Чем отличалась медицина XIX в. от медицины XV в.? Да почти ничем, скажет читатель и будет почти прав. Мы же помним по урокам литературы, что Пушкину, раненному на дуэли в живот, помочь можно было, только облегчая его страдания, и он почти двое суток умирал в своей квартире на Мойке. Помним, как Л. Толстой в «Войне и мире» описывал злоключения Андрея Болконского, тяжело раненного на Бородинском поле. Вывод предвзятого читателя напрашивается сам собой. Однако не будем спешить. Все познается в сравнении.
XV в. мы выбрали не случайно. Можно сказать, это был последний век, когда господствовали представления о медицине, сформулированные еще древнеримским врачом Галеном во II в. н.э. и дополненных Ибн-Синой (Авиценной) в XI в. Они считали вслед за Гиппократом (IV в. до н.э.) причиной всех болезней ненормальное смешение жидких сред организма (по Гиппократу — крови, слизи, черной и желтой желчи), т.е. гуморальную патологию. Это направление в медицине церковь возвела в ранг единственно верного, неоспоримого и обязательного для всех. В истории науки оно получило название схоластического. Галеновская медицина, зародившаяся еще в древности, для своего времени была, конечно, шагом вперед. Она признавала практику и эксперимент, обещая развиваться во благо пациентов, но, став официальной, схоластической, потеряла то лучшее, что имела. Практика, эксперимент, были отметены начисто. Внедрение новых, негаленовских методов лечения оказались под запретом. Врачи-схоласты считали ниже собственного достоинства работу руками – это было уделом цирюльников и хирургов, которые тогда не принадлежали к сословию врачей. Врач вообще мог не прикасаться к больному, ведь главным для него было поставить диагноз в соответствии со схоластической теорией и назначить лечение. Средневековый художник однажды изобразил характерную для его времени сцену: пока врачи-схоласты отвернувшись от больного обсуждали его диагноз, смерть унесла пациента!
Студентов–медиков учили в аудиториях, не подходя к больным, заставляли их заучивать наизусть «Канон» Ибн-Сины, изучение анатомии застыло на уровне III в. до н.э., когда работали Герофил, Стратон Лампасский и их ученики.
Первым, кто отрекся от официальной медицины, был Парацельс (1493-1541 гг.). Степень доктора медицины он получил в Ферарре, в Италии. Много путешествовал, изучая народную медицину, даже был в России. Добившись известности, Парацельс стал профессором медицины в Базеле. Первое, что он сделал, став профессором, стал читать лекции не на латыни, а на разговорном немецком. Лекции, оказавшиеся доступными большому кругу слушателей, поразили еще больше. Парацельс читал не по Галену и «Канонам» Ибн-Сины, как тогда было принято. Он рассказывал о собственном опыте врачевания! Мало того, Парацельс ввел для студентов-медиков занятия у постели больного. Медицина стала поворачиваться лицом к страждущему человеку.
Успехи Парацельса были «замечены» недругами. Парацельс судился с именитым пациентом, не заплатившим за его услуги, схватился с аптекарями, торговавшими дорогими, бесполезными снадобьями - сам он применял простые и действенные лекарства, в которых была лишь их необходимая «квинтэссенция». В знак отказа от официальной медицины он сжег публично «Канон» Ибн-Сины.
Из Базеля Парацельсу пришлось бежать, чтобы избежать ареста. Он вновь отправляется в пешее путешествие по Европе, полное лишений. Измученный борьбой с официальной медициной, он закончил свои дни в Зальцбурге (Австрия).
И все-таки новая, негаленовская медицина постепенно прокладывала себе путь. Профессор Падуанского университета Джованни Баттиста Монтано (1489—1552) был убежден, «что учить медицине можно не иначе, как посещая больных», по сути, тоже отрекаясь от схоластической медицины.
Везалий, анатом и хирург (1514-1564), продолжил дело Парацельса. В 1543 г. в Базеле вышла его главная книга «О строении человеческого тела». В приведенном в этой книге описании строения органов и систем были указаны многочисленные ошибки предшественников Везалия, в том числе и Галена. Авторитет Галена был низвергнут. Везалий впервые представил врачам истинное строение человеческого тела.
Не сразу, конечно, лекари прекратили лечить от всех болезней кровопусканием, а при чуме прикладывать сушеных жаб к телу. Не сразу перестали прижигать огнестрельные раны раскаленным железом и кипящим маслом - считалось, что таким образом спасают человека от порохового яда.
Первым прекратил издевательства над ранеными французский военный цирюльник Амбруаз Паре. В 1536 г. ему просто не хватило на всех раненых масла, и он наложил чистые повязки с мазью из яичного желтка на розовом масле. Наутро эти раненые чувствовали себя намного лучше своих товарищей, которым раны залили кипящим маслом – тех лихорадило и припухлые раны страшно болели.
Вряд ли талантливейший врачеватель Паре стал бы мучить своих раненых, если бы хоть немного знал физиологию. Но такой науки еще не было. В 1628 г. Уильям Гарвей описал малый и большой круг кровообращения, что и послужило началом этой новой отрасли медицинских знаний.
К концу XVII - началу XVIII в. медицина выкарабкалась, наконец, из паутины схоластики. В Лейденском университете (Голландия) Герман Бурхаве (Бургав) организовал клинику, в которой стали заниматься его студенты, съезжавшиеся к нему со всей Европы. Они прозвали его «Totius Europae praeceptor» - «всей Европы учитель». Бурхав создал клиническую школу, ставшую началом современной европейской и мировой медицины. Говорят, Петр I однажды прождал его ночь напролет для того, чтобы поговорить с ним.
Бурхав первым применил в медицине усовершенствованный термометр Фаренгейта, использовал лупу для анатомических исследований. Он заведовал кафедрами медицины, ботаники, химии, был ректором Лейденского университета. Его учеником был основатель первого в России лечебного учреждения - Московского военного госпиталя Н.Д. Бидлоо.
Повернувшись лицом к больному, медицина, к сожалению, не обрела новых средств его излечения. Как в XVI, так и в XVIII вв. это были все те же кровопускания, клистиры, слабительные, рвотные средства. Однако фармакология, начавшаяся с Парацельса, уже выработала немногие, но эффективные лекарства.
К 1837 г., когда погиб А.С. Пушкин, медицина накопила немалый опыт лечения огнестрельных ранений. Но лечить проникающее ранение в живот тогда не умели – эфирный наркоз появился через 10 лет после смерти Пушкина, а антисептики через 50. Пушкина лечили по правилам того времени – чистая повязка на рану, для обезболивания опий. Когда появились воспалительные процессы, в качестве слабительного стали давать каломель (хлористую ртуть!), лавровишневые капли, делали компрессы и промывание, а так же ставили пиявки на живот. Лечили его лучшие врачи Петербурга, во главе которых был Аренд, один из лучших хирургов России.