16 из 62. Снегурочки

Миша Леонов-Салехардский
      Сидя на полу в коридоре, Лёшка прилаживал к валенкам стальные «снегурочки»: одной тесёмкой к носку, другой — к пятке. Каждый узел закручивал деревянной палочкой и кряхтел, краснея от натуги. На лбу выступила испарина. Тем временем его мать, Нина, жарила на кухне ряпушку, и запах расходился по всей квартире.
— Мам, купите «канадки»!
— А эти чем угодили?
— Фигурки-то? Фу, девчоночьи!
Они всегда разговаривали громко, даже когда были рядом. Лёшка потрогал зубцы на завитушках коньков. Острые! Спортсменам они помогали чертить фигуры, а вот ему мешали кататься. Стоило Лёшке разогнаться, как проклятые зубцы цеплялись за какую-нибудь кочку или неровность, и он падал носом оземь. Однажды он даже пытался сточить их напильником, но сталь не поддалась. По правде говоря, Лёшка держался на коньках плохо, и, не смотря на то, верил, что стоит ему надеть «канадки», как он тотчас покажет высший класс. Недаром «канадки», хоккейные коньки на ботинках, были мечтой каждого мальчишки с Мостостроя. Купить их было практически невозможно. Наконец, Лёшка поднялся на ноги и, стуча «снегурочками», направился к дверям. 
— А поесть? — крикнула мать. Жареную рыбу Лёшка любил, но на улице его ждали друзья.
— Успею!
— Под машины не лезь!
— Не буду!
Лёшка солгал. Именно этим он и хотел заняться.
На улице было сумрачно. Падал густой снег и щекотал нос и щёки. Лёшка катил по обледенелой дороге навстречу остановке гидроаэропорта. Там, в клубах пара, постукивая нога об ногу, топталось пять-шесть взрослых человек и двое мальчиков. Это были Санька Инусов и Женька Ларионов, его друзья. Увидев Лёшку, они выскочили на колею и принялись махать руками.
— Скорей! Жми!
А тем временем Лёшку настигал автобус, ехавший со стороны Ангальского мыса. Надсадно выл мотор, всё ближе и ближе. Лёшка прижался к обочине, пропуская «пазик». Через пару минут автобус забрал пассажиров и тронул с места. А сзади, уцепившись за бампер, ехали на ногах Санька и Женька. Из-под их валенок взлетал пушистый снег; коленки и плечи тряслись; шапка у Саньки сбилась на глаза, шапка на Женьке сползла набок. Метров через двадцать, когда «пазик» разогнался, мальчики попадали наземь. Возвращались они в диком восторге.
—Думал, кишки вывалятся! Всю душу вытрясло.
— А скорость? Видал? Я чуть ногу не свернул! Зыканско, скажи Лёшка!
Они подошли к остановке.
— Класс! Как на водных лыжах летели, — сказал Лёшка. — Пацаны, а кто дольше продержится? До Клуба геологов, или до Щорса?
— Я, конечно!
— Ещё посмотрим, кто!
— Не хвастай!

Тут к ним присоединился их четвёртый приятель, Валерка Рывко. Смотрел он всегда исподлобья, будто собирался бодаться. По ноздрям хрящеватого, как у боксёра, носа легко было определить его настроение: если он широко раздувал ноздри, значит, злился, а если сужал, значит, нежничал. Теперь его ноздри шевелились, как жабры у рыбы.
— Чего опоздал? — сказал Ларионов, по-дружески хлопнув Валерку по спине. Рывко отпрянул, словно ему приложили калёное железо.
— Выдрали? — понимающе спросил Лёшка. Рывко кивнул утвердительно. Мальчики замолчали. Каждому от родителей доставалось на орехи. Драли всех, но Валерку Рывко дома били особенно жестоко. Собственный отец сказал ему однажды: «Или я тебя человеком сделаю, или убью».
К остановке опять подкатил рейсовый пазик. Пока люди заходили в задние двери, мальчики незаметно пристроились к бамперу. Автобус истошно взвыл и, пуская белые клубы газа, тронул с места. Четыре пары рук держались за блестящий бампер. Дорога скользила под ногами. Через пару-тройку метров первым упал Лёшка, споткнувшись о кочку. Лицо он сберёг, выставив перед собой локти, однако «снегурочки» его свернулись набок, их надо было заново привязывать к валенкам. Лёшка отполз на обочину и, ломая ногти, распутывал заледеневшие тесёмки. Мимо него с улюлюканьем промчались приятели. Подняв голову, Лёшка увидел, что автобус остановился, а шофер, высунувшись наполовину из дверцы, кричал, грозя кулаком.
— Дяденька, догони! — дразнил его Рывко, оборачиваясь на бегу. Сам он был уже далеко. Шофер плюнул, захлопнул дверцу и поехал дальше.
На остановке ребята воссоединились. Счастью не было предела. Перебивая друг друга, они рассказывали, как ехали за автобусом, как падали, отцепившись от бампера, как удирали от разгневанного шофёра. Втянув ноздри, Рывко улыбался от уха и до уха, глаза его сверкали победным блеском. Он дольше всех продержался на ногах. Помогли ему подшитые резиной валенки.
— А как там твой Клуб геологов? — спросил Инусов, подтрунивая над Лёшкой.
— Я бы доехал, да «Снегурочки» подвели. К чертям собачьим, спилю зубцы.
— Пили!
— А мне «канадки» обещали, — проговорил Ларионов. — Папка в Тюмень собирается.
— «Ножи» лучше! У Скобликовой «ножи» были, — непререкаемо сказал Рывко. — Скорость космическая!
— Подумаешь, Скобликова... — фыркнул Ларионов и прибавил: — Хоккеисты тоже чемпионы мира. А гоняют на «канадках».
— Так-то Белоусова и Протопопов — чемпионы по «фигуркам»! — неожиданно вставил Лёшка.
— Только что ругал «снегурочки», — напомнил ему Инусов. — Хамелеон!
— Сам дурак!
Все четверо спорили так, будто решался вопрос жизни или смерти. А между тем смеркалось. Волны снега, проносясь по воздуху, скрадывала очертание домов. Мороз кусался. Ларионов вспомнил вдруг, что голоден. Инусов сказал, что его ждут дома, смотреть диафильмы. Рывко, скукожившийся от холода, молчал, отогревая дыханием свои красные пальцы. Лёшка сник, поняв, что веселье закончилось. Мальчики разошлись.