После концерта их встретил дождь. Словно преданный пес, привязанный к столбу, он терпеливо ждал их на улице и, наконец дождавшись, бросился на них с таким ликованием, которое только можно вообразить в живом существе. Огорошенные такой встречей, парень и девушка захохотали, крепче взялись за руки и… помчались по лужам, не жалея ног. Дождь бил в лицо, пробирался за шиворот, щекотал их голые плечи. На девушке было тонкое платье, оно мгновенно промокло, и длинная юбка затрудняла бег, то и дело норовя сбить девушку с ног, но девушка не сдавалась, поправляла юбку одной рукой, а другой только крепче сжимала ладонь своего надежного спутника. Спутник, тем временем, тщетно пытался сдуть с лица налипшую прядь и, поглядывая на девушку сквозь промокшую челку, с каждой секундой все больше влюблялся. Заметив, что силы девушки начали иссякать, он резко притормозил, сгреб девушку в охапку и начал страстно целовать ее: в щеки, в лоб, в нос, в губы, снова в щеки. Мокрый, продрогший мир неистово вертелся вокруг них, они же – задыхались, им было до невозможности жарко.
Парочка мчится дальше, мимо проезжают одинокие автомобили, и ни одного автобуса. Парень начинает переживать за здоровье своей невесты, пытается согреть ее маленькие ладошки своим дыханием и молча требует у неба: спаси, доставь нас домой! Дождь неистовствует, пирует, и на улицах кроме них ни души. Будто в городе – как во время обстрелов – совсем никого не осталось, а если и остались какие-то сумасшедшие, то они попрятались по подвалам и смиренно ждут решения своей судьбы.
«Трамвай, трамва-а-ай!!!», – с искренним изумлением вдруг кричит девушка, и в практически непроницаемый шум дождя действительно врезается звон трамвая. Парень радуется не меньше, но сдержанней. Он-то знает, что так удивляет его спутницу: трамваи не ходили здесь, кажется, целую вечность, и вид разбитых рельсов каждый раз омрачал ее нежное лицо. Они будто намекали, что уже никогда не будет так, как прежде, пугая и огорчая ее даже больше, чем зияющие дыры в жилых домах и воронки на детских площадках.
Трамвай со скрипом отворил свою тяжелую дверь, они забежали в салон. Девушка, подобрав подол, направилась занимать места. Парень задержался у кабины водителя, чтобы приобрести билеты, и, пока кондуктор отсчитывал сдачу, издали любовался своей возлюбленной, такой хрупкой и такой пронзительно красивой. Ее изящная пару часов назад прическа была до неузнаваемости преображена дождем, но девушка от этого ничуть не потеряла своего очарования. Даже похорошела, думал парень и едва сдерживал улыбку. Сдерживал, потому что улыбаться хотелось широко-широко, и он смущенно представлял, как глупо и нелепо будет смотреться такая улыбка на его грубом лице. Только вот влюбленные, счастливые глаза ему было не скрыть.
Глаза же девушки восторженно искрились, и трудно было понять, то ли на ресницах еще не высохли капли дождя, то ли девушка не может сдержать слез. Слез радости, слез облегчения, слез сомнения и веры. Веры в то, что этот трамвай не зря подобрал их в такую нелетную погоду, спасая от холода и отчаяния. От краха надежд и, возможно, от чего-то гораздо большего…
Он протянул ей талончик, она не глядя сжала его в руке, как сжимают нечто заветное и долгожданное, и прижала к губам. Он понял ее без слов и нехотя оторвал взгляд от ее лица. За мутным окном едва различимы были силуэты домов и деревьев. Жизнь замерла, но обещала вскоре непременно наверстать упущенное.
Это был их первый трамвай после войны. Билеты в таких трамваях сплошь счастливые…