Училище
Экзамены в военно-морском училище, куда я поступил после десятого класса, от школьных отличались разительно, и в первую очередь своей организацией. Если в школе каждый ученик, как правило, готовится к экзаменам самостоятельно и отвечает только за себя, то в военном училище класс, или взвод – это, прежде всего, коллектив, в котором его члены почти все делают вместе, на виду друг у друга - одновременно и однообразно. И ответственность, помимо индивидуальной, часто бывает коллективной.
Одним из первых предметов, который пришлось сдавать на первом курсе, была моя "любимая" физика. Только теперь это была физика моря.
Курс лекций читал старенький заслуженный профессор Петров. Нудноватым, слегка дребезжащим голосом он очень быстро погружал аудиторию в сон. Курсанты вообще, а младших курсов особенно, всегда хотят есть и спать. Поэтому очень часто конспекты лекций представляли собой чрезвычайно комичное зрелище. Четким красивым почерком выведены тема лекции, перечень рассматриваемых вопросов, несколько первых абзацев. Затем почерк становится не таким четким, буквы неровными, слова наползают друг на друга, концы строчек съезжают вниз. Дальше разобрать можно только первые слова в предложениях, потом начинается абракадабра, переходящая в кривые, дрожащие линии. Это уже не конспект вовсе, а просто какой-то график сна.
Именно на лекции по физике моря, пытаясь в полусне записывать за профессором, я накарябал буквально следующее: "электроны вылетают... и прилетают… в Ленинград..."
Профессор читал лекции по учебнику, который сам же и написал таким сухим, научным, казенным языком, что понять его было непросто, особенно во сне))) Да и человеком он был своеобразным, непонятным, загадочным. Никаких проявлений эмоций, свойственных живым людям, за ним не замечалось. Вернее сказать, эмоции замечались, но без какой-либо связи с возможными причинами, которые могли их вызвать. Профессор бывал то беспричинно раздражен, то зол, то абсолютно безразличен, а иногда как будто даже весел. Причем эти состояния могли сменять друг друга несколько раз в течение лекции. Это был какой-то человекообразный механизм, выполняющий ряд определенных функции, но со сбитой немного программой.
А вот на практических занятиях все было иначе. Их вела доцент Огородникова Татьяна Аркадьевна - умная, интеллигентная, красивая еврейка лет тридцати с небольшим. За глаза мы ее называли Татьяна Абрамовна, но уважительно и по-доброму.
Она была вся такая аккуратная, опрятная, педантичная и вместе с тем очень женственная, утонченная, с прекрасной фигурой, которую подчеркивали строгие, закрытые, неярких однотонных расцветок, но узкие и обтягивающие платья.
Говорила она всегда спокойно и негромко, но голосом такого приятного, сексуального тембра, с милой, едва заметной картавинкой.
Мне кажется, в Татьяну Аркадьевну, были влюблены почти все курсанты. В училище, в этом преимущественно мужском коллективе, где особенно младшие курсы ограничены в свободном общении с прекрасным полом, даже просто симпатичная женщина казалась красавицей. Ну а действительно красивая женщина становилась богиней!
Неудивительно, что на практических занятиях было все понятно и интересно, занимательно и даже весело, вот только сами занятия пролетали удивительно быстро. И мы никак не могли понять, как они существуют на одной кафедре - красавица и чудовище, Мальвина и Карабас, женщина и робот - каждый день общаются, составляют планы занятий, готовят методические пособия.
Экзамен с самого начала пошел как-то не так, хотя мы старались, как могли. Старшекурсники подсказали, что профессор очень любит яблочный сок и эклеры с заварным кремом. Сок был куплен заранее, а за свежими эклерами в день экзамена с утра пораньше был отправлен гонец. Пирожные выложили красивой пирамидкой на казенной тарелке с синим ободком и якорем, а сок налили в большой прозрачный графин с высокой граненой пробкой. Профессор был явно не в духе, мрачно сопел и по обыкновению постоянно вытирал выступающий пот на лице, шее и лысине клетчатым носовым платком невероятно большого размера.
Передо мной зашли десять человек. Результат - девять троек и только одна четверка. Причем это были вполне успевающие курсанты, претендующие минимум на четыре. Тогда мы еще не знали про тактику "крестового удара". Существовали различные способы и уловки успешной сдачи экзаменов. "Крестами" в училище называли самых слабых, твердолобых курсантов, которые поставили крест на учебе, и на которых поставило крест училищное начальство. "Кресты" запускались в самом начале экзамена, нанося удар по представлениям преподавателей о подготовленности всего класса. Первым четырем - пяти сдающим никогда не ставят двойки - ну неприлично в самом начале экзамена выписывать пары. Дополнительными вопросами, подсказками обязательно натягивали троечку. Второй очередью шли троечники, но на фоне "крестов" их ответы тянули уже на четыре, ну а остальным достаточно было ответить без грубых ошибок, чтобы получить "отлично". И все довольны, и преподаватели, и курсанты, и начальство - двоек нет, и средний балл непривычно высок.
Но "крестовый удар" вряд ли мог подействовать на профессора. Он бы ставил двойки, не задумываясь, прилично это или нет. Странно, что за все это время профессор не притронулся ни к эклерам, ни к соку. Дежурный курсант даже услужливо налил сок в такой же, как графин граненый стакан, пока Петров принимал ответ у очередной жертвы, и пододвинул тарелку с пирожными поближе к стулу преподавателя. Но это не помогло, а наоборот, привело к противоположному эффекту. Заметив налитый сок и подвинутую тарелку, профессор побагровел, сжал губы и злобно засопел через раздутые ноздри.
Настал мой черед отвечать. Не помогли ни бессонные ночи подготовки, ни шпора, переданная через дежурного, ни заботливо исписанный формулами асфальт перед окном, у которого я готовился к ответу. Теорию по физике моря я благополучно сдал на два. Решенная правильно задача не могла спасти ситуацию.
- Ну, что же вы, Караевский? Как же так? Профессор хочет поставить вам двойку, - Татьяна Аркадьевна, казалось, была расстроена не меньше моего, - а на практических занятиях вы всегда отвечали на отлично, что произошло, почему же вы на вопросы не смогли ответить?
- Билет попался неудачный, я в наряде стоял, когда эту тему проходили, - соврал я, не моргнув глазом, - помогите мне, пожалуйста, Татьяна Аркадьевна, поговорите с профессором, мне никак нельзя двойку получать.
Сразу после сессии должен был начаться отпуск - первый отпуск после полугода в училище, после моего первого в жизни такого длительного отрыва от дома. Эти шесть месяцев длились как шесть лет, и две недели отпуска были самым желанным и долгожданным событием в жизни на тот период. Но получившие двойки курсанты в отпуск вместе со всеми не ехали, а оставались в училище пересдавать проваленные экзамены. За сосредоточенный и задумчивый вид и непременные учебники под мышкой этих неудачников звали "академиками". Хорошо, если удавалось сдать хвост с первой попытки, но бывали случаи, когда мы уже возвращались из отпуска, а несчастные "академики" продолжали штурмовать кафедры.
Огородникова дала мне дополнительную задачу, а сама подвинула стул к севшему передохнуть профессору. Что она говорила Петрову, я не слышал, но ему разговор явно не нравился. Он злился, нервно перебирал лежавшие перед ним бумаги, машинально схватил стакан с соком, отпил, поморщился, отставил сок в сторону. Потом взялся за эклер, подержал его, бросил, клетчатым платком вытер с пальцев растаявшую шоколадную глазурь. При этом он раздраженно отвечал что-то Татьяне Аркадьевне, но она настойчиво и тихо продолжала говорить, как говорят с капризным и избалованным ребенком. Постепенно профессор успокоился, взял несколько листков со стола и подошел ко мне.
- Не решите вот эти три задачи - получите двойку, - мрачно буркнул профессор, глядя сквозь меня своими маленькими, бесцветными, почти без ресниц, ничего не выражающими глазами.
Задачи, естественно, он выбрал самые сложные, но в душе я уже ликовал: "Спасен, спасен!!! Спасибо, Татьяна Аркадьевна!!!"
Настроение у профессора в этот день так и не улучшилось. И только после экзамена мы узнали, что попались на традиционный училищный розыгрыш - все кроме первокурсников были в курсе, что профессор Петров любит сладкие эклеры, но не может их есть из-за диабета, а вот яблочный сок просто ненавидит.
продолжение повести http://www.proza.ru/2014/11/30/1707