Был у меня один приятель… Собственно, он и сейчас есть, только видеться мы стали значительно реже.
Знакомство наше началось в безоблачные годы обучения в начальных классах среднеобразовательной школы, во времена построения развитого социализма.
Друзьями «не разлей вода» мы с тех пор так и не стали, но ненавязчивые приятельские отношения сохранили до сегодняшних дней.
В те приснопамятные времена не было такого резкого социального расслоения народонаселения, как сейчас.
Номенклатурные работники и их семьи, а так же дипломатическая и академическая элиты жили при коммунизме, остальные развивали социализм.
Всё было, как у всех, с небольшой разницей.
Верхом благосостояния для «волнующихся народных масс» была кооперативная квартира, автомобиль «волга», и «домик дядюшки Тыквы» на шести сотках, гордо именуемый дачей.
Обладание вышеперечисленными благами не по «чину», да ещё, если в графе автомобиль, не дай Бог, значилась «иномарка», грозило счастливчикам, как правило, скорым переездом на опредёлённый, самым гуманным судом в мире, срок в район южного побережья Ледовитого океана. Ибо нефиг. ОБХСС бдительно охранял народное добро.
До определённого исторического периода времени мы с приятелем шли, что называется «ноздря в ноздрю».
Оба окончили школу без каких-либо выдающихся достижений. Не помышляя о дальнейшем образовании, в сладостном ощущении свободы проболтались лето, а по осени нанялись на работу, дабы как-то скоротать время до неизбежного, в те времена, призыва в армию.
Следует отметить, что тогда понятие «откосить» от армии не было популярно в широких слоях общественности. «Армия – школа жизни!» - вдалбливали нам с младых ногтей, и я до сих пор, признаться, с этим постулатом согласен.
Парень, не отслуживший в рядах Советской Армии, вызывал у «девушек с рабочих окраин» смутные подозрения: «Больной что ли?».
«Через две зимы, через две весны», с натягом «отслужив, как надо» я, благополучно демобилизовавшись к месту проживания, устроился на один из многочисленных, ныне почти не работающих, заводов.
Приятель подтянулся значительно позже.
Уверенная в завтрашнем дне молодёжь тех лет рано создавала семьи. Не отстали в создании семейной ячейки социалистического общества, и мы с приятелем.
А вот дальше наши пути-дороги с ним надолго разошлись.
Он плодотворно занялся воспроизведением потомства, а я, не вынеся тягот семейной жизни, подался на флот.
Виделись мы с ним теперь только во время моих нечастых отпусков.
Приятель трудился на заводе, воспитывал троих детей и как парторг цеха, нерадивых коммунистов. К партии он ещё во время службы пристрастился, хорошо ему там видно мозги вправили.
Я же, разведясь с женой после первого длительного рейса, бороздил просторы мирового океана. Чуть чаще, чем бывал в отпуске, посещал заочное отделение мореходного училища.
И вот, после политических штормов конца прошлого, начала нынешнего века, меня выбросило на берег. На флоте делать было нечего - капитанская должность мне не светила, да и если честно, по морям болтаться надоело, чай не мальчик уже.
Не имея «сухопутной» специальности, я с оговорками, устроился инженером по технике безопасности на один из уцелевших, и кое-как влачивших своё существование заводов, за имитационную зарплату.
С приятелем мы стали видеться чаще. Дети у него уже выросли.
- Последний балбес школу заканчивает, - удовлетворённо поглаживал он объёмистый и тугой, как швартовый кранец живот.
- Ты хоть якорёк-то свой видишь, или только в зеркало? – лениво поинтересовался я. Мы сидели в парке на лавочке в тени старых вязов, потягивая пиво прямо из бутылок. Иногда в выходные мы устраивали «прогулки по пенному».
- Не бои;сь! Видеть не обязательно, главное ощущать! – менторским тоном лектора, доказавшего неоспоримость преимущества социалистического строя перед капиталистическим, ответствовал приятель.
Он так и не вышел из партии, только сменил на книжечке аббревиатуру КПСС на КПРФ. Ругал капитализм, олигархат, ну и далее, по списку.
Как-то раз, в субботу, я позвонил ему, и предложил пройтись «по пенному».
- Ну, никак не могу, Геннадий Андреевич сегодня митинг проводит. – В голосе приятеля слышались извиняющиеся нотки.
- А кто это, Геннадий Андреевич? – на всякий случай поинтересовался я.
- Как кто?! – захлебнулся негодованием от моего непочтительного невежества голос приятеля, - Зюганов!
- А-а… - Протянул я, понимая, что дальнейшие уговоры бесполезны. - Послушай, а товарищ Зюганов разрешает рядовым борцам с капитализмом на буржуазных машинах на митинги ездить? (у приятеля был фольксваген-универсал) – я решил компенсировать разочарование от сорвавшейся встречи ехидным выпадом.
- Машина для пролетариата не буржуазная роскошь, а средство для выживания в каменных джунглях капитализма, - был ответ.
«Хорошо излагает, собака, учитесь Киса» - вспомнил я Ильфа и Петрова.
Приятель, потеряв работу, развозил по зоомагазинам корм для кошек и собак.
Пришлось прогуливаться «в одну харю».
В то, уже не далёкое от нынешнего время, народные депутаты были честнее. Получив вожделенный мандат и депутатскую неприкосновенность, они, абстрагировавшись от нужд народа, погружались в нирвану, растекаясь по мягкому думскому креслу, или прагматично использовали свой высокий статус народного депутата в достижении своего личного благосостояния.
Депутаты не мешали выживать народу, народ не мешал депутатскому корпусу страдать от ожирения.
Витрины ларьков и палаток зазывно пестрели этикетками «боевых» и «учебно-тренировочных» напитков и разномастными пачками сигарет, круглосуточно. С лавочек, не выломанных жильцами близлежащих домов, правоохранительные органы не сгоняли. Веселись народ! Только в политику не лезь.
Не то, что теперешние законотворцы. То закон о курении, то алкоголь с одиннадцати до девяти, то Кремль в белый цвет покрасить, то гимн исполнить при получении паспорта.
Как говаривал кладезь мудрости, наш судовой артельщик Кипиток: «Ну, ты посмотри на них! Ну, ведь что угодно придумают – лишь бы не работать!».
Прогуливаясь с приятелем пятничными, или субботними благодатными летними вечерами от лавочки к лавочке, когда мягкие тени от фонарных столбов и деревьев удлинялись, казалось, до бесконечности, а коварный гнус ещё не липнул настырно к телу, мы неторопливо пили пиво, вели обстоятельные беседы «за жизнь». Иногда мы пересекались со знакомыми и не очень, а то и с вовсе незнакомыми компаниями, занимающими лавки города под распитие слабоалкогольных и крепких спиртных напитков.
Бывало, что с улицы перебирались к какому-нибудь доброхоту на квартиру.
И вот тут нужно кое-что прояснить.
Мой приятель мужчина из себя крупный, кулаки этакого рабоче-крестьянского вида, какие возмущённый пролетариат на агитационных плакатах буржуям показывает, но добродушный, пока в «плепорции».
Тут главное не упустить момент. Как только он начинает разговаривать с закрытыми глазами – всё. Больше ни капли не наливать, про политику не говорить. До тех пор пока не заснёт, или глаза не откроет, беседовать на отвлечённые темы. Кто знаком с ним, и с этими немудрёными правилами, может чувствовать себя довольно комфортно и в наиполнейшей безопасности.
Как-то раз, в одну из таких прогулок, на соседней лавочке устроилась на перекур компания празднично разодетых людей. Трое из них были мне знакомы по предприятию, вместе с которым я влачил своё существование в свободное от суббот и воскресений время.
Поздоровались, перезнакомились, оказались на квартире хлебосольной именинницы, заранее приготовившей стол для продолжения банкета. Её-то день рождения компания и справляла в ближайшем кафе.
Хозяйка рассадила гостей по местам, и я оказался на другом конце стола от своего приятеля, присевшего рядом с дверями ведущими в комнату. Увлёкшись беседой с именинницей и притупив бдительность, я не отслеживал состояние «надзираемого».
Многоголосый шум, обычно сопровождающий застолье, как по команде стих, после мощного удара кулаком по столу, от которого зазвенела посуда.
Мой приятель с закрытыми глазами поднимался со стула.
Ну, мне-то было легче, я всё это уже не раз видел, а вот гости…
- Я на «Авроре» служил… Я вам за Ленина, за партию… - начал приятель сольную программу.
Несколько слабонервных женщин взвизгнули.
Приятель, всё так же с закрытыми глазами поводил пальцем из стороны в сторону:
- Тихо контра!
В этот момент он напоминал Вангу, взывающую к духу революции. Его вид у непосвящённых вызывал мистический ужас.
Именинница ощутимо вцепилась в моё предплечье.
- Подождите, скоро всё закончится, - шепнул я ей на ухо.
- Правда? – тоже шёпотом спросила она.
-Уверяю вас.
А потом приятель, как обычно, запел, ну если этот рёв кто-то бы осмелился назвать вокалом:
- Дремлет притихший северный город, низкое небо над головой. Что тебе снится, крейсер «Аврора»…
Гости за столом застыли.
- У вас телефон далеко? – спросил я у продолжавшей держаться за меня именинницы.
- Здесь, рядом, в сумочке. Что, милицию вызывать, или сразу психушку? – взбодрённая необходимостью какого-то бы ни было действия, всё так же шёпотом уточнила она.
- Ни в коем случае. Вы наберёте номер, который я вам назову, это мой телефон... Завтра мне позвоните, и я вам всё объясню. Перемещайтесь аккуратно, он на движение реагирует.
Приятель продолжал самозабвенно петь. Песня подходила к концу. Пора. Я ободряюще подмигнул имениннице, и начал осторожно пробираться к выходу.
Песня закончилась. Повисла тревожная тишина.
Мутным, и насколько было возможно презрительным взглядом, он окинул присутствующих:
- Что б-буржуи, страшно? – зловещим шёпотом спросил приятель, заметил прикрытые створки дверей, и вышел, открыв их в противоположную от задуманной строителями сторону. В прихожей я его догнал, подхватив под руку, одновременно успокаивая пришедших в себя мужиков, поднявшихся со своих мест с более, чем определёнными намерениями.
Квартиру нам удалось покинуть без боя.
То, что мой приятель «двинулся» на партии… Может быть. Чего спьяну не бывает! А вот то, что он служил на «Авроре», это истинная правда. Срочную. На героическом крейсере-музее.
Насколько я знаю, эту практику отменили совсем недавно, сам читал – «Вы-сокопоставленный представитель главного штаба ВМФ заявил: «Моряки должны ходить в море. В этом смысл морской службы, а не в том, чтобы делать приборку на корабле, навечно закреплённом у бетонного причала»».
На следующий день мне позвонила вчерашняя именинница с понятными претензиями. Я, обещав ей сегодня же отремонтировать двери, уточнил номер дома и квартиры. Через час я притащил к ней пунцового от стыда приятеля с букетом цветов и переносным ящиком с инструментами.