Здание медленно двигалось в окружении таких же, серых массивных чудовищ, построенных самыми первыми в этом старом шахтерском городе. Солнце перескакивает с окна на окно, сверкая на новеньких стеклопакетах. Резко проваливается в чёрный проём.
Отворачиваешься, вжимаясь лбом в подлокотник, зажмуриваешь глаза до алых пятен, втискиваешь колени в грудь.
Пятиэтажный исполинский тихоход, вязкая гора из дерева, кирпича и железобетона, двигается по улице Советской. За окном проплывают пышные волны аллеи, деревья в белых мелких цветах. Асфальт и ноги бесчисленных прохожих обтекают неумолимо двигающийся дом. Красное по белому, перемешивается, пальцы стискиваются в кулак, скрипят зубы. Молчи!..
Впиваешься зубами в бледное изрисованное родинками плечо. Не издавая ни звука, слушаешь протяжный хруст и грохот - не разрушения, естественный шум двигающихся каменных и железных мышц - рассыпающихся, расползающихся деревянным гнильем. Великанская, широко улыбавшаяся женщина держит мальчика над собой, возвышаясь над наползающим под неё раскалённым асфальтовым человеческим морем. Советский плакат, взлетающий на высоту стены, почти уничтожен временем и солнце вносит свои тёплые краски и горячую кровь в древнюю великаншу. Машины несутся тяжёлым потоком, всё глубже вминаясь колёсами в размягчающуюся дорогу.
Алая подрагивающая полоса на белом расширяется, ослепляя, заполняя все дрожащим, красным океаном...
Не выдержав, издаёшь оглушительный крик! Падая с кресла, вжимаешься в себя и чувствуешь всем телом, как шумящая воплями и каменным хрустом горячая лавина падает вместе с тобой, разделяясь на всё более мелкие и крошечные частички, всё тише и тише шуршит, растворяясь в пустоте. Падение длится и длится, всё сильнее сжимает сердце... И наконец-то, его хватка становится слабее.
Расслабляешься, теряя сознание.
* * *
Всё сущее было мужского пола. За последние пять-шесть лет своего существования мироздание перешло с творческой деятельности на ежедневный физический труд, поэтому его обнажённое тело, лежащее на бесцветной поверхности, можно назвать привлекательным - несмотря на дистрофично выделяющиеся ребра и зимнюю бледность летом... Перестань, ну пожалуйста! Пожалуйста!.. Может быть, ему повезло с красивым скелетом. Благодаря широким плечам туловище напоминает треугольник, удачно сочетающийся с неестественно длинными ногами. А несоответствие длинной шеи и маленького лица, практически детского, подросткового, с огромными мутно-голубыми глазами, маленьким носиком и приплюснутыми ушами, - компенсируется грубой рыжеватой шевелюрой до плеч и пухлым ртом, с более крупной нижней губой. Пожалуй, даже слишком - особенно сейчас, когда он лежал без сознания, и не мог, как обычно, втягивать губы, прятать и привычно обкусывать. Пожалуйста, не надо! Прекрати, ну пожалуйста! И они были того же легкомысленного розоватого оттенка, что и маленькие ореолы его сосков, слишком розовых и светлых для мужчины - должно быть, из-за недостатка тестостерона. Он часто прикасался к ним. Даже чаще, чем к своему пенису...
- Хватит!
Все сущее заорало, почти взвизгнуло и одним движением вздёрнуло своё тощее тело с бесцветной поверхности, будто куклу на верёвочках. Мужчина с кукольным лицом неуклюже взмахнул руками, покачнулся на длинных ногах и неожиданно ловко удержал себя в вертикальном положении. Постоял так, зажимая уши, зажмуривая глаза. Открыл их... Кроме него, здесь не было ничего.
Белая, идеально ровная поверхность убегала из-под ног в никуда, сливаясь с бездонной пропастью над головой. Пустота была слишком гладкой, чтобы он мог её ощутить стоптанными подошвами огрубевших ступней, и достаточно шершавой, чтобы на ней можно было стоять. Пустота излучала неяркий свет и наполняла воздухом его грудь - без вкуса и запаха, температуры, которую он не мог почувствовать. Его затрясло, и он обнял себя, чтобы успокоиться - не ощущая, как прокалывает кожу заострённый коготь указательного пальца, на левой руке.
- Что это?
Спустя несколько минут, несколько раз сменив опорную ногу, мужчина повторил вопрос. И ещё раз, погромче, не узнавая свой голос - показавшийся ещё более тихим и невзрачным, чем обычно, а когда он закричал - невообразимо огромная, давящая пустота нахлынула на него со всех сторон. Сдавленный ею, сдерживая невыносимое желание упасть, сжаться в защитный эмбрион, безжалостно рванул своё тело, резко разворачивался - влево, вправо! Глядя всюду, пытаясь зацепиться взглядом - хоть за пылинку, точку, помутнение, хоть за что-нибудь, отличающееся цветом от этой безграничной белизны!..
- Что! это! такое!
Он должен был слышать своё сердце, хлюпанье перекачиваемой крови в желудочках, звуки пищеварительного процесса, но, к счастью, ничего такого не было. Пытка тишиной имела свои особенные правила и никакие звуки организма, кроме хриплых отчаянных воплей, не вмешивались в работу мыслительных процессов. Полная свобода для творчества.
* * *
Я помню, как сидел на холодном ковре дождливым холодным августом, завернувшись в маленькое полотенце, набирая текст с закрытыми глазами, дрожащими мокрыми пальцами - и тем, что с длинным заострённым когтем. И капли сыпались мимо замершего неподвижного дома и стекали по моему окну и из моего носа тоже струилось, но не что-то мерзкое - чистая вода. Лилось и из глаз, но я не плакал. Наверное, вода переполняла меня, во мне было слишком много воды...
И в безграничной белой пустоте возникает океан. Трясущийся сжавшийся человек открывает глаза, потрясенный видом его. Будто младенец, только что родившийся на берегу. Он беззвучно благодарит бога, глядя на бесконечные в своём разнообразии формы рождающихся, сталкивающихся, поднимающихся над белоснежной поверхностью и шумящих к нему волн, с шипением дотягивающиеся до босых ног.
- Или... боги? Неважно. - шепчет он, не на мгновение не закрывая глаза и понимая, что сейчас, в любой миг, всё это великолепие может исчезнуть, как и все прочие образы и метафоры... - Моя голова - безграничный океан мёртвой воды. Представьте себе Титан, ледяную планету, и под её оболочкой, под многокилометровой толщей космического льда - самое большое количество воды, которое вы можете себе представить. Представьте, что вы спускаетесь на батискафе в эту океаническую бездну. Там нечего исследовать, там ничего нет, кроме пустоты. В кромешной тьме нет не единой живой клетки... Глубже и глубже, час за часом, на многие километры вниз. Для того, чтобы полностью ощутить масштаб этой пустоты... И мои мысли и воспоминания плещутся слабым светом у самой поверхности этого внутреннего водоёма. То, что я могу рассказать. Дать, поделиться. Так удручающе мало. И кажется, что его становится всё меньше...
Длинный острый ноготь сгибается, надавливает на полустертый символ, на одной из бесконечно заливаемых чаем клавиш, почему-то работающих до сих пор. Вода стекает, стекает, стекает с обнажённого, съежившегося тела, глаза широко раскрыты, закрыты, крепко склеены подступающим сном. Кашель, всхлип, хриплый вздох...
- Океан! Лист за листом, страница за страницей мелкого красного текста, описывающего океан в голове - чтобы не исчез, побыл здесь хотя бы ещё пару секунд...
Долгий затяжной кашель.
- Тебе скучно? Смешно? Нет, нет, я всё понимаю! Это литературная игра. Человек, помещённый в собственную пустоту. Да? Нет? Нет, нет... Я знаю. Это описание ада для самоубийц. Того, что живёт внутри нас. Внутри каждого человека есть мир, где живёт его душа. Да, точно. Внутри каждого из нас живёт душа и... да, никто не будет ждать, пока ты умрёшь. Твоя душа будет при жизни жить в конструируемом тобою аду...
Шипение, вбирающее, всасывающее, откатывающееся назад, утягивающее вместе с водой расплывающиеся алые облачка. Кап. Кап... Падает красная капля. Задержка, медленно собирается, тяжелеет, срывается с алого локтя. Грохот возвращающейся волны, толчок в ноги, ноготь впивается в кожу, пронзает её и входит в мышцы... Наконец, не выдержав, кидаешься вперёд - погрузиться в чёртов океан... Утопиться? Достичь других идеально плоских и белоснежных берегов. Нанести их на карту, дать им звучные имена. Но тебе, разумеется, не суждено стать утопленником, не дано стать первым мореплавателем этого мира... потому что перед тобой то же самое, что и позади. Ничего. Глаза наполнены белой слепотой. Падаешь на белоснежную, идеально сухую поверхность. Лежишь на боку, терзая себя. Защищаясь от пустоты, сжимаешься эмбрионом - в расплывающейся красной луже, постепенно превращающейся в точку.