Уже два месяца, как я вернулась в свою профессию. Я снова пою. Я снова езжу в метро с ноутбуком, микрофоном, шнурами, туфлями, платьем, косметичкой и потихоньку наблюдаю за лицами людей. Если присмотреться — редких лиц и историй в лицах увидеть можно великое множество и иногда совершенно невозможно оторваться, любуясь кем -то или проживая с кем-то чудесный момент. Поэтому я часто проезжаю нужную станцию. Проживаю — проезжаю))) От того, что я проезжаю станцию мне приходиться ускоряться — ведь опаздывать я не люблю. По итогу — я передвигаюсь очень быстро, с очень тяжёлой сумкой и очень широкой улыбкой — мне всегда неудержимо смешно от своей этой рассеяности. Вчера я пела в чудесном душевном ресторане у давнего знакомого Валеры. Обстановка в его заведении — более, чем уютная, почти семейная. Хозяина все знают в лицо, здороваются с ним за руку, пара слов о жизни, да как дела — словно к старому другу пришли посидеть на кухню. Невероятный парень, невероятный! Мне приятно бывать у него и петь в этой душевной обстановке очень легко. Именно так всё вчера и начиналось… Три весёлых дня рождения — три банкета. Красивые женщины в модных платьях, галантные мужчины, искупаные во внимании счастливые виновники торжества, поздравления, тосты, танцы…В общем, всё как обычно, только чуточку душевнее — оттого, что у Валеры) Одним словом обстановка в зале была очень сердечной и тёплой, поэтому резкая её смена в конце вечера стала такой неожиданностью, что даже я на мгновение растерялась. Почему я говорю «даже» ? Да потому, что петь я начинала в самом расцвете беспредельных девяностых и удивить меня каким либо ресторанным военным действием очень непросто. Однако!
…А этот музыкальный подарок, друзья, прозвучит для Ивана, в честь его дня рождения, конечно же! — радостно объявила я в микрофон и лишь на пару секунд отвела взгляд от зала — что бы поставить нужный трек в плейлист. Когда я подняла глаза от монитора, то сомнений уже не было — это война, братцы. Под душевную песню группы Любэ про коня, жена юбиляра, с тяжеленным стулом в руках шла в атаку на компанию дерущихся мужчин. Кого именно собиралась она оприходовать этим стулом — было неясно, потому, как в плотной толпе дерущихся попасть деревянной громадиной в одного избранного очень непросто. На часах было 23.55. Почти полночь. Рубаха на юбиляре изменила цвет и фасон — её облили соком и оторвали половину спины. Женщины — те, что не такие смелые, как юбилярова жена — скромно позанимали позиции подальше от танц-пола, можно сказать — засели в окопах. А число участников на танц-воен-поле всё прибывало. Оставшиеся за столами мужчины чокались, выпивали, вешали пиджаки на спинки стульев и молча присоединялись к битве. Дрались красиво. Много не говорили. Били прицельно, осмысленно. Без особого ожесточения, как говориться — по делу. Столы с бутылками и остатками закусок не трогали — пригодятся ещё, ясное дело. Я очень давно не наблюдала подобного отчаянного шоу — говорю вам честно. Задача музыканта на сцене в такой момент крайне важная и нужная (для музыканта) — уберечь свою аппаратуру от уничтожения прицельным огнём пьяной битвы. С ней я справилась блестяще — долгие годы тренировок.) Расторгуев проникновенно пел про то, как они пойдут по полю с конём, а на танц-воен-поле русские мужики и юбилярова жена со стулом кружились в своём суровом танце и, охваченные вдохновением, останавливаться не собирались. Мудрый Валера махнул мне — руби музыку.Такого яркого окончания вечера в его заведении ещё не было. Он вздохнул и вызвал наряд полиции.
…Я задумчиво сматывала шнуры и думала о том, что вовремя бросила пить) А ещё я думала о том, что нас, русских, никогда не победить. Ровно, так же, как и не изменить. И что всё это было бы ещё смешней, если б не было так грустно…(последнее уже не моё, это Лермонтова )