Людмила Кузнецова- Ридных
https://www.stihi.ru/avtor/ridnix
Дунайские волны
Звуки вальса неслись и неслись над землею, проникая глубоко в сердце, дробя его на мелкие осколки, которые рассыпались по всему телу, попадая в руки, в ноги, отчего те становились ватными… И чувство вины и боли смешалось с этими осколками, и все это превратилось в слезы, которые текли непроизвольно, застилая все, что пять минут назад было перед глазами: свежую зеленую траву, цветущие одуванчики, весело снующих муравьев…. Все это отодвинулось на задний план, а Ирину словно отбросило на много-много лет назад, в ее деревенское детство…
Ирка была в семье старшим ребенком, и для двоих младших братьев стала и нянькой, и защитницей, а позже, когда они пошли в школу, и репетитором. Правда, слова этого в те годы не знали. Сама Ирка училась хорошо, проблем с нею у родителей не было. Впрочем, отца не очень заботили проблемы его детей. Жил, особо себя не утруждая, работал в колхозе шофером, числился на хорошем счету, многие даже не догадывались о том, каким деспотом он был в семье. То, что любил выпить, от людей было не скрыть, но остальное держалось в строжайшей тайне. Он часто обижал мать, поднимал на нее руку. И Ирка только бессильно плакала, когда после очередной бессонной скандальной ночи, устроенной отцом, ей в школе выдали благодарственную грамоту для родителей «За хорошее воспитание дочери»… Но детское горе короткое, и плохое забывалось, когда наступали праздники, и в дом приходили гости.
Отец слыл хорошим гармонистом, а гармонисты в деревне всегда были в почете. В такие дни отец брал в руки гармонь, мать – ложки, на которых умела играть, и устраивался своеобразный концерт, в котором принимали участие все: и хозяева, и гости, и дети…В их исполнении звучал весь репертуар, популярный во время застолий. Мама пела песни , частушки, знала которых превеликое множество. И еще всяких шуток-прибауток… Откуда что бралось? Окончив всего лишь три класса начальной школы, она знала намного больше, чем люди более образованные. А в завершение домашнего концерта неизменно звучал вальс «Дунайские волны». И все, словно подхваченные волной, танцевали самозабвенно, на какое-то время уносясь от реальности куда-то далеко-далеко, туда, где нет этих будней с тяжелой работой, постоянной нуждой, а есть только эта чудесная музыка….
Праздники заканчивались, мать уходила на ферму, где работала дояркой, а Ирка, жалеючи ее, помогала по хозяйству, как могла. Убирала в доме, ухаживала за огородом, кормила кур. Во дворе стоял колодец, но вода в нем была непригодной для питья, и Ирка на своих маленьких хрупких плечах таскала тяжелые ведра на коромысле от соседей, живущих довольно далеко, через поляну, летом желтеющую куриной слепотой, а зимой занесенную снегом.
Когда выдавалось свободное время, она убегала к подружке Вальке. У той в доме была радиола, и девчонки подолгу крутили пластинки, благо, Вальке это было позволено. Весь репертуар Людмилы Зыкиной Ирка знала наизусть. Петь она любила. В школе ни одно мероприятие не проходило без ее участия. Однажды, во время летней практики, учительница спросила, кем она хочет стать. Ирка, не задумываясь, ответила : «Артисткой!» Вопрос, который задается всем, без исключения, и ответ, который получают очень часто, но всерьез не воспринимают. В тот раз учительница очень серьезно ее поддержала – «А давай! Артистов среди наших выпускников еще не было… а ты сможешь…»
А дома… Дома никогда не поддерживали ее стремлений. Отец мог только высмеять ее, сказав: « Это ты-то - артистка? С погорелого театра! Много таких!» И все. Мать молчала: боялась перечить отцу. О том, что девочке для выступлений на школьных мероприятиях требовались немудреные наряды, и заикаться не стоило. Тут уж в случае необходимости выручали подружки.
Однажды у Ирки порвался сапожек, она очень расстроилась, так как торопилась в школу: готовился спектакль. Девочка попросила отца починить обувь. Тот изначально взялся за дело, но у него не получалось. Разозлившись, отец схватил топор и изрубил ее сапоги. Пришлось девчонке выступать со сцены в подшитых огромных маминых валенках: больше обуть было нечего. Мальчишки смеялись, а она молча глотала слезы…
Но Ирка мечтала… Мечтала о том, как через много лет выйдет на большую сцену и будет петь, как Людмила Зыкина и Ольга Воронец… Как приедет в гости в свою деревню и привезет всем много подарков, а маме – шубу, обязательно длинную и очень красивую… Шуба была для Ирки сказочной мечтой. Сама она в то время ходила в школу в фуфайке. Не было у родителей денег ей на пальто…
Мелодия стихла. Как появилась внезапно, так внезапно и исчезла. А Ирина шла и плакала, жалея о
несбывшейся детской мечте, о том, что даже попытки не сделала для ее осуществления, о том, что в какой-то момент жизни отказалась от своего «я», поверив чужим словам, что все это – не для нее, и этим самым упустила что-то очень важное для себя…. Не стала артисткой… не привезла маме красивую шубу…
Падший Ангел
Земной увидев жизни правду,
С заоблачных упав высот,
Предчувствуя насилья гнет,
От горя плакал падший ангел.
Припрятав в памяти обломок
Несостоявшейся мечты,
Навек лишившись чистоты,
Он не роптал... Он просто помнил.
Над ним звенела тишина,
Его в печали утешая.
В ночи, ушедшего прощая,
Светила вслед ему луна...
Первая и поздняя любовь
В роще, еще девственно-нагой,
Где весна брала свое начало,
Первая и робкая любовь
С позднею и мудрой повстречалась.
Чуть смущаясь, подошла сама
(Локоны трепал ей легкий ветер),
Попросила: « Ты ведь знать должна,
Что важней всего для нас на свете?
Ты немолода уже (прости),
Все о чувствах знаешь совершенно.
Как в порядок мысли привести,
Может, мне расскажешь откровенно?»
А у той в ответ светился взор
От улыбки ласковой и нежной:
«Да на то она ведь и любовь,
Чтобы быть немного сумасшедшей…
Полюбив, приличья сохранить
Тщетны будут глупые усилья.
Если сердце вдруг заговорит –
Разум перед ним всегда бессилен.
И не признает оно оков,
Счастья ценит каждую минутку.
Знай – погибнет на корню любовь
Там, где слышен голос лишь рассудка.
Скажут, что грешно любить – не верь!
Не всегда оправданы запреты.
Счастлив тот, кто в твой попался плен,
И несчастлив, кто тебя не встретил…»
***
Я свое отжила…Только вам ли об этом судить?
Тем, кого не пустила в свою отгоревшую осень…
Где последних аккордов любви еле слышится россыпь
И надежды пустой паутинная порвана нить…
Я свое отлюбила… И вам ли о том говорить,
Торопливое бегство свое вдруг подвергнув сомненьям.
У меня, у отжившей, не вымолить больше прощенья.
Погибая, душа позабыла, что значит – простить.
Я свое отстрадала… Не вам на бездушье пенять,
Не поверив в реальность уже невозвратной потери.
Я словам о любви окрыляющей больше не верю.
Не зовется любовью желание лишь обладать…
Я свое отжила… Только вам ли об этом судить?
Тем, кого не пустила в свою отгоревшую осень…
Где последних аккордов любви еле слышится россыпь
И надежды пустой паутинная порвана нить…
Небо над Рубцовском
Слышим – экология плохая…
В пелене сереющей – закаты…
Город только горестно вздыхает,
Чьим-то равнодушием распятый…
Выпали сполна ему на долю
И достаток, и свирепый голод.
Но гулял всегда в нем ветер вольный.
Он не стар еще… он очень молод.
Над рекой – из прошлого туманы,
Заросли в забоке ежевики…
Запахи черемухи дурманят.
И Рубцовск сейчас кому-то снится…
Кто-то детством навсегда прикован,
В памяти – родные сердцу лица.
Дорогой, такой далекий город,
Где ты жить еще не торопился…
А Рубцовск растет и не стареет,
Преодолевая все невзгоды.
Чей-то грех прощает он, жалея
Вдруг окаменевшие заводы.
Он красив особой красотою,
Зеленью спокойною, неброской.
Тополей величественных кроны
Оттеняют небо над Рубцовском.
Уходят в вечность сыновья
Убравшись мягкой сединою, ляжет
Среди степей ковыльная трава,
Приняв печалей материнских тяжесть,
Когда уходят в вечность сыновья.
Слезами ль, росами покроются полыни,
Смягчая горечь остроты своей.
А матери за клином журавлиным
Следят, стремясь увидеть сыновей.
Не замечают красоты восхода,
Встречая ежедневный свой рассвет.
Ты матерей земных прости, Природа.
Ведь срока давности душевной боли нет...
Давай поделимся теплом
Давай поделимся теплом,
Друг друга защитим от стужи.
Навстречу верности шагнем.
Тебе нужна я . Ты мне нужен.
Давай не будем счет вести
Обидам мелочным и ссорам.
Слова случайные простим,
Взгляд повстречаем без укора.
Давай от горестей вздохнем,
Обет молчанья не нарушив.
И не сказанное поймем,
Не бередя друг другу душу.
Давай поделимся теплом…
СОСУЛЬКА ПЛАКАЛА
Сосулька плакала. И вниз
Летели слезы, разбиваясь.
Еще цеплялась за карниз,
Но жить недолго ей осталось.
А люди, мимо проходя,
Глядели с явным сожаленьем,
Желая, чтоб на склоне дня
Продлилось чудное мгновенье.
Ей жалость не нужна была.
Непониманье раздражало.
И, на людей взглянув, она
С улыбкой светлою сказала:
«Да позавидуйте ж вы мне!
Не важно, солнце иль ненастье,
Я очень радуюсь весне
И таю, плача, я от счастья!»
Публикация согласована с автором.