Во деревне Крапивино Хлебосольного уезда, на Нашей улице, а улица то и была всего одна, проживали свою жизнь жители. Так себе проживали, не то, чтобы как- то особенно, нет, просто проживали, незатейливо. Самым старшим по возрасту был дед. Простой был дед, звали его тоже просто-дед Степан. Отчество знали немногие: старушки, которые были малость помладше его, да сельский староста, которому по причине занимаемой должности надо было знать все...Ну, почти все и про всех, потому как голова!
Хозяйство вели всей деревенькой. Так было легче выжить, прокормиться. Держали коровенок - три головы, Ночкой звали, Зорькой да Ромашкой, четырех быков рабочих, да четырех коней. Ну, мелочь уж не считается: овцы да козы, птица разная - это все без счету..."обчее", как говаривал дед Степан. Был так же прудок. Чудо, а не прудок! Питался он от родника, вода потому проточная была, чистая...Веселье приносил очам прудок этот и малым, и старым. Видать, в добрый час ископали его пращуры наши, истинно в добрый...
Вот с ходом жизни и пришел в деревеньку посева час. Прошла Зима Матушка, пожала малость самую морозцем, не без этого, пожала да и отпустила, на то и зима она. А нынче! Аж сердце заходится...Весна! И скворцы то прилетели. Скворечники родимые проведали и в поле направились по делам своим. Птахи, а разумеют порядок, домик то навестили, где родились на свет белый, помнят...
И воздух совсем другой стал - теплый, вешний, волнующий и бодрящий. Как вздохнет ветер, да как принесет из полей, от овражков, в которых снег еще белеет, да от речки, что бока еще не высушила после половодья, степной воздух, особый воздух, вольный...истинно вольный...Вот тут-то и встрепенется сердце крестьянское. Готовить начинают инвентарь к посеву. Кто боронки починяет, кто зернецо готовит, всем в эту пору работенка находится и старым, и малым опять же. Лепота, райское житие, воистину!
Дед Степан утром проведал землицу на поле. Как она, прогрелась ли, сеять можно уже, пришло ли время. Придя домой, сказал внучку, чтобы тот пробежал по дворам да предупредил мужиков о том, что, мол, завтра в поле выходить.
Утром следующего дня весь рабочий народ был уже в поле. Мужики, ребятишки, что постарше, бабы, все сеют ячмень. Пахота после морозов зимних да ветров весенних потрескалась, подсохла. Зерно, падая, рассыпалось, какое- то осталось лежать сверху высохшей земли, какое- то провалилось в трещины, добираясь тем самым до большей влаги. Кое-где уже и сорняк озорничает, выскочил себе и растет, как бы говоря тем самым:"Спеши, хозяин, сей хлебушек, борони земельку, не то я хозяином буду...Смекай!"
Вот как отсеялась наша деревня, так и страстная неделя подошла, аккурат успели, теперь народец пусть "в душу вникает", как любил говорить дед Степан. Сам то он вникал, это уж точно, по младости даже в Иерусалим ходил паломником. Нынче старый уж стал, его паломничества только и хватает по великим праздникам в соседнее село съездить в церковь на службу.Читать он любил, научен был с детства. Редкость, конечно, чтобы серая кость знала грамоту, а он вот знал. Говорят, что мать богомольная была, рьяная в этом делании, даже с горячностью...Вот она и говаривала сынку:"Ты, чадо, Бога знай! Он - Кормилец наш, Отец и Лекарь! Потому Слово Его и надобно читать, а когда сам грамоту знаешь, то и читать можешь, в чужой рот не глядеть." А там потихоньку и кое- кто из народу к чтению потянулся: "Мол, научи, мать честная, век помнить будем, что ж мы хужее Степки твоего." Та, по простоте сердечной да смирению христианскому, и учила просящих. Вот какая матушка была, истинная христианка, не лицемерная, наша.
Угомонилась деревенька, попритихла. А дед то и не угомонился, говорит внучку: "Ванюша, золот (именно так говорил"золот"),ты уж поди до дядьки своего,(это был сын деда Степана, Макар), да отнеси книжицу эту, скажи, что глаза уж у деда не видят, пусть он прочтет и тебе расскажет, а ты мне потом передашь. Уж больно стосковался я по Слову то Живому...Прямо душа иссохла вся. Поди, золот, поспешай!" Ванюшка спрашивает: "Дед, а ты закладку положил в книгу то, на то место, где читать хотел?" Дед добродушно и с неподдельным смирением отвечает:"Положил, золот, аккурат, где об Иове Праведном пишется, иди с Богом."
Так всю наделю и носил Ванюшка книгу эту меж дворов, то к племяннику, то к соседу, то еще к кому...А возвращаясь назад, рассказывал деду своим детским языком, что очередной читатель ему поведал...Старый Степан улыбался доброй улыбкой...и молчал.
Наступило пасхальное утро. После трудовой недели да дней постных народ разговелся. Вкусно ели, сладко пили, только все в меру, нрав такой был у всей деревни, общая душа что ли...До того все могущие ездили в село на службу, ночь стояли, ждали, когда плащаницу вынесут, молились...А когда батюшка возгласил:"Христос Воскресе! ",то радовались все, отвечали:"Воистину Воскресе! " И радовалось сердце человеческое! Ликовало радостию детской, светлой и святой.
Пролетела весна с ее заботами, убрали миром всем сено, пришел час хлеб жать...Горячая пора, рабочая...Дед Степан с Ванюшкой, как говорится старый да малый, возили на лошадке воду работникам. А что с них спросить, один уже не может работать, а другой еще не может...А это по силам, самое их делание.
Огорчение пришло неожиданно, как снег на голову, на старую, седую голову деда Степана. Вот подъезжают они с внуком к краю поля. Поле было небольшим, десятин с пятнадцать, потому уже и успели его убрать, рожь тут была посеяна, да и снопы уже собрали.
На самом краю поля, на углу стоял один сноп. Ванюшка спросил:"Дед, а этот сноп что, забыли!?" Дед отвечает:"Нет, золот, не забыли, это Илье на бородку оставили, спокон веку так принято. Внучек опять спрашивает: - Дед, а какому Илье...Илье Пророку?
- Да, видать ему, а через пророка Божьего и самому Господу благодарность, от нас многогрешных...
Тут подошла арба со снопами, быками правил Макар. Поравнявшись с телегой отца, остановился. Отец сразу приметил, что- то не весел сынок, вроде и работа идет, и погода стоит хорошая, а сынок не весел, ох и не весел.
-Ты что не в себе нынче а, Макар?-Спросил отец.
-Да так, батя, думу думаю крепко.
-И что за печаль гложет тебя, сынок?
-Вот. -Сын протянул руку, в которой была книга небольшая.
-Ваня, принеси книжицу то мне, неси сердечный, жду уже. -Сказал дед вьюноше.
Приняв книгу, дед посмотрел опять на сына, да, не доброе было лицо его, как подменили дитятю родного. И что там такого написано, и где он взял ее, незнакомая книга то, аки письмо подметное объявилась..Да, веет тревожным от нее, не добрым.
-Езжай, сынок, снопы успеть надо в ригу сложить, а то вдруг дождь то в ночь, езжай.
Разминулись. Макар так и поехал суровый да неразговорчивый.