Пока не покидает меня желание писать о картинках детства. Начинаешь писать, погружаешься в воспоминания и начинаешь физически чувствовать себя босоногим пацаном в ту его самую счастливую пору. Воспитание уличное, представление о добре и зле — только через ненадёжные генетические каналы. Общение с родителями минимальное — они работали с утра до ночи — восстанавливали страну после войны.
Вот- ещё не описал очередной плохой поступок, но уже оправдался. А почему бы и нет? А то прочитаете рассказ и скажете: «Фу! Какой нехороший пацан был!» Ну и пусть, зато стал хорошим дедом!
Тут другое — то, о чём я решил написать имеет некий оттенок и поэтому я какое-то время сомневался. А потом вспомнил «Декамерон» Боккаччо, Набоковскую «Лалиту», Лимоновские описания, что-то, помнится, есть у Бунина, да не перечесть. Так что на фоне их моё повествование будет пионерской песенкой. Это как в анекдоте: Мальчишка ночью проснулся от каких -то звуков, доносящихся со стороны спальни родителей. Он встал и тихонько подошёл к двери. Она была приоткрыта. Он тихонько заглянул в спальню родителей, какое-то время тихо постоял, посмотрел и так же тихо пошёл к себе, думая про себя: «И эти люди запрещают мне ковыряться в носу!»
Так, вроде вступил.
Когда наши представления об отношениях дяденек и тётенек вышли из оболочки - «тили - тили тесто - жених и невеста», мы стали замечать, например, что дядя Вася, муж тёти Клавы, по вечерам, когда стемнеет (а на юге даже летом темнеет рано, тем более в Махачкале, где Солнце плюхается за высокую Таркитау, которая «отнимает» от дня никак не меньше часа), ходит к вдовой тёти Даше — не очень красивой, в отличии от тети Клавы, на наш пацанский вкус. Дядя Вася мужик не плохой, воевал, но мы решили развлечься за его счёт.
Не помню - откуда мы взяли эту технологию, может и сами разработали. Состояла она в том, что бралась сырая картошка, с разных сторон в неё втыкались два гвоздика. К одному гвоздику привязывалась нитка длиной с метр. За другой гвоздь привязывалась нитка от полной швейной катушки. За короткую нитку картошка привязывалась к верхней части окна или чуть выше, где для этого что либо находилось — либо гвоздик, либо подходящая расщелинка, либо что- нибудь ещё — это определялось днём заблаговременно. Параллельно дому (одноэтажный дом на 5 хозяев, одной из которых и была тётя Даша) проходила просёлочная грунтовая дорога метров в пять шириной, не всегда сухая. А за дорогой росли какие-то кусты. Диспозиция для задумки идеальная.
Случая ждали три вечера. На третий вечер смотрим — идёт. Идёт быстро, но насторожено. Вход к тёте Даше и «наше» её окно с разных сторон дома. Быстро настраиваем нашу систему — и в кусты. За занавеской на Дашином окне ничего не видно. Витька предлагает начать дёргать нитку, что бы картошка стучала по стеклу. Гога, который был старше нас, говорит: «Ты чо, дурак?! Надо выждать, когда погасят свет». Ждём. Свет погас. Витька опять предлагает дёргать. Гога, имевший некоторые понятия, нам незнакомые, в силу превосходства в возрасте, сказал, что надо выждать. Выждали. Гога начал дёргать за нитку. Картошка застучала по окну: - бум, бум, бум.... Вскоре с той стороны дома скрипнула дверь и из-за угла дома появился дядя Вася в белых кальсонах, осторожно заглянул за угол в сторону окна, которое было третьим от угла. Картошку не увидел. Мы, естественно, стучать перестали и приготовились быстро покинуть позицию. Дядя Вася вернулся к тёте Даше и вскоре одетый так же, как пришёл, отправился к своему дому, видимо к тёте Клаве.
На следующий вечер — всё точно так же.
Поймал он нас на третий вечер. Всё было точно так, как в первые два удачных вечера, но дядя Вася долго не появлялся. Мы продолжали «работать» до тех пор, пока не увидели около себя одетого дядю Васю — он, видимо, вышел на нас с другой стороны дома - бывший разведчик!. «Ну. Ну! Бежать бесполезно (он заметил порыв Витьки) — вы знаете меня, а я знаю вас. Вот вам, только, пацаны, никому не рассказывайте». Он залез в карман и достал горсть колотого сахара. «Нет, мы тёте Клаве не скажем» - выпалил Витька. «Да не только тёте Клаве, а никому вообще»!- с этими словами он достал из кармана ещё горсточку сахара, дал его Витьке, сказав: «Поделись с пацанами». И пошёл в сторону своего дома.
Потом мы замечали, что он продолжает ходить к некрасивой тёте Даше от красивой тёти Клавы. А потом и вовсе ушёл от тёти Клавы и женился на тёте Даше.
А мы поделив под фонарным столбом по честному сахар, пошли, думая о случившемся и сося сахар.
«И чо он ходит к некрасивой тёте Даше? Правда, она добрая». - начал я разговор.
«А может у тёти Клавы там (при этом он показал рукой между ног) дырки нету»?- попытался объяснить мне Витька.
«Дурак ты, Витька — дырки там у всех взрослых женщин есть, а то как бы они ссали»?- сказал Гога и засунул в рот очередной кусочек сахара.
«Да и дети оттуда вылазят» - добавил я, вопросительно посмотрев на Гогу. Тот одобрительно кивнул, сося кусочек сахара.
«А я видел эту штуку у взрослой женщины» - продолжал я.
«Эх ты, эту штуку называют …. А где ты видел — у мамки»? - спросил, улыбаясь с чувством превосходства Гога.
«Нееееееет, что ты, с ума сошёл? У соседки - тетки Гали. Мать сказала мне сходить к ней за спичками. А я о чём-то задумался и не постучал, а просто открыл дверь. Был день, а тётка Галя лежала голая на кровати и как раз боком к двери. Дырку я не увидел, но у неё там всё заросло чёрными волосами. Она крикнула, что бы я отвернулся, оделась, отругала меня, что бы я в следующий раз стучал в дверь, но спички дала.» - закончил я рассказывать о своём коротком романе со взрослой красивой женщиной.
«А она красивая, твоя соседка - тётя Галя» - почему то вздохнув сказал Гога .
«Красивая...» - подтвердил я: «У неё муж с войны не вернулся, живёт с дочерью. Хотя к ней тоже мужик ходит — такой высокий, тоже красивый, но не русский. Наверно, тоже поженятся скоро»- теперь уже отчего-то вздохнул и я.
«Пацаны, а как оттуда, ну как ты, Гога, сказал называется (Гога повторил) вот — вот из неё дети вылазят»? - спросил до сих пор молчавший Витька.
«Как, как — вырастишь — узнаешь» - почему-то раздражённо, наверное сахар весь сожрал, сказал Гога.
На этом мы разошлись по домам, показаться родителям, покушать, что бы потом, как обычно, встретиться в нашей открытой общей спальне — на крыше сарая.
Счастливая пора!