Я не выстраиваю любимых поэтов по ранжиру.
Каждый из них живёт в своём уникальном мире, и приходит ко мне на беседу,
когда другие умолкают до едва различимого шёпота.
У каждого – своя тема, свой неповторимый лик, своё мученичество, своё неумение
хватать за хвост жар-птицу и кричать:
"Поймал! Смотрите, какой я удачливый!"
Поэт – всегда Божий странник, гонимый и униженный, циркач на трапеции,
висящий над пропастью.
Толпа, чернь, идёт равнодушно, – или насмешливо? – мимо.
Ребёнок, уже отравленный миазмами непонимания, восклицает:
"Мама! Мама! Посмотри, кто там болтается! Какой шут гороховый!".
И любвеобильная мамаша уводит поскорей своё чадо, подальше от микробов избранничества и тоски, в обыденное, суетное прозябание.
В этом горькая правда любви и ненависти поэта.
Он всегда висит на трапеции. Над пропастью. Рискуя сорваться каждое мгновение.
И срывается. Чаще всего в любовь, которая равна смерти.
Если у поэта всё складывается, как у других, спокойно и деловито, значит, он не поэт,
а Петрушка. Илья Сельвинский с ужасом выдал стон: "Я никогда в любви не знал трагедий".
Он признавался в своей несостоятельности:
А ведь была когда-то Беатриче
Для Данте недоступной.
Боже мой!
Как я хотел бы испытать величье
Любви неразделённой и смешной!
Униженной, уже не человечьей,
Бормочущей Божественные речи!
Но я несколько увлёкся и завернул не в тот проулок.
Мне хотелось порассуждать о Пушкине и Лермонтове.
Кто они?
С Пушкиным всё ясно – он величайший в мире поэт, гений, призванный жечь глаголом сердца людей.
Он вне рамок и сравнений. Ну, а его младший, во всём неудачливый, собрат?
"И кто-то камень положил в его протянутую руку".
"Мне грустно потому, что весело тебе".
"В полдневный жар в долине Дагестана с свинцом в груди лежал недвижим я".
"Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ, и вы, мундиры голубые, и ты, им преданный народ!"
"Но не тем холодным сном могилы, я б хотел навеки так заснуть, чтоб в груди дремали жизни силы…"
Лермонтов – Инопланетянин.
Он обитает во мне незримо вторым "Я"
Любая его строчка – моё откровение.
Лермонтов пришёл из Космоса, чтобы отравить мою душу, смутить её и сделать хрупкой и ранимой.
Это я – Демон и Мцыри, Печорин и Арбенин.
Я сочинил:
"Скажи мне, ветка Палестины:
Где ты росла, где ты цвела?"
Или:
"И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, –
Такая пустая и глупая шутка".
Или:
"Тучки небесные, вечные странники"…
На "Тучках" я всегда спотыкаюсь. Мне хочется невольно поправить Лермонтова.
Как он мог сказать ЭТО:
Что же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? Злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или ДРУЗЕЙ КЛЕВЕТА ядовитая?
Клевета друзей – именно так, мучительно и горько.
Друг сочинил на меня дикий донос и переломил тонкую веточку моей жизни напополам.
Я, восторженный, искренний, добрый, остался в Зазеркалье.
Другой "Я" – кто? – мерцает сегодня над миром холодной и равнодушной звездой.
"Я" – продолжение Лермонтова на пространствах двадцать первого века.
Р.Маргулис
30 ноября 2014г.