Исповедь труса. Часть 6

Владимир Караевский
                Ну, погоди!

          А до того, как пойти в школу, я вообще не врал. По крайней мере, не могу вспомнить ни одного случая. В садике научиться не успел, а вот в школе научили))) Но врал обычно неумело и, как правило, бывал быстро разоблачен.

          Как-то после уроков мы втроем - я, Димка и еще Сергей, сначала просто играли в снежки. Потом друг в друга кидать надоело, и мы снежком начертили прямо на стене Серегиного дома большую мишень. Снежок оставлял на штукатурке хорошо заметный мокрый след. Когда по мишени бросать тоже надоело, стали рисовать на стене снегом. То ли снег был грязноват, то ли штукатурка особенная, но когда мокрые следы высохли, оказалось, что рисунки наши остались очень хорошо видны. А дом только осенью весь отремонтировали. Родители Сергея от сына ничего не добились, он товарищей не сдал, но зато они хорошо знали, с кем он дружит. Вечером меня ждал неприятный разговор.

          - Вова, это ты рисовал на стене Сережиного дома? Соседи видели, что Сергей с двумя мальчиками изрисовали всю стену.
          - Нет, мама, я не рисовал.
          - Говори правду, ты же знаешь, что я не выношу, когда мне врут. Лучше сразу честно признаться. Я сильно ругать не буду, а если соврешь, то пеняй на себя. Я знаю, что ты рисовал, но хочу, что бы ты сам признался. Если хочешь вырасти мужчиной - учись отвечать за свои поступки.

          "Все правильно, но ведь я уже соврал! Как тут отступить? Страшно! И потом, откуда мама знает? Серега вряд ли выдал, Димка тоже. Соседи не разглядели, иначе вопросов бы не было. Решено, не сознаюсь!"

          - Нет, я не рисовал!
          - Хорошо подумал? Тогда пошли.

          И мы идем на место преступления. По дороге я еще раз все обдумываю - нет, уличить меня во лжи нереально. Настроение улучшается, и я даже ускоряю шаг. Вот и Серегин дом. В свете уличных фонарей даже в темноте хорошо видны наши художества - большая мишень в пятнах попаданий, улыбающиеся и плачущие рожи, машины, танки и самолеты с крестами и звездами - обычные детские рисунки, авторство которых установить невозможно. И тут мое сердце замирает! Посреди всех рисунков красуется мой коронный Волк из "Ну, погоди!"  - в тельняшке, в клешах, с папироской в зубах! Как я про него забыл?! Зачем я его нарисовал?! Это все равно, что написать "Здесь был Вова"!

          Получил я в тот раз по полной!

          Постепенно сама жизнь научила простым правилам. Поступай так, чтобы не приходилось врать. Не умеешь врать - не ври. Умеешь врать, но нет острой необходимости - не ври. По мелочам вообще никогда не ври! Не получается сказать правду - молчи. Но если уж пришлось соврать - стой на своем до конца, какими бы невероятными не казались твои оправдания. Особенно если соврал женщине, у них на первом месте не факты и логика, а эмоции и интуиция, а эти категории к точным не относятся, их легче обмануть. Но, все-таки, лучше не ври! Боязнь разоблачения чаще всего гораздо страшнее наказания. Обманывая кого-то, хуже делаешь себе, нарушаешь свое душевное равновесие, гармонию души.


                Экзамены

          Детские страхи проходили, но на их месте появлялись новые. В конце восьмого класса первый раз пришлось сдавать экзамены. Очень мне эта процедура не понравилась, в особенности своей непредсказуемостью. Экзамены - это всегда лотерея, повезет - не повезет. Какой билет попадется, с какими вопросами? Не зря сказал известный писатель и пилот, что больше всего пугает неизвестность. Не волнуются только те, кто либо не знает ничего, либо знает все - и тем и другим безразлично, какой попадется билет. К первым я не относился, потому как учился неплохо, но до вторых все же не дотягивал и потому экзаменов побаивался. Мандраж охватывал обычно накануне вечером, особенно когда понимал, что даже если просидеть всю ночь, все равно не успеешь все повторить. Иногда судьба выкидывала причудливые номера.

          В десятом классе на выпускном экзамене по физике было три билета, в которых подобрались ну очень неудачные вопросы из сложного раздела, к тому же пропущенного мной по болезни. Короче говоря, эту тему я не знал и не понимал, а когда не понимаешь, выход только один - зубрить. Зубрежку отложил на последний день подготовки, но когда он наступил этот день, справедливо рассудил, что всего три билета из тридцати с лишним - это очень мало, вероятность их вытащить мизерная, незачем забивать голову сложными формулировками, лучше отдохнуть немного перед экзаменом.

          На следующий день я зашел в кабинет в первой семерке. На моих глазах забрали два из трех нежелательных для меня билетов. Оставался последний под номером девятнадцать, вероятность его вытащить стремилась к нулю. Я почти уже не волновался и, скорее по инерции, повторял про себя как заклинание: "Только не девятнадцать! Только не девятнадцать!". Взяв билет, не поверил, было, своим глазам и несколько секунд стоял, молча разглядывая цифры "один" и "девять". Помню, мелькнула даже глупая мысль, что это не 19, а 91; мелькнула и погасла - не было в списке девяносто первого билета, да и цифры стояли в другом порядке... Эх! Из раздумий меня вывел голос нашей классной физички:

          - Володя, какой номер билета?

  В горле внезапно пересохло и то, что я просипел в ответ, разобрать было невозможно.

          - Какой-какой? Говори громче!
          - Девятнадцатый, - повторил я и сам не узнал свой голос, - Эмилия Ильинична, можно я возьму другой билет?

          Классная изменилась в лице, по ее расчетам я должен был ответить на пять, повысив общую успеваемость класса, а "другой билет" - это максимум четверка. Быстро взглянув на членов комиссии, она громко меня "успокоила":

          - Не волнуйся, не паникуй! Посидишь, подумаешь, вспомнишь и ответишь. Иди, садись, готовься, - и, подойдя ближе, добавила тихо, чтобы слышал только я, - Я тебе помогу.

          Похоже, она действительно решила, что я просто волнуюсь.

          Но по закону подлости, когда подошел мой черед отвечать, Эмилию Ильиничну зачем-то срочно вызвали к директору. И как я не тянул время, отвечать пришлось другому преподавателю. Бесстрастно выслушав мой бред по первому вопросу, глядя испытующе поверх очков, она с убийственной иронией произнесла:

          - Ясно, первый вопрос вы не знаете, переходите ко второму.

          По второму вопросу я знал еще меньше, чем по первому. Глядя на меня уже с явным сожалением, преподаватель предложила перейти к задаче. Тут я немного воспрял духом - с задачей было все в порядке, задачу я решил! Практические задания по любым предметам мне всегда давались легче, чем теория. Быстро усвоив алгоритм решения, поняв, как правильно пользоваться теми или иными формулами, задачи я щелкал как орешки.

          - Ну что ж, подытожим. Первый вопрос... ммм... по сравнению со вторым - три с минусом. Второй вопрос - однозначно два. Задача - пять. Общая оценка - три.

          Поверьте, для меня это была катастрофа! Нет, бывало, я получал, конечно, и тройки и даже двойки, но текущие! Никогда у меня не было итоговой оценки ниже четверки ни по одному предмету даже в четверти! А тут на выпускном экзамене, да по предмету классной руководительницы, да идущая в аттестат! А средний бал аттестата учитывался при поступлении в вуз, и одна десятая могла сыграть роковую роль.

          И тут на мое счастье вернулась Эмилия Ильинична. По моему аварийному взгляду она все поняла. Отвела коллегу в сторонку на два слова; и до меня донеслось "...и тройки много, ...только задача, ...вопросы - ноль; ...лучший ученик, ...переволновался, ...вы же понимаете". После этого мне задали пару несложных вопросов на другие темы и дали еще одну задачу, подобную уже решенной. Я все ответил и решил, и мне натянули четверку. Лицо у меня горело, было очень стыдно, но вместе с тем после этого случая появилась даже некоторая наглость.

          На экзамен по английскому языку я явился, выучив всего две темы для устного рассказа из двенадцати предложенных. Естественно в билете выученные темы мне не попались.

          Без особого труда переведя со словарем и прочитав по бумажке предложенный текст и его перевод, я перешел к устной теме. Объявив ее название, без тени смущения заявил:

          - Я эту тему не знаю, но могу на выбор рассказать о XIX съезде ВЛКСМ или о XXVI съезде КПСС.
          - Но это ведь не по правилам, - протянула англичанка, - надо отвечать по билету. И в замешательстве посмотрела на директрису, присутствующую на экзамене.
          - Ничего, ничего, темы выбраны самые актуальные. Пусть рассказывает, - невозмутимо, ни к кому конкретно не обращаясь, изрекла Раиса Архиповна.

          Даже не дожидаясь, когда из двух тем выберут одну, я бойко затараторил:

          - Зе твенти сикс си пи эс ю конгрес воз опенед ин москау он твенти сри фебриори найнтин эйти ван ин кремлин пэлас... - и далее по тексту, без запинки, с чувством, с толком, с расстановкой.

          Закончив рассказ, молчал, ожидая решения комиссии. Комиссия молчала, ожидая мнения директрисы. Директриса молчала - просто задумалась. Наконец англичанка решилась:

          - За перевод отлично, тема тоже отлично, но общая оценка четыре из-за замены темы, указанной в билете.

          Раиса Архиповна согласно кивнула. Я, естественно, тоже не возражал. На пятерку я даже не рассчитывал, главное не три.

продолжение повести http://www.proza.ru/2014/11/30/1708