Сын александра блока

Маркс Тартаковский
               
БОРИС ПАРАМОНОВ, "НАШ ФИЛОСОФ в Нью-Йорке", регулярно просвещал радиослушателей "Свободы"насчет сексуальных пристрастий русских классиков. Такой вот весомый вклад в отечественную словесность. Многое сказано им об Анне Ахматовой и Марине Цветаевой, о Мандельштамах - жене и муже, о Герцене с Чернышевским, об Антоне Чехове и Антоне Макаренко, об актрисе Фаине Раневской и прочих замеченных Б. Парамоновым лицах.

И конечно же, об Александре Блоке и Любови Дмитриевне Менделеевой, об их странном белом браке...

Все это компетентно, с большим знанием дела, точно сам свечку держал.

Должен, однако, с прискорбием сообщить, что и философы порой дают маху. (Я здесь не об австрийце Эрнсте Махе, прищученном в своё время Владимиром Ильичом).
Как удалось выяснить, увы и ах, Александр Блок не был импотентом.

Сам я, само собой, "свечку не держал", но - был лично знаком с сыном Александра Александровича - Александром ПЕТРОВИЧЕМ Нолле, которого многие обитатели писательских домов вблизи московского метро "Аэропорт" должно быть еще помнят как члена домкома, неутомимого общественного деятеля, члена ССП А.П. Кулешова.

Происхождение псевдонима посейчас неизвестно мне, тогда как с фамилией и отчеством всё для вас прояснится далее.
         
КАК И ПРЕЗИДЕНТ СОЕДИНЕННЫХ  ШТАТОВ (Клинтон как-то высказался), я против клонирования. Я - за то, чтобы у каждого был свой шанс возникнуть, прорасти и раскрыться. Как говорят китайцы, пусть расцветают все цветы.

Я сам задолго до президента пришел к такой мысли. И вот при каких обстоятельствах.
Когда я был сравнительно молод, мне определенно благоволил писатель Александр Петрович Кулешов. Не знаете такого? Значит, вам не попадалась на глаза брошюра "Советские спортсмены в борьбе за мир", выходившая, между прочим, почти ежегодно ("13-е изд., испр. и доп."...) самым массовым тиражом. Кроме того, А.П. публиковал спортивные новеллы. Но, к чести его будь сказано, никогда не сравнивал себя ни с Мопассаном, ни с Чеховым, ни даже с Юрием Нагибиным, которого знал лично.

Когда он поучал меня (а он любил это делать), я никогда не слышал от него, что надо-де повышать литературное мастерство, читать классиков, брать с них пример, тому подобные глупости. Нет, его поучения были сугубо практическими.
- Пора, наконец, стать членом Союза писателей!
- Кто меня туда возьмет?..
- Но вы даже не подаёте документы! Некоторые подают по пять и по восемь раз. Только так! Имейте в виду: вода камень точит. А если необходима более строгая аргументация, вот она: количество рано или поздно переходит в качество. Научный факт!

Это произносилось с неизменной улыбочкой, потому что А.П. определенно был незлым человеком. Он пересказывал мне содержание своей очередной новеллы, ждал моего вялого одобрения и заключал обычно так:
- Вы, вероятно, слышали, что я собираю очередной сборник спортивной прозы. Меня устраивает, как вы пишете. О прочем вы догадываетесь...

Я догадывался и катал очередной очерк. Гонорар приходил не скоро, но неизменно. И при очередной встрече А.П. так же неизменно вручал мне авторский экземпляр сборника - зачастую, между прочим, в почти роскошном переплете с тиснением, где на фоне знаменитых тогда имен - того же Нагибина, Льва Кассиля, Юрия Власова, Анатолия Алексина с Юрием Яковлевым (помните ли таких?), самого А.П. - моя фамилия выделялась неуместной протяженностью.

И А.П. однажды в самых деликатных выражениях предложил мне придумать для себя четкий, краткий псевдоним. А так как в разных редакциях мне это уже предлагали, я сходу спросил:
- Псевдоним - Кац. Вас устраивает?
- Не петушитесь, - успокоил А.П. - У нас в ССП сплошь евреи - и ничего, как-то обходимся.

Сам А.П. фигурировал в сборниках сразу в двух ипостасях: как Александр Кулешов, один из авторов, и как редактор-составитель - А.П. Нолле. Но псевдоним так прирос к нему, что и хоронили его только как Кулешова - "прозаика, очеркиста, общественного деятеля".
Но я забежал вперед.

Фамилия Нолле казалась благородной, иноземной, с неким шармом загадочности. Сама по себе выглядела куда более удачным псевдонимом, чем вполне плебейская - Кулешов. Тем более, что нашими современниками тогда были несколько довольно известных Кулешовых, попавших даже в энциклопедию.
Я спрашивал А.П. о причинах употребления псевдонима, о происхождении его собственной звучной фамилии. И был бы вполне удовлетворен, если б он ответил мне хоть как-то внятно. Внятно же объяснял он мне, скажем, преимущества любовниц перед законными женами, из чего выходило, что в жены можно брать кого угодно, тогда как любовнице надлежало быть как минимум темпераментной (по нынешней терминологии - ****овитой)...

У него была симпатичная же теория на сей счет, которую я не припомню; но помню, как разжигалось мое непрошенное любопытство, когда он уклонялся от вышеупомянутых вопросов насчет псевдонима и фамилии. Можно сказать, он сам виноват в том, что я расширил сферу своей любознательности. И однажды услышал от Льва Филатова, футбольного философа, теоретика и комментатора (в миру тогда - главного редактора газеты "Советский спорт"):   
- Неужели не знаете? Александр Петрович - сын самого Блока!
- Какого Блока?
- Как это - какого? Того самого - поэта!
      
АЛЕКСАНДР БЛОК СКОНЧАЛСЯ 7 августа 1921 г. Дата рождения Александра Петровича Нолле стала мне известна без каких-то особенных ухищрений с моей стороны. В ноябре 1971 г. он неожиданно пригласил меня к себе в гости в писательский дом у метро "Аэропорт". Мне показалось, что возникла какая-то деловая необходимость, - но мы вполне могли бы встретиться и в издательстве, и просто в метро...
      
А.П. встретил меня почему-то в майке и гимнастических трико со штрипками. Впрочем, он был так сказать старшим товарищем и пребывал в собственной квартире. Несколько удивило последующее. Едва я вошел в прихожую, еще в пальто, он выпятил грудную клетку, подобрал живот и напрягся, расставив согнутые руки, как делают подростки, демонстрируя силу.
- Ну, как? - довольный спросил он.
- Нормально, - сказал я.
- Можете пощупать бицепсы, - разрешил он.
Я пощупал из вежливости.
- А мне уже за пятьдесят!..
Я выразил свое восхищение.
Удовлетворенный, он облачился в пижаму и осведомился:
- Предпочтете "Кьянти" или "Мартини"?
- Да все равно. (Я попросту не понял, о чём это он).
- Натуральное, заметьте. Прямиком из Безансона, - подчеркнул А.П., выставив передо мной какую-то бутылку.

Он, действительно, только что вернулся из Европы; вообще, любил намекнуть на подобное обстоятельство, но - без деталей. Однажды, впрочем, проговорился, что окончил странный институт - военных переводчиков. Но когда я полюбопытствовал, чем это военный перевод отличается от гражданского, вдруг ни к селу ни к городу ответил:
- Как говорят французы, лучшие новости это отсутствие новостей.
И добавил:
- Вы помните, конечно, что Шерлок Холмс даже не догадывался, что Земля - круглая?
Я этого не знал.
- Вы не читаете классиков. Это прискорбно. - Он улыбнулся, давая понять, что шутит. - Для сыщика в его деле даже как-то проще думать, что Земля - плоская.

Я никогда больше не задавал ему лишних вопросов.
      
Внезапное гостеприимство в тот день, думаю, связано было вот с чем. Незадолго до того я, при получении очередного гонорара, из подхалимажа, конечно, но и с искрой благодарности, пригласил его в ресторан. В "Пекин", где до того не был ни разу. Он там деликатно помогал мне справляться с неловкостью, трогательно позаботился о моей платежеспособности, мастерски составив меню в пределах приемлемой для меня суммы. Похоже, он и в Китае побывал...
Когда я спросил его об этом, он вскользь назвал себя полпредом нашей писательской общественности.
       
ВОТ ТАКУЮ НЕЗАУРЯДНУЮ ФИГУРУ я имел удовольствие видеть в естественной домашней обстановке.
- Собираю очередной сборник, - сообщил он, разлив по рюмашкам, - о наших олимпийцах-медалистах. Привлекаю крупные писательские силы. Нагибин обещал... Вам нравится заголовок - "Золотой дождь"?

Помнится, в тот раз он все же обошел меня. Взамен греющего ожидания гонорара пришлось удовольствоваться лишь этим гостеприимством.
Помню обстановку квартиры - незаурядную и для такого незаурядного фирменного дома, сверху донизу населенного советскими писателями.
Уже прихожая - в регалиях: коллекция спортивных значков на бархатном полотнище в полстены, костяные нэцкэ из Японии, болтающиеся на резинках деревянные раскрашенные скелетики из Мексики, еще что-то... Хозяин побывал и на тех и на других Олимпийских играх, а до того - и в Риме, и в Мельбурне, кажется, даже в Хельсинки, где в 1952 г. советские олимпийцы, выступая впервые, утерли нос Соединенным Штатам и заслужили похвалу Вождя Всех Народов.

Воистину А.П. был полпредом! Для советского писателя (не говоря уже о прочих наших гражданах) крупной удачей был любой вояж за рубеж. Он выпрашивался, вымаливался, выбивался; количество таких вояжей (что непременно отмечалось даже в воспоминаниях потомков, даже в некрологах!) свидетельствовало о статусе писателя: до десятка турне в капстраны - маститый, за два-три десятка - фактически классик.

Низовой писатель добивался такой привилегии годами, подчас всю жизнь. Тогда как А.П. бывал за рубежом по двадцати раз в году! И раскрашенные безделушки в прихожей были всего лишь прелюдией к подлинным трофеям, замечаемым не сразу. Вот, например, качественная сантехника (не голубой даже - прямо-таки небесно-лазурный унитаз и пр.), благодаря чему квартира А.П. выделялась даже и в этом элитном доме. 
         
Но дивная сантехника не была, конечно, самоцелью. А.П. черпал за рубежом сюжеты для своих новелл; тогда как для главного своего труда "Советские спортсмены в борьбе за мир" зачерпнул все же из отечественной действительности.
Но именно в инобытийной тематике  он чувствовал себя воистину Колумбом. И вот уже собирался в очередной вояж - можно сказать, на поиски своей Музы...

В этот момент через гостиную прошла супруга А.П. с ироническим, как мне показалось, выражением на лице. Мы безмолвно поклонились друг другу, и она исчезла где-то в недрах квартиры.

Что еще?.. Электрический камин, регулярно вспыхивающий. Книжный шкаф с корешками подписных изданий, искусно подобранными по цвету. Бар, встроенный в этот книжный шкаф, с батареей замысловатых бутылок. И так далее. Все зарубежное, кроме, разумеется, самого хозяина - вполне отечественного качества.

-  Вам первому (он всосал из рюмашки) - потрясающую новость! Вы видели, конечно, в "Литературке" поздравление к моему пятидесятилетию? Вот этот номер. (Газета была развернута на письменном столе под массивным стеклом). К шестидесятилетию - это сколько бы еще надо ждать, к семидесятилетию - пожалуйста, каждого поздравляют, без разбора... Но вы посмотрите, вы специально поинтересуйтесь - как редко поздравляют у нас с пятидесятилетием! Ну, разве что какого-то там национала, какого-нибудь кабалкаробардинского  - шутка! - классика, ну, само собой, Сергея Михалкова, Симонова, Грибачева... Нет-нет, поинтересуйтесь, скольких трудов это мне стоило! Почти год жизни ухлопал. И это не все! Я вас тут внес в список приглашенных на банкет по случаю моего юбилея. Вот посоветуйте: какой зал абонировать в нашем ЦДЛ - Большой или Малый? Все это не так просто! Я специально пошел на чужой банкет именно в Большой зал - и знаете, что мне не понравилось? Пустовато как-то. Человек двести там просто не смотрятся. А вот если б в Малом зале, многие толпились бы в прихожей. Эффект другой!..

- Но поздравление уже давно было... - сказал я, посмотрев на газету под массивным стеклом.
- Нет, вы все-таки очень далеки от нашей жизни. Не представляете, каких трудов стоило выбить такой банкет. Год жизни угроблен, уверяю вас! Да, приходится отмечать на полгода позже. Лучше поздно, чем никогда!
- Но, в самом деле, впереди еще и шестидесяти... и семидесятилетие. Вы ведь сами находите, что прекрасно выглядите... - От смущения я уже стал заговариваться.
- И восьмидесятилетие, и дальше. И, раз уж между нами, о некрологе в "Литературке" тоже придется позаботиться заранее. - Он рассмеялся. - Учитесь жить, молодой человек!

80-ЛЕТИЯ НЕ БЫЛО. НЕ БЫЛО И 70-ЛЕТИЯ. Жизнерадостный А.П. скончался от сердечного приступа на пороге этой даты, - разумеется, не как мы, прочие, в родных пенатах, но - в странствиях, помнится, в уютном Стокгольме.       

Было ли затребовано само тело обратно в Москву?.. Некролог определенно был: "писатель... деятель... безвременно...". Цитирую, конечно, по памяти.
Но опять забегаю вперед.

На юбилее в Малом зале ЦДЛ я был в числе приглашенных.
В президиуме по правую и левую руку от юбиляра - "классики нашей советской литературы"(так их представил сам юбиляр) Юрий Нагибин и Анатолий Алексин. Ожидался Евгений Евтушенко. Его не было. В первом ряду лицом к лицу с президиумом - делегаты от чествующих организаций: почему-то представители милиции и пожарной охраны в мундирах и представитель дипкорпуса - болгарин, который в своем выступлении назвал Россию - матушкой.

Провозглашались и подносились приветственные адреса. За литературные заслуги юбиляру был вручен Диплом почетного пожарного. Он сиял и целовался с каждым оратором. Писатель Нагибин тепло вспоминал давнюю - без малого 40 лет назад! - случайную встречу двух интеллигентных, из литературных семей, московских мальчиков, их чинную беседу. "Это ваш папа - известный писатель Рыкачев?" "А это вашего знаменитого папу упоминал сам Маяковский?
Чтобы врассыпную разбежался Коган,
встреченных увеча пиками усов... "

При этих словах А.П., успевший поцеловаться с Юрием Марковичем авансом, еще до выступления, слегка омрачился. Казалось, случайно приоткрылась какая-то ненужная подробность его жизни. Опытный оратор тут же перекрыл это замешательство высочайшей патетической руладой:   
- Вся жизнь и творчество нашего юбиляра полностью и без остатка укладываются всего в две краткие поэтические строчки:         
"Его шекспировские страсти
посвящены советской власти!   
Тут все облегченно заулыбались и захлопали, реабилитируя таким образом счастливого юбиляра с его, как выяснилось, слегка подмоченным происхождением.

Распорядитель вечера Анатолий Алексин обратил наше внимание на замечательную скромность Александра Петровича:
- По просьбе юбиляра мы отмечаем только литературную сторону его поистине многогранной деятельности. Я говорю об его новеллах, известных каждому из его друзей. Я бы назвал их поистине мудрыми притчами. Автор не понаслышке знает беспросветность западной жизни. Конечно, в пересказе и "Анна Каренина" звучит пошло, но, если вкратце, по существу, я рискну. Так вот, у героя притчи "Шапка по кругу" заветнейшая мечта - стать велогонщиком. Дело, заметьте, происходит в солнечной Италии. Он отказывает себе буквально в куске хлеба, лишь бы накопить лир (у них там лиры) и купить велосипед. Вот, наконец, она - искомая сумма! Но в кармане (неожиданный сюжетный ход!) представьте, дырка. Трагедия и отчаяние героя! Соседи - простые люди, такие же, как он, бедняки - пускают шапку по кругу. Обычная, представьте себе, классовая солидарность. Гордый парень отказывается от этих денег. Друзья заверяют, что это его деньги: их случайно подобрали на дороге. Но - и тут еще один поворот волшебным ключиком сюжета! - выпавшие купюры, представьте себе, в самом деле найдены...
Слезы наворачиваются на глаза, когда видишь этот безотрадный и страшный мир чистогана, - и писатель Алексин действительно протёр угол левого глаза.

 - А вот притча о человеке, случайно выигравшем в телелотерее право на бесплатные полеты лайнерами некоей западной авиакомпании. Ему (с рекламными целями, конечно!) присваивают шутовское звание - Адмирал воздуха. (Так, между прочим, озаглавлена сама притча). Уже он стар и нищ, бос и гол - и не умирает потому лишь, что летает взад-вперед на межконтинентальных линиях, где пассажирам положен бесплатный завтрак...

Тут тамада запнулся, заметив активное брожение зала. Пронесся слух, что банкетные столы в Дубовом зале ЦДЛ (А.П. обыкновенно называл его "Рыцарским") накрыты в количестве всего шести штук...

ТАК ВОТ, КОГДА ОТЫСКАЛИСЬ ДВЕ-ТРИ ЗАЦЕПКИ, я занялся нешуточными разысканиями. Критик Коган, Петр Семенович, лишь косвенно упоминается в моем правдивом повествовании, но, будьте уверены, без этого преданного супруга, беззаветно доверявшего своей жене, ничто из описанного здесь не состоялось бы.

Сам он в своё время был фигурой небезызвестной. Имя мелькало в книжных сносках, комментариях и указателях. Попалось мне и в Литературной, и в обычной энциклопедии. В примечаниях к одному из блоковских томов оно неожиданно связалось с искомым: девичья фамилия Надежды Александровны, его супруги, - Нолле.

Моя исследовательская прыть поугасла, когда выяснилось, что в постельном белье поэта рылись еще при его жизни, да и незачем было заходить так далеко. Н.А. сама не делала тайны из своей близости с Блоком. Гордилась ею. Правда, нигде прямо не говорилось об интимной связи. Напротив, попадались какие-то противоположные сведения: "Блок активно уворачивается от женщин. Увязывается ли это с его похвальбой о трехстах мужских победах?""Казановой тут и не пахло"... Что-то в этом роде.
Пришлось сопоставлять факты.

Они, Поэт и госпожа Нолле, переписываются с 1913 г. Встречаются с ноября 1914 г. Ей 26 лет, ему всего-то на 8 лет больше. Она отмечает нечто чрезвычайно привлекательно-нордическое в его внешности. Блок, по ее словам, ценит в ней не только боготворящую его поклонницу, но и чуткую собеседницу.

Законного супруга Н.А. упоминает лишь в следующей связи. В свой приезд в Москву в мае 1920 г. поэт (ему 40 лет) почти две недели живет в трехкомнатной квартире Коганов (Арбат, 51). "Петр Семенович тотчас же заявил, что кабинет, как самую удобную комнату, надо отдать Блоку". (Невольно вспоминается самое широкое благоволение четы Бриков "душевно бесприютному"Маяковскому)...

Блок признается Н.А. все в той же бесприютности. "В августе 1920 г. я поехала в Петербург и прожила там до конца сентября... Однажды после обеда, в прохладный осенний вечер, мы вышли с Александром Александровичем прогуляться и направились к Летнему саду... И вот в этот вечер Блок поведал мне о том, что тяжким бременем долгие годы лежало на его душе и темной тенью стлалось над светлыми днями его жизни. Рассказывать об этом я не считаю себя вправе, ибо дала слово Блоку никогда и никому об этом не говорить<...> В конце сентября я уехала" (обратно в Москву, к мужу).

Из воспоминаний Надежды Александровны Коган (как-то очень кстати, перед самой своей преждевременной кончиной, предоставленных в машинописной копии сыном Надежды Александровны, членом ССП А.П. Кулешовым, Литературному архиву СССР):
"В августе 1920 г. я поехала в Петербург и прожила там до конца сентября<...> Приехав двумя днями ранее условленного срока, я позвонила Александру Александровичу<...> В конце сентября я уехала" (обратно в Москву, к мужу).

Здесь опускаю (за недостатком места) - о свиданиях с Блоком, их прогулки, откровенные беседы. Сами сроки, сопоставленные с рождением сына в июне следующего года, не оставляют и тени сомнений в правоте Цветаевой. Все это -  не для того , чтобы уличить поэта в адюльтере (он не раз сам себя в этом уличал), но дабы последующие рассуждения не повернули читательскую мысль на близко наезженную тропу. Рождение сына что называется под занавес, да хотя бы и сам факт адюльтера, вполне подтверждает сексуальную состоятельность сорокалетнего поэта.

Он, предчувствуя кончину, в письме Н.А. Нолле-Коган от 8 января 1921 г.: "Жалейте и лелейте своего будущего ребенка; если он будет хороший, какой он будет мученик, - он будет расплачиваться за все, что мы наделали, за каждую минуту наших дней.
Преданный Вам Александр Блок".
         
Личная подпись выделена самим автором. Как бы документирована.

БЫЛ ЛИ ХОРОШИМ ЧЕЛОВЕКОМ Александр Петрович, появившийся на свет в июне 1921 г., не уверен; мучеником он не был, - это точно.
Своим легким мажорным характером слишком не похож на папу?.. Я спросил его однажды, сочиняет ли он стихи. Сочинял ли в юности? Он вдруг цепко взглянул на меня и внятно произнес:
- Никогда. Зачем?

Это так. Но, конечно, кроме папы была еще и мама. И как сказано кем-то, на потомках гениев природа отдыхает. Вот и отдыхала.
Согласитесь, после сотворения Блока не сразу удаётся перевести дух.

Все же, быть может, остаются сомнения. С конца сентября по июнь - конечно, нормальный акушерский срок. Видя цветущего и в пятьдесят лет А.П., можно было быть уверенным, что родился он вполне доношенным ребенком. На всякий случай, прибегнем к открытому мной потом абсолютному свидетельству.

Из Праги М.И. Цветаева - Р. Б. Гулю 30 марта 1924 г.: "...Странно, что в Россию поедете. Где будете жить? В Москве? Хочу подарить Вам своих друзей - Коганов, целую семью, все хорошие. Там блоковский мальчик растет - Саша, уже большой, три года. Это очень хороший дом".

Она же - ему же 11 апреля 1924 г.: "Вы спрашивали о сыне Блока. Есть. Родился в июне 1921 г. за два месяца до смерти Блока. Видела его годовалым ребенком: прекрасным, суровым, с блоковскими тяжелыми глазами (тяжесть в верхнем веке), с его изогнутым ртом. Похож - более нельзя. Читала письмо Блока к его матери, такое слово помню: - "Если это будет сын, пожелаю ему только одного - смелости". Видела подарки Блока этому мальчику: перламутровый фамильный крест, увитый розами<...>, макет Арлекина из "Балаганчика", - подношение какой-то поклонницы<...>. Видела любовь Н.А. Коган к Блоку. Узнав о его смерти, она, кормя сына, вся зажалась внутренне, не дала воли слезам. А десять дней спустя ходила в марлевой маске - ужасающая нервная экзема от "задержанного аффекта".
Мальчик растет красивый и счастливый, в П.С. Когане он нашел самого любящего отца. А тот папа так и остался там - "на портрете".
Будут говорить "не блоковский" - не верьте: это негодяи говорят".

УМЕСТНА, НАКОНЕЦ, НЕБОЛЬШАЯ СПРАВКА О ЛЮБЯЩЕМ ОТЦЕ. В какой интеллектуальной атмосфере рос будущий советский писатель? Судите сами, сказалось ли это на нем.
Задумайтесь над соотношением генетических предпосылок и внешних обстоятельств.

Петр Семенович Коган - известный в оные годы литературовед и критик, автор солидных многотомников, выдержавших в общей сложности более двух десятков изданий: "Очерки по истории западноевропейской литературы", "Очерки по истории новейшей русской литературы", что-то еще такое по истории греческой литературы...

Известно, стиль - это человек. Уместен поэтому типичный образец стиля Петра Семеновича из очерка об одном из мастеров прозы нашего "серебряного века"Борисе Зайцеве:
"Россию писатель любит за её "широкие сени" (! - здесь и далее М.Т.), за "синеющие дали верст", за "ласковый и утолительный (!) привет безбрежных нив", за то, что "берет она на свою мощную грудь бедных сынов своих, обнимает руками многоверстыми (!), поит известной (!?) силой..." Река Ока у истинно русского человека "легла вольным зеркальным телом, как величавая молодка..."

Я бы отметил здесь сразу два стиля: русский, тяготеющий к былинности ("Ой ты, гой еси...") и еврейский местечковый восторг перед этой эпической ширью.

Ну, не мог Петр Семенович знать тогда, в 1910 году, что вскорости случится чёрт-те что - революция! - истинно русский писатель укатит в эмиграцию и объявится там "христианским мистиком с отчетливыми антисоветскими взглядами"(СЭС)...

Что ни говорите, вовремя почил наш критик, о чем сынишка его в свое время естественно поскорбел.
Знакомился ли он с творчеством папы? Не отсюда ли истоки его собственного стиля?..

П.С. Коган, президент советской Академии художественных наук (!), упокоился в 1932 году в Москве, само собой, на Новодевичьем, зарезервировав таким образом родственное место для жены (1966 г.) и для сына (1990 г.)...

ПИСАТЕЛИ ЛЮБЯТ ПИСАТЬ ДРУГ О ДРУГЕ. Это понятно. Это существенно повышает взаимный рейтинг. Достоевский тепло отозвался о  Пушкине, Чехов и Толстой - друг о друге, Горький - о Толстом и Чехове, Федин - о Горьком, еще кто-то - о Федине... Активный литературный процесс. В писательские ряды вливаются все новые силы.

Я был уверен, что где-то кто-то упоминал и об Александре Кулешове. Предпринял разыскания. Перерыл тома. Конечно, А.П. - не Лев Толстой. С Толстым вообще проще: он практически не покидал своей Ясной Поляны, тогда как А.П. побывал и в Австралии. И в  воспоминаниях современников не могли не отразиться обе ипостаси этой бурной жизни: в пределах отечества и - вне его пределов.
 
Я все-таки нашел то, что искал. Рассказ Юрия Нагибина "Полет с президентом" начинается так: "Мы - писатель Александр Кулешов и я - летели из Браззавиля в Москву через Париж".

И все? И все. Этого недостаточно? "...из Браззавиля через Париж..."! С президентом! (Правда, вшивенькой республики, где военные перевороты с частотой, примерно, наших погодных сезонов).   

А вот реалистическая "Иванькиада" Владимира Войновича - об ещё близкой нам отечественной действительности, художественное отражение эпических жилищных проблем. На правлении ЖСК "Московский писатель" сам автор В. Войнович открыто и публично, в присущей ему манере, заявил права на освободившуюся жилплощадь. Далее по тексту:
"- Наглое заявление, - сказал кому-то член правления ЖСК А. Кулешов".

И все? Да, все. Я знаю многих, вовсе не замеченных художественной литературой. Думаю, это не справедливо. Почему только так: "Жизнь Замечательных Людей"? А с незамечательными как же? На десяток замечательных членов бывшего Союза Советских писателей тысяч десять тоже, между прочим, незамечательных, но вполне живых душ. Они-то и есть (были!) те самые широкие массы (писательские или другие), которые, согласно марксистской диалектике (вроде бы до сих пор не отмененной никем?) являются подлинным творцом истории. Это они, а не кто-то один - замечательный в своем роде, составляют подлинную физиономию эпохи - и, значит, вне очереди могут рассчитывать на благодарную память потомков.

Единственная трудность (перед которой обычно пасуют мемуаристы): кого же избрать в полномочные представители такой монолитной спаянной массы? Случай помог мне: сын гения самой судьбой выделен и отмечен.
Да, я не ставил своего героя в один ряд с другими, куда более известными и, может быть, заслуженными писателями. Выдерживал дистанцию. Но не думаю, чтобы я хоть как-то очернил его. Это ни в коем случае не входило в мои намерения. Все-таки, он благодетельствовал мне.

А я тогда был бомжем в столице (без жилья и московской ПРОПИСКИ), скрывал это как мог и подрабатывал случайными редакционными заданиями. Вот так шесть лет (1955-1961 гг.) Самому не верится!
Мне кажется, А.П. о чем-то догадывался, потому что ни разу не спросил меня, где я живу, как семья, родители, ел ли я сегодня и не ночую ли на вокзале. Мог, наверное, каждую минуту заложить и сдать. Но, заметьте, не заложил и не сдал. Спасибо ему за это!
И пусть, конечно, расцветают все цветы!

P.S.
С.Кузнецов. Rockville, MD USA.
- Прочитал "Сына Александра Блока" М. Тартаковского - и получил удовольствие: интересно и прекрасно написано. Жаль, автор не добавил, для полноты картины, что А.П.Кулешов, при всём своём приспособленчестве, женат был на еврейке. Жена его, Анна Наумовна, скончалась несколько лет назад. Сейчас в Кулешовской квартире на Черняховского, 4 живёт их единственная дочь, Надежда Нолле. Схоронив нескольких мужей, она бездетна, ей за 60 - род Блоковский прервался... Впрочем, А.П.К. всю свою жизнь пользовался большим успехом у женщин, так что - кто знает?