплаканная Ника сидела, подогнув под себя ноги, на диване. Евгений Сергеевич был рядышком и гладил ее по голове как маленького ребенка. В тишине комнаты слышались посторонние звуки с улицы… время как бы застыло в пространстве.
— Спасибо… — чуть слышно произнесла Ника.
— Не стоит благодарить… Это моя работа… — он попытался собрать ее рассыпавшиеся по плечам волосы. — Господи, какие же они у тебя мягкие и пушистые!.. — восхищенно воскликнул он. — Почти как у младенца!
Ника подняла на него свой карий взгляд и улыбнулась:
— Мы перешли на «ты»?
— Если не перешли, так перейдем. — Евгений Сергеевич немного отстранился от нее. — А ты – против?
— Нет… — она неопределенно пожала плечами.
— Знаешь, с нашей первой встречи мне жутко хотелось прикоснуться к твоим локонам… я даже еле удерживал себя от этого!
— Теперь твое желание исполнилось? — Ника простодушно смотрела на него.
— Наполовину…
— Только наполовину?.. Почему-у-у?
Он, ничего не отвечая, взял ее лицо в ладони и принялся усыпать его нежными поцелуями… Ника вся размякла и полностью отдалась воле своих чувств, ранее совершенно незнакомых ей. Все ощущения, испытываемые ею, вызывали в ней множество эмоций, сравнимых разве что с детским ощущением полета во сне. Она, казалось, уже в который раз, открывала саму себя заново…
Утром Ника проснулась с радостным ощущением ликования в душе. Евгений Сергеевич еще спал, и она, тихонько выскользнув из постели, стала одеваться. Вообще-то сегодня она собиралась поехать к дочери в лагерь, но это будет позже. А пока надо было приготовить завтрак для любимого человека. В том, что она любит его, Ника теперь не сомневалась. Иначе что это могло быть, что? И потом, она еще никогда не чувствовала себя бесконечно счастливой ни с кем. Да и о какой любви могла быть речь, когда она была вместе с Кириллом, или Игорем? Если с первым у нее все случилось помимо ее воли, то со вторым – у нее был абсолютный расчет, основанный на трезвом рассудке. Может, поэтому у них с Игорем ничего не получилось? Кто знает. Она старалась его полюбить и одно время думала, что у нее это получилось. Однако время показало, что это было лишь наивным заблуждением. Если бы это была любовь, то, как думала сама Ника, она выдержала бы испытание пьянством мужа. Ведь в таком случае, наверняка, она смогла бы помочь ему преодолеть злополучную зависимость… но у нее этого, как Ника ни старалась, не вышло. Любовь всегда своего рода самопожертвование, смиренное принятие любых ситуаций, где проверка жизненными трудностями не становится кризисным явлением в отношениях между двумя. И там нет – твое и мое, там везде звучит – наше. Ибо не только совместное испитие чаши судьбы делится на двоих без остатка. И после разрыва с мужем, анализируя свою жизнь, Ника сделала для себя неутешительный вывод, что она, скорей всего, так и не научилась любить. Любовь – это искусство, доступное немногим. Она не бывает по приказу… только по велению сердца. Кто знает, почему человек отдается власти своих чувств к определенной личности. Как говорится, это известно лишь одному Богу… и это чувство не любит насилия над собой, не любит. Как бы там ни было, все будет так, как надо ей, любви, а не жаждущему это чувство человеку. Все произошедшее стало еще одним доказательством тому. Постучавшись в Никино сердце тогда, когда та уже перестала надеяться и ждать, любовь вдохнула в нее новые силы для дальнейшей жизни. И у Ники выросли крылья, на которых она парила над землей. Фактически, для женщины важно не только быть и чувствовать себя любимой, но и любить самой, растворяясь в этом чувстве до бесконечности. Лишь в этом случае она себя будет чувствовать по-настоящему счастливой.
С этого дня у Ники и ее дочери началась новая жизнь. Когда закончилась лагерная смена и Ника вышла в отпуск, Евгений Сергеевич увез их отдыхать на юг, в Ялту. Ника наконец-то увиделась со своей старшей сестрой, познакомилась с выросшими племянниками… Отношения же дочери к Евгению Сергеевичу складывались как нельзя лучше. У него ладить с ней зачастую получалось гораздо эффективнее, чем у самой Ники. Во всяком случае, он находил с ней общий язык, и Надюшка его слушалась безропотно.
А тех квартирных аферистов впоследствии осудили. И осудили на долгий срок. В ходе следствия внезапно обнаружилось их участие в пропаже и убийстве нескольких одиноких и престарелых, любящих выпить людей. Так что Евгений Сергеевич оказался Никиным спасителем в самом прямом смысле слова. И она неустанно благодарила судьбу за столь щедрый, в ее понимании, дар. Правда, переехать к нему она категорически отказалась.
— Ты сам снимаешь жилье, а если еще и я переберусь к тебе… боюсь, это будет слишком. Да и меня могут лишить комнаты. А мне не хотелось бы остаться без, пусть хоть и общежитского, жилья… Сейчас это – запросто.
— И что же теперь делать?.. — он посмотрел на нее.
— Ну… тут два выхода. Либо мы ждем лучших времен… — Ника сделала многозначительную паузу. — Либо ты перебираешься ко мне…
Он отрицательно покачал головой:
— Нет, так не пойдет. Ждать лучших времен – это последнее дело. Так и состариться недолго. Мне уже полтинник грянет. Ты-то молода…
Ника расхохоталась.
— Ничего себе, молода! Тридцать пять уже!.. Скажи еще, что я – совсем девочка…
— И скажу… — невозмутимо произнес Евгений Сергеевич. — Ты у меня выглядишь на отлично. И если ты не будешь кричать о своем возрасте на каждом перекрестке, то никто тебе не даст столько!
— Ладно льстить-то, не надо!.. — попросила Ника. — А чем тебе не нравится второй вариант, предложенный мной?
— Понимаешь, у тебя такая теснота… да и дочь – растет. Ей бы надо отдельную комнату.
— Ну, ты же тоже снимаешь однокомнатную. Какая тебе разница, где жить – у меня или у тебя?
— Допустим, я сниму квартиру побольше, ты – переберешься ко мне?.. — она покачала головой. — Вот, ты боишься потерять свой угол. Я тебя в этом понимаю. Но как мы тут втроем уместимся?! Вот вопрос…
И все же, после некоторых сомнений, он перебрался к ним. Почти три года они жили в гражданском браке. Нику все устраивало в их отношениях. Правда, иногда ей хотелось узаконить их совместное житие. Но она боялась даже заикнуться о своем желании. Ибо ей казалось, что все ее счастье может вдруг бесследно испариться. А ей так не хотелось терять то, что она имела…
Однажды Евгений Сергеевич пришел домой раньше обычного. И Ника вопросительно посмотрела на него.
— Я – развелся со своей женой. Официально!.. — он обнял ее за плечи. — Я теперь свободен окончательно! — Ника ощутила внутри себя неприятный холодок, так как не знала, чем это ей грозит. — Знаешь, я могу наконец-то сделать то, что я давно хотел… Но вначале должен тебе сказать, что я нашел то, что – искал! — Евгений Сергеевич притянул Нику поближе к себе.
— А что ты искал?.. — спросила она.
— Женщину, которая нуждается во мне!
— Слабую и беззащитную?
— Слабую и беззащитную… — согласился он. — И вместе с тем умеющую постоять за себя…
— Как это?.. — недопоняла она.
— Ты стараешься держаться с внутренним достоинством, в тебе есть стержень, который ни при каких жизненных обстоятельствах не сломается.
— Ты мне снова льстишь?.. — она чуть отстранилась от него. — Что-то я тебя никак не пойму…
— А что тут понимать?.. Нет, я лучше, без лишних слов, отдам тебе это… — он, отпустив Нику, вынул из кармана маленькую коробочку и открыл ее. Там лежало золотое обручальное колечко. Взяв Никину правую руку, он надел колечко ей на безымянный палец.
Десятилетняя Надюшка сообразила:
— Дядя Женя, ты делаешь маме предложение? Как интересно! Ну, как в кино!..
Евгений Сергеевич, с улыбкой, произнес:
— А кино – откуда берут? Из жизни, Надя!
Так  Ника официально вторично вышла замуж. Она верила, что теперь у нее все будет по-другому, не так как раньше, до встречи с любимым. Главное – быть вместе с ним, а остальное – приложится. И приложится в зависимости от совместных усилий.

;;;
©