Исповедь труса. Часть 9

Владимир Караевский
                Белоруссия

          Отец мой родом из Белоруссии, из деревни, сменившей неблагозвучное, но откровенное название Пьяньково на нейтральное Вишня. И вся его родня жила в Горецком районе Могилёвской области, где я был всего один раз, года в четыре.

          Воспоминаний о той поездке очень мало. Помню только, что добирались до деревни очень долго всевозможными видами транспорта, включая и гужевой. Помню избы, покрытые соломой, пыльные улицы, деревянные изгороди, только что надоенное живое тёплое молоко в ведре, от которого пахнет полем, сеном, ветром, солнцем, медом. Когда его наливаешь в кружку, оно слегка пенится. Помню открытие, сделанное мной во время созерцания вечерней дойки – “Так вот откуда молоко то берется!” До этого совершенно абстрактное "дает корова молоко" получило абсолютно реальную форму и содержание.

          Помню дедушку, похожего на волшебника из сказки, с седой бородой, добрыми глазами и большими грубыми руками с негнущимися пальцами, которыми он необыкновенно нежно гладил меня по голове. А еще бережно сажал на гнедую сонную кобылу и катал во дворе по кругу. Даже имя у него звучало мягко и тепло - Дмитрий Петрович.

          А вот бабушка помнится хмурой, сердитой, всегда как будто чем-то недовольной. Занятая работой по дому, уходом за скотиной, стряпней, она не поощряла праздного безделья, даже в отношении детей. Что уж говорить о взрослых. Маму мою - свою невестку, мечтавшую отдохнуть и выспаться в отпуске в деревне, она поднимала в пять утра, поручая какую-нибудь несложную, но и не срочную работу. И только после просьбы папы, перестала ее будить, но осталась очень этим недовольна и периодически ворчала, что "негоже это, когда жена опосля мужа просыпается".

          Имя у бабушки было соответствующее, мужское, под стать характеру - Александра, Александра Макаровна. Высокая, жилистая, с сильными руками и цепким взглядом, настоящая крестьянка, готовая, по примеру женщин из русских селений, и пожар потушить и коня остановить. Она вырастила семерых детей: двух сынов и пять дочек. Лизавета, Спиридон, Галина, Анна, Степанида, Маруся и самый младший - мой папа. Был еще один сын - Володя, он родился за Спиридоном, но умер в детстве. Отца, когда он появился после четырех подряд девчонок, решили назвать Владимиром.

          Отец родился 6 января 1931 года, и когда началась война, ему было всего десять лет. Из их семьи никто не подлежал призыву - он сам был еще мал, старший брат Спиридон – инвалид, в детстве потерял одну ногу, а отец Дмитрий Петрович превосходил призывной возраст. Всей семьей Караевские оказались в оккупации. Первое время немцы их особо не тревожили, даже продовольствие забрали не все и кое-какой скот оставили. Но через некоторое время всем жителям деревни приказали собираться в дорогу - на работу в Германию.

          Что делать - запрягли лошаденку в телегу, сложили нехитрый скарб и отправились навстречу неведомому. Через несколько дней крестьянский обоз добрался до Минска, где его взяли под конвой полицейские из местных и погнали к вокзалу. От конвойного Дмитрий Петрович узнал, что на вокзале их ждет беда - семью неминуемо разделят, разлучат друг с другом. Женщин отдельно от мужчин, детей отдельно от родителей, молодых и здоровых отдельно от стариков, больных и инвалидов. От страшной новости потемнели взглядом мужики, заплакали бабы. К счастью, телега моих родных была последней в обозе, а белорус полицай пожалел земляков:

          - Я проеду чуть вперед, а вы сворачивайте в первый же переулок и затеряйтесь в городе. Может, повезет и уцелеете.
          - Спасибо, мил человек.

          Повезло - уцелели. Поселились возле еврейского кладбища в пустующем доме, хозяев которого, скорее всего, уничтожили. Чтобы выжить брались за любую работу. Мой десятилетний отец зарабатывал чисткой обуви. Дмитрий Петрович сколотил специальный ящик, который служил одновременно и сиденьем, и подставкой для ног клиента, и хранилищем  щеток, ваксы, бархоток. Володя выходил на улицы и площади города и чистил туфли, ботинки и сапоги, в основном, конечно, сапоги. В Минске тогда было очень много сапог. Но самое яркое воспоминание отца об этом времени - это огромные полчища крыс, рыскающих по кладбищу среди надгробий и крестов и по городу с паучьими крестами на домах, машинах и флагах. Кресты и крысы, крысы и кресты...

          Потом удалось вернуться в родную деревню, в родной дом. От голода спасли запасы, сохранившиеся в засыпанном землей погребе в огороде. Так и выжили-пережили войну всей семьей. Никто не погиб и не умер - редкий и счастливый случай, особенно для Белоруссии. Дмитрий Петрович и Александра Макаровна, сумели сохранить дом, семью и детей, вопреки войне и смерти.

          Папа всегда называл своих родителей на "вы", говорил, что у них в деревне так было принято. Для меня это звучало непривычно и удивительно и, вместе с тем, очень трогательно.

          Впервые я увидел, как плачет мой отец, когда пришло известие о смерти Дмитрия Петровича. Александра Макаровна пережила мужа на несколько лет.


продолжение повести http://www.proza.ru/2014/11/30/1705