Время потерь и обретений роман, ч. 3

                ВРЕМЯ   ПОТЕРЬ  И  ОБРЕТЕНИЙ   
               
                роман
               
               

                Часть третья
                (год 2006-й) 
         1

Был понедельник. Утренняя Москва лежала в розовой морозной дымке, из ртов пробегающих пешеходов, хлопающих дверей вестибюлей метро и магазинов вырывались белые клубы пара. На черных ветвях голых деревьев и на плохо расчищенных тротуарах лежал утоптанный серый снег. Небо было мутно-голубоватым  и в  воздухе  висели густые запахи бензиновой гари.
     Такси остановилось у  здания ЦНИИ. На просторной площадке перед входом тесно разместилось два десятка машин, у некоторых двигатели были включены и над ними клубились белые облачка пара. В примыкающем к зданию ЦНИИ новом роскошном многоэтажном здании гостиницы под громадным козырьком парадного подъезда стояли мужчины и женщины в дорогих меховых шубах, а почти у самой двери отеля с распахнутыми дверцами кого-то ждал неслыханно длинный  и  похожий на дремлющую  змею серый лимузин. 
     Вдали, занимая полнеба, уходила ввысь, растворяясь в утреннем тумане, гигантская многогранная махина высотного здания и, обтекая её с обеих сторон, с равномерным глухим шорохом безостановочно и деловито катился  неиссякаемый поток автомобилей.
     Бекер поднялся на ступени широкого крыльца и на миг остановился.

     Вчера он еще был в Харькове, лил холодный дождь, асфальт был в больших лужах, в них медленно опускались и таяли редкие снежинки. Ехать в Москву не хотелось. Заранее можно было предположить, что ничего путного из этого не получится. Но на согласовании  рабочих программ настаивал Гордеев, и в этом была вся странность. Если за этим не крылось что-то иное. То, на что ему намекнул Черемыш. 

     В минувшую среду Бекер условился по телефону с еще незнакомым ему  профессором Ханиным, который вел работы в том же направлении, что и отдел Бекера. 
     В предшествующие отъезду дни Бекер тщательно обдумал возможные пути сотрудничества и распределения работ, подготовил варианты формулировок общих позиций совместных  рабочих программ. Чтобы получше подготовиться, он попытался отыскать публикации Ханина. Но помимо нескольких малозначительных  статей в сборниках ЦНИИ последних двух лет так ничего и не нашел. Его это удивило и даже разочаровало. Хотя, возможно, подумал он, именно отсутствие значительных серьезных результатов и объясняет многое, в том числе странный, в основном, ретроспективный и архаичный по научному уровню доклад Гордеева на конференции, а также повышенный его интерес к работам его, Бекера, в дни пребывания в Харькове. И туманные, но не лишенные очевидного смысла, намёки Черемыша. И еще как бы шутливые слова Гордеева насчет готовности взять к себе не только компьютерные программы, но и его самого.

     Ханин оказался очень подвижным и всё время приторно улыбающимся человечком с копной всклокоченных черных волос и непрерывно шевелящимися пальцами рук.  Бекера он встретил, как старого знакомого.
     - Осенью я слушал вас на конференции,  - сказал он,  улыбаясь. - О, это просто восторг! Замечательно! Удивительно интересные результаты. Вы нас опередили, да, да, опередили, не спорьте!
      Они сидели в остекленном закутке, выгороженном  в большой комнате, где за удобными офисными столами с компьютерами находились шесть или семь сотрудников лаборатории. К каждому столу был приставлен стол поменьше с телефоном, принтером и передвижной настольной лампой. На стене напротив окон висела коричневая линолеумная доска, рядом лежали цветные мелки. 
      - Пойдемте! - Ханин порывисто вскочил и схватил Бекера за руку. - Я представлю вас своим ребятам! Они вас ждут.
     Они вышли в общую комнату, и Ханин представил Бекера.
     - Давайте сделаем так, - сказал он. - Вы, Валентин Георгиевич, коротко познакомите нас со своими работами и планами на будущий год. А мы поделимся с вами нашими планами. А потом обсудим общие рабочие программы.
     - Хорошо, - сказал Бекер. - Я готов.
   
     Он подошел к доске и внимательно оглядел сидящих. Это были молодые люди, возможно, аспиранты или недавние выпускники институтов. Все они были сотрудниками этого престижного  московского ЦНИИ. И по их лицам было видно, что уже одно это внушает им чувство превосходства. Лишь у двух  Бекер заметил проблеск интереса. Или, скорее, любопытства. Лица остальных выражали ленивое безразличие. Один вообще отвернулся и скучающе уставился в окно с ехидной ухмылкой.
     Всё понятно, подумал Бекер. Притащился провинциал из какого-то дурацкого  города Харькова.  Харьков? Это что, такой город? Он где? На Украине? А это что такое? Бывшая окраина, пригород России, прежний сателлит. И теперь, видишь ли, собрался  учить нас уму-разуму. Нас, Москву! Да ведь это просто  смешно! Что у них может быть  нового или интересного?  Глухомань, периферия, научные задворки.
    
       Бекер выждал минуту и в душе зло усмехнулся. Что ж, пусть так думают, сказал он себе, ожесточаясь. Сейчас я приведу их в чувство. Оживлю. Бояться мне некого и дипломатничать с ними я не стану. Начну прямо с них самих же.
    
       - В общих чертах я знаю, что делаете вы, - сказал он и взял в руку мел.- По вашим публикациям. И, конечно, по докладу на конференции вашего директора академика Гордеева. - Он сделал паузу. - Не знаю, был ли кто-нибудь из вас на этой конференции и слушал ли мой доклад. Поэтому скажу прямо. Главное отличие нашего подхода от вашего состоит в том, что мы отошли от традиционной, так называемой, классической теории. Мы разработали свою  и дали практические, инженерные решения. А для их проверки и подтверждения  достоверности нами создан специальный многофункциональный стенд для испытаний физических моделей, а также прототипов реальных приборов. – Бекер помолчал. - Но это тоже не всё. Одновременно мы разработали несколько компьютерных моделей, с помощью которых проверяем и подтверждаем или, наоборот, отвергаем наши теоретические выводы. И тогда на основе всего этого свои решения мы уточняем и корректируем. Детали при желании вы сможете найти в журналах и в моей монографии. Вот такие дела. - Он иронически хмыкнул. - А вы, как мне известно, всё еще работаете в русле старых теоретических представлений. И не просто старых – а, уж извините, устаревших, почти мертвых. Которые отвергнуты крупными учеными. Например, Мамедовым и Гуссейновым из Баку. Да и рядом зарубежных. - Он усмехнулся. - Так что от нас вы отстали. Притом, основательно. Не обессудьте, но это так.
      
       Он положил так и не понадобившийся мел и замолчал. То, что он только что им сказал, было резким, даже грубоватым и, безусловно, не очень дипломатичным,  особенно, в стенах этого института. Он это понимал. Но  нагло подчеркнутое и пренебрежительное выражение физиономий этих юнцов спровоцировало его на такие слова.
       В комнате наступила тишина. Он увидел, что юнцы переглянулись. Выражения ленивого безразличия на их лицах уже не было. Его сменило любопытство. И даже удивление. Прошла минута. Молчание нарушил Ханин.
     - Очень интересно, - проговорил он,  растерянно усмехаясь. - Но мы хотели бы посмотреть ваши…ммм…материалы. Например, по вашему стенду. А? И еще хорошо было бы увидеть ваши теоретические выводы. Понимаете, без этого судить трудно. Где можно это найти?
      - Пожалуйста, - сказал Бекер. Он видел, что его резкость их огорошила. Такой атаки они явно не ожидали. - Всё это есть. Я привез дискеты и трехминутный видеоролик по стенду. И два американских  журнала с моими статьями.
     На миг стало тихо. Затем Ханин растерянно сказал:
   -  О, прекрасно! Всё это вы нам оставите?
   - На эти несколько дней. Что же касается согласования рабочих программ, ради чего, собственно говоря, я приехал, то, думаю, это нам нужно немного сдвинуть. Чтобы у вас было время ознакомиться с моими материалами.
      - Да, да, - выкрикнул Ханин.- Именно так! Давайте теперь вернемся ко  мне, и вы всё передадите. И ваш проект общей программы работ. А я попытаюсь вникнуть и  увязать с нашими работами.
 
     Бекер передал Ханину привезенные материалы и попрощался. На улице он взял такси и поехал в гостиницу «Эрмитаж». Номер был заказан заранее, и оформление прошло быстро. Он поднялся к себе и сразу же набрал телефон Ольги. Она была в институте.
    -  Ох, Валик, а я жду твоего звонка и волнуюсь. Ты сейчас где? В  ЦНИИ?
    - Уже в гостинице. Им я оставил свои материалы. А разговор, думаю, состоится завтра или послезавтра. Я их не тороплю – пусть вникнут. Ну, а пока, - он засмеялся.- А пока я жду тебя вечерним поездом. 
    - Но я смогу быть в Москве лишь один день. И завтра вечером уеду. А когда ты уезжаешь домой?
    - Еще неясно. Определюсь после разговора с Ханиным. Ты его знаешь? Меня он не впечатлил. Отнюдь.
    - Знаю по публикациям в наших сборниках. В основном, это компиляции  или  пережевывание старого. Так что, думаю, главный разговор у тебя состоится не с ним.
    - Похоже на то. Ладно, Оленька, до скорой встречи. 
            
           2

В номере было прохладно, от окон шел холод. Бекер плотно задвинул шторы, включил люстру и внимательно посмотрел на Ольгу. На ней было серое шерстяное платье, белокурые волосы собраны в пучок на затылке и перехвачены черной лентой. Она зябко ссутулилась и накинула на плечи вязаный платок. Прическа делала её старше и выглядела она уставшей и озабоченной.
     Он обнял её и поцеловал. Она вяло ответила. Они стояли, обнявшись, и каждый ощущал близость другого. Она  спрятала лицо у него на груди.
     - Ох, Валя,- проговорила она, не поднимая головы. -  Если бы ты знал, как мне одиноко. Я одна, я скучаю. А ты так далеко. И еще эта зима. Я так её ненавижу, зиму, холод. Кажется, будто, остывают все чувства.
     - И мне без тебя плохо. Почему ты приехала только на один день?
     - Послезавтра отчет по моей теме. Но главное, что рецензентом дали мне Сытина. Это в отместку за мой отказ перейти к нему в отдел. Воображаю, что он напишет. Потом  полгода придется переделывать.
     - Сволочь. Это всё из-за идейных разногласий  с Флавицким?
     Она тихонько усмехнулась.
     - Не совсем. Скорее, из-за меня. Моей неподатливости. Он считает себя неотразимым сердцеедом и не может простить, если встречает отпор.
     - Были поползновения?
     - С этого всё и началось.
     Бекер зло хмыкнул.
     - Такие донжуаны есть и у нас. Постарайся не показывать ему, что боишься его замечаний. Соблюдай спокойствие и надменно улыбайся. Ему это будет досаднее всего. 
     - Постараюсь.
     Он посмотрел на часы.    
     - Семь вечера. Где будем ужинать – в ресторане  или закажем  в номер?
     - В номер.
     - Тогда выбери меню. А я подумаю о хорошем согревающем. И еще вопрос – у тебя новая прическа.  Почему?
     - Тебе не нравится?
     - Очень не нравится. Ты какая-то не такая.
    Она помолчала.
     - А я теперь вообще не такая. Живу так, будто хочу поскорее израсходовать время жизни. Хожу на работу, в театры и на выставки, поливаю цветы, ухаживаю за Рогнедой. Это кошка еще моей мамы, уже старушка. По человеческим  меркам  ей сто лет. Вот и всё.
     - Но ведь ты давно так живешь.
     - Пока не знала тебя. А теперь такая жизнь мне опротивела. Чувствую, что увядаю. Как растение без воды. Превращаюсь в сухой и злой колючий кактус. - Она высвободилась из его рук и улыбнулась. -  Сейчас я чуть-чуть похорошею. Хорошо? Где тут ванная комната? Дай мне пять минут. А  пока организуй ужин.

      Она ушла в ванную комнату. Бекер заказал ужин и сел в кресло. Прошло четверть часа. Что-то изменилось в  наших отношениях, подумал он. Что-то исчезло. Погасло. Что?
      Он взял лежащий на столике журнал и механически полистал его. Какие-то роскошные глянцевые девицы в ангельских одеждах - вернее, попросту без одежд земных, - совершенно нагие, в самых откровенных позах. Он равнодушно листал, не вникая, и вдруг понял:  исчезла надежда. Надежда на их общее будущее. Серая тень обоюдного понимания бесперспективности их романа уже легла на всех разговоры, объятия и поцелуи.  Всё  еще продолжалось, но острота прежних чувств притупилась. Его это огорчило. Сейчас он осознал, что их непрочная связь близится к концу.  Еще в дни её пребывания в Харькове он у неё спросил - готова ли она перебраться к нему, чтобы жить здесь, с ним? Она долго молчала. Потом виновато на него посмотрела. «Нет, Валик, - сказала она. - Я не могу. Мой дом там. А здесь всё чужое. Петербург меня не отпустит. Помнишь, как у Бродского? «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать, на Васильевский остров я приду умирать» Это и обо мне. Извини».
    Он её понял. Он тоже не смог бы жить в Петербурге. Как и в любом другом городе. В Петербурге, этом роскошном городе, он, вероятно, без особого труда нашел бы работу по специальности. Но это был бы паллиатив, замена, протез жизни. Истинная жизнь у него могла быть только дома, в его Харькове. И в квартире на  Рымарской,  где всё было привычным, своим, с раннего детства. Ни один другой город и никакая другая квартира не могли бы  заменить ему его город и его дом.
     Он подумал о Ларисе и предстоящих квартирных перипетиях, и настроение его упало. Завтра нужно будет позвонить Лунцу, напомнить. Всё это так некстати. Он в душе усмехнулся. Ох! А бывает ли время, когда всё кстати?..

    В дверь номера постучали. Официант вкатил столик с ужином и мгновенно накрыл стол. В центре он поставил цветы в высокой вазе, улыбнулся и исчез.
    Из ванной комнаты вышла Ольга. Она была в халатике, распущенные по плечам светлые волосы свободно лежали на её плечах. Сейчас она напомнила ему ту  Ольгу, которую он впервые увидел в Москве, четыре месяца назад. Щеки её порозовели и глаза сияли. Какая прелестная женщина, подумал он. Она увидела накрытый стол  и цветы.
     - О, Валик, - сказала она. – Какой же ты умник! И даже вино. Или это коньяк? Греческий? Тот самый? Да?
     Он засмеялся.
     - Тот самый.  Который свалил тебя с ног. Когда после ужина мне пришлось на руках отнести тебя  в номер.
     Она  кокетливо посмотрела на него.
     - Ну, сейчас меня нести тебе будет намного ближе.
     - Когда? После ужина? Или до? 
     Она порозовела.
     - И до, и после, - шутливо сказала она. - Налей мне этого коньяку. Сегодня мне хочется напиться. 

     …Потом они лежали в постели, и она рассказывала о своей жизни, о детстве,  о родителях и сестре из Минска. Она говорила, не умолкая и смеясь, а он всё смотрел на неё, на её оживленное лицо, на улыбку и сияющие радостью глаза. Почему-то сейчас ему было грустно и откуда-то  возникло неясное ощущение, что сегодня  вместе они, возможно, уже  в последний раз. Реальных причин для такого чувства пока  еще не было, но что-то необъяснимо подсказывало, что так и будет. Он попытался проанализировать это откуда-то появившееся странное ощущение. Из чего оно родилось? Ведь другой женщины у него нет, и нет у неё другого мужчины. И всё же чувство конца их романа есть. В чем дело? Галина? Нет, она не в счет. Это не любовь, это просто очередная случайная связь, животная  похоть, тяга самки к самцу. После того первого случая в Инженерном переулке они встречались еще дважды. Это происходило в её гостинице, наспех, в предотъездной суете, где в соседних номерах жили её  киевские коллеги, и она боялась, что кто-нибудь увидит выходящего из её номера незнакомого мужчину. Ни он, ни она от этих встреч не получили никакой радости. И вспоминать о них было неприятно. А с Ольгой всё было другое, настоящее. Но по иронии  судьбы - безнадежное.
     - Завтра я уезжаю, - сказала она и лицо ее померкло.- Опять пустые дни, пустые хлопоты, одно и то же, одно и то же…Но на вокзал ты хоть сумеешь меня проводить?
     Он пожал плечами.
    - Это зависит не от меня, - неуверенно сказал  он. - У  Ханина я должен быть завтра в десять. Когда отправляется твой поезд?
    -  В одиннадцать с чем-то. Это фирменный. 
    -  А других попозже нет?
   -   Есть. Но ведь днем ты будешь в ЦНИИ. А что делать мне?
   Он помолчал.
    - Да, верно. Но я попытаюсь перенести встречу. Я тебе позвоню.
    Она обняла его и поцеловала.
    - Хорошо, Валик. Давай спать. Завтра у нас обоих непростой день. 

     Было около девяти утра, они уже были одеты и оканчивали завтракать, когда запищал телефон Бекера.  Звонил Ханин.
     - Валентин Георгиевич! - выкрикнул он. У него был возбужденный звонко-пронзительный голос. - Валентин Георгиевич, план нашей встречи меняется! Только что звонил Гордеев! Он сегодня уезжает и просит вас обязательно быть у него сегодня, в десять тридцать. Его кабинет в новом корпусе! На втором этаже, туда ведет переход, найдете. А мы с вами встретимся после этого и всё обсудим. Хорошо? Так не забудьте – в десять тридцать!
    - Чёрт бы его взял, вашего Гордеева, - вполголоса пробормотал Бекер.
    - Что? - закричал Ханин. -  Повторите, я не расслышал!
    - Это я не вам, - проговорил Бекер. - Хорошо, я буду. 
    Он виновато посмотрел на Ольгу.
     - Гордеев просит быть у него в половине одиннадцатого. Боюсь, что  на вокзал я не успею. – Он огорченно покачал головой.- Извини, малышка.
     Она нахмурилась.
    - Что ж,-  грустно  сказала она. – Я так и знала. Если не везёт, то уж во всём. Такая у меня удача. - Она подняла глаза и улыбнулась.- Не расстраивайся. Это не самое страшное. До вокзала я доберусь и сама. А  вечером тебе позвоню.

      

       3

Когда Бекер  вошел в кабинет, Гордеев посмотрел на часы. Десять двадцать девять.
      - Вы точны, - он усмехнулся. - Хорошее качество, ценное. К сожалению, точность теперь не относится к числу добродетелей. А жаль. Ладно, садитесь.- Он сделал короткую паузу. -  Валентин Георгиевич, мы с вами люди деловые и не будем ходить вокруг да около. Давайте сразу перейдем к делу. Я видел ваши работы. Хороший уровень. Не знаю, какие опытные приборы вы испытывали, их я не увидел, но постановка и методика ваших исследований мне нравятся. И  ваши теоретические разработки тоже  оригинальны. Мы делаем то же, но иначе. И, скажу вам прямо, хуже. Итак. Не буду тянуть резину. Нам нужна свежая кровь. Я предлагаю вам работу у нас. Возможности у нас большие, очень большие, намного бОльшие,  чем у Барабаша. Я дам вам отдел с тремя  профильными лабораториями. При этом передам связи с промышленностью и отлаженное опытное производство с отличными  конструкторами. Вы сами будете подбирать нужных вам людей. Я дам вам возможность бывать за рубежом, чтобы знать, как и что делается там. Вот так. При этом ваша зарплата будет весьма существенно выше той, что у вас сейчас. При желании вы сможете иметь аспирантов и даже, если хватит времени и сил,  взяться за чтение лекций в каком-нибудь институте. - Он посмотрел на Бекера. -  Я знаю, что вы ведёте курс термодинамики в вашем политехническом университете. Это очень ценно. Ну и остается вопрос жилья, это немного сложнее, но мы решим и эту задачу.  Итак, думайте. Я вас не тороплю. Надеюсь, месяца  на раздумье вам хватит.
     Бекер слегка растерялся. Такого открытого напора и таких условий он не ожидал. В глубине души он ждал, что подобный разговор может состояться, но не в лоб, не так открыто и не с такой жесткой конкретностью.
     - Благодарю, - сказал он. – Всё  очень заманчиво. Но сейчас я здесь ради согласования будущих совместных работ наших институтов. Если же я перейду к вам, то, думаю, эти договоренности утратят силу. Или это не так?
    Гордеев засмеялся.
    - Так. Но это как раз самые пустяки. Такие задачки решаются быстро, на ходу.
    - Хорошо. Я  буду думать.
   - Отлично, - Гордеев поднялся и протянул Бекеру  руку. Глаза его, не мигая, смотрели в глаза Бекера. – Думайте и взвесьте. А сейчас вас ждет доктор Ханин. Он уже ознакомился с вашими материалами и хочет кое-что уточнить. Ну и  последнее. Завтра, к сожалению, я буду занят, а послезавтра, если не возражаете, приезжайте сюда к одиннадцати. Мы поедем на наше опытное производство. Думаю, вам понравится. Договорились?
    - Конечно. Спасибо. Я буду.    

      В переходе, соединяющем корпуса, Бекер замедлил шаги. Он был взволнован и сердце ускоренно стучало. Предложение Гордеева его обескуражило. О таком  варианте и о таких условиях работы он даже не мечтал.  И сейчас не мог понять своих ощущений. Конечно, это безусловное признание его работ. Это радовало и создавало душевный комфорт. Гордеев прагматик, он понял важность и необходимость выхода на новый уровень, уровень мирового класса. Судя по всему, этой проблемой занимается у него Ханин. Но он явно не тянет. Во всяком случае, новых идей у него нет. И судя по словам Ольги, это просто компиляции или пережевывание заведомо старого. Значит, им нужна свежая кровь, как выразился Гордеев. Но…нужно ли это ему, Бекеру? Что это ему  даст? Нужно просчитать все «за» и «против», всё хорошо взвесить. «За» – это современная исследовательская и лабораторная база, большой коллектив,  нацеленный на решение конкретных задач, это свое опытное производство, то есть возможность не только  испытывать и корректировать чужие конструкции, но создавать собственные, это связи с промышленностью, готовой брать и запускать в опытное производство удачные образцы, это зарубежные поездки…Плюс  высокая  зарплата, величина которой названа не была, но, надо думать, вполне пристойная. Хорошо? Конечно. А что «против»? Даже на первый взгляд «против» тоже  немало. Это огромная ответственность, тяжелая ноша. Это тысячи забот, больших и  мелких, это неизбежные неурядицы, срывы и неудачи, круглосуточные волнения, решение простейших, но не всегда решаемых  житейских задач, зарплаты и премии, обиды и склоки, доносы и анонимки, комиссии и ревизии. И так изо дня в день, с утра и до ночи. А на обдумывание, формулирование, постановку и решение новых теоретических и исследовательских задач времени может не хватать. А для него, Бекера, что важнее и интереснее этого? Ничего. Да еще чужой коллектив, незнакомые люди, среди которых обязательно найдется немало завистников и интриганов, тайно или явно вредящих, тормозящих и мешающих, лишь бы унизить пришельца из чуждой среды. И сама Москва – холодная, громадная и хаотичная, спесивая  и заносчивая, знающая себе цену, внешне радушная, но не любящая чужаков, которые, прожив тут всю жизнь и нередко принеся ей громкую славу, никогда так и не становятся своими,  москвичами.  Правда, в последние годы  истинных, коренных москвичей осталось немного. В этом громокипящем бурлящем котле, каким стала теперь Москва, на поверхность выбились  пришлые, очень осторожные, осмотрительные и хваткие люди, цепко держащие в своих жестких холодных руках все рули жизни.
     Бекер вздохнул. Да, всё это так, и всё же отвергать предложение Гордеева не нужно. Ведь возможностей для успешной работы здесь намного больше, чем дома. Хотя ясно, что реализуются эти возможности далеко не сразу, пройдет немало времени, пока он впишется в эту жизнь, освоит нужные связи и взаимоотношения. Пока его признают. А это не просто, и будет стоить долгих бессонных ночей и треволнений. Так что торопиться с ответом не нужно. Нужно  думать. И ведь еще есть Аня…В Москве он будет один-одинёшенек, а она там? Далеко. А Ольга? Москва ей так же чужда, как и Харьков, она не переедет и сюда. Да и куда? Этот вопрос еще не решен.
      Так нужно ли ему это? Сможет ли он полноценно жить без своего дома на Рымарской, без своих дедовских книжных шкафов и своего рояля, без своей улицы и привычного вида из окна кабинета на крыши соседних домов, на далекие заводские трубы на туманном горизонте?
     Сможет, конечно, постепенно привыкнет, но какие-то струны души умолкнут и оборвутся, а на их месте образуется пустота и холодное равнодушие.
    Он подумал о Барабаше и на миг ощутил злое торжество. Вот уж кому он утёр нос. Впрочем, это чепуха, мелочи, Барабаш не в счет. Ладно, сказал он себе, не торопись, Валентин, думай. 
     Он ускорил шаги.

     Ханин его уже ждал. Войдя, Бекер вежливо поздоровался. На этот раз на лицах сидящих он не увидел равнодушного безразличия. Напротив, в глазах молодых людей он прочитал интерес.  И даже любопытство. Они  выжидающе смотрели на него, и на мгновение у него мелькнула мысль - а ведь не исключено, что все они могут стать его подчиненными, и тогда выражения их лиц станут совсем иными – почтительными, у некоторых даже раболепными.       Но это была короткая мысль, и она тут же  ушла.
     - Рад вас видеть, - сказал Ханин. Взгляд у него был настороженный.   
     Безусловно, его интересовало, для чего Гордеев приглашал Бекера, о чем у них шла речь. Но спросить он не решался. Бекер  решил сразу перейти к делу.
     - Если вы ознакомились с моими материалами, то я готов ответить на ваши вопросы.
    - Замечательно! - улыбаясь, проговорил Ханин. - У меня к вам лишь один вопрос: эти материалы, которые вы вчера оставили нам - когда всё это наработано?  Когда вы столько успели? Это что, ваши последние разработки или старые? Судя по статьям в американских журналах, они за прошлый год? Верно?
     Бекер улыбнулся.
     - Позапрошлый, - сказал он. - Данных о работах прошлого и нынешнего  годов я вам не передавал. Дело в том, что не все работы нами завершены. Притом кое в чем мы изменили выводы прошлых лет. Теория расчета нами еще уточняется. Для этого мы разработали еще одну, гораздо более сложную и точную компьютерную модель, а на стенде одновременно выполняем испытания физической модели. А иногда и реального образца, который нам передает заказчик для испытаний. И тут же рассчитываем сходимость результатов, а по ним  корректируем теоретические выводы и расчетные методики. Но всё это еще в работе. Есть еще вопросы?
     Наступила  долгая пауза.
     - Тогда так, - сказал Ханин. Он поочередно оглядел своих сотрудников.- Вопросы к Валентину Георгиевичу есть?
     Вопросов не было. Бекер видел, что его информация произвела впечатление. Ничего подобного эти юнцы не видели. И не ожидали.
     - Тогда перейдем в  мой кабинет,- сказал Ханин.- И займемся рабочими программами на будущий год.
    
     Здесь царил хаос. Весь стол был завален бумагами, папками и книгами, книги лежали на подоконнике, тут же среди бумаг стоял компьютер, включен он не был, и на нем тоже лежали папки со свисающими на экран белыми тесёмками.
    - Понимаете, - сказал Ханин с видом конспиратора и понизил голос.- Я всё просмотрел, всё прекрасно. Но, понимаете, есть одно «но»…Это, конечно, ерунда, формальность, но нужно сразу договориться.  Как говорят, на берегу. Это вопрос общего руководства нашими работами. – Он осторожно глянул на Бекера.  -  Конечно, вашей частью работы будете руководить вы, это понятно. Ну, а нашей - я. Это тоже очевидно. Но ведь наши работы станут общими, верно? Значит, нужен руководитель, объединитель, так сказать, верно?- Ханин отвел глаза.- Поэтому есть мнение, что им должен стать Поповский Виктор Николаевич. Он, понимаете, членкор, а мы с вами просто доктора.
   Бекер удивленно раскрыл глаза.
   - Позвольте, но какое отношение имеет Поповский  к нашим работам? – Он иронически хмыкнул.- Лет двадцать назад, он опубликовал интересные решения. Но это было давно, и к тому же те идеи не имели никакого отношения к нашим нынешним проблемам. Извините, но это нонсенс. Нет, я категорически против.
    -  Но…- Ханин растерянно улыбнулся.- Но ведь нужен же кто-то, кто будет объединять мои и ваши отчеты? Ведь так?
    -  Не так. Мне это ни к чему. Свои разработки передавать вам для какого-то общего отчета я не намерен. Я полагал, что мы просто наметим пути движения вперед, каждый по своему пути. К общей цели. Но общий отчет? Для кого он?  И зачем? Он никому не нужен. Так что  я  против.  Категорически.
    Ханин огорченно развел руками.
   - Ну что ж, очень жаль. Я так и доложу.
   - Доложите. В такой плоскости наши пути расходятся. Но, конечно, обмениваться результатами работ мы сможем. Только не для включения  в общий отчёт. 
   Ханин помолчал,
   - Когда вы уезжаете?
   Бекер неопределенно пожал плечами.
   - Еще не знаю. В общем, поговорите с вашим руководством. И еще - дайте мне ваши отчеты или публикации, чтобы я увидел, над чем сейчас вы работаете и чего достигли. Завтра я всё вам  верну.
   Ханин засуетился.
    - О, конечно! – Он торопливо выбежал в общую комнату, что-то сказал и тут же вернулся.- Сейчас принесут. Одну минуту!
    Он сел и положил руки на стол. Глаза его перебегали с предмета на предмет, длинные худые пальцы нетерпеливо шевелились, как щупальца осьминога.      Внесли материалы. Это были два переплетенных тома и три сборника  научных трудов ЦНИИ за последние два года. Бекер поблагодарил и попрощался.

        4

Когда Ольга позвонила, было уже около десяти вечера. Бекер схватил трубку.
-Я уже в Питере, - сказала она.- Пыталась звонить тебе из поезда, но не вышло. Ты у Гордеева был?
- Да, - ответил он .- Был. Вообрази, состоялся разговор. И  очень серьезный. После него я, сказать по правде, в некоторой растерянности. Никак не могу собраться  с мыслями. Всё пытаюсь оценить плюсы и минусы.
    -  О чем  ты? Я ничего не понимаю. О каких плюсах или минусах ты говоришь?
    -  Прости, Оленька, конечно, ведь ты не в курсе. - Он виновато хмыкнул. -  В общем, Гордеев сразу взял быка за рога. Не вилял и не изображал чистюлю  или ангела с белыми крылышками. А прямо предложил мне перейти к нему в ЦНИИ. Притом, на совершенно блестящих условиях. То есть передать под мое ведение ведущие лаборатории его института, работающие по моей тематике,  плюс опытное производство. И даже высокую зарплату. И пообещал решить вопрос с квартирой. - Он усмехнулся.- В общем, очень заманчиво. Вот такие дела. Дал мне месяц на раздумье. А послезавтра, в четверг, будет показывать мне опытное производство. Как тебе такое?  Я  в полной растерянности.
- Господи,  - тихо сказала она.- Ну и ну. Ты меня огорошил. Я думала, что он будет предлагать какие-то формы сотрудничества институтов, выгодные для них.  Но чтобы такое?!
Бекер рассмеялся.
- Вот я в растеринности. Сижу и размышляю. Взвешиваю. То убеждаю себя, что это хорошо, что мне всё подходит и нужно соглашаться. Вроде уже всё взвесил, убедил себя и готов бежать звонить – да, согласен! А потом остываю. Снова всё обдумываю – и уже наоборот.  Не хочу. И так три раза в час.
  - Бедненький! Возьми листок и раздели пополам – слева впиши плюсы, а справа – минусы. Легче оценивать. Знаю по себе.
   - Ох, девочка! Не знаю. Время еще есть. Буду думать. Как говорится - и хочется, и колется. Расскажи-ка лучше о себе.
 Он услышал  легкий смех Ольги.
 - У меня тоже новость. Вообрази, дома меня ждало письмо. Угадай, от кого? Ни за что не догадаешься! И какое письмо! Стиль! Слог! Галантность, ХIХ век! Почти  Блок. Или, скорее, Игорь Северянин. Сплошь лирические  воспоминания о былом, почти как у Северянина - «это было у моря, где ажурная пена, где лишь изредка слышен городской экипаж, королева играла в башне замка Шопена и, внимая Шопену, полюбил её паж»  - это воспоминания о том, как мы были в Прибалтике, как слушали там музыку, и так далее, и в том же духе…
- Не тяни. Так от кого же это письмо?
Она снова расхохоталась.
- От моего бывшего муженька, Свияжского. Пишет, что до сих пор любит меня  и что наш развод был ошибкой. И что никого у него нет, не было и, кроме меня, никто ему не нужен.
 - Будешь ему отвечать?
 - И не подумаю! Набегался по крышам, кот мартовский, а теперь, видите ли, захотелось тепла. Жаждет  женской ласки. Так и пишет. -  Голос её вдруг угас. -  Ох, завтра мне в институт. До чего ж не хочется!
 -Потом мне позвони. И помни, что я тебе говорил. Смотри на этого рецензента Сытина свысока, как на жалкое и неприятное насекомое. И снисходительно кивай, мол, так и быть, учту! Пусть израсходует свой пыл впустую. Он выдохнется, увидишь, лопнет, как детский шарик.
     - Ох, Валик. Если бы ты был тут…Включу сейчас телевизор и сяду смотреть.        - Что именно?
    -  Какая разница? Что попадется. Наш Петербургский  телеканал. Или любой другой.
    -  Пожалуй. Спокойной ночи, Оленька.
    -  И тебе того же.

Бекер взглянул на часы. Начало одиннадцатого. Значит, у нас на час меньше. Позвоню. Он набрал номер Лунца. Михаил сразу взял трубку.
- Валентин! Куда ты пропал? Я дважды тебе звонил, но ты был где-то вне досягаемости. Ты сейчас где?
- В Москве, в ЦНИИ.
   -  Что? И  с  чего это тебя туда занесло?
   - Будешь смеяться. Помнишь, я тебе рассказывал о своих напряженных отношениях с  этим  институтом?
   - Припоминаю. И что?
   - А то, что они предложили мне работу у них. И сулят золотые горы.
   Наступило молчание. Потом Лунц осторожно спросил:
    - Ты согласие уже дал?
   В его голосе  Бекер уловил странную озабоченность. 
   - Нет, - удивившись, проговорил он. – Дали месяц на размышление. А что?   
  - Ничего. В общем, не торопись. Приедешь - поговорим. Найдутся, мне думается, идеи  получше. Но это позже. А пока я тебя порадую и скажу, что дела с квартирой на Рымарской идут вполне успешно. Мой  юрист встречался с Ларисой и договорился. Полагаю, в ближайшие полторы-две недели она оттуда уберётся. – Он помолчал.-  Ты рад? Ведь, понимаю, ты хотел знать именно это? Так вот, всё идет штатно. Ты когда возвращаешься?               
      - Точно еще не знаю. Думаю, в субботу. Я сразу тебе позвоню.
      - Тогда до встречи. 

  Он положил телефон. Любопытно. Что имеет в виду Михаил, говоря об идеях  получше? Что это может быть? Очень странно. Ведь Мишка слов на ветер не бросает. Но то, что с Ларисой всё решилось, это хорошо. Только бы не сорвалось. Она дамочка нервная, неуравновешенная, мало ли что может еще взбрести ей в голову. Он подумал об Ане. Нужно сообщить ей о новостях.
  Он набрал её номер.
  - Слушаю, - сказал Глеб.- А, это вы, Валентин Георгиевич? Здравствуйте. Но Анюты дома нет. Где она? - Он рассмеялся.- Только не смейтесь. У нас сейчас новое увлечение – большой теннис. Уже полторы недели не пропускает ни одной тренировки. Даже музыка у нас теперь на втором плане. Утверждает, что рождена быть спортсменкой. И никем иным! И лишь теперь это поняла. Как вам такое, а?
- А что! В принципе, неплохо. Но только в меру.
Глеб хохотнул.
    -  Не воспринимайте  всерьез, Валентин Георгиевич. Это ненадолго. Уже у нас были фигурные коньки, бальные танцы и даже альпинизм, правда, местный, до первого падения. Потом всё это проходит. Вроде кори у детей. Скоро я за нею поеду. Что ей передать?
    - Я звоню из Москвы. Приеду - расскажу. Есть кое-какие  новости. И еще главная новость - моя бывшая жена - мать Ани всё  же отселяется. На каких условиях – подробностей еще не знаю. Но главное, что отселяется.
   
      Бекер отключил телефон и взял материалы Ханина. Бегло полистав, он их отложил, подумав, что разбираться в них будет завтра. Сейчас была поздняя ночь, и после долгого дня голова была тяжелой. Столько событий – утром он еще был с Ольгой, потом неожиданный разговор с Гордеевым, за ним -  нелепое предложение Ханина о Поповском, потом…А что потом? Потом снова телефонный разговор с Ольгой,  новости  от Лунца, разговор с Глебом,  большой теннис, новое увлечение Ани…Нет, спать, спать!

       Он открыл  кран над ванной и стал наполнять её  горячей водой. Шумела вода, а он стоял рядом, смотрел на бьющую упругую струю и думал всё о том же - о предложении Гордеева, о своей квартире, но уже без Ларисы, о непонятных намеках Лунца,  об Ольге и Максиме Свияжском. Обо всем сразу, как-то бессвязно. Он почти наполнил ванну и вдруг услышал – в комнате пищит его телефон. Он удивился, быстро перекрыл воду и вышел.
      - Извините за поздний звонок, - сказал Скляренко. Несмотря на позднее время, голос у него  был бодрый. - Звонил  вам раньше, но было всё занято и занято. Не дамы ли?
      - Если бы. Но подозреваю, что вас интересует не это.
      - Верно. Вынужден  испортить вам настроение  - у нас чэпэ. С понедельника в институте работает служба безопасности, СБУ. И интересуют их, в основном, почему-то ваши работы. Полагаю, что вам следует приехать. Причем, безотлагательно.
      - Но ведь все мои работы открытые, не засекреченные.
      - Да. И тем не менее. Завтра быть сможете?
      - Попытаюсь.
      - Хорошо. Как у вас в ЦНИИ?
      Бекер помолчал.
      - Пока ничего существенного. Завтра собирался знакомиться с их работами.
      - Тогда всё отложите. Наши материалы  вы  им передали?
      - Нет. Только  старые. И некоторые публикации.
      - Это хорошо. Значит, жду вас завтра.

        5

Справочная аэропорта Внуково сообщила, что утренний самолет  на Харьков вылетает в девять сорок и предложила забронировать место.
      Бекер принял горячую ванну, но спал плохо и видел беспокойные сны. Внимание СБУ к его работам его удивило, хотя он всегда знал, что военные ими интересуются. Всегда за спинами заказчиков от авиазаводов маячили их тени. Но его это никогда не беспокоило. Если бы они считали нужным его работы  засекретить, они давно это сделали бы. Так что это их проблемы.
      
      Было шесть утра, когда такси домчало его до входа в ЦНИИ. Заспанному дежурному вахтеру он передал материалы Ханина с короткой поясняющей запиской и из Внуково перед  посадкой поспешно набрал номер приемной Гордеева. Было уже около девяти утра.
      - Алексей Платонович сейчас уезжает и велел ни с кем не соединять.
      - Я  знаю, - сказал Бекер. - Скажите ему, что звонит Бекер. Это очень срочно, всего на одну минуту.  Я звоню из аэропорта, уже иду на посадку.
      - Хорошо, попытаюсь, -  сказала секретарша. – Подождите.

      - У телефона, - сказал Гордеев. -  Это вы? Что случилось?
      - Ночью меня срочно вызвали домой. В институте  какое-то  чэпэ. Деталей еще не знаю.
      - Вот как. Бывает. Летите, но наш разговор остается в силе. Позвоните мне, когда всё уладится.
      -  Хорошо, - сказал Бекер. -  Обязательно.

      Из  аэропорта, не заезжая домой, он поехал в институт. И на лестнице  столкнулся с Володей Троецким.
- Привет, Валентин, - сказал Троецкий  и иронически усмехнулся. - Как тебе всё это, а? Ты что-нибудь понимаешь? - Он вдруг заметил, что Бекер в зимней куртке, небрит и в  шапке, с кейсом в руке.- Слушай, ты это откуда? Где-то был?
- В Москве.  А что?
Троецкий  присвистнул.
- Так ты еще не в курсе! - Он хохотнул.- Слушай, друг, тут такие дела! СБУ в институте, понимаешь? Два мужика, молодые, но серьезные. Ходят по лабораториям, расспрашивают, вызывают к себе  то одного, то другого, требуют отчеты.  Никто, понимаешь,  не работает, а Барабаш слёг. Говорят, давление подскочило или сердце, чёрт его знает. Скорее, думаю,  с  перепугу. А ты сейчас куда?
- К Скляренко.
- А-а, иди. Он тоже лежит в глубоком дрейфе. Куда-то звонит, какие-то разговоры, все шепчутся,  кто-то что-то слышал, кто-то случайно что-то узнал. В общем, все при деле. Телефоны раскалились, ей-богу! Настоящий бардак. - Он огляделся и понизил голос. -  И, извини, твое имя склоняется чаще других. Чем-то им ты насолил. А? В чем дело? А?
- Потом, -  сказал Бекер. - Потом  расскажу.
- Ладно, - миролюбиво сказал Троецкий. - А то, понимаешь, одни слухи, а толком никто ничего не знает.

 Скляренко был не один, но сразу отпустил посетителя и поднялся навстречу Бекеру.
 -  Хорошо, что приехали,- сказал он.-  У нас тут второй день происходит чёрт знает что. Похоже, что эти ребята из СБУ приехали по наводке, с задачей разоблачить вражеское гнездо. Не иначе. - Он грустно улыбнулся. – Скучно им, таких, как в кино, шпионов и диверсантов что-то пока не попадается, а зарплату  отработать начальство требует. Вот и пытаются поймать нас на каких-то нежелательных связях с Москвой и попытках передать им наши разработки. – Он усмехнулся. - Какие разработки? А такие, которые по их словам, имеют большое государственное значение. Почти секретное. Притом, передаем  мы их будто тайно, из рук в руки. Как вам такое, а? Ни больше, ни меньше. - Он взглянул на Бекера. - И чаще всего почему-то интересуются именно вами. Хотя, в общем, это и понятно. Это  ваши  хоздоговора с военными заводами. У других-то ведь вообще ничего серьезного нет. И еще интересуются – а зачем вы сейчас в Москве? А? С какой целью? В этом некогда секретном ЦНИИ, бывшем «почтовом ящике»? Очень подозрительно, да? Вот то-то и оно. Теперь вам понятно? 
 Бекер пожал плечами.
     - По-моему, это  просто паника, чушь собачья. Ведь ни одна из моих работ не засекречена. К тому же мы вообще никому ничего не передавали. Кроме, конечно, отчетов заказчику по хоздоговорам с ним.  Было бы смешно, если бы эти отчеты мы не передавали. Ведь работы эти оплачивали они.
  - Да. Всё это мы говорили. - Он махнул рукой.- Да толку-то, не слышат. Кстати, они ждут вас. В кабинете Барабаша, его нет, приболел. -  Он посмотрел на  Бекера. – Вы что, прямо из аэропорта? И даже домой не заезжали? Хм…Ладно, снимайте куртку, оставьте всё здесь. Я буду ждать. А уже потом расскажете мне, что было в Москве, с кем виделись и о чем говорили. Ведь я еще ничего не знаю.

  Эсбэушников было двое – один постарше, лет слегка за сорок, а второй, молодой, лет тридцати или того менее. Старший был приветливый и улыбающийся, молодой  хмурил брови, не улыбался, смотрел исподлобья и явно изображал опытного и неподкупного  разоблачителя  врагов и шпионов.
 Старший, лениво развалившись, сидел в кресле Барабаша. На столе перед ним стоял стакан чая в серебристом подстаканнике с выгравированным серпом и молотом в венке из колосьев  и лежала раскрытая папка. Перед вторым, сидящим за приставным столом, громоздились горы бумаг, стопка папок и какие-то технические журналы. Он их читал с сосредоточенным видом и озабоченно хмуря  брови. Бекеру он едва кивнул и снова погрузился в чтение. Старший поднялся и, улыбаясь, протянул Бекеру руку.
   - Рад познакомиться, – сказал он.- Наслышан, наслышан. Присаживайтесь, Валентин Георгиевич, побеседуем.  Вы уж извините, что пришлось отозвать вас из командировки. Если не ошибаюсь, вы были в Москве?
  Бекер усмехнулся. Примитивные приёмы, подумал он. Насмотрелись ребята кино.
  - Не ошибаетесь, - сухо ответил он, глядя  эсбэушнику  в глаза.- Думаю, вам это известно.
  - Разумеется. Просто я уточнил. Вот как раз об этом речь. Садитесь, поговорим. Ведь вы ездили по вопросу согласования планов будущих совместных работ обоих институтов? Верно?
 - Да.
Эсбеушник улыбнулся.
 - Ну и как? Согласовали?
 - Нет.
 - Вот как! А почему, если не секрет?
 - Секрета никакого нет. Условия  сотрудничества меня не устроили. Были на это веские причины.
- Любопытно. Если можно, поясните, что это за причины? Что именно вас не  устроило.
- Охотно. Не устроило предложение об их руководстве нашими работами. Для  чего? Ведь уровень их работ, в общем, ниже нашего.Пока.   
-  Понятно. Пока, говорите. – Он  хмыкнул. - Но свои материалы вы им передали?
-  Какие материалы? Что-то я не понимаю.
 -  Ну, скажем, данные испытаний, предложения об улучшении аппаратов, диски с результатами исследований.
 - Нет. Не передавал ничего.
 - Вот как. Понял. - Он пристально глянул на Бекера. - Ну, а чертежи изделий, которые вы испытывали,  у них есть?
 Бекер усмехнулся.
 - Разумеется. Причем, давно.
 Младшим эсбеушник поднял голову. Глаза его загорелись.
 - Интересно, - хищно сказал он. – А как же такое вышло? Ведь кто-то их передавал им, так? Верно?
 - Конечно.
 - Кто же? Когда и где? Объяснить можете?
 Бекер рассмеялся.
 - Охотно. Кто передавал? Сам заказчик. Ведь еще полтора года назад испытания этих приборов выполнял ЦНИИ, по хоздоговорам с нашими заводами.  А мы эти договора  перехватили у них сравнительно недавно.
 Эсбеушники  переглянулись. Наступила пауза. 
 - Вот как. А изделия теперешние такие же?   
- Почти. Конечно, вносятся конструктивные улучшения. Над этим мы и работаем. Но принцип тот же.
 Снова  стало тихо. Прошла минута. Старший эсбеушник нахмурился.
 - Тогда скажите, инициатива о будущих совместных работах исходила от кого? От вас? Или от кого-то другого?
 Бекер напрягся. Значит, они знают, что это была инициатива Барабаша. По-видимому, собирают на него компромат. Пламенный коммунист с идеями восстановления Союза в должности  директора такого НИИ им ни к чему. И хотят, чтобы он, Бекер, произнес его фамилию. Барабаш тупая скотина, но выступать в роли стукача не буду.   
 - Не знаю, - сказал он. - Не от меня, это точно. Это было решением ученого совета, а кто первый внес эту идею, я  не в курсе.
  - Ясно, - сказал, помолчав, эсбэушник. Было видно, что он ждал другого ответа. - Тогда второй вопрос. Это о вашем стенде. О нём много разговоров. Пожалуйста, поясните, в чем его новизна и почему к нему такой интерес? Ведь даже американцы им интересовались, так? У них что, таких нет?
  Бекер иронически хмыкнул.
  - Дело не в этом. Конструкций многофункциональных испытательных стендов существуют десятки, если не сотни. Притом, для решения самых разных задач. Мой же был разработан специально для испытания приборов, которые передает нам заказчик. Для этого стенд снабжен автоматикой, задающей нужные внешние воздействия. Тут же нами ведется обработка полученных данных и сравнение их с результатами теоретических расчетов.
  -  Понял. А что же это за внешние воздействия?
  - Их  много. Например, вибрации с разными частотами колебаний и при разных амплитудах. Или быстрые температурные перепады - от минус тридцати до плюс тридцати по Цельсию. - Бекер взглянул на притихшего эсбэушника. - Дело в том, что приборам иногда предстоит эксплуатироваться в экстремальных условиях. Вот это нам и нужно проверить. И внести предложения по улучшению. В этом смысл нашей работы.
  Наступила пауза.
 - Ясно, - сказал с иронией старший эсбэушник  и огорченно покачал головой. Младший с неприязнью глянул на Бекера. - Загрузили вы нас, Валентин Георгиевич, техническими терминами. Понять не так уж легко.
 Бекер пожал плечами.
 - А иначе нельзя. Впрочем, все эти элементарные термины из учебника физики для седьмого класса.
 - Понятно, - сказал старший. - А, скажите, всё это шло только для гражданских нужд? Или для военных тоже?
Бекер напрягся.
  - Это вопросы не ко мне. Мы работали над конкретной аппаратурой, которую нам предоставлял заказчик. Куда и кому потом шли эти приборы, я не знаю.
 - И вас это не интересовало?
 - Ничуть. Это не в нашей компетенции. Мы ученые, исследователи.
 - Вот как.  Ясно. А предприятия России могли использовать ваши разработки и выводы?
 - Возможно. Ведь секретными они не были. – Он усмехнулся.- Повторяю: еще совсем недавно все исследования и разработки этого рода выполнялись именно в этом московском ЦНИИ по договорам с нашими предприятиями.
 - Тогда еще вопрос. А вот ваша молодежь, ваши аспиранты? Они в курсе  ваших работ?
  -  Конечно.-   Бекер удивился. - Я лишь руковожу,  а  работают они.
  -  Способные у вас ребята?
  -  Разные. Есть способные,  есть даже талантливые.
  - Хорошо, спасибо,- после паузы сказал эсбэушник. - Больше мы вас не задерживаем.
  Бекер усмехнулся.
  - Тогда, если можно, вопрос к вам.  Судя по характеру  заданных мне вопросов думаю, что ваш визит не случаен. Подозреваю, что был малоквалифицированный донос. Или, говоря попросту, кляуза. Фамилию доносчика называть не прошу, хотя догадываюсь, кто это может быть. Я прав? 
 Эсбэушники переглянулись. Старший ухмыльнулся.
 - Извините, но информация такого рода не выдается.
 - Но кляузника за ложь и за то, что отнял у вас впустую столько времени, хотя бы накажут?
Старший рассмеялся.
- А вы не просты! Разве я вам подтвердил, что был донос? Это ваше предположение. – Он покачал головой. - Работайте спокойно, пан Бекер.
 
Бекер вышел.  Старший  эсбэушник усмехнулся и посмотрел на младшего.
   - Ну, как тебе этот Бекер? - задумчиво проговорил он. -  Орешек крепкий, вилять, похоже, не привык. Унюхал, что мы тут неспроста. 
   Он открыл папку и задумчиво извлек лист бумаги.
   -  Похоже, что так, - сказал младший.
   - А этот Стоян в своей информации как формулирует? Слушай: «Бекер тайно работает на Россию и передает им секретные наработки института в ущерб безопасности нашей родины». А что за наработки, что конкретно и кому передают, где и когда - ни единого факта. Да, вот еще, в конце: «От своих аспирантов Бекер ежемесячно требует деньги, притом, только в валюте. Тех, кто не платит, отчисляет. Например, Геннадия Парщика выгнал из своего отдела под надуманным предлогом, а фактически из-за неуплаты ежемесячной мзды». А Парщик категорически всё отрицает. И прочие аспиранты тоже, даже смеются. Так что ни единой зацепки. Судя по всему, сигнал оказался ложным. Ничего не подтвердилось. Так и укажем в отчете. Одно мне еще не вполне ясно - мотив Стояна.  Ведь что-то за этим кроется.
    Младший кивнул.
    - Всё просто, я выяснил. Диссертацию его на совете зарубил этот Бекер. Отсюда, полагаю, ноги растут.
    - Это точно? Тогда всё понятно. А что говорят, диссертация  была хорошая?
    - Я это тоже уточнил. Говорят, бездарная, дерьмовая.
    -  Тогда всё ясно. Значит всё. Завтра работу сворачиваем. Зря потеряли время.

В коридоре вблизи директорской приемной как бы случайно прогуливался Володя Троецкий. Увидев выходящего Бекера, он быстрым шагом направился к нему.
  - Ну что? - с любопытством вполголоса спросил он. - Тут, понимаешь, весь институт стоит на ушах. Все знают, что тебя вызвали. - Он хохотнул.- И глядят в окно, не стоит ли уже у  ворот «черный ворон». Какова  шуточка, а?
  -  Глупости, - сказал Бекер. - Просто побеседовали. Милые ребята.
Троецкий захохотал.
 - Ну, ты и скажешь! Милые! Ведь это же КГБ, только с другим названием. Слушай, анекдот про них хочешь? Значит, к двери этого милого учреждения приколота записка: «В связи с ремонтом стучать по телефону – номер такой-то». Хорошо, а? Да? Только узнал ты его не от меня. Лады?
- Лады,- сказал Бекер. - Узнал его не от тебя. Извини, Володя, я спешу.

Скляренко разговаривал по телефону и рукой показал Бекеру на кресло у его стола. Прошло минут пять. Скляренко положил трубку и молча посмотрел на Бекера. Лицо  его  осунулось  и было бледно.
 - Звонили сейчас из Киева. Из главка нашего министерства. Сердюк, вы его знаете? Непотопляемый. Еще из СССР. При всех правительствах держится на одном и том же месте. Вообще личность малоприятная. - Он на миг умолк.- В общем, меня и вас вызывают в Киев. С отчетами по некоторым темам. В том числе, и по вашим. Предположительно через неделю-полторы. Еще будут звонить, уточнят.
      Он замолчал и уставился в окно. Бекер удивленно посмотрел на него.
  - Вас и меня? Почему - меня? Я теперь что, persona grata? Облечён высоким доверием? А Барабаш в курсе?
   Скляренко усмехнулся.
  - Барабаш болен. - Он пожал плечами. - А спросить  у Сердюка  было как-то неудобно. Что-то у них на уме есть, чую. Похоже, что Барабаша хотят тю-тю. Выставить на пенсию. А он сейчас в больнице. - Он вдруг вспомнил.- Да, а что у вас? Побеседовали? У вас есть какая-то ясность, чего они хотят?
-  Могу лишь предполагать. Сами они, естественно, мне этого не сказали. Но, похоже, что ваш прогноз насчет Барабаша верен. Хотели, чтобы я сказал, будто инициатива о совместных работах с Гордеевым – это его идея. Но я их не порадовал. Сказал, что было решение ученого совета. Но это явно не главная их цель. Барабаша выставить на пенсию можно и просто так, по возрасту. Значит, смысл в чем-то другом. Очень интересовались - а  не передаем ли мы Москве каких-то мифические секретные данные? Не ослабляем ли мы наш военный потенциал? - Бекер усмехнулся.-  Какие-то жуткие шпионские страсти. Скорее всего, был донос.
Скляренко озабоченно кивнул.
-  Похоже, что вы правы. Ладно. Съездим в Киев, а там увидим, что и как.
6
Домой Бекер  добрался  лишь под вечер. За эти последние два дня он очень устал.  Машину в гараж он не отвёл  и оставил её в темном дворе между деревьями. Рядом чернели другие машины. Никто на мою старушку не польстится, подумал он.
    Он постоял, вдохнул холодный свежий воздух и устало пошел к лифту. Лифт не работал,  и на дверце  висела записка: «Лифт на ремонте до понедельника».
 На площадке второго этажа горел тусклый свет и стены были исписаны разными словечками и рисунками, в центре алело сердце, пронзенное стрелой, и под ним шла надпись красным фломастером «Алла + Игорь = любовь». Бекер усмехнулся. Алла была соседка и уже лет пять, как вышла замуж и с семьей уехала в Штаты, а кто такой Игорь, осталось неизвестным.
 Лариса и Аркадий пили чай на кухне. Бекер кивнул им и прошел в кабинет. Нужно принять душ, побриться, прийти в себя. Не переодеваясь, он сел в кресло и включил настольную лампу. Сил двигаться не было. Прошло несколько минут. Клонило в сон.
 Ладно, сказал он себе, нечего расслабляться, поднимайся, нужно продолжать жить.  Стоя под струей душа, он продолжал думать о событиях этих двух дней. Гордеев, СБУ, вызов в Киев. Почему вызывают их вместе, его и Скляренко? Странно. Что за этим кроется? И есть ли какая-то связь с неожиданным  визитом СБУ ? Что имел в виду Лунц? Нужно ему позвонить.
 Он перевел кран на холодную воду, окатил себя ледяной струей и ощутил прилив бодрости. Затем вышел в гостиную. Лариса и Аркадий сидели на диване перед включенным  телевизором. Увидев  Бекера, Аркадий поднялся.
     - Привет, Валентин, - сказал он,  льстиво улыбаясь.- Что, из командировки?
     - От бабы, - не поворачивая головы и продолжая что-то жевать, насмешливо проговорила  Лариса.
     Бекер обратился к Аркадию.
     - Загляни ко мне, когда досмотришь кино.
     На реплику Ларисы он не отреагировал.  Пусть тешится, сказал он себе.    Лариса подняла голову. Глаза её зло щурились.
 - Твоя взяла, Бекер, - сказала она. - Скоро уйду отсюда, куда глаза глядят. Если бы не Анька, ни за что бы не ушла.- Она злобно хмыкнула.- Считай, что это она меня  уговорила.
 - Хорошо, - спокойно ответил Бекер.- Сообщи, когда будешь выезжать. Мне нужно спланировать свои дела.
 - А ты тут нам ни к чему. Твое присутствие не требуется. И вещей твоих, не бойся, я не возьму. Анька и Глеб мне помогут, обещали. 
 - Очень хорошо. Надеюсь, что сумму, которую мне предстоит оплатить, ты уже можешь назвать.
 - Конечно. Все подробности сообщит тебе юрист твоего дружка Лунца. Между прочим, очень умный человек. И порядочный. Рассказал мне, чем я рисковала, если бы продавать квартиру стал ты. Достались бы мне крохи, я это поняла. Хитрый ты, Бекер,  но я тебя перехитрила. 
 - Ну и радуйся,-  сказал Бекер.- Тебе это не впервой.  Опыт, слава Богу, накопила.

 Аркадий зашел к Бекеру через полчаса. 
 - Кино дрянь,  я выключил, - сказал он.- Ты хотел мне что-то сказать?
 - Хотел узнать насчет вашего с Ларисой выселения. Куда глядят её глаза, как она выразилась.
 Аркадий  усмехнулся.
 - Не так уж всё и плохо. Улицу Чайковского знаешь? В конце Пушкинской. Дом, правда, не новый, но хороший, в квартире евроремонт, второй этаж, две комнаты и отличная ванная комната. Думаю, переберемся через неделю-полторы. Это всё, что ты хотел узнать?
 - Нет. Я помню, что обещал тебе. Только ты ускорь. Днями я поеду в Киев. Проследи, чтобы всё прошло без инцидентов. И чтобы всё было на месте. От Ларисы можно ожидать всего.
 Аркадий засмеялся.
 - Да, ты её хорошо знаешь. Сама не знает, чего хочет. Ладно, прослежу.  Думаю, всё будет о-кей.
- Надеюсь. А я пока - спать. Устал, как собака.

  Аркадий ушел. Бекер лег, но сон не шел. Прошло полчаса. Снова  и снова наплывали  всё те же мысли, и в который раз он начинал взвешивать и оценивать события этих двух дней. И понял, что не уснет. Поднявшись, он включил свет и посмотрел на часы. Почти одиннадцать. Еще не поздно. Он набрал номер Лунца. Лунц тут же снял трубку.
  - Ты откуда звонишь? Из Москвы?
  - Уже из города. Сегодня срочно вызвали. Тут, понимаешь, переполох. В институте  работает СБУ. Беседовали со мною и очень интересовались, в какой стадии находятся мои взаимоотношения  с московским  ЦНИИ. Как тебе такое? И еще одна новость: меня вместе с нашим замдиректора вызывают в Киев, в главк нашего министерства. Почему меня? Понять трудно.
  Лунц помолчал.
  - Любопытно, даже весьма. Попытаюсь навести кое-какие справки. Сообщи мне, когда будешь ехать. - Он помолчал.-  Хорошо, что ты позвонил. Я думал, что ты еще в Москве. Дело в том, что в пятницу мы отмечаем день рождения Нины. Тридцать лет. Приезжай! Будут интересные люди.
  - С удовольствием. Когда нужно быть?
  - Желательно к пяти-шести. Особо старайся не опаздывать. Учти, что пятница, конец дня, всюду пробки. Будем тебя ждать. 
 
  Бекер проснулся среди ночи. На фоне черно-фиолетового неба чернели перекрестья оконных рам. Было очень тихо. Донесся отдаленный затихающий шум проехавшей машины и снова всё стихло. Он включил бра над диваном и посмотрел на часы. Пять утра. Он снова выключил свет и лёг, но сон не шел. Времени  было много и можно было всё спокойно обдумать. Он подумал об Ольге и её словах о письме Свияжского.
   Вчера вечером, когда он проходил через гостиную, на экране телевизора он мельком успел заметить его лицо. Снисходительная  улыбка  красавца. Эдакого утомленного любовными победами Дон-Жуана. Да, действительно похож на Жана Маре.  Ему бы плащ, шпагу, шляпу с плюмажем  -  и готов мушкетёр.  Он об этом подумал и ощутил легкий укол досады. Скорее, даже ревности. Глупо, сказал он себе. Глупо обижаться или ревновать, если сам не знаешь, чего хочешь. Давай разбираться, сказал он себе, еще ночь, всё равно не спится, спешить некуда. Острота первой влюбленности прошла, это уже ясно и в этом приходится признаться. Хотя бы самому себе. Правда, когда с они с Ольгой  вместе, чувства берут верх над разумом. В  те минуты и часы всё кажется легким и безоблачным. Ну, а если врозь, видятся редко и фактически ничего не знают о жизни друг друга, чувства вянут. Взять хотя бы эти два дня. Лишь вчера утром они с Ольгой расстались, а уже всё остыло и ушло на второй план. Она далеко, у неё своя жизнь. А у него своя, ей чужая и непонятная. А ведь он так нуждается в совете, в поддержке, плече близкого человека, друга, жены. Можно, конечно, позвонить ей, поговорить по телефону, но это совсем не то. Выйдет очередной разговор на общие темы. В этом смысле Клара была ближе. И не только в географическом смысле. Она старше Ольги, опытнее, более практический, гибкий ум. Не просто любовница – почти жена. С нею можно было обсуждать, советоваться, искать решение.
 Клара! Обязательно нужно ей позвонить. Нельзя быть такой неблагодарной скотиной. Десять лет вместе, а за последние месяцы он ни разу так и не поинтересовался её жизнью, не позвонил. Сегодня же это сделаю, обязательно! Он вернулся к  мыслям об Ольге. Так что же дальше? Так и тянуть? Ведь ей уже тридцать два, жизнь не устроена, ни мужа, ни ребенка, одна. Ну, еще год, еще два…А что потом? Выхода не видно. Ведь она на что-то надеется, ждет. А ждать нечего. И разорвать,  расстаться тоже нет сил. От одной мысли о ней, о её улыбке, глазах теплеет в груди. Тупик.
  Он задремал, а когда открыл глаза, было уже начало девятого. Он еще недолго полежал и нехотя поднялся. Томила какая-то общая неопределенность. Что-то было не так. Но никак не удавалось сосредоточиться, разобраться, понять.
  Он спустился во двор. «Рено» одиноко ждал его на том же месте между голыми деревьями.  Его ночных соседей во дворе уже не было.

 В институте было тихо. Эсбэушники  свою непонятную работу в институте закончили и еще вчера кабинет Барабаша освободили.
 В лаборатории работы шли обычным ходом. Нужно было попытаться войти в  рабочий ритм. Но не получалось. Рабочего настроения не было. Всё произошедшее за эти дни основательно выбило из колеи. Подошел Сережа рач.
- Валентин Георгиевич, вам говорили, что эти господа из СБУ соизволили осчастливить нас своим посещением?
- Нет, слышу впервые. – Бекер удивился. Скляренко об этом не сказал. – И что они хотели?
- Неизвестно. Постояли, посмотрели на ребят за компьютерами, следили за   мониторами. Потом рассматривали стенд. Через стекло, а туда не входили. Потоптались и ушли.
  Бекер рассмеялся.
  - Совсем как у Гоголя в «Ревизоре». Помните? Страшный сон городничего: две черные крысы неестественной величины, пришли, понюхали и ушли прочь. Похоже?
 Сережа вежливо улыбнулся. О писателе Гоголе он слышал, но «Ревизора» не читал и о сне городничего не знал.
 Бекер еще помаялся около часа, проверил записи замеров в журнале наблюдений за работами на стенде и уехал. 
         7 
    По пути к Лунцу  Бекер остановился у большого цветочного магазина. В течение всего дня он пытался сообразить, какой же подарок сделать Нине. Обычный стандартный подарок не годился. Тридцать лет - для женщины рубеж. Рубеж между юностью и зрелостью. Но и удивить Нину чем-нибудь трудно. Да и ни к чему. Он всё размышлял, перебирал варианты, колебался и вдруг вспомнил.  Ведь Ольга рассказывала ему об оранжерее. Орхидеи! О них впервые он прочитал еще в юности в романе Эмиля Золя «Добыча» с эротическими сравнениями, волнующими намеками и недосказанностями.  Но сам и по сей день ничего о них не знает, никогда, кажется, не видел и даже не может припомнить, как они выглядят. Это были не просто цветы, это был громадный сегмент человеческой жизни, совершенно ему не известный, удивительный, роскошный и почему-то странно волнующий. Он его не знал, даже  не подозревал об его существовании. Это было равносильно тому, как если бы человек прожил жизнь, не ведая, что на свете есть музыка или стихи.
В магазине он узнал, что орхидеи в продаже есть и что имеется множество их видов - в горшках и в виде сеянцев. Это его озадачило. Какие купить? Что предпочтительнее? Он стоял в растерянности и никак ни на что не мог решиться.
  Было уже начало шестого, стемнело и следовало поторопиться. По совету продавцов он рискнул и купил несколько  видов орхидей - он впервые услышал и торопливо записал в блокнот их непривычные, экзотические названия – гемария, онцидиум, фаленопсис. Все они были с цветками  разных, самых необычных форм и расцветок, в горшках. Подумав, он взял еще одну, очень дорогую, как ему сказали, королеву орхидей - каттлею, капризную, выращенную из сеянца, привезенного в бутылке из Таиланда. Смеясь, продавщица сообщила, что эта каттлея  четыре года не  цвела, пока владелица в сердцах её не предупредила: «Не хочешь цвести - продам!» Через пять дней она зацвела.. Бекер купил и её, капризницу.  Но ему показалось, что этого мало. Он купил в горшках еще и другие - цимбидиум, Венерин башмачок, еще что-то, и всё с трудом и осторожно разместил в багажнике машины. 
 Нина и Лунц встретили его у ворот, он поздравил Нину, но во двор не вошел. Хитро улыбаясь, он открыл багажник и подозвал их, недоумевающих и не понимающих, в чем дело. Они приблизились, а он отошел в сторону и наблюдал за выражениями их лиц. Полной уверенности, что он дарит Нине что-то для неё интересное, у него не было. Было темно, и лишь свет уличных фонарей освещал нутро багажника, но и в вечернем сумраке было заметно, как порозовело её лицо, она вмиг всё поняла и от неожиданности радостно вскрикнула.
 - Ох! - Она благодарно посмотрела на Бекера. – Какая прелесть! Каттлея! Ведь это такая редкость! У меня есть одна, но не цветет. Ох, еще и другие! Спасибо!
Лунц улыбнулся.
 - Ты попал в самую точку, - сказал он. – У Нины это хобби. А я в этом  полный профан. Но смотреть люблю. Идем же в дом, почти все уже собрались.
 - Идите, - сказала Нина.- А я займусь цветами. Здесь им, бедным, холодно. Ведь они южане.

 Никого из гостей Лунца Бекер не знал.  Почти все были старше его и Лунца, знакомясь, они приветливо улыбались и пожимали руку, но глаза их были оценивающими и холодно-настороженными. Они называли свои имена, а стоящий рядом Михаил добавлял: адвокат…юрисконсульт…коллега по работе…гость  из  Киева…врач…Представляя Бекера им,  Лунц  коротко сказал:
 - Мой еще школьный друг. И не просто друг, а человек, которому я обязан. Это было давно, но я помню.

  Они сидели в креслах, курили сигары и неторопливо обсуждали какие-то свои дела и политические новости.
  Бекер участия в их разговорах не принимал. Политика его не интересовала, а дел, которые  они обсуждали, он не знал. Мысли его были заняты другим.
 Только что он познакомился с юрисконсультом,  который по поручению Лунца вёл его квартирное дело. Лишь сейчас он впервые узнал о всех деталях, включая адрес дома, в котором куплена квартира для Ларисы. Улица Чайковского, на пологом склоне, вокруг много зелени и приятная панорама с видом на дальние городские районы. Неплохо. Но сумма была немалая. И выплачивать её будет очень нелегко. Кроме этого Лунц добавляет Ларисе деньги на переезд  и обзаведение. Юрисконсульт, которого звали Яков Борисович, добавил:
   - Некоторую небольшую сумму на переезд и на первоначальное обзаведение имуществом вашей бывшей супруге Михаил добавляет от себя. В счет вашего долга она не включена.-  Он улыбнулся. - Условия выплаты я сообщу, для вас они вполне приемлемы.
 
 Прошло полчаса. В двери появилась Нина и пригласила всех в столовую. Не переставая на ходу разговаривать и что-то обсуждать, все поднялись и неспешно направились в соседнюю комнату. Бекер шел за ними, последним. Названная Яковом Борисовичем сумма долга его расстроила. Всё же в душе он почему-то надеялся, что она будет меньше. 
 
   По всей длине столовой тянулся сервированный стол. Под потолком  хрустальным блеском сверкали изящные люстры. Повсюду – на столе, на полу в высоких китайских напольных вазах стояли цветы, живыми цветами были украшены уже темные, вечерние окна. Два официанта во фраках улыбались входящим. В дальнем торце комнаты высокие двойные двери были распахнуты, и был виден белый рояль. Цветы стояли и там.
  На главным для Бекера стало не это. Роскошь его никогда не волновала  и не вызывала  зависти или желания иметь такую же.

  Сейчас он увидел женщину, и его вдруг пронзило странное и необъяснимое ощущение, что эту женщину он знает, знает давно. Что это именно та, которую  всю жизнь он ждал, и только сейчас она оказалась здесь. Это было странное и не  поддающееся  объяснению метафизическое ощущение, похожее на вспышку молнии.
  Когда-то в ранней юности, – он был школьником то ли в восьмого, то ли  девятого класса, - он однажды пережил подобное чувство. Тогда, придя в школу после летних каникул первого сентября, он неожиданно увидел в их классе девочку. Она была новенькая. У неё были большие прозрачные серо-голубые глаза и волнистые золотые волосы. Она мягко улыбнулась и взглянула на него, а он обомлел и потерял дар речи. Звали ее Алла. И в последующие полгода, пока она училась в их классе, он испытывал в её присутствии не свойственные ему робость и тайный восторг. Он мгновенно влюбился.  И потом,  когда она уехала, - отец её был военным, и его перевели в другой город, - он  долго не мог её забыть, думал он ней, скучал и видел во сне. И долго надеялся, что когда-нибудь встретит. Но так и не встретил. Конечно, потом всё забылось, были и другие. Когда в его жизни появилась Лариса, ему подумалось, что это навсегда. А позже  - еще совсем недавно - была Клара. А теперь у него Ольга. Очаровательные женщины. Но в Кларе, как теперь в Ольге, ему всегда чего-то не доставало. Чего же? В Кларе – постоянного присутствия рядом, её освобожденности  от другой, не его, жизни, жизни не с ним. А Ольга? Чудесный человек, мягкая, добрая, послушная, страстная любовница, но не опора, она и сама слаба и нерешительна. В роли жены вообразить ее нельзя. Ведь жизнь далеко не праздник, и преобладают в ней будни, иногда трудные и требующие жесткого решения. И Ольга тут не помощник. К тому же она непреодолимо, недостижимо  далеко.   
  А сейчас, в доме Лунца эта женщина стояла рядом с Ниной. Они были  похожи, но эта была немного выше ростом и чуть старше. И черты лица у неё были мягче и будто чуть-чуть размыты. У неё были блестящие и очень живые, ироничные глаза, красивый рот и хорошая улыбка. Он сразу подошел к ней. Знакомясь, она протянула ему мягкую ладонь и смело посмотрела прямо в глаза. Глаза её радостно сияли.
- Дарья, - улыбаясь, сказала она.- А можно просто Даша. Я сестра Нины. Мы похожи? Все так говорят. - Она рассмеялась.- Откуда я взялась? Из Ханты- Мансийска,  провинциалка  -  вот кто я.  В этих краях  я  впервые, здесь мне всё очень нравится.

  За столом они сели рядом. Он ощущал непонятное волнение, даже робость, боясь спугнуть эти неожиданные и давно забытые чувства. Почему-то с нею ему было удивительно легко, не было нужды искать слова или выдумывать темы для  разговора. Он испытывал удивление от этой непонятной легкости. Всё, сказанное им, она ловила на лету, понимала с полуслова.
  - Жаль, что завтра мне нужно улетать, - огорченно  сказала она. - Ведь с работы отпустили меня на  неделю. Да и вообще отпускать не хотели. Пришлось пригрозить, что подам заявление об увольнении. Как-никак, сестре тридцать, важный этап жизни. Я его перешагнула два года назад.
    Умна, подумал Бекер.  Очень тактично сообщила мне то, о чем я сам не решился бы сам спросить.
    - Если не секрет, то почему вас не хотели отпускать? Кто вы и чем занимаетесь?
   Она весело рассмеялась.
    - А вот вы и попытайтесь угадать!
   Он наморщил лоб и с шутливо-серьезным видом  стал всматриваться в её глаза.
- Хорошо, одну минуту. Итак, вы врач, хирург, должны оперировать тяжелого больного, а вместо этого решили удрать, уехать. Нет?  М-да…Пожалуй, на врача вы не похожи.  Тогда, скорее всего, вы учительница, а ваши ученики без вас не желают ходить в школу. Родители бунтуют. Школы закрыты. В городе объявлено чрезвычайное  положение. Угадал? Тоже нет? Значит, вы инженер, у вас на заводе произошла авария и всё горит, а вы всё бросили и спокойно улетаете в Харьков, в гости к сестре. Да? Нет? Опять не угадал? Тогда сознавайтесь!
Она расхохоталась.
- Да вы фантазер! Вам бы триллеры писать! Нет, всё гораздо прозаичнее. Я архитектор,  и у нас выпуск очередного проекта. Сроки поджимают, а я, видите ли, исчезаю. На другой конец земли.
- О, так вы архитектор! - сказал  Бекер. - Как же, знаю! Витрувий, Карбюзье, Алабян…Кто там еще из ваших коллег? И что же такое бессмертное вы там создаете, что без вас ну, никак нельзя? Второй Капитолий? Новый Парфенон? Коллизей  или  Нотр-Дам?
 - Почти, - строго сказала она. - Вы угадали. Без меня там – ну никак! Ни туда и ни сюда. Ведь я не какой-нибудь там рядовой архитектор, как тот же Карбюзье, я архитектор старший! Старший!  А что я создала, сейчас скажу, но только по большому секрету, - она пригнулась  к его уху и зашептала: - Слушайте и молчите. Это механизированный склад для хранения и сортировки утильсырья. Теперь поняли? - Она звонко расхохоталась, её легкие волосы скользили по его щеке  и щекотали ему шею. От них пахло духами и свежестью. Он с трудом сдержался, чтобы её не обнять. Господи, подумал он, просто какое-то наваждение. Что со мною происходит?! Я влюбился. А Ольга? Ведь я её люблю. Люблю? Сейчас эта мысль показалась ему искусственной, навязанной, будто кто-то насильно заставляет его так думать. Всё, связанное с Ольгой, сейчас казалось ему нереальным, как в старом, но запомнившемся добром сне. Она недосягаема, она далеко, она сама и есть сон. А Даша - явь. Но явь тоже непрочная, тающая, похожая на мираж. Завтра она улетит и тоже обернётся сном. Он усмехнулся своим мыслям. Ну, почему у него так?! Ведь та, что  в  Петербурге, явью никогда не станет. Это уже ясно. А эта - еще дальше, на самом краю земли. Да и что он знает о ней?! Возможно, у неё есть семья, муж и дети, там, в Ханты-Мансийске её жизнь…А он уже нафантазировал себе Бог знает что…
  -  О чем вы думаете? – спросила она. - Я вижу, что вы вдруг куда-то исчезли.
  - Я-то здесь, - сказал он. - А вот вы, Даша, завтра исчезнете. А мне очень хотелось показать вам наш город.
  - Кое-что я  уже увидела, но еще мало. И вообще Украину я не знаю, никогда не была.
 -  А я днями еду в Киев.
 -  Киев! - воскликнула она. -  Южная столица! Киево-Печерская лавра, Днепр, дом Булгакова,  Крещатик! Всё это я знаю из книг, но никогда не видела. Как бы я хотела это увидеть!
Бекер пристально посмотрел ей в глаза.
- А вы приезжайте. Весной. Лучше всего в мае, - неожиданно для себя  сказал он. - Я  вас туда отвезу, на машине. И покажу город. Я его хорошо знаю. В мае Киев особенно хорош. Цветущие каштаны в белых свечках, яркое желтое солнце и днепровские дали в голубой дымке, роскошные парки и старый Подол…А по пути мы проедем через древнюю Полтаву, увидите памятники старины и поле сражения во шведами, с сохранившимися редутами, весь музейный комплекс Шведская Могила, Кресто-Воздвиженский монастырь с бродящей там тенью проигравшего битву Карла ХП…Это всё близко, рядом. Так как?
 Она молча, не отводя глаз, смотрела на него. Прошла минута. Рядом разговаривали и смеялись гости, что-то громко рассказывал Лунц, звенела посуда. Бесшумно за спинами  сидящих  перемещались официанты.
- А вдруг я и на самом деле возьму и приеду? - тихо проговорила она.- Не испугаетесь, что пообещали?
- Нет, - твердо сказал он.- Не испугаюсь.
- Хорошо, - после короткой паузы  сказала она. -  Тогда я приеду. Обещаю.

  8

В институт Бекер приехал к двенадцати. Он едва успел углубиться в анализ данных последних измерений, как раздался телефонный звонок.
- Валентин Георгиевич, - сказала Наталья. - Для вас у меня две новости. Первая - прибыла телефонограмма: вызывают в Киев на среду, в министерство, к Сердюку. А вторая новость хуже - заболел Андрей Васильевич, звонила его жена, у него гипертонический криз. Ночью вызывали скорую. Сейчас, вроде бы, лучше, но ехать ему врачи не разрешают.
Бекер слегка растерялся.
- Да, но как же…А что Барабаш?
- Всё так же. Он в больнице.
- Ясно…Хорошо, я созвонюсь со  Скляренко.
 Он положил трубку. Непонятная ситуация. Как быть? Ехать одному? Но ведь вызывают представителя института, а он лишь зав отделом. И что их интересует? Общего положения дел в институте он не знает, финансовая сторона ему известна лишь по его отделу. Он помедлил, затем набрал номер Скляренко. Трубку тут же сняли, женский голос был молодой, он понял, что это Надежда, дочь.
 - Папе лучше, - сказала она. - Сейчас он спит. Но о поездке не может быть и речи. И, пожалуйста, больше ему не звоните. 
 - Хорошо, - сказал Бекер. - Передайте ему привет. Пусть выздоравливает.
Он еще подумал. Затем позвонил Наталье.
- Как зовут этого Сердюка? И еще его телефон.
 - Минутку. Вот, нашла. Зовут его Григорий  Мефодиевич, телефон запишите. Есть и мобильный, диктую.

Он записал телефоны и набрал Киев. Трубку тут же сняли.
 - Сердюк у телефона.
 - Это из Харькова, из института, Бекер. Вы вызвали нас на среду, но Скляренко заболел.
Сердюк тихо выругался.
 - А что, до среды он не выздоровеет? Сегодня еще только понедельник. Пусть лечится.
 - Нет. У него гипертонический криз. Может быть, приезд можно отложить?      
 Наступило молчание. Сердюк думал.
- Нет, - сказал он после паузы.- Нет, пан Бекер. Нельзя. Приезжайте один.
- Но…
- Ведь я  же уже сказал. Что же тут непонятного?
Сердюк положил трубку. Ладно, подумал Бекер. Чёрт с вами, приеду. Но буду говорить только то, что посчитаю нужным. А понравится это им или нет – мне наплевать. Он подозвал Сережу  Грача.
- Попроси зайти ко мне сразу же после  обеда Щеглова и Семина. И будь сам.

   В столовой к нему за столик подсел Володя Троецкий.
    - Привет. Говорят, ты едешь в Киев?
    Бекер удивился.
    - Ты откуда знаешь? Я сам это узнал всего полчаса назад.
    Троецкий сделал таинственное лицо.
 - Слухами земля полнится. - Он пригнулся к столу, оглянулся и понизил голос.- Знаешь, ходят разговоры, будто Барабаша снимают. И что в институт он уже не вернется. Здорово, а? Как ты думаешь, кто будет вместо него? Неужели Скляренко? Уже старый, вряд ли. Или пришлют со стороны? А? И еще знаешь, что говорят? – Он перешел на шепот.-  Говорят, будто у нашего  Парщика есть сильная рука в Киеве. Да и в здешних верхах тоже. И будто сватают его. Каково?
    - Не знаю, Володя. Мне все равно. Я буду увольняться. 
    Троецкий  замер. Этого он еще не знал.   
    - Ух, ты! А куда? Ты уже решил?
    - Почти.
    - Скажешь  мне? Я ни душе!
Бекер рассмеялся. Лучшего способа оповестить весь институт о чем-нибудь строго секретном, чем рассказать об этом  Володе Троецкому, не было. 
    - Узнаешь.          
Троецкий огорчился.
    - Ну, ладно. Приедешь - поговорим.      

 Бекер вернулся к себе. Но слова Троецкого насчет Парщика его насторожили. Что ж, такое вполне возможно. Молодой, наглый, без каких-либо моральных принципов,  к тому же, как считает молва, без пяти минут доктор наук.
 - Вот что, - сказал он, когда все расселись у его стола. - Завтра я еду в министерство, в Киев, по вызову начальства. Зачем - не имею понятия. Барабаш болен, заболел и Скляренко. Так что поеду один. Поэтому прошу вас вот о чём:  первое – продолжать работы в обычном режиме по нашим программам. Второе: никакой информации о деталях наших работах никому не выдавать, ни одной  душе, пока я не вернусь. В том числе, и в особенности  Парщику. Даже если это снова будет СБУ или что-то в этом роде. - Он взглянул на Грача.- Сережа, тебе поручается  информировать меня о происходящем в институте. Что-то, похоже, назревает, какие-то грядут перемены.
Он отпустил своих сотрудников и набрал номер Лунца.
- Завтра еду в Киев, - сказал он.- Причем, один.  Мой зам директора заболел, а зачем им я без него - ума не приложу.
- Не гадай, - сказал Лунц. - Там скажут. Но у меня есть весьма обоснованное предположение, что они сватают на место Барабаша именно тебя.
- Что-о? Ты шутишь?
Лунц засмеялся.
 - Ничуть. Но ты не пугайся. Не святые горшки лепят. Ты им вполне подходишь. Молодой, доктор наук, принципиальный. Впрочем, последнее, скажем прямо, теперь не слишком ценится. Удобнее, если человек гибкий, как уж, легко приспосабливается к рельефу. И  более улыбчивый с начальством, чем ты. – Он помолчал. -  Кстати, я на-днях узнал, что твой институт включен в перечень государственных предприятий стратегического значения. По-видимому, это связано с продукцией заводов, с которыми у тебя хоздоговоры. Теперь, похоже, решили это засекретить. - Он помолчал. - Впрочем, визит СБУ к вам с этим не связан. По моим сведениям был донос. Если хочешь, я смогу попытаться  выяснить, кто его автор.
- Не хочу, хотя догадываюсь и сам. Но марать руки  о  всякую мразь  желания у меня нет. Я сам подумал об этом, когда беседовал с этими ребятами из СБУ. Но твое предположение насчет меня во главе института…извини, это маловероятно. Да я и не хочу.
 -  Вот это очень правильно, - сказал Лунц. – Ты не торопись. Я тоже считаю, что тебе это ни к чему. К тому же это не предположение, кое-что я знаю. Когда приедешь - потолкуем. А пока я скажу тебе другом. Это, как говорится, совсем из другой оперы. Моя свояченица  Даша, понимаешь, в тебя влюбилась. Да, да, причем на полном серьезе. Сказала об этом Нине. Сегодня утром улетела и была  очень огорчена. Мечтает приехать снова. - Он хмыкнул.- Между прочим, все заметили, что и ты к ней был как-то уж слишком внимателен. Я не ошибся?
  - Нет, - сказал Бекер. - Но я и сам в недоумении - от себя самого. У нас с нею всё как-то сразу и удивительно сложилось. Что, как, почему - не могу постичь. Знаешь, - он сделал паузу. - Есть такая индийская легенда. Будто Будда вначале создал людей в виде двух половинок - мужской и женской. Но потом за что-то на них рассердился, половинки разделил и перемешал по всей земле. И  с той  поры  люди тщетно пытаются - чаще безуспешно - отыскать свою половинку. - Он рассмеялся. - Смешно, но у  меня такое ощущение, что мне вдруг повезло. И  я нашел свою половинку. Глупо, понимаю. Тем более, что я о ней ничего не знаю. Хоть расскажи.
  Лунц рассмеялся.
  - Ну, что. Я рад. А Даша что? Развелась лет пять назад, живет одна, архитектор. Детей нет. Скучает. Человечек очень хороший, добрый, ласковый.  Я её хорошо знаю.
  - Ох, Миша. Что-то мне не везёт. Ольга в Питере, и это безнадежно, она оттуда ни за что не уедет. А я туда тоже не хочу перебираться. А эта еще дальше.
  - Не торопись. Даша приедет, это я обещаю. За свой Ханты-Мансийск держаться она не будет, я гарантирую. А у тебя квартира, кстати, очень скоро будет свободна. Намёк, надеюсь, ты понял?

  По пути домой Бекер взял билет на поезд до Киева. Место оказалось лишь в двухместном  купе спального вагона-люкс. Это его устроило. Можно, подумал он, спокойно почитать на сон грядущий и выспаться. После последних, насыщенных  событиями дней, он ощущал усталость.
 Он уже подъезжал к Рымарской, когда запищал его телефон.
 - Это я, - игриво сказал женский голос. - Узнаешь?
 Господи, подумал он. Галина, снова она. Как некстати. 
 - Да, - ответил он. - Узнаю. Ты где?
 - В городе.  Мы увидимся?
 - Нет. - Он ответил сразу, не задумываясь. Он произнес слово «нет» и сам удивился. Странно, подумал он. Будто меня сдерживает нежелание изменить Даше. А ведь у нас с нею ничего не было. Да и будет ли еще что-нибудь - неизвестно. Ну, а Ольге ведь я изменял? Конечно, и даже не задумывался. Но это совсем другое. Она далеко и у нас заведомо всё непрочно. Вероятно, не было бы Даши, я, пожалуй, и не колебался бы. Но сейчас всё стало каким-то иным.
 -  Вот как, - удивленно произнесла она. - И почему же?
 -  Заболел. 
 - Надеюсь, не очень тяжело. Может быть, я тебя вылечу? - Она тихо засмеялась.- У меня, кстати, очень хороший номер в хорошей гостинице. Адрес дать?
  - Нет, - повторил он.- Не нужно.
  Наступила пауза.
  - Ладно, - зло сказала она. - Только смотри, в другой раз заболею я. Будешь сам  искать меня. А завтра  я  уезжаю. И когда теперь приеду, не знаю. Ну, так как? Всё же адресок запомнишь? Мне одной скучно.
  - Перебьешься, - сказал он. Её назойливость его обозлила. Ненасытная, лукавая  баба. Пора с нею кончать, надоела. - Извини, Галя, я за рулём и больше разговаривать не могу.
  -  Сволочь,  -  прошипела она,  и в трубке пошли гудки отбоя.

         
      9

Слушок о том, что вместо Барабаша директором института станет Парщик, катился по институту с подачи самого Гены. Кто-то этому верил, другие возмущались и верить не желали. Но почти все были готовы к самому неожиданному варианту. Теперь могло случиться всё. И всё же  большинство считало это простой сплетней.
 В действительности же дело было не в бахвальстве или наивном  желании  Гены таким путем придать себе особый вес. Он всё продумал. Смысл запущенного им слуха заключался, по его мнению, в следующем. Барабаш лежал в больнице и мог находиться там еще недели две, а то и все три. А потом, как сказала его секретарь Наталья, сразу же собирался взять отпуск на два месяца. Значит, уволить его пока не смогут, на этот счет есть закон. То есть в запасе имеется два с половиной месяца. А это немало. Значит, их нужно использовать для завершения  докторской. И успеть передать её в совет. И даже договориться об оппонентах. А слух о возможном скором его директорстве будет работать на этот его план. Ведь никто не захочет ссориться с будущим директором института.
  Правда, диссертация далеко еще не окончена. Её нужно пополнить новыми данными и хорошенько украсить  математикой. Кое-что Гена уже отыскал в старых и давно всеми забытых публикациях 50-60-х годов, а в смысле математики, надо думать, поможет  Шерман. И Карпенко тоже поможет - у него есть знакомые доктора, старики. Правда, полумаразматики, как и он, но на роли будущих оппонентов вполне сгодятся.
  В  пятницу, прикупив соки в пакетах и апельсины, Гена навестил в больнице Барабаша, нужно было уточнить насчет его дальнейших планов. 
  Барабаша он нашел в светлой двухместной палате с жалюзи на окнах и цветами на подоконниках. Рядом лежал длинноносый худой старик, то ли армянин, то ли еврей. С Барабашем они были в  ссоре и не разговаривали. У длинноносого старика был маленький телевизор с наушниками, он лежал, смотрел какое-то кино и тоненько хихикал. Барабаша это раздражало и возмущало.
 - Выйдем в коридор, - сказал он Гене.- Не могу видеть этого типа. Хихикает целый день, сволочь. Болен - лежи и лечись, а не смотри кино.
 - А перейти в другую палату?
 - Ха! Говорят, что все хорошие палаты заняты. Или плати деньги. А как знать? Уплатишь, а там  лежит такой же тип? Теперь их развелось много. Ругает советскую власть почем зря! И то было плохо, и то никуда не годилось. Свободы, говорит, не было. Нельзя было высказать свое мнение. - Барабаш злобно хмыкнул. - А кому твое мнение было интересно?  Кому, скажи? Имел ты его, ну и держал бы при себе, выступал перед женой на кухне. А он тут, понимаешь, развел целую философию. Тоталитарный, мол, был режим, сталинизм, гулаг, кагэбэ, цензура. Сволочь! Это из-за него давление у меня никак не снижается. А врачам наплевать. Тоже мне врачи! Я тут к одному, понимаешь, обратился, сказал ему «товарищ», так он прямо аж позеленел. Я, больной, вам не товарищ, извольте, говорит, обращаться ко мне словом «господин доктор» или просто - «доктор». Понял? «Господин!» Каково, а? Ладно, Геннадий, расскажи-ка мне, что в институте творится.
 - Плохо без вас, - угодливо сказал Гена. - Всё идет наперекосяк.  Как когда-то  сказал Пушкин, без руля и без ветрил. Скляренко не справляется. Работало у нас два дня СБУ, что-то проверяли, вызывали к себе заведующих отделов и лабораторий. И меня в том числе.
- Про СБУ знаю, - сказал Барабаш.- По отделам ходили? Смотрели? У кого они были?
 Понятно, подумал Парщик. Он в курсе. Ведь по сути дела были они только у Бекера, смотрели его стенд. А ко мне, как и к другим, заглянули только на пару минут. 
- У всех были, - сказал Гена. – А Бекера из Москвы срочно отозвали. С ним они в кабинете с глазу на глаз беседовали, целый час, наверное. А о чем - не знаю. Знаю еще, что рассматривали его стенд.
- Ясно, - задумчиво проговорил Барабаш. - Ясно. Значит, из Москвы Бекера срочно отозвали. И, значит, общих программ работ он не согласовал и ничего не подписал. Понял. Худо. Провалили, значит, совместные работы. Ладно, приду – разберусь! Ничего, отладим.
Гена  радостно встрепенулся.
- Ох, Владимир Иванович! - с лицемерным вздохом сказал он.- Когда же нам ждать вас?! Поскорее бы!
Барабаш пожевал губами.
- Думаю, выпишут меня через недельку-полторы. А потом отпуск возьму. За два года. На два месяца или даже больше. Поеду в санаторий. Но ты не расстраивайся, -  он по-отечески улыбнулся Гене. - Буду рядом, смогу наезжать. Наведу порядок.
 Гена возликовал. Всё шло по плану.
- Хорошо бы, - он вздохнул.- Ждем вас, Владимир Иванович, весь институт ждет - не дождется. Выздоравливайте поскорее.
Барабаш довольно усмехнулся. Парщика он любил, как непутёвого, но верного сына.
- Ну, сынку, иди, - сказал он. – И приезжай ко мне почаще, новости привози. Мне  нужно всё знать.

  Теперь следовало договориться о дальнейших шагах с Шерманом  и  Карпенко. Когда готовилось заключение комиссии о работах Бекера, Шерман во всем положился на Гену. Но теперь положение изменилось, и Гена еще не знал, как подступиться к старику. И решил сориентироваться уже на месте.
 Шерман сидел за столом и сонно листал старый технический журнал. По его красным слезящимся глазам было видно, что он устал, хочет спать и что ему вообще давно всё надоело. Кроме него в комнате никого не было, и хотя до конца рабочего дня было еще далеко, сотрудники разбрелись и их столы пустовали.
Шерману было скучно, и приходу Гены он обрадовался.
О том, что в институте два дня  работало СБУ, он от кого-то слышал, но что такое СБУ и что проверялось, а также кого и для чего вызывали, его не интересовало. Больше всего его интересовала болезнь Барабаша,  и он ежедневно об этом справлялся у Натальи, узнавая, какие приходили врачи и что они сказали, что рекомендуют и какие прописали лекарства. Всё это он аккуратно записывал и в течение дня обзванивал аптеки, чтобы узнать, где что есть и по какой цене. О Бекере  и  комиссии он совсем забыл и лишь сейчас, увидев Гену, вспомнил.
- А-а!- обрадовано сказал он. - Уже нужно подписать? А ну-ка, ну-ка! Давайте текст.
- Пока еще текста нет, - присаживаясь у стола, сказал Гена. Он понял, что старик о происходящем в институте не имеет понятия. - Еще дорабатываем текст по вашим замечаниям.
- Отлично, - Шерман улыбнулся. О том, что он делал какие-то замечания, он не помнил абсолютно  ничего. - Надеюсь, я  не создал вам больших  сложностей?
- Были, конечно, некоторые, но мы их преодолели, - сказал Гена. - Разобрались. Хотя и не так уж это было просто. Но зато теперь всё у нас на самом высоком уровне. Это благодаря вам, Владимир Рувимович.
Шерман довольно улыбнулся.
- Очень рад. Могу еще чем-нибудь быть вам  полезен?
- Да, - сказал Гена. - Если вы разрешите мне написать на титульном листе моей докторской диссертации «консультант профессор Шерман В.Р.» И всё. Лишь ради повышения весомости моей работы.
- Господи! - воскликнул Шерман.- Да ради Бога! Но ведь о вашей работе я почти ничего не знаю. Вы хотя бы покажите её мне. Авось, я чем-нибудь смогу вам помочь?
Парщик  изобразил смущение.
- О, спасибо, я просто не решался об этом вас просить. Конечно, для вас это пустяки, семечки, а для меня…Нет, я не осмеливаюсь, ведь при вашей занятости…
- Геннадий, говорите же!
- Понимаете, Владимир Рувимович, мне очень хотелось бы осовременить некоторые математические выкладки. Кое-что у меня записано в старой, скалярной форме, а теперь нужно в матричной. И еще хотелось бы заменить кое-где простое суммирование интегралами. Но только я никак подходящих аппроксимирующих уравнений кривых не подберу. Если бы вы могли помочь мне это сделать, то я…
- Геннадий! - с улыбкой сказал Шерман. Этот скромный и застенчивый мальчик ему нравился. Он вспомнил о своем внуке. Тот был нахальный, говорил только о деньгах и учиться не хотел. -  Да приносите вашу работу! Я всё сделаю, обещаю вам.
 
 Гена вышел от Шермана в хорошем настроении. Теперь нужно пойти к Карпенко. Там сценарий  разговора должен быть совсем иным.
 Карпенко сидел нахохлившись, колени его были укутаны пледом и горло перевязано шарфом. В руке он держал ручку, очки сползли на нос. Он дремал. Увидев Парщика, он встрепенулся и насторожился. О комиссии и необходимости что-то подписать, он помнил, но это было неприятно и нарушало покой. Он недовольно посмотрел на Гену. О происходящем в институте он что-то слышал, но не вникал.
- Опять что-то насчет Бекера? - хмуро спросил он. - Что, заключение уже готово? 
- Нет, - сказал Гена. - Оно уже не нужно. Теперь у нас с Москвой дружба, а им наш стенд нравится. Недавно Бекер даже ездил к ним по этому поводу.
- Вот оно как, -  сказал Карпенко.- А я и не знал. Так что же теперь требуется от меня?
- Совет, - сказал Гена. - Только совет и помощь. Ведь мне скоро защищать докторскую,  а с оппонентами нет ясности. А у вас много знакомых. Бывших ваших учеников.- Эта фраза у Гены родилась неожиданно. Никаких учеников Карпенко он не знал. И были ли они вообще, тоже не знал. -  Дайте совет, Максим Петрович.
Карпенко вдруг сообразил.
- Вот что, - сказал он.- Прежде, Геннадий,  вы узнайте у Мартынюка. По-моему, докторского совета у нас вообще пока нет. Или он еще не  утвержден. Или я ошибаюсь?
- Не ошибаетесь, - сказал Гена. - Поэтому я и думаю подавать в совет при университете. Или при  политехе.  А вас я прошу быть моим первым  оппонентом. И еще двух посоветуйте из ваших хороших знакомых. Или  ваших учеников.   
Карпенко успокоился.
- Не знаю, - сказал он.- Давно уже никому не оппонировал. Даже не знаю. Теперь и правила, наверное, другие, не знаю я их.  Насчет других оппонентов подумаю, а сам не берусь. Времени нет.
Гена усмехнулся.
- Максим Петрович, я же всё вам подготовлю. Вы только всё проверите и отредактируете.
- Ну, разве что так, - задумчиво сказал Карпенко. - Тогда, пожалуй, можно будет. Да, я вспомнил. Есть у меня старый друг, еще по институту, доктор наук, хотя уже давно не работает. Но еще вполне годится. Я поговорю с ним.  Может, и ему кое-что подготовить придется…а, Геннадий?
- Конечно, - сказал Гена. - И не сомневайтесь, я всё сделаю.
- Тогда поговорю. Попробую убедить.

   Гена ушел. Всё шло по плану, но оставался один неприятный момент. Это был недавний разговор с Бекером. Неделю назад он, как и обещал, бегло просмотрел рукопись диссертации Гены.
- Диссертация как диссертация, -  сказал он со смешком. - Вполне современная. теперь имя таким - легион. Правда, я заметил несколько таблиц с данными, которые показались мне что-то очень уж знакомыми. А ссылок никаких нет. - Он пристально взглянул на Гену.- Возможно, я ошибаюсь, но учтите, Геннадий, что ВАК теперь имеет так называемую антиплагиатную электронную программу. С её помощью проверяются электронные версии диссертаций на плагиат или заимствования без ссылок. Включая даже самые старые публикации. И если, не приведи Бог, у вас  в этом смысле что-то не вполне чисто, то я вам не завидую. Провал будет обеспечен. Если не на защите, то в ВАКе уж непременно.
 - Нет, - сказал Гена. - Что вы! Да я никогда бы! Чтобы я такое!
 Он это произнес, но в душе спокоен он не был. Цену своим данным он хорошо знал. Но он верил в себя. Что-нибудь придумаю, сказал он себе, и успокоился.

    

      10

В вагоне было тепло и тихо. Купе Бекера находилось в самом конце длинного коридора. Вдоль всего вагона по полу тянулась красная ковровая дорожка. В некоторых купе  уже расположились пассажиры, другие еще были пусты.
До отправления поезда оставалось десять минут. Вагон постепенно заполнялся народом. Соседа  Бекера по купе еще не было.
Он посмотрел в окно. В сером вечернем сумраке желто светились окна вокзального здания. Размыто дробилось в мокром асфальте отражение сдвоенной цепочки перронных огней, перемещались темные фигуры, проехала, непрерывно тонко сигналя, тележка, нагруженная доверху чемоданами и сумками, кто-то бежал, поглядывая на окна поезда.
Дурацкая поездка, подумал Бекер. К кому я еду и зачем? Для чего меня вызывают в министерство, с которым я никогда не имел никаких дел?  Как я могу представлять институт?
 Вчера в конце дня он позвонил Скляренко. Дочь куда-то вышла, и тот взял трубку. Голос у него был слабый. «Очень неудачно вышло, - сказал он.- Вы этому Сердюку звонили? Поездку он не отменил?» - «Нет. Был недоволен, но сказал, чтобы я приезжал один». Скляренко помолчал. «Не знаю, чего они хотят. О Барабаше Серлюк спрашивал?» - «Нет».- «Ну вот. Значит, что-то у них на уме. В общем, поезжайте. Если будет нужно, звоните».
 И вот он едет в Киев. Глупо. Тем более, что из института он собрался увольняться.  Прошло несколько минут. Дверь купе отворилась  и вошел мужчина.
 - Уф-фф! - проговорил он, тяжело садясь и отдуваясь. На вид ему было за шестьдесят. - Едва успел.  Пробки на дорогах, понимаете, повсюду.
 Он снял шапку, сбросил пальто и взглянул на Бекера.
 - Вы куда едете?
 - В Киев.
 - А я в Миргород. Желудок что-то стал барахлить. Побеспокою вас в три ночи. Так что заранее уж извините.
 - Ничего. В вагоне я  вообще сплю плохо. Поэтому предпочитаю авиацию.
 - А я наоборот. Летал много, а всё равно боюсь. Вы по специальности кто?
 - Научный работник.
 - О-о! Коллега. Где, если не секрет, трудитесь?
 - Бывший филиал ЦНИИ, почтового ящика. 
 - Знаю. Когда-то директором там был некто Барабаш. Кто теперь, не знаю.
 - Он же. Сейчас болеет.
 - Хо-хо. Молодец. - Мужчина глянул на Бекера. - Но скотина, извините, изрядная. У меня с ним свои счеты. Двадцать три года назад не принял меня на работу. По соображениям пятой графы. Вам это понятно? Хотя тогда я был молодым кандидатом наук и имел двенадцать авторских свидетельств.  Ну да чёрт с ним!  Потом, впрочем, я защитил докторскую, а он так и остался тупой скотиной.
Бекер усмехнулся.
- Тогда я там еще не работал. Давайте знакомиться. Вот моя визитка.
Сосед надел очки.
- О-о! Знаком с вами по вашим работам, как же. А вот у меня визитки нет. Представлюсь так - Сорокер Михаил Наумович. Работаю преподавателем на полставки в институте на кафедре физики. Но вообще по специальности я приборист, именно это моя сфера деятельности. - Он посмотрел в окно. - О,  мы уже едем, а я  и не заметил.

 Бекер тоже глянул в черное окно. Вокзала уже не было, отдалялись и убегали, растворяясь в темноте, огни города.  Сосед уже лёг. Спать не хотелось. Он раскрыл журнал и попытался читать. Дверь в коридор была приоткрыта и вдруг он услышал знакомый воркующий женский смех. Недоумевая, он поднялся и выглянул в коридор. У окна стояла Галина, рядом с нею военный. Он что-то ей говорил, она смеялась. На ней был хорошо знакомый ему цветастый японский халатик. Она смеялась и вдруг увидела Бекера.  Глаза её замерли и улыбка вмиг сбежала с лица. Военный, не понимая, тоже обернулся. Держа в руке журнал, Бекер приблизился.
- Привет, - неловко сказал он.- Приятная  встреча. Еду к вам, в Киев.
- Вижу. Надолго?
- Еще не знаю. Думаю, дня на два-три.
Она помолчала. Потом подняла глаза.
- Ну что ж, успехов вам. А вы в каком купе?
- В самом последнем. На колесе, - он засмеялся.- Трясет  и стучит, но, надеюсь, доеду.
- Доедете. А кто сосед? Дама?
- Не совсем. Пенсионер-физик. Едет только до Миргорода.
- Вот как. Приятных вам снов.
- Взаимно.
Она ушла и задвинула за собою дверь купе.

Бекер проснулся. В купе горел свет ночника, Сорокер стоял уже в пальто и смотрел в окно.   
 - Извините, что разбудил, - сказал он. - Миргород, подъезжаем. Рад был познакомиться. Если паче чаяния я вам понадоблюсь, найдете меня на кафедре.
 Он выключил ночник, вышел и закрыл за собою дверь. В купе было темно, лишь с платформы падал слабый отсвет фонарей. Бекер сел и сдвинул оконную занавеску. Сон прошел. С перрона доносились невнятные глухие голоса и мелькали огоньки. Прошло еще несколько минут. Раздался свисток, вагон медленно дернулся. Постепенно поезд набрал ход. За окнами снова наступила чернота и лишь где-то очень далеко медленно проплывали редкие огни дальних селений. Припомнились вдруг грустные строки Лермонтова: «Проселочным путем люблю скакать в телеге, и взором мысленным пронзая ночи тень, встречать по сторонам, мечтая о ночлеге, дрожащие огни печальных деревень». Прошло более ста лет, а как точно передано настроение! Он снова задернул шторку, лёг и попытался задремать. Второго пассажира к нему в купе так и не посадили.
 
  Проснулся он оттого, что кто-то с легким  щелчком открыл дверь, на миг в купе из коридора упал слабый свет дежурного освещения и дверь тут же снова затворилась. Бекер поспешно сел и включил ночник на столике.
 - Выключи, - шепотом сказала  Галина и сбросила халатик. Кроме босоножек, на ней ничего не было.

      
          11

 В Киеве прямо с вокзальной площади Бекер позвонил Сердюку.
 День был серый и тусклый, шел холодный мелкий дождь со снегом, снежинки, кружась, медленно плыли в воздухе и таяли в рыжих лужах.  После ночи с Галиной голова была тяжелой и настроение гнетущее. Попался как мальчишка, подумал он. Увидел голую бабу и обо всём забыл. Опытная, стерва. От такой убежать непросто. Но это всё, конец, больше не повторится. На перроне она тихо спросила: «Мой телефон у тебя есть?» - «Да», - сказал он. «Позвонишь?» Он помолчал. «Будет видно». Она понимающе усмехнулась. «Ну-ну. Смотри, не скучай. Пока». 

Телефон Сердюка был занят, пришлось ждать. Бекер сидел в гудящем вокзальном  зале, вокруг сновали люди, у касс стояли небольшие очереди. Прошло несколько минут, он набрал номер снова. На этот раз телефон был свободен. Сердюк снял трубку.
- Я  в  Киеве,- сказал Бекер.- Какие у нас планы?
- А-а, очень хорошо. Сейчас сколько? Около двенадцати? Значит, так. Будьте у меня ровно в два. Вы где думаете остановиться?
- Обычно живу в гостинице «Москва». Это от вас близко.
- Теперь называется «Киев». Я сейчас вам забронирую. Какой вам, одноместный,  люкс или как?
- Одноместный и не люкс. Надеюсь, что долго в Киеве не задержусь.
Сердюк хмыкнул.
- А это как решит начальство. Не опоздайте. 
 
 Сердюк оказался хмурым человеком лет пятидесяти с густыми бровями и свисающими до подбородка рыжими усами. Разговаривая, он смотрел в  стол, время от времени поднимал глаза, быстро внимательно оглядывал Бекера и тут же снова прятал их под бровями. Кроме него в комнате сидели еще двое сотрудников, непрерывно разговаривающих по телефону. Оконная фрамуга была  приоткрыта,  и  оттуда задувало сырым холодом. Сердюк всмотрелся в Бекера.
  - Беседовать с вами будет заместитель министра, пан Иващенко Александр Иванович, - сказал он. - Он курирует ваш институт. К вам у него много вопросов.
  Бекер решил сразу расставить все точки над «і».
  - Вот что, - сказал он.- Я смогу отвечать только на вопросы о работе моего отдела. О работе института в целом мне ничего неизвестно.
  - Ну, ну, не прибедняйтесь, - усмехаясь, сказал Сердюк.- Так уж ничего! Ведь на советы вы ходите? Ходите. Значит, что делают  другие отделы знаете? Знаете. Оценку их работам, как ученый, дать можете? Можете. А нас только это и интересует. А прочие вопросы – это не к вам.  Не для того мы вас вызывали. По другим вопросам мы и сами в курсе. -  Он снял трубку и набрал номер. - Это Сердюк. Александр Иванович у себя? Доложите ему, что Бекер из Харькова приехал и сейчас у меня. Когда нам быть? Через тридцать минут? Добре.
Он положил трубку.
- Погуляйте, Валентин Георгиевич, - сказал он. – Тут у нас этажом ниже есть книжный киоск, может чего интересного и найдете. А я жду вас через двадцать  минут.
Бекер вышел. Давать оценку работам других институтских отделов и лабораторий было ему не по душе. Ладно, сказал он себе, сориентируюсь на месте в зависимости от вопросов. 
Он походил по гулкому пустому вестибюлю, нависающему каменным балконом над уходящей вниз беломраморной лестницей, посмотрел в широкое окно. Внизу на полукруглой площади перед входом стояли сверкающие черные машины, за ними сбегала на Крещатик широкая улица с мокро поблескивающей синей брусчаткой и по её другую сторону по-зимнему чернели склоны парка. 
   Он подумал о Даше, и у него потеплело в груди. Если всё сбудется, то  весной они приедут сюда вдвоем и он покажет ей Киев. Он вспомнил о вагонной ночи с Галиной  и его передернуло от отвращения и злости.  Кретин, сказал он себе, просто жалкий кретин, не устоял. Какое-то наваждение. Но это было в последний раз. Всё, к чёрту, хватит.

В приемной замминистра  вежливая секретарша, при виде входящих Бекера и Сердюка  поднялась и открыла первую из двойной двери с табличкой «Иващенко Александр Иванович».
- Вас ждут, входите.

Замминистра был молодой, не старше тридцати пяти лет. Бекер и Сердюк расположились с обеих сторон приставного стола. Близко поставленными к переносице бегающими жуликоватыми глазками  Иващенко очень напоминал Гену Парщика.  За его спиной на стене висел портрет президента Украины. 
- Таким вас я себе и представлял,  - он добродушно хохотнул.- Ведь мы с вами коллеги. Я тоже кончал политехнический в Харькове, но позже вас. Альма-матер, люблю Харьков! - Он помолчал и сделал серьезное лицо. - Ладно, перейдем к делу. Понимаете, за последние годы ваш институт утратил лицо. Чувствуете?
С этим трудно не согласиться, подумал Бекер.
- В какой-то степени, - уклончиво ответил он. Обсуждать эту тему ему не  хотелось. Прежде всего  нужно было понять, к чему затеян этот разговор.
  - Ну, вот видите. -  Иващенко довольно усмехнулся. - Когда-то ваш институт решал общие задачи с Москвой, а теперь они шагнули вперед, а вы, понимаете, плететесь в хвосте. - Он нахмурился. - Ваш институт выродился, занимается мелкими разработками, верно? Правда, ваш отдел, пан Бекер, сделал важные работы для нашей промышленности. Как видите, мы в  курсе дела. Но это исключение. Это так?
- Не совсем, - сказал Бекер. - Вы считаете, что бывший головной институт в Москве ушел вперед, а мы плетемся в хвосте. Это не так. Кое в чем мы, точнее  мой отдел, их опередили. Правда, пока в небольших масштабах. Но это временно, ведь у них  большие возможности. Они нас скоро догонят. И даже перегонят. Поэтому нам нужна помощь государства и финансирование наиболее важных направлений. Вот тогда всё, надо думать, изменится.
Иващенко удовлетворенно покивал головой.
- Это точно. Вы всё правильно понимаете. Очень-очень многое нужно менять. В первую очередь руководство, ну и кадры. Барабаш для этого не годится. У него закостенелое, еще советское мышление. Вы согласны? - Он усмехнулся. - Ведь не случайно он ищет опору в лице бывшего патрона, академика Гордеева? И, думаю, вы тоже не случайно ездили в Москву. Ведь так?
- Да.
- Вот видите, мы в курсе. Но контакт у вас так и не состоялся?
- Не состоялся. И уже не состоится.
- Яcно. Значит, нам нужно решить два главных вопроса - руководство и кадры. Всё прочее производное от этого.- Он помолчал. - Понимаете, у нашего высшего руководства есть идея реорганизовать ваш институт и превратить его в современный научный комплекс. Комплекс из трех звеньев: собственно ваш обновленный НИИ, при нём конструкторское бюро, ну и третье - опытное производство. Поначалу, думается, в виде небольших мастерских для изготовления пробных образцов  изделий. А потом и для передачи рабочей документации нашим предприятиям. А? Как вам такое? Притом с чёткой задачей - никого, в том числе Москву, не копировать! Создавать только своё!  Но мирового уровня! А? Как вам наш план?
-  План любопытный. Но в науке, да и в технике такая псевдо-принципиальная позиция и замкнутость суть ни что иное, как желание построить свой велосипед. Трехколесный, из досок. Но свой. А другие тем временем будут ездить на мерседесах. - Бекер усмехнулся. -  Нет, с такой постановкой задачи далеко мы не уедем.   
Иващенко поджал губы. 
- Вот как. Логично, хотя и не очень патриотично.
- Ну, а почему бы не учесть полезный опыт, скажем, Америки? Или России? Или, к примеру, даже какой-нибудь Индонезии? Почему нам нужно только свое, пусть хуже, но своё? - Он засмеялся. - Это очень патриотично, но, извините, нелепо. Без учета чужого опыта создать новое, причём мирового уровня, абсолютно невозможно.
Иващенко нахмурился.
- Хорошо. Конечно, опыт учитывать нужно. Но только - не копировать.- Он помолчал. - Тогда вопрос к вам прямо в лоб: а вы смогли бы взяться за создание такого комплекса? И за руководство им?

 …Лунц был прав, подумал Бекер. Он предвидел такой оборот разговора. Но он тогда же меня предупредил: не торопись соглашаться, возможны и другие варианты. Но интересно вот что - по структуре очень похоже на идеи Гордеева. Как видно, это веление времени. Но разница в том, что у Гордеева всё это уже есть, даже конструкторское бюро и опытное производство, и он  хочет всё это развивать и усиливать. Отсюда его предложение, он знает свои слабые места и хочет их усилить. А Иващенко фантазирует на пустом месте.
 - Вы меня ошарашили, - сказал Бекер. - Сразу я не готов вам ответить. Но в вашем плане я  вижу огромные сложности. Первая и основная - кадры. Где вы рассчитываете найти современных ученых для такого НИИ и опытных инженеров для КБ? У нас пока что таких я не вижу. А без них, простите, этот воз с места не сдвинуть. Ну и  второе - зарплата? Она должна быть соответствующей. Во всяком случае,  не ниже таковой в частных  предприятиях.  А это, как  я понимаю, вряд ли осуществимо.
   Наступила пауза. Иващенко что-то обдумывал. Прошла минута.
 - Всё это детали! - снисходительно сказал  он.- Это решается! Я это вам обещаю! А вы подумайте над нашим предложением. -  Он озабоченно посмотрел на часы.- Ох, мне пора, совещание у вице-премьера. - Он помолчал, потом, заметно поколебавшись, добавил: - Впрочем, есть еще один вариант для вас - возглавить только научную часть будущего комплекса. То есть ваш НИИ. А всё прочее, в том числе все организационные мероприятия, мы возложим на кого-нибудь другого. 

В коридоре Сердюк добродушно сказал Бекеру:
- Такие предложения, пан Бекер, на улице не валяются. Может, это у вас раз в жизни. Так что хорошо думайте. И еще. Подробности разговора с Иващенко пока Скляренко и Барабашу  не сообщайте. Им мы скажем сами. Еще добавлю от себя.- Он понизил голос.- На вас был сигнал. Вам ясно, о чем я? СБУ у вас в институте работала? То-то и оно. Но сигнал оказался ложным. А вышло на пользу – привлек к институту внимание. Вот вам и разгадка. 

Из гостиницы Бекер позвонил Лунцу.
- Ты угадал,- сказал он.- Я действительно получил предложение стать директором, но не института, а, как они говорят, комплекса: наука плюс конструкторское бюро плюс опытное производство. Или же, как вариант,  предлагают руководить только научной частью. 
Лунц засмеялся.
- Я не угадал, я  знал. Но не хотел тебе с уверенностью об этом говорить - мало ли что?! У этих ребят семь пятниц на неделе. Маниловщина, всё не всерьез, одни фантазии и мечтания. Откуда я знаю? Ну, у меня имеются свои источники информации. Но скажу тебе сразу - их предложение не для тебя. Попытаюсь кратко обрисовать. Не потому, что ты не сумеешь или тебе не хватит энергии. Всё это у тебя есть. И даже с избытком. Но поставленная ими задача может быть решена – даже в самом первом приближении -  в течение лет пяти-шести, а то и больше. Пока ты отыщешь, уговоришь пойти к тебе или вырастишь сам нужных людей, ученых. Пока ты найдешь и переманишь конструкторов высокой квалификации – да только чем ты сможешь их соблазнить? Высокой зарплатой? Это вряд ли. Но и это лишь половина дела. Есть еще один  и, пожалуй, самый важный нюанс. Ведь у нас как? В очередной раз, - а этого ждать уже недолго, - сменится правительство и тут же изменятся  приоритеты. Надумают выпускать дешевую электронику, фотоаппараты, чайники, утюги, - не знаю что, а приборы, из-за которых сейчас весь этот сыр-бор, решат закупать за рубежом. Гораздо дешевле, проще и намного безопасней. А кое-кто сумеет при этом еще и наварить пару копеек. В валюте. И не нужен никакой научный комплекс, не будет болеть голова о кадрах ученых, о финансировании  работ и зарплатах, отпадет тысяча попутных  забот, а к  тебе с твоим, извини, в муках рождающимся научным комплексом постепенно и без сожалений утратят всякий интерес. Не обойдется и без интриг, подсиживаний, кляуз и анонимок. И будешь ты биться, как рыба на берегу. А тебе, друг мой, к тому времени стукнет полтинник, тебя полностью поглотят административные заботы, как ученый ты отстанешь и будешь плестись в хвосте - потому что ни времени, ни сил для собственной научной работы у тебя уже не останется.  Вот такой прогноз. А  теперь и думай, нужно ли тебе это.
Бекер молчал.
- Ну? – сказал Лунц. - Убедил я тебя?
- Почти. Нечто в таком духе я и сам понимал, только так четко не сумел сформулировать, как ты.
- Вот и хорошо. Вот потому для тебя у меня есть и другое предложение, получше. Но его мы обсудим  дома. А пока есть еще две хорошие новости: первая – сегодня Лариса с её сожителем с Рымарской съезжают. Понял? Съезжают! Молчишь? Лишился дара речи? - Лунц рассмеялся. - Думаю, что уже даже съехали. Я всё это организовал. И даже небольшую сумму им дал, но это уже от себя. Так что приедешь домой на Рымарскую, как хозяин, пляши и пой. И  вторая новость: от Даши прибыло электронное письмо. Просит дать твой электронный адрес. Дать?
- Ох, Миша. Конечно, давай! И что бы я делал без тебя?!
  - Ладно, приезжай. Увидимся уже на будущей неделе, улетаю в Гамбург на пять-шесть дней. А пока бегу, опаздываю.
 
 Бекер положил трубку. Да, Михаил человек дела. Очень редкое качество в наши дни. С квартирой всё решил и быстро сделал. И насчет Даши тоже всё понял.
 Он вдруг вспомнил об Ольге, и в душе неприятно кольнуло. Нужно что-то решать. Он посидел, подумал и набрал её номер. Ольга была в институте. Как видно, шло какое-то совещание, и она говорила приглушенным  голосом.
 - Извини, я говорю тихо, у нас тут рассмотрение отчета. Ты что-то совсем пропал. Не звонишь, я  ничего о тебе не знаю.
 - Я звоню из Киева,  - сказал Бекер.- Что у тебя, какие новости?
 - Новостей почти нет. Почти. Разве что меня атакует мой Свияжский. Но его атаки я отражаю. Успешно. А что у тебя?
 - Помнишь мой разговор с Гордеевым? Нечто подобное теперь у меня и здесь. Намечается кардинальная  реорганизация  нашего института и мне предложили всё это возглавить. Как тебе такое?
 Ольга молчала.
 - Оля, ты слышишь? 
 - Да, - сказала она упавшим голосом. - Слышу. Значит, это всё...
 - Что - всё?
 - А я всё еще надеялась, что тебе это надоест. И ты переберешься ко мне, сюда,  в  Питер…
 Бекер раздраженно хмыкнул.
 - Оля, ведь мы это уже обсудили.  Ты знаешь, что я не уеду.
 - Да. Но я всё-таки надеялась. А теперь всё. Я это уже поняла.
 - Оля!
 - Прости, Валя, больше говорить я не могу. Я тебе позвоню домой.

 В трубке пошли гудки отбоя. Бекер сидел в задумчивости. Он испытывал сложное чувство. В нём была горечь расставания и в то же время чувство облегчения. Было ясно, что их полугодовой роман пришел к естественному финалу. То, что роман обречен, было ясно почти сразу. Ни он, ни она не хотели поступиться своей привычной жизнью, а краткие встречи были, по сути, мимолетными страстными свиданиями любовников, не задумывающихся о будущем и живущих лишь мгновениями любви. За минувшие месяцы, почти полгода, вместе они были не больше трех недель. Но для поддержания постоянного любовного огня  этого очень мало. Из-за этого у него периодически и возникала  Галина. Была бы рядом Ольга, ничего подобного не случилось бы. Да, именно так. Ему нужен дом, жена, чтобы были будни и праздники; чтобы по воскресеньям можно было поваляться на диване с книгой или у телевизора и обо всем забыть, а  в выходной день выехать за город, на пляж или просто на природу; чтобы было кому рассказать о своих неприятностях или удачах,  посоветоваться в трудную минуту…Даша? При мысли о ней у него в груди разлилось тепло. Но ведь Даша мираж, мечта. Кто знает, что у них будет. И будет ли вообще. Но есть её адрес, нужно ей написать. Она готова сюда переехать, он это понял. А он готов её принять.
 Он оделся и вышел на улицу.
 Дождь утих, в сыром воздухе повис серый туман. Со слякотным шорохом по Крещатику бежал поток машин.
  Да, подумал Бекер, точно выразилась Даша: Киев – южная столица. Зимой здесь плохо, скучно. Тусклое низкое небо и туман, сырая морось, холодные, порывистые ветры с Днепра, черные пустые парки и заречные дали в сером мареве.  Это весной и летом всё здесь оживает - бьет в глаза яркое желтое солнце, тянутся над Днепром бесконечные парки, в розовой дымке тонут многоэтажные нагромождения жилых массивов на Левом берегу и плывёт над городом  вечный бой часов Лаврской колокольни. Сюда они приедут с Дашей в мае, он ей обещал.
  А Петербург? Северная столица. Петербург красив во все времена года – строгие, торжественные каменные громады, вечный гранит набережных, его оград узор чугунный, белые ночи, Аничков мост,  атланты Эрмитажа.  Петербург прекрасен даже под снегом. И всегда нарядный и шумный Невский проспект, роскошные колонны Исаакия, сверкающая золотом Адмиралтейская игла, нарядный бело-голубой Зимний Дворец и квартира Пушкина на Мойке…И всё равно жить в Петербурге он не хочет. Вернее, не может. Для него это город-музей, интеллигентный, гордый и величественный, но холодный, чужой. Ну а Москва? Современный Вавилон, смешение языков и нравов, шумный и беспорядочный, заносчивый и надменный. Город великой русской культуры, литературы и поэзии, музыки и блистательных театров. И спесивых чиновников и солдафонов.   
 Бекер неторопливо двигался  в гудящем многолюдье Крещатика  среди тысяч незнакомых людей. Как непонятно и непредсказуемо складывается жизнь. Еще недавно он и думать не мог ни о чем подобном. И почему-то всё сразу - предложение Гордеева, за ним нечто подобное здесь, в Киеве. И еще что-то, на что намекает Лунц. И печальная Ольга. А теперь Даша. И он свободен от Ларисы. Всё сразу.
 
   На площади у главного почтамта со стоявших в ряд книжных столов продавали литературу. Приблизясь, Бекер с отвращением увидел  лежащие на столах откровенно фашистские и погромно-антисемитские книжонки  и даже мерзкий «труд» Гитлера «Майн кампф». Рядом, держа книги в руках, стояли и деловито что-то обсуждали молодые люди.
  Он поскорее оттуда ушел, размышляя о безнаказанности продавцов этой псевдо - литературы и  преступном равнодушии и безответственности властей. Всё это временно, подумал он. Возврат к прошлому невозможен. Фашистских идей столетней давности уже не воскресить, как бы ни пыжились нынешние микрофюреры  каких-то мелких партий и группировок. Им не понять, что молодые поколения воспринимают огромный современный мир как единую изначальную данность, как мир, ставший с помощью Всемирной сети коммуникаций и Интернета глобальным. И что уже нельзя всерьез увлечь массы  призывами и лозунгами минувших времен к хуторянской обособленности, не понимая, что окружающий мир стал транснациональным и многоцветным, и кризис обнесенного плетеной изгородью мононационального государства неизбежен. Немного дальше Бекер купил открытки с видами Киева и приобрел в книжном магазине  том  его иллюстрированной истории. Такси привезло его на Андреевский спуск. От увиденного там он растерялся, и лишь через час с трудом отобрал несколько изящных вещиц. Уходя, он купил пять прекрасных акварельных рисунков старинных уголков Киева. Всё это он отправит Даше. Пусть готовится к поездке.
         12   
В Харьков поезд пришел утром. Дождя не было, но в воздухе висел  густой молочный  туман. Свободных такси на  стоянке не оказалось, и Бекер быстрым шагом дошел до станции метро. Еще через десять минут он вышел на Сумской. Отсюда до Рымарской было два шага.
    В квартире был беспорядок, полы затоптаны и даже на кухонном столе остались остатки засохшей еды и немытая посуда.
    Но всё это уже не имело значения. Лариса с Аркадием  выбрались, и это было главным.
    Бекер сразу сел к телефону и вызвал на завтра уборщиц из бюро услуг. Затем  включил  компьютер. Среди нескольких маловажных посланий  в почте его ждало коротенькое письмо от Даши.
    «Михаил дал мне ваш адрес,- писала она. - И я рискнула написать. Знаю, что сейчас вы в Киеве, куда надеюсь попасть весной, если только вы еще не передумали. Вообще же очень хочу приехать на недельку еще до весны. Если ответите, то обещаю писать чаще».
Умница, подумал Бекер, не ханжа. Хочет приехать. И прямо об этом пишет. Он перечитал её письмо и улыбнулся. Затем придвинул клавиатуру и тут же ей ответил.
 «Приезжайте, не ожидая весны, обязательно! - написал он. – Побродим по Харькову, у нас тоже есть что посмотреть, а в мае двинем в Киев. Сегодня же по почте вышлю вам  кое-что о Киеве - купил на Андреевском спуске, там, где дом Булгакова,  это самое знаменательное место города, если хотите, его визитная карточка. Там столько такого удивительного и интересного, что уйти оттуда просто невозможно.  Там обитают художники, скульпторы, просто умельцы, у них в руках всевозможные поделки, сувениры. Вот где мы с вами, провинциалы, развернемся! Жду ответа и - особенно Вас».
 Он отправил письмо без подписи. Она ощутит его призыв. Он снял трубку. Нужно позвонить Скляренко, тот ждет его информации. Пожалуй, теперь ему можно всё рассказать. В том числе и о разговоре с Гордеевым.  Предложения его он не примет, это уже ясно, так что темнить ни к чему. Да и вчерашний разговор с Иващенко тоже вряд ли можно считать секретом. Ведь Лунц знает. Значит, знают и другие.
  Скляренко уже был на ногах, но на работу еще не вышел.
 - Не  вовремя скрутило меня,- сказал он. -  Но, думаю, в Киеве вы и без меня всё успели. Расскажите, чего они от нас хотели.
- Скажу кратко: меня принял заместитель министра. Кстати, наш земляк, харьковчанин, некто Иващенко. Обликом и манерами очень смахивает на нашего Парщика. Есть, по его словам, решение реорганизовать наш институт. Подробности уточню при  встрече, но главное - хотят создать нечто громоздкое и в наших условиях малоуправляемое, состоящее из трех звеньев – науки, КБ и производства. Задача это громадная, на много лет. Но никаких решений о реализации этого плана у них нет, одни мечты и разговоры. Похоже на пустую болтовню. Но что-то уж очень живо интересовались состоянием наших отношений с Москвой. И то, что таких отношений нет, этого Иващенко почему-то очень обрадовало. - Он помолчал, раздумывая, рассказать ли о сделанном ему предложении. Нужно сказать, решил он. - Тут, понимаете, еще и такая штука, - сказал он.- Этот  Иващенко предложил мне возглавить всю эту работу. Взять на себя. И просил подумать. Ответа я, разумеется, не дал.
- Вот оно что,- задумчиво сказал Скляренко. - Кое-что в этом  роде  я предполагал. Но не такое.  Значит, еще думаете?
- Нет. Уже подумал. Откажусь.
-  Вот, значит, как. Вы считаете, что у них всё это серьезно?
Бекер помолчал.
- Не думаю. Скорее всего, сотрясение воздуха. Не исключаю, что на данный момент времени у кого-то это искреннее желание. Но ведь никаких реальных возможностей для реализации этой идеи у них нет. Нет ни планов, ни даже наметок, не говоря о финансировании. Ко всему  руководство должно вот-вот смениться, придут другие люди, а у них могут быть совсем другие идеи. Ведь  преемственности  планов и идей у нас пока нет, верно? Так что, скорее всего, это пустышка.
Скляренко молчал. Это были новости, которые он должен был переварить. 
- Но какую-то реорганизацию они, думаю, всё же проведут, - медленно сказал он. – Конечно, Барабаша они заменят. Да и меня тоже. Что ж, это правильно. Пора уступать дорогу молодым.
- Вроде Парщика.
Скляренко тихо засмеялся.
- А что! Теперь таких много. А Парщик еще своё возьмет, вот увидите. А то, что слушок по институту гуляет, будто его сватают на место Барабаша,  знаете?
 - Слышал.
-  Ну вот. А это неспроста, уж поверьте старому волку. Кстати, а как прошли встречи в Москве? Ведь мы тогда так и не поговорили.
Бекер усмехнулся.
- Если бы вы меня не вызвали, уехал бы сам. Уровень их научных разработок  меня не впечатлил. Мы, пожалуй, ушли вперед. Но рабочие программы на год вперед можно было бы согласовать и даже как-то распределить участки исследований, если бы…Начинайте улыбаться, Андрей Васильевич! Если бы  научным руководителем всей тематики они не предложили нам кого? Угадаете? Нет? Поповского!  И никак не иначе! Конечно, я  наотрез отказался. Ведь под этим - чуете? - маячат денежки, вернее, наши хоздоговора. Чтобы мы их поделили их с ними по-братски. Каково? Так что на этом всё и окончилось. А тут как раз ваш звонок. Я  и уехал.
- И хорошо сделали. Видите, как в нас вцепилось  СБУ. 
- Был донос. Сердюк мне так и сказал – был «сигнал». Но он оказался ложным.
- Это я знаю. Знаю даже кто его состряпал. Дерьмо. Плюньте. Вы с Гордеевым виделись?
- Да.
- И что он?
Бекер замялся. Пожалуй, сказать нужно.
- Ну, что. Наши работы он оценил высоко. И считает, что направление нами выбрано правильное.
 - И всё?   
 - Почти. Если не считать предложения мне перейти к ним на работу.
 В трубке стало тихо.
- Во-во, - проговорил Скляренко. - Именно этого я и ждал. Я же видел, как они тут смотрели на ваш стенд и на ваши результаты. Как кот на сметану. А вот Барабаш не понял, хотя я ему и говорил. Не верил. Но вы отказались, так?
 - Да.
 - Ясно. А что теперь?
 - Как что? Будем  работать. У нас очень серьезные хоздоговора. Дали бы только возможность  довести до конца.
 - Хорошо, доводите. И всё же мне как-то тревожно. Чую, что что-то зреет. Где и что, пока не пойму. - Он помолчал.-  У меня, знаете ли, на такие дела есть нюх. Ладно, отдыхайте. В понедельник увидимся.
 
  Ладно, сказал себе Бекер, отчитался. Можно расслабиться. Он отключил телефон и ушел в ванную комнату. Флакон из-под шампуня был пуст, губка тоже  была еще неприятно влажной. Пахло каким-то мылом и дешевым одеколоном. Всё в ванной комнате – полотенца, полки с какими-то баночками и остатками кремов, резиновый коврик на полу и даже запахи напоминали о Ларисе и Аркадии. Он поспешно домылся, с брезгливостью надел на мокрое тело купальный халат, вынутый из стенного шкафа, думая при этом, что его мог надевать Аркадий, и вышел. Затем переоделся, вернулся в ванную комнату, собрал всё там находящееся в кучу, бросил туда  влажный еще халат, связал всё узлом и вынес в прихожую. Завтра уборщицы всё это выбросят. Затем неспешно прошел по всей квартире, повсюду обнаруживая следы присутствия Аркадия. В углу за роялем, прикрытая пыльной портьерой, ютилась на полу дюжина пустых водочных бутылок, выпитых, как видно им тайком от Ларисы; в прихожей, прислоненная к стене, стояла его раскладушка со старым рыжим одеялом,  на пыльной крышке рояля в пепельнице лежали окурки дешевых сигарет и из старинной, еще дедовской китайской вазы торчали ломкие сухие стебли давно засохших цветов. Повсюду на мебели серебрилась густая пыль  и было видно, что квартиру давно не убирали и даже не старались поддерживать в ней порядок. Никогда раньше Лариса не была неряхой, за домом следила. А сейчас, понял Бекер, это было своеобразной её местью ему, протестом против вынужденного выселения из этой квартиры, которую она возненавидела и от которой жаждала избавиться лишь ради того, чтобы и он, Бекер, её потерял.
   И демонстративно перестала следить за домом, когда поняла, что вышло всё не так, как она хотела.

  Было около трех часов дня, когда Бекер наконец-то освоился в пустой квартире, успокоился и смог ощутить, что всё ожидания позади и он свободен от присутствия Ларисы и Аркадия.  К счастью, в кабинете всё было на месте, книжные шкафы никто не открывал и  компьютер не включали.
  В институт ехать было поздно и он, подумав, позвонил на мобильный Ане. Она сразу же отозвалась.
 - Папчик!- закричала она.- Господи, где ты? Я ничего о тебе не знаю, ушел в подполье и молчишь, как вьетнамский партизан!
 -  Был в Киеве, - ответил он.- А  до этого в Москве. Сегодня приехал и умираю от голода. Встретимся?
 -  Конечно! Где?
 Он засмеялся.
 - Только не в твоем «Охотнике». Я, как ты тогда сказала, не сноб, но с меня хватит и одного раза. Давай в ресторанчике «Афины», там греческая кухня и мне там нравится. Между прочим, мои квартиранты, к счастью, уже съехали. Но квартира в ужасном состоянии и я уже вызвал на завтра уборщиков. Так как? Через час тебя устраивает?
- Вполне. А о переселении твоих квартирантов я уже знаю, мама мне звонила. Я обещала ей помочь с устройством, но она пока еще не просила меня приехать.

 Ресторан был маленький и тесный, стоял гул голосов, и все столики были заняты. Пахло жареным мясом и тушеными овощами, в узких проходах между столиками ловко перемещались официанты в черных костюмах и в круглых черных шапочках.  Бекер и Аня сидели в глубине зала у полукруглого помоста, сейчас пустого, на котором  стояло закрытое желтое пианино и  вечерами  играл оркестр.
 - Ну, пап, ты даешь! - сказала Аня, когда Бекер рассказал ей о предложениях Гордеева и Иващенко. - Прямо нарасхват! И что же ты решил?
- Отказался. И там, и там.
- Почему? Это из-за твоей Ольги? - Она пристально всмотрелась в его лицо. - Уж не думаешь ли ты вообще перебираться в Северную Пальмиру? Чего-то ты не договариваешь.
Бекер отвел глаза.
- Ты права. Не договариваю. Но только перебираться  никуда я не собираюсь.- Он замолчал и стал усердно разрезать  кусок говядины. Прошла минута. Аня с вопросом смотрела  на него. Он поднял глаза. -  С Ольгой, думаю, у нас, увы, всё в прошлом. Роман наш с первых дней был обречён. Ни она сюда, ни я к ней переезжать не хотели. Значит, будущего у нас не было. И сейчас нет. А ей нужно устраивать жизнь. Морочить голову ей я не хочу и поэтому устраняюсь.
- Ты  очень легко об этом говоришь. Она тоже так считает? 
- Похоже, что да. В последнее  время что-то уж очень часто она упоминает в разговорах имя своего бывшего муженька, актера кино  Максима Свияжского. О его желании к ней вернуться.
- О-о! Так это её муж? Здорово! Красив герой-любовник, ничего не скажешь! Но она тоже очень хороша. Жаль, что у вас так вышло.
Бекер усмехнулся.
- Аннуля, пути Господни неисповедимы. Значит, так было нужно.
- Кому?
- Нам обоим.
- И тебе? – она с подозрением посмотрела на отца. - Ой, пап, что-то ты темнишь!
- Темню.
- Ну, вот. Я сразу догадалась. У тебя что, уже снова кто-то есть?
- И сам не знаю.
- Как это? Что-то я не понимаю.
Бекер неловко улыбнулся.
- Видел её один раз в гостях у Лунца. Это сестра его жены. И с того дня всё время о ней думаю. Живет она далековато, в Ханты-Мансийске. Зовут Даша, архитектор. Разведена. Всё.
- И что дальше?
Бекер вздохнул.
- Кто знает?! Прислала мне письмо, обещает приехать.- Он помолчал.- Не расспрашивай меня, Аннуля, я  сам ничего не знаю.

 Да, подумал он. Ничего не знаю. И даже не знаю, что у нас с Ольгой. Она тоже уже поняла,  что  ждать от меня ей нечего. А её, как она говорит, Петербург не отпускает. Значит, впереди пусто.  Общего будущего у нас нет. А хочу ли я его? Теперь, после знакомства с Дашей? Он на миг вообразил, как всё будет, если Ольга всё же переедет к нему. И будет жить в этой квартире на Рымарской, ходить на работу и в магазины, вести дом. Как сложится их совместная жизнь? Даже в мечтах она не вписывалась в такую жизнь, в его быт. Чувствовать здесь себя дома она никогда не сможет, будет постоянно страдать, комплексовать. Всегда будет сравнивать и капризничать, многого здесь ей будет недоставать. Её будет тянуть туда, в прежнюю, сложившуюся там жизнь. Даже когда мы были одной страной, у нас не было одинакового восприятия происходящего вокруг нас. Она жила в своей северной столице с её великой историей и великими именами, а он на периферии страны, в далекой южной республике, с другой природой,  совсем иным бытом, другими правилами жизни, другими вкусами и иным окружением. Романтика редких встреч испарится быстро, а что в сухом остатке? Скорее всего, разочарование, осознание неправильно понятых чувств и напрасно потерянных дней жизни. Как с её, так и с его стороны. А он устал от нынешней  жизни, ему нужна не любовница, а подруга, жена. Ну, а Даша? Она проще, она будет рада вырваться из своего Ханты-Мансийска. К тому же здесь живет её сестра, а это немаловажный фактор. Хотя её он еще не знает.
Он посмотрел на часы. Десять вечера. У Ольги сейчас одиннадцать. Он взял телефон. Поговорить всё же нужно. От последнего разговора остался горький привкус недоговоренности. Вероятно, она еще не спит. Он набрал номер. На третьем зуммере трубку сняли.
 - У телефона, - проговорил мягкий глуховатый баритон. - Квартира Свияжских.
 Бекер на минуту растерялся. Сердце его забилось. Он уже догадался, кто снял трубку. Но молчать было глупо.
- Я  звоню из Харькова, - неуверенно сказал он. -  Вероятно, я  ошибся.
- Нет, - произнес баритон. - Вы не ошиблись. Ольга Васильевна не вполне здорова. И просит передать, чтобы вы ей больше не звонили.
Наступила пауза.
- Конечно, - сказал Бекер. - Конечно...

        13 

   После разговора с мужем Ольги  Бекер лег спать очень поздно. Но уснуть никак  не мог. Нужно было собраться с мыслями. Значит, всё, финита. Хорошо это или плохо? Жаль, что всё так окончилось. Прелестная женщина, красивая, изящная, очень добрая. Могла бы быть ему хорошей женой, если бы… Если бы судьба подарила  им обоим желание чем-то пожертвовать, чтобы построить общую жизнь. Но ни она, ни он на это пойти так и не смогли. И вот финал, вполне закономерный финал.
   Он включил свет, поднялся и достал из шкафа бутылку коньяку. Налил и выпил бокал. Половина второго ночи. За окнами шумел ветер, погромыхивал жестью подоконника. Он посидел в кресле, снова и снова всё вспоминая и обдумывая, продрог, опять лёг и наконец  уснул.
 
  Разбудил его телефонный звонок. Не открывая глаз, он пошарил рукой и схватил трубку. Было такое ощущение, будто он вообще не спал  и  только что с кем-то разговаривал и что-то обсуждал. Он взглянул на часы -  уже утро, но лишь начало восьмого, в окнах еще серая предрассветная муть.
   - Папа, - он услышал возбужденный голос Ани. - Папа, извини что разбудила, но у нас чэпэ. Только что мне позвонила мама, там что-то с этим Аркадием. Она ничего не говорит и только рыдает. И почему-то там уже милиция. Мы с Глебом сейчас выезжаем. Ты приедешь?
  - Да, но в чем дело?
 -  Ничего не знаю, знаю лишь, что там милиция. Приезжай скорее.

 Серое небо было затянуто тучами, утро было мглистое и вдоль пустынных улиц еще горели ночные фонари. Дом на улице Чайковского, в котором  жила Лариса, Бекер узнал по номеру. У настежь распахнутой двери парадного стоял зеленый милицейский газик и рядом с ним микроавтобус скорой помощи. Чуть дальше на тротуаре под окнами он увидел машину Глеба и Ани. Какие-то пожилые люди с испуганными лицами кучкой толпились у входа и тихо что-то обсуждали. Бекер поставил машину на противоположной стороне улицы и подошел к дому. Стоящие  в парадном замолчали и уставились на него.
 - Это на втором этаже, - сказал старик во вьетнамской куртке.- Все ваши уже там.
 - Кто это - наши?
 - Вы разве не эксперт? - спросил старик. - Нет? А я подумал, что эксперт. В таких делах всегда нужен эксперт, мало ли что! А вдруг это она сама его того…а? Как вы думаете? А? Мало ли что! Вот лично я знаю случай, когда…
Бекер не дослушал. На площадке второго этажа курил Глеб. Дверь в квартиру была  приоткрыта,  и оттуда доносились голоса.
-  Что случилось? – тревожно спросил Бекер.
Глеб еще раз затянулся дымом и бросил сигарету в пролет лестницы.
- Идемте, - сказал он и пропустил Бекера перед собой в квартиру. -  Аркадий удавился.
- Что-о?
- В ванне. Оставил записку. Как видно, еще ночью. Она утром вышла, а он там лежит. Кошмар.

В прихожей стояли двое мужчин в куртках, один курил, второй разговаривал по мобильному  телефону.
- Да уже выяснили, - устало говорил он.- Дело простое. Когда? Гринберг считает, что часа в два ночи. Или в три. Как? Ну, как. Капроновый шпагат, тонкий и очень прочный, намок, понимаешь, а развязать его он уже не мог, если бы даже и захотел. Что? Акт? Ясное дело, составили. Что? Да, записку он оставил, она у Шишко. Что? Да конечно, забирайте его, поскорее. А то мы тут уже два часа, как возимся.   
 Бекер вошел в комнату. В углу, укутавшись в темный платок и сгорбившись, сидела в кресле Лариса и рядом, обняв её за плечи, Аня. Дверь в ванную комнату была приоткрыта и был виден лежащий на полу на клеёнке голый Аркадий. Лицо и шея его были укрыты простыней. В комнате за столом сидел милиционер с погонами лейтенанта и что-то писал.  Еще какой-то человек в ванной комнате что-то измерял рулеткой и записывал в блокнот.
Лариса на миг подняла голову, увидела Бекера и молча отвела глаза. Аня кивнула отцу. Бекер подошел к ним.
- Как это случилось?- спросил он. Лариса не пошевелилась, а Аня пожала плечами.
- Он оставил записку, - сказала она. - Я её прочитала. Она сейчас у следователя. - Она кивнула в сторону сидящего за столом милиционера.
- Что же он написал?
- Просит никого не винить. И еще. Написал, что надеялся выиграть, чтобы вернуть маме всё, что на него она потратила. И что ему просто не повезло.
Лариса вдруг подняла глаза.
- Не повезло! Украл у меня и проиграл  в карты тысячу зеленых, - злобно сказала она. - А потом пошел в ванную комнату и удавился. Шнурком. Привязался к крану и лёг на дно. И всё. - Она вдруг заплакала.- Утром выхожу, а он в ванне. Лежит синий, и язык изо рта набок. Жуть.- Она съежилась и её передернуло, как от холода. - Слушай, Бекер, сделай так, чтобы его скорее отсюда убрали. И чтобы меня  больше не трогали. А то я сойду с ума.
- Попытаюсь.
Он подошел к сидящему за столом милиционеру. Тот поднял голову и с неудовольствием посмотрел на Бекера.
- Слушаю вас.
- К вам просьба, - сказал Бекер.- Поскорее все закончить, чтобы женщина пришла в себя. Он ей не муж, просто знакомый.
- А вы кто?- лейтенант положил ручку и прищурился.
- Бывший её муж.
- Так. А его вы знали?
- Да.
- А когда вы с ним виделись?
- С месяц назад. Но какая связь?
Лейтенант подумал.
-Разберемся, - многозначительно сказал он, свернул свои листки и встал. - А тело сейчас заберут. Уже выехали. И вас мы вызовем. Никуда не уезжайте.
Бекер рассмеялся.
- Мне дать подписку о невыезде? Вы это всерьёз? 
- Увидим. Так что пока будьте в городе.

Тело Аркадия вынесли через полчаса. Квартира опустела. Аня и Глеб принялись за уборку. Бекер подошел к Ларисе.
- У тебя деньги есть? - спросил он.- Он что, взял все?
- Нет, только те, что я отложила на всякий случай. Я их припрятала, а он нашел.- Она вдруг озлилась. - Ведь я его жалела, кормила, поила, он же был никудышный, жалкий пьянчуга. Выгнать его просто рука не поднималась.- Она  глянула Бекеру в глаза. - Я с ним не спала, ты не думай. Мне он был как сосед.
Бекер усмехнулся.
 -Сейчас мне это уже неинтересно, - сказал он.- Как говорят немцы, это плюсквамперфект, давно прошедшее время. Раньше бы тебе, Лариса, этим озаботиться, а теперь…
 Он махнул рукой.
-  Тебе деньги нужны?
-  Обойдусь.
-  Ну и ладно. Если будут расходы на похороны, позвони мне. Я  помогу.
     14

Из Германии Лунц вернулся в пятницу и вечером сразу позвонил Бекеру.
    - Завтра ты свободен? Тогда приезжай прямо утром, часам к десяти. Вместе позавтракаем. И поговорим. Нужно кое-что обсудить.
    Ночью подморозило и на шоссе, ведущем к дому Лунца  был затор.  Длинный хвост машин тянулся километра на три до железнодорожного переезда, где  в туманной дымке можно было различить опрокинувшийся и лежащий на боку громадный многоколесный фургон, перегородивший шоссе, и снующих рядом с ним гаишников и каких-то людей. Время от времени колонна подвигалась рывками, по два-три метра, уплотняясь, но не двигаясь вперед. Бекер находился в первом ряду вблизи неглубокого пологого кювета, за которым начиналось  убранное и уже замерзшее поле в рыжей стерне. Вдали за полем были видны одноэтажные домики, там по проселочной дороге проезжали машины и, тарахтя, полз трактор. Уже прошло почти полчаса, но движения колонны не было. Бекер позвонил Лунцу.
   - Стою в пробке, - сказал он.- Боюсь, что это очень надолго. Что-то случилось у переезда, опрокинулся фургон.
   - Так, - сказал Лунц.- Понял. Ты  на  шоссе в каком ряду?
   - В первом.
   - Это удачно.  Обрисуй место, где ты стоишь. Какие-нибудь приметы. Я что-нибудь придумаю.
   - Приметы? У меня розовый «рено». Справа от меня какой-то поселок, там церквушка под зеленым куполом. Да, и еще. Напротив вдали  водонапорная башня, похожа  на гриб. Но что ты задумал?
   - Сейчас решу. Перезвоню.
   
   Прошло еще четверть часа. За это время колонна передвинулась еще метров на пять. «С такой скоростью я приеду к утру, - подумал Бекер. – И ни вперед, ни назад». Вдруг он насторожился. Впереди, пересекая наискосок замерзшее поле и подпрыгивая на ухабах, по направлению к шоссе неторопливо полз черный джип. Не доезжая кювета, он замедлил движение и так же медленно двинулся вперед параллельно шоссе. Водитель, приоткрыв дверцу и высунув голову, высматривал кого-то в стоящей колонне. Увидев розовый «рено», он остановился, улыбнулся и помахал рукой. Теперь их разделял лишь этот кювет с пологими откосами, шириной метров четыре-пять. Еще через минуту водитель и с ним еще какой-то парень выскочили из машины, в руках у них был тонкий трос. Закрепив его за задний крюк джипа и разматывая, они пересекли кювет и прицепили к передку «рено» Бекера.
    - Выруливайте направо и вперед, прямо в кювет! - крикнул водитель джипа.- Медленно, медленно, осторожно! На  тормозе!
    Бекер сообразил. Расстояние до передней машины было достаточным, чтобы вырулить в кювет. Через минуту он был на дне, а еще через минуту джип вытащил его наверх, но уже по ту сторону кювета. Стоящие в колонне водители с завистью смотрели  на  оказавшийся  на свободе красный «рено».
   - Газуйте! - крикнул Бекеру водитель джипа.- Я вас потяну!
   Хорошо, что ночью был морозец, подумал Бекер. Была бы оттепель, увязли бы мы оба. Машину его подбрасывало и трясло. При  выезде на проселочную дорогу мотор Бекера заглох. Водитель джипа засмеялся.
    - Теперь доедем! – крикнул он. - Дотяну! Звоните Михаилу Борисовичу, через десять минут будем!

    Завтракали они втроем - Нина, Лунц и Бекер - в малой гостиной, там, где стоял белый рояль. Этот рояль  Бекер увидел еще в прошлый раз,  когда приезжала Даша. Но тогда о рояле он забыл. Сейчас он открыл крышку и посмотрел фирму.
    - О,«Ямаха»! Никогда на таких не играл. - Он пробежал пальцами по клавиатуре.- Звучит приятно, бархатистый звук. Похож на мой старый Мюльбах.
   Нина раскрыла глаза. 
   - Вы играете?
   -Немного, - он улыбнулся. - Вот дочь моя - пианистка, она студентка консерватории. Недавно даже был её концерт. А я любитель. Играю только по слуху.
    - Играет, играет, - смеясь, сказал Лунц. - И еще очень хорошо играет. Когда-то мы все ему завидовали. Девчонки, так те к нему просто липли. Ему нужно было только довести их до рояля. - Он хитро ухмыльнулся. - А дальше всё было делом техники.
    - Не преувеличивай, - сказал Бекер. - Я такого не замечал.
    -  Думаю, дело было не только в рояле, - сказала Нина. - Между прочим, Даша тоже играет, и неплохо. А я нет. Ленилась, не хотела. А теперь жалею.- Она засмеялась.- Вот скоро приедет Дашка,  наиграетесь с нею в четыре руки.
   Звучит, как двусмысленность, подумал Бекер. Сказано случайно или умышленно?
    - А когда она приезжает?
    - Обещает в конце этого месяца. У неё отпуск еще за прошлый год.
    Сердце Бекера забилось.
    - А я обещал показать ей Киев. Лучше бы, конечно, в мае. Сейчас там неинтересно.
    Лунц и Нина переглянулись.
    - Ну, до мая еще далеко, - сказал Лунц. - До тех пор тоже можно найти  интересные занятия. Вот о них нам с тобой нужно поговорить.
   Нина поднялась.
   - Я ухожу. А вы тут толкуйте.
    - Перейдем в кабинет, - сказал Лунц. - А тут пока уберут. И попробуем вино - мне на-днях его привезли из Италии. Говорят, что лучше наших крымских.

   - Теперь слушай. - Они сидели в мягких креслах. Лунц наполнил бокалы искрящимся напитком и один протянул Бекеру.- Пей не торопясь, смакуй, потягивай и вникай. Итак. Недавно я купил завод. Ты его знаешь - это бывший «Спецэлектроприбор». Сейчас он почти не работает, выпускает дверную фурнитуру, еще какую-то чепуху, замки, ключи, разную мелочь. Людей нет, прежние специалисты давно разбежались, на оставшемся никудышном оборудовании работают подростки или какие-то пьянчуги. Приличные станки давно проданы,  прочее сдано в металлолом. А там, вообрази, еще остались никому не нужные токарные станки ДИП-200  и даже «Красный пролетарий». И на них до сих пор обтачивают заготовки, делают «мурцовку», работают зенкором, как сто лет назад. – Лунц помолчал, поднял бокал, посмотрел его на свет и сделал глоток. – Но продолжу. Еще не так давно стоял вопрос вообще об его сносе и застройке этой территории жилыми домами. Потом посчитали деньги и передумали. Снос оказался слишком дорогим. И  тогда просто перестали о нем думать. Забыли. Ведь это проще всего. Пусть болит голова у нового начальства! – Он рассмеялся.- А я поехал, посмотрел, обдумал и решился. Купить его, подумал я, есть смысл, - довольно большая и удобная территория, есть подъездные железнодорожные пути, вблизи проходит автотрасса, ну и сами сооружения – еще пригодные здания цехов,  какая-никакая котельная и трансформаторная подстанция, сносное здание заводоуправления. Всё это, конечно, древнее, нуждается в замене и капитальном ремонте, а часть просто в сносе. - Он помолчал и посмотрел на Бекера. - Ты спросишь, для чего об этом я тебе рассказываю? Вопрос правильный. Тогда слушай. Я решил организовать производство и выпуск точных приборов специального назначения.  Такие приборы у нас не выпускаются, закупаем их в Штатах и Германии.  Кстати, твой московский Гордеев очень умен. Он это хорошо знает. И попытался тебя перетащить к себе отнюдь не ради твоих прекрасных глаз. Увидел специалиста-одиночку с мощным творческим потенциалом, притом на фоне погибающего провинциального института, ну и решил соблазнить его неслыханными условиями работы. Вот и всё.  И твой киевский  Иващенко тоже это знает, но в отличие от Гордеева не имеет никакого плана действий, кроме  заведомо огульного, подсознательного неприятия всего, что идет со стороны России. Ведь и о твоей поездке в Москву он знал?
   - Да. Причем  даже знал, в каком состоянии завершились наши переговоры.
   - Вот видишь. Но он хорошо знает и то, чего не знаешь ты, - что всё, им тебе сказанное, не более, чем тр ёп, пустые разговоры. Мечты. Вернее, не мечты, а политическая  трескотня.  Ведь он знает, что не сегодня-завтра его самого на этом месте не будет. На носу очередные выборы в Верховную Раду и, значит, грядет  смена правительства. И никакой реорганизации твоего института не предвидится, всё это мыльные пузыри, денег на это нет, а главное - нет высшей воли для осуществления этой идеи. Так что об этом забудь. А в своем институте ты через пару лет просто зачахнешь - ведь интересные работы закончатся, начнешь искать, что и где угодно, лишь бы как-то выжить. И твой стенд уже никому нужен не будет. А москвичи тем временем уйдут вперед, ведь они не спят.
   - Значит…
   - Значит,  что оба варианта - московский и киевский, - на мой взгляд, оба не для тебя. Не хочу повторяться, но коротко всё же скажу - ты просто потеряешь время  и ничего не достигнешь. И поэтому  я предлагаю тебе третий вариант, мой, -  Лунц снова умолк и неспешно потянул вино из бокала. - Ведь не зря я трижды летал  в Германию. И договорился там о покупке лицензии на выпуск таких приборов. Правда, это приборы не самой последней модели, но еще вполне конкурентноспособны на мировом рынке. Вот их-то мы и начнем выпускать и продавать. Но и это временно. На их основе мы разработаем свои, оригинальные, такие, чтобы лицензии  покупали уже у нас. Ты смеешься? Тогда скажу самое главное. А ты пей и слушай. Купил я этот завод из хитрого расчета, что именно ты возглавишь это дело. Не пугайся! На твои плечи не ляжет реорганизация завода, замена основных фондов, строительство или снос зданий. Этим займутся другие люди. А ты займешься только одним - разработкой и испытанием приборов. И только их. Ты это потянешь, я уверен. Мы создадим мощное конструкторское бюро с хорошей научной частью. Мы будем так платить, что люди сами будут нас искать. Опытные прибористы и конструкторы. Надеюсь, что  таких мы найдем.
     Бекер улыбнулся. Лунц с вопросом посмотрел на него.
     - Что-то не так?
     Бекер хмыкнул.
     - Одного, кажется, я уже знаю. Он приборист, доктор наук. Некто Сорокер, имя я забыл. Познакомились в вагоне, когда я ехал в Киев.
     Он произнес эти слова, и ему вспомнилась та ночь и Галина. Воспоминание было неприятным. Он невольно скривился. Лунц внимательно посмотрел на него.
     - Тебя что-то тревожит?
     Бекер усмехнулся.
     - Извини, это из другой оперы. В вагоне тогда оказалась еще и дама. Но давай к делу.
     Лунц рассмеялся.
     - Понятно. - Он помолчал.- Итак. Для начала ты съездишь туда, где такая аппаратура уже производится. В  США, Германию и Японию. Поработаешь там, присмотришься и разберешься. Ну и самое последнее. Ведь я тебя хорошо знаю, ты считаешь себя моим должником. Я говорю о квартире для Ларисы. Так вот. Если ты берешься за это дело, то твой долг автоматически с тебя списывается. Твой ум и твоя энергия для меня важнее, чем эти несчастные деньги. Это всё. Теперь решай, слово за тобой.  А пока давай выпьем,  вино очень приятное, верно?
    Бекер молчал. Предложение Лунца его ошеломило. Конечно, это был громадный фронт работ, непочатый край для научного творчества. И всё это попадало в его руки. Никаких Барабашей, Гордеевых или Иващенко. Здесь он сам будет решать, что делать и как. Мысли  вихрем закружились в его голове. Такого предложения он не ждал. Он взглянул на Лунца. Блаженно развалившись в кресле, тот с безмятежным видом потягивал вино. Лунц улыбнулся.
    - Ну что? Думаешь?
    - Да, - сказал Бекер. – Думаю. Трудно сразу это переварить. Ведь я одиночка, привык к своему столу, к своей лаборатории и своим узким конкретным задачам. А тут…
    - А тут совсем иной масштаб. Но ты справишься, Валентин. Я тебя знаю. Берись! И еще. Ты не рассердишься, если я тебе скажу еще кое-что?
    - Что?
    - То, что скоро приедет Даша. И, по-моему, у вас  всё сладится. Ведь приедет-то она ради тебя. Ты  рад?
    Бекер открыл глаза.
    - Ну и ну. Ты, Мишка, провидец.
    - Я знаю. Но ответа ты мне еще не дал. На мое предложение ты согласен?
    Опять наступила пауза. Прошло несколько минут.
    -Согласен, - тихо сказал Бекер. -  Ох, Михаил…Конечно, я согласен.
         
    



                ВМЕСТО  ЭПИЛОГА 
             
     Они поднялись по трапу и на миг остановились на верхней ступеньке у приветливо раскрытой двери, приглашающей в ярко освещенное нутро исполинской серой птицы. Внизу под её гигантскими крыльями, как крохотные букашки  ползали автокары и перемещались люди в синих комбинезонах. А вдали у здания  аэровокзала стояли провожающие, и среди них были Лунц, Нина, Аня и Глеб. Но разглядеть отсюда их лица и прощально машущие руки было невозможно.
    Через десять часов они сойдут в Нью-Иорке. Их будут встречать представители   фирмы, с  которой  уже заключен контракт на два года.  И с той минуты у них начнется новая жизнь.
    Сейчас он вступил в тот период своей жизни, когда всё внешнее тускнеет и отходит на второй план. Он полон сил, у него много идей, планов и замыслов, и единственное, что может помешать их осуществлению, это безжалостное время. Или его нехватка. Но сейчас думать об этом не нужно. Он всё успеет. Должен успеть.
      Ведь теперь с ним Даша. Наконец-то он встретил ту, которую ждал всю свою жизнь. Это та половинка из старой индийской легенды, которую, за что-то рассердившись на людей,  спрятал от него Будда. 
     И  которую  после долгих поисков, неудач, обид и потерь он наконец обрёл.
         
     Они вошли, за ними закрылась дверь, торопливо от гиганта отбежал трап, машина  лениво двинулась, неспешно и как бы опасливо вырулила на полосу, на минуту замерла  и  вслед за этим громоподобно  взревели турбины.




                к  о  н  е  ц