28.1
Добрые соседи
http://www.proza.ru/2013/12/22/1784
В лесу, среди зарослей малины и крапивы, затерялся Пень, оставшийся от большого раскидистого клёна.
Раньше здесь росли скромные цветы, всякие травы и мягкий мох кукушкин лён. Дождливым летом из него торчали шляпки весёлых грибы лисички, яркие рыжики и алые бусинки клюквы на тоненьких, переплетённых между собой, веточках.
Пень любовался грибами и ягодами, подставляя солнышку свой ровный светлый сруб с годичными кольцами и шершавую серую кору.
Зайцы прибегали к нему барабанить свои весенние ритмы. Посиживали хлопотливые белки, ловко шелуша припасённые шишки. Юркие ящерки замирали, подолгу принимая солнечные ванны. Вокруг дружно жужжали трудолюбивые пчёлы, собирая нектар в голубых колокольчиках и бесшумно порхали разноцветные бабочки.
Со всеми гостями Пень ладил. То зайцу бухтит-подпевает, то с белкой шишки считает, то ящеркам подсказывает, на каком месте солнышко будет к полудню ласковее.
Так было из года в год, из лета в лето…
Но вот дикая малина пустила молодую поросль во все стороны. А за ней, словно неразлучная подружка, потянулась жгучая, с мрачными, тёмно-зелёными листьями крапива. Быстро окружили они Пень, спрятали от солнца. Тут как тут, зелёный мох на кору потихоньку заполз с той стороны, куда не достаёт солнышко.
Перестали к нему заглядывать длинноухие зайцы, шустрые белки и пучеглазые ящерицы. Исчезли нежные колокольчики, пчёлы улетели на другие полянки. Больше не танцевали легкокрылые бабочки в паре с игривым ветерком.
Проскочит пугливая мышь, прошуршит ужик, пробежит ёж, пофырчит, поищет жука или червяка. Нет ничего. Уходит ёж недовольный и больше не возвращается.
Незаметно на деревьях поселились осторожные совы и по ночам тоскливо ухали.
Стало Пню холодно и одиноко.
Потихоньку про Пень все и забыли.
А тут ещё напасть. С одного бока, на коре, у старика стало что-то расти. Небольшое, вроде, а мешало и беспокоило его всё больше.
– Ох, – однажды не выдержал, тяжко вздохнул Пень, – что это у меня? Может, болячка какая? Тянет вниз за бок. Не удержу, завалюсь.
И вдруг слышит:
– Удержишь, дедушка, осилишь. Меня к тебе ветром-озорником занесло. Я на твоей коре пророс.
– А ты кто? – прокряхтел Пень.
– Гриб Трутовик, – был ему ответ.
– Ну, гость непрошенный, видно, с тобой мне свой век доживать придётся, – пробухтел Пень. Помолчал, потом добавил: – Что ж, всё не один буду.
Так на Пне стал разрастаться сосед-нарост. Назвался он грибом, но похож был на козырёк, шершавый и невзрачный. И чем быстрее он рос, тем больше мешал и тянул старика за бок к земле.
Деревья, что стояли рядом и где-то в высоком небе кланялись друг другу ветками и шептались листвой, усмехались:
– Посмотрите-ка! У нашего старого Пня выросло копыто! Был-то неказист, а теперь просто уродцем стал. Последняя ему памятная «награда». Пусть-ка вспомнит про то, как он был деревом, и нам, зелёной поросли, мешал расти, своей широкой кроной солнце от нас закрывал, ничего у своих корней не видел, – шушукались молодые рябинки. – Теперь, кроме своего Трутовика, он больше никому не нужен. А уж этот гриб, известно, высосет из старика последние силёнки. Поделом ему!
Услышал такое Пень, совсем загоревал. Вот, оказывается, каким он был: до солнца жадным, ни о ком не думал, никого вокруг не замечал.
И замолчал Пень.
Звал его Трутовик, вызывал на разговоры, про былое вспомнить, про дожди проливные, ветры студёные, снега высокие да солнце палящее. Но старик не отвечал. Обиделся гриб и тоже затих.
Так бы и дальше было.
Только однажды рядом с Пнём заплакала птичка. Давно уж никто в колючие заросли не попадал.
Пень будто очнулся от сна, спрашивает:
– Кто тебя, птаха, обидел?
– Дедушка, негде мне гнездо свить, – отвечает Птичка. – В дуплах живут синицы да дятлы, мне с ними не справиться. На ветках я гнездо вить не умею. Только на земле могу, что подберу, из того и сплету свою укромку. Да, боязно мне, первое гнездо строю, первых деток-птенчиков выводить буду.
– Только и всего горя? – усмехнулся Пень. – А ты что ж за птица такая?
– Я, дедушка, Зарянка.
– Доброе у тебя имя, – повеселел Пень. – Значит, утром ты солнышко не проспишь, а вечером его песнями проводишь?
– Так, дедушка.
– Вот и собирай своё гнездо у меня под боком.
– Да где же?
– А вот под грибом Трутовиком и строй. Он тебе крышей от дождя сойдёт, а я, какой ни на есть, стеной сгожусь. Всё тебе теплей будет. И спокойней. Тихо тут.
Красногрудая Зарянка заглянула под Трутовик. Верно: крепкая да ладная из него выросла крыша. Да и Пень, хоть старый, но от ветра укроет.
И стала птичка собирать сухие травинки.
Вскоре маленькое неприметное гнездо-чашечка было готово.
Пень так обрадовался хлопотливой соседке, что временами тихонько шуршал обрывками коры, словно колыбельную исполнял.
С грибом, соседом своим, помирился, опять принялся рассказывать ему про свою далёкую зелёную молодость. И Трутовик старался: рос, раздувался, всё больше прикрывая крошечное гнездо.
Так маленькая птичка Зарянка нашла приют и друзей, и вырастила пятерых ярко окрашенных, грудками похожих на наливные яблочки, птенчиков. С восхода и до заката, вместе со своей мамой, они пели весёлые песни.
Когда малыши подросли и научились летать, они собрались в дальний путь, в тёплые страны. Пень попросил их вернуться на следующее лето.
– Жди нас, дедушка! – пообещали птицы. – Надёжней тебя и твоего соседа гриба во всём лесу места не найти!
Попрощались птицы и улетели.
Заморосили осенние дожди, подул холодный ветер. Тогда деревья, что стояли рядом, стали сбрасывать свои жёлтые и красные листья. И укрыли старый Пень выше сруба.
– Это чтобы тебе зимой тепло было, дедушка, – прошептали деревья. – Нам твоя Зарянка полюбилась. Хорошие у неё песни. Ты её приютил, а мы тебе поможем зиму одолеть. И соседа своего, Трутовика, береги.
Услышал Пень добрые слова, поохал немного, да и уснул под тёплой листвой до весны.
Напоследок старик почувствовал, что задремавший на его боку гриб Трутовик стал совсем не тяжёлым и больше не мешал.
28.2
Тыквенное семечко
http://www.proza.ru/2014/11/27/1794
– Да, любовь творит чудеса! – заключила Белка. – Я слышала, что поженившись, садовник и принцесса вместе сажали розовые кусты. Цветник разросся, и они стали дарить розы людям, делая их капельку добрее.
– Волшебные иголочки, волшебные розы... – вздохнула Энни. – Неужели всё в мире зависит от волшебства?
– От разного волшебства, – сказала рассказчица. – Я говорю об улыбке, добром слове, преданности и любви.
– Ах, вы об этом...
– Милая Энни, знай, в твоей жизни есть то, чего у многих не было, нет и, возможно, никогда не будет, – поведала Белка. – Лес, луг, ручей, вольные птицы и звери, дождь и роса, щедрая земля и бескрайнее небо. Такого сказочного богатства нет и у королевы, живущей в золотой клетке под названием дворец. В печной трубе там ветер гудит, а здесь, у тебя, он поёт.
– Смотрите, госпожа Белка! За окном снежинки так и сыплются с неба. К утру наметёт сугробов, я слеплю Снежицу. На моём дворе она - зимняя хозяйка. В деревне мальчишки тоже делают зимних кукол, а потом забрасывают их снежками.
– Терпеть не могу мальчишек! – фыркнула Белка. – Вечно норовят кого-нибудь изловить. Другое дело девочки. Собирают грибы и травы, заготавливают семена.
– Угощение! – всплеснула руками Энни.
Она достала небольшой мешочек и высыпала из него тыквенные семена. Белка подпрыгнула от удовольствия.
– Я тоже хороша! – покачала она головой. – Обещала рассказать про тыкву. Скоро полночь, время вспомнить о чудесах, которые происходят в такой час.
– Сначала поешьте! – возразила Энни.
Пока гостья щёлкала угощение, девушка наполнила котелок водой, повесила на крюк над огнём, потом расположилась у свечи и продолжила шитьё.
Белка наелась, взмахнула пушистым хвостом, и шелуха полетела в огонь. Порядок! Пригладив усы, она проговорила:
– Сейчас я расскажу тебе историю про тыквенное семечко. Я заглядывала под каждую кожуру. Думала, вдруг попадётся какое-нибудь особенное. Например, вот такое.
III ТЫКВЕННОЕ СЕМЕЧКО
Жили по соседству в одном городке две женщины - Марта и Хана, торговали на рынке зеленью. Марта была приветливой и аккуратной. Тому улыбнётся, другому ласково ответит. Товар свой так разложит, что глаз не отвести, так в руки и просится.
Хана же нарвёт зелени, свалит в корзины: всё мятое, грязное. На рынке дня не проходило, чтобы она с покупателями не бранилась, а те к Марте за товаром уходили. Не раз Марта хотела ей помочь добрым советом, да где там! Хана и слушать ничего не желала. Не ладилась у них дружба.
В то утро на рынке всё было как обычно: гончар гремел посудой, башмачник раскладывал деревянные сабо, садовник перебирал яблоки, рыбак сортировал рыбу, а Марта и Хана, неподалёку друг от друга, возились со своим нехитрым товаром.
Хана вязала жидкие пучки укропа, когда к ней подошла старушка:
– Добрая женщина! Дай мне немного зелени.
Хане не понравилась старушка, одетая в ветхое платье, она небрежно сказала:
– Не люблю попрошаек. Уходи, не пугай моих покупателей.
И отвернулась.
– Бабушка! – Марта протянула ей пучок зелени, – вот, возьмите на здоровье.
Старушка поклонилась:
– Тебе, милая, за доброе пожелание я дам вот это.
Она положила на ладонь Марты обыкновенное тыквенное семечко.
– Посади его в полночь, да смотри, не усни, дождись, когда распустится бутон, и вырви тыквенную плеть с корнем. Будет у тебя то, что желаешь больше всего на свете.
Пока женщина разглядывала семечко, старушка ушла, словно и не было.
Говорила она с Мартой, а Хане любопытно:
– Что тебе дала нищенка? Покажи!
Марта, простая душа, ладонь раскрыла. А там и нет ничего!
– Кругом обманщики! – Хана довольно ухмыльнулась. Она всегда радовалась, когда другим было плохо: – Какая-то старуха смогла обвести тебя вокруг пальца!
И она презрительно отвернулась.
Марта ещё раз незаметно раскрыла ладонь, а семечко, целёхонькое, опять там! Лежит себе, словно в колыбельке. Женщина обрадовалась и спрятала его в карман юбки.
Торговое дело в тот день у всех спорилось. Марта рано ушла домой. Только Хана осталась с кучкой мятой зелени.
Ровно в полночь Марта, как велела старушка, вырыла ямку у забора, загадала желание, бережно посадила семечко, присела рядом на скамейку и стала ждать.
Тут же из земли выглянул росток и стал тянуться вверх! Вот раскрылся листик, потянулась плеть, кудрявый ус, показался бутон. Ждала-ждала Марта, когда он распустится, но не выдержала и уснула.
Первый солнечный луч разбудил женщину, и она ахнула! На тыквенных листьях лежала маленькая девочка! Марта протянула к ней руки, а та просит:
– Матушка, дай мне скорее воды. Я пить хочу!
Трижды женщина бегала к колодцу, трижды девочка жадно пила, подрастая на глазах. И превратилась в девушку! Старушка-нищенка угадала заветное желание Марты: женщине очень хотелось ребёнка.
– Доченька моя! – обрадовалась Марта. – Назову тебя Дарицей.
Обнялись они, и пошли к дому.
Вдруг слышат: Хана за забором ругается.
– Ах, я глупая! – спохватилась Марта. – Про тыквенную плеть забыла, а она, видно, к соседке уползла. Уж не случилось ли беды?
Подбежала Марта к растению, вырвала с корнем, но, видно, поздно.
– Люди! – кричит Хана. – Посмотрите-ка, что от моей соседки на мой огород попало!
Соседи сбежались, рты раскрыли, смотрят, как Хана по улице бежит, а за ней… тыковка катится. Люди смеются, думают: злюка Хана, наверное, с ума сошла, так и поделом ей! Никто её не любил, как и она никого не любила.
Только Марта вдруг слышит: из тыковки раздаётся тихий голосок и жалобно просит Хану:
– Матушка, дай мне скорей воды. Я пить хочу!
– Пойдём со мной, – шепнула Марта тыковке, – я тебя напою.
Пошла она к своему дому, тыковка тут же за ней покатилась. Три раза Марта воду из колодца черпала и тыковку поила. Подросла та, но тыквой, увы, так и осталась.
Остановилась она у ног Марты, женщина ласково её погладила. Рядом Дарица присела, обняла их женщина:
– Назову тыковку Золотко. Будем втроём жить.
Так и повелось: Марта с Дарицей хозяйство ведут, а Золотко днём на солнышке лежит, греет жёлтые бока.
И жили они в любви и согласии. Только Хану зависть душила, всё думала: как соседке навредить. И однажды надумала идти в лес, в пещеру, к чёрной колдунье. Люди про неё даже говорить боялись. Хана же, напротив, пошла, словно в гости.
Чёрная колдунья лежала на шкуре старого волка и попыхивала трубкой.
– Долго же ты ко мне собиралась, – пробасила она, взглянув на незваную гостью. – Что, упустила своё золото?
– Ты о чём, бабуся, говоришь? – насторожилась Хана.
– Э-хе-хе! – закашлялась колдунья, вставая во весь рост. – Бабуся?
Тут Хана струхнула: старуха-то головой в потолок пещеры упёрлась!
– Сестра моя младшая, – прохрипела колдунья, – всё делает мне назло. Вообразила, что может кого-то осчастливить. Подарила волшебное зерно торговке зеленью. Ладно, пусть у неё останется девчонка, но тыква ей не нужна.
– Она её второй дочкой считает, – скривилась Хана.
– В этой тыкве зёрна золотые! – гремела колдунья. – Посади их – ещё тыквы вырастут, и в каждой созреет горсть золотых зёрен. Поняла?
– Угу! – кивнула Хана. – Я эту тыкву у Марты украду.
– Укради и мне принеси, – приказала колдунья. – Это моё золото! Тебе, так и быть, дам семечко.
– Одно семечко за целую тыкву! – пожадничала Хана.
Тут колдунья так загудела - земля задрожала.
– Принесу, принесу! – женщина попятилась к выходу.
– То-то! – пригрозила колдунья. – Смотри, в жабу превращу! Уходи и без тыквы не возвращайся!
Выбралась Хана из пещеры, сопит, думает: как тыкву украсть? Марта весь день на рынке, но Дарица-то дома.
Дождалась она, когда соседка ушла и постучалась в дверь. Вышла Дарица.
– Беги скорей на рынок! – кричит Хана. – Мать твоя заболела!
Испугалась Дарица, побежала, а Хане этого и надо. Прокралась она на огород, увидела тыкву и растерялась: Золотко стала большая, в руках не унесёшь.
– Что без дела лежишь? – спрашивает Хана.
– Я бы рада поработать, но ничего не умею, – отвечает Золотко.
– Я научу, – говорит Хана, и зовёт: – Я пойду в лес, а ты за мной, не отставай. Там особенная трава растёт. Покатаешься по ней, примнёшь, нитки будут, сестра полотна наткёт, рубашки сошьёт. Мать их продаст, купит всё, чего в хозяйстве нужно.
– Так скорей! – обрадовалась Золотко. – Я матушке и сестрице с радостью помогу.
Ухмыльнулась Хана: легко всех обманула! Поспешает она в лес, на каждой кочке спотыкается. А Золотко – за ней, след в след.
Видит женщина: по тропинке навстречу идёт старушка. Хана нищенку с рынка узнала, а та спрашивает:
– Не к моей ли старшей сестрице тыковку ведёшь, добрая женщина?
– А хоть бы и так! – ответила Хана.
– Давай меняться, – предлагает старушка, – ты мне тыкву отдашь, а я за неё тебе дам вот это.
Показывает женщине обыкновенное тыквенное семечко.
– Твоя сестра золотое семечко обещала, – обиделась Хана.
– Бери, сестра моя семечка тебе не даст. А вот в жабу превратит! Как придёшь домой, сразу посади его в землю. Вырастет у тебя то, чего ты больше всего на свете желаешь.
Смекает Хана: с колдуньями шутки плохи. Схватила семечко и домой побежала.
А старушка тыковку ласково погладила:
– Не бойся, Золотко, я тебя в обиду не дам.
Подтолкнула она её в сторону дома, дотронулась до камешка на дороге, он в тыкву превратился, только каменную. Старушка направила её в сторону пещеры.
Тем временем Хана прибежала домой, воткнула семечко в землю, прошипела желание. Появился росток, развернулся лист, усик завился, плеть потянулась, показался бутон. Стал он раздуваться. Грядки ему мало, пол-огорода мало, весь огород накрыл, на забор полез, дорогу перекрыл.
Хана под ним застряла, закричала, да, видно, поздно: лопнул бутон! Зазвенело на всю улицу, посыпалось золотым дождём… ах! Да это лишь пыль дорожная!
Бегут по той дороге Марта и Дарица, думают: что с Золотком? Кинулись на огород - нет Золотка! Горько заплакали.
Тут и появилась знакомая старушка.
– Бабушка! – окликает её Марта. – Было у меня две дочки, видно, не уберегла я младшую. А где же дом соседки моей, Ханы?
Вздохнула старушка:
– Далеко, в пыльных песках. И соседка твоя там же. Я подарила ей, как и тебе, волшебное семечко. Ведь все люди мечтают, правда, о разном. И соседка твоя мечтала, но лишь об одном: о золоте! Пока рос бутон её желания, росло само желание. Она захотела гору золота. Гора не выросла, она захотела столько золота, сколько песка на земле. Пока песок со всей земли собирался, она захотела, чтобы золота было столько, сколько пыли на свете. Кто же мечту пылью измеряет? Вот её желание в пыль и превратилось.
В этот момент и Золотко вернулась.
– Все дома! – обрадовалась Марта, обнимая Дарицу и Золотко.
Посмотрела на них старушка и сказала:
– Сестра моя всегда твердила, что счастье - в золоте. Я так не думаю.
И ушла, словно её и не было.
Засиял на ночном небе молодой месяц, серебряной дымкой расплескался по дворам, заглянул в окна, за занавески, скользнул по комнате, засмотрелся, как на подушке разметались золотые косы Дарицы, а рядом пригрелся гладкий бочок Золотка.
Рассветился озорник-месяц, тут кожура с тыковки потихоньку стала исчезать. Это старушка, добрая колдунья добавила чуточку волшебства в лунный свет.
Месяц присмотрелся и улыбнулся: вместо тыквы лежит прехорошенькая девочка, похожая на золотоволосую Дарицу.
Спит Марта, положив руку на грудь.
А из-под руки, там, где сердце, золотое свечение…