В Польшу вылетали завтра утром.
Осталась только одна ночь. Всем объявили, чтобы особо внимательно следили за своим обмундированием. Следили за ним и оставшимся вечером, и даже ночью. Если кто-то что-то потеряет, то новое ему уже не выдадут. А выдадут по первое число.
Может кто-то из читателей не знает такого выражения? Оно немного устаревшее. В царских школах учеников пороли. Были нормы порки – до 20 розог в месяц. За крупную провинность выдавали сразу месячную норму.
Розги – это связанные в пучки прутья деревьев. Наверное, это было больно. Не зря же это использовалось со времен Древней Греции и до сих пор используется в некоторых отсталых школах Америки.
Но в нашей Красной Армии про первое число говорили по привычке. Что действительно сделают за потерю имущества, уточнять я не стал.
Я был в наряде по роте.
Ужинать пошел уже после всех. В столовой почти никого не было, занят был только один стол по соседству с моим. Я доел оставленную мне порцию, потянулся за шапкой, лежавшей рядом на скамейке, и обомлел. Шапки не было!
За соседним столиком сидели, так сказать, нерусские солдаты. Не в смысле, что на них была одежда другого государства. Форма была нашей. Но повели они себя со мной, как самые настоящие враги!
Национальности я тогда различать не мог, и на каком языке они переговариваются между собой, я не понял.
- Отдайте шапку! – крикнул я.
Ребята из соседней социалистической республики и из соседней мотострелковой роты смотрели на меня с улыбками и интересом.
Я заглянул под стол. В руках и на коленях шапки не было.
Всё! Ее уже кому-то передали.
Я, тяжело переступая ногами, вышел из столовой.
Что делать?!!
Может не сразу заметят?
- А шапка где? – едва я зашел в роту, спросил меня второй дневальный Вовка Сушков.
- Украли.
- Да, ты что!
Вовка, когда волновался, краснел. И сейчас он порозовел из сопереживания.
Подошел Синюков.
- Ты чё без шапки? Потерял что ли?
- Нет. На койке оставил.
- Смори…. Токо попробуй потерять!
Я прошелся по казарме. Все готовились к завтрашней отправке. На табурете сидел Мишка Туктаров из соседнего взвода и что-то зашивал. Шапка его лежала рядом на другой табуретке.
Я остановился рядом с ним.
Туктаров посмотрел на меня и сказал:
- Ты какими-то странными глазами смотришь на мою шапку!
Он взял ее и одел.
Я подошел к Вовке.
- Пойду опять в столовую. Может, они ее там бросили.
Шапки в столовой не было. Я вышел только с отчаянием.
Мимо шел солдат в шинели с двумя тяжелыми бачками в руках.
Не могу сказать, что я не размышлял ни секунды. Хотя могу. Я размышлял только половину секунды. Схватил шапку с головы солдата и побежал.
Не каждому довелось испытать в жизни такой бег.
Я не бежал, я летел...
"... по серебряной улице легко как ангел, отталкиваясь от грешной земли...»
- Сто-о-ой!!! – разлилось протяжно сзади. Задрожала земля под тяжелыми сапогами.
Солдат был здоровый, но он был одет уже по-зимнему, а я был налегке.
Вовка Сушков увидел меня и все понял.
- Прячься в туалет!
Я нырнул в спасительное убежище.
Стукнули двери.
- Где этот такой-сякой? (Выражения были не литературными).
- Тебе чего? – сказал Сушков.
- Шапку у меня стянул! Сюда забежал.
- Не заходил сюда никто, - сказал Вовка. – На втором или третьем этаже ищи.
- А чего ты красный такой? – голос стал подозрительным.
- Твое какое дело?!! – закричал Сушков. – Захотел и красный!
- Да, ты, – сказал голос, - больной какой-то.
Двери снова хлопнули.
Я выглянул.
- Вован, спасибо!
- Да, ладно, чего там.
Я посмотрел на шапку. Она была новенькой, высокой и красивой. Шестидесятого размера при моем пятьдесят шестом. Если бы этот парень меня догнал…. Об этом я не стал думать.
Несмотря на свою величину, шапка на голове держалась.
На тумбочку я не вставал, чтобы ненароком не попасться. Убирал в туалете, умывальнике и в расположении.
Народ укладывался спать. Особо бережливые ложились спать на своих шинелях, а шапки одевали и завязывали под подбородком. Они засыпали уверенные в завтрашнем дне.
Утром нас загрузили в самолет, и мы полетели. Я закрыл глаза и, мягко покачиваясь, поплыл куда-то отдельно от самолета.
Я ни о чем не беспокоился. Здесь, наверху, ничего не может произойти.
Шапку у меня увели в новой роте в первую же ночь.