Тёркин
Денис глубоко вздохнул и отложил книгу в сторону. «Положительно, Илюха сумасшедший. Посоветовать прочесть «бессмертного» Тёркина. Ну…да…в условиях тех жизненных коллизий, которые постигли меня в последнее время, сей литературный синтез поэзии и прозы, военно - патриотического розлива, очень кстати. Ничего не скажешь»…Он задумался и начал по привычке анализировать произведение. «Ну, веселый, ну, обаятельный Василий. Да…Что он собой олицетворяет ? Пожалуй, это человек из народа, вобравший в себя образ всего народа. Обаятельный, трогательный, находчивый, смеющийся смерти в лицо русский народ. Тёркин, Тёркин,..Почему Тёркин? Наверное, потому, что тёртый. Тертый патриотическими идеями, войной, жизнью. Ндаа. Некий универсальный идеальный человек. Человек артельного труда, увлеченный общим рабочим порывом. Человек, сумевший обустроиться в экстремальных условиях. Условиях, трагических. Человек, для которого трагедия стала формой существования. Что о языке, форме? Ммм…Пожалуй, почти оскорбительная простота. И, пожалуй, простота кажущаяся. Переправа, переправа, берег левый, берег правый. Что за бред? Ну да, бредовое бормотание. Лучше нет воды холодной, лишь была б она вода. Это прямо забарматывание какое - то. Просто слова. Слова, заговаривающие боль. Заговаривающие тяжелые обстоятельства. Язык как средство, чтобы справиться со смертью, скорбеть и радоваться. Хах! Интересный ход…Любопытное сочетание частушечного размера, частотности повторения слов…И… Однако же! Какое разнообразие рифм!». Денис сел и поправил повязку на голове и продолжил размышлять. «Далее боец обосновывается на войне как в доме. Здесь переломная глава . Смерть и Воин. Да, это несомненно к тому, что Вася бессмертен. Весьма лиричная часть книги, прямо песенность языка тут какая - то. И что же мы имеем в конце? Перерождение. Да. Тёркин превращается в могущественного побитого невзгодами военной жизни Человека. Теперь он настолько силен, что позволяет себе плакать. В главе о Сироте это. Ярко. Очень. И сейчас главное остановиться. Вернуться к человечности. Да, в последней главе есть какое - то отдохновение непостижимое. Мотив муки и одновременно счастья. Счастья возвращения того человеческого, которое было задавлено, чтобы наш Василий мог убивать. И написано с необычайной лирической мощью. Тут Александр Тимофеич активно использует образы природы. Виртуозно расставляет пейзажные акценты. По домам идёт Европа. Пух перин над ней пургой. Гениально! Пух перин - пепел войны, зашедшей в каждый дом. И с боков дороги узкой, на земле ещё не русской —белый цвет родных берёз. Просто. Глубоко. Проникновенно. Патетично писать безо всякой патетики. Твардовский мастер. Несомненно… Но…Хэх. Зачем ты мне? Тёркин. Нет уже того поколения, для которого ты был написан. И нет того поколения, которым ты был порожден. Нет того русского народа. Нет той войны. Того ада».
Денис поправил гипс на левой руке. И вдруг его пронзила совершенно неожиданная мысль. «Но есть я…и мой собственный ад и моя собственная война. И Тёркин есть во мне, в моей способности. В способности русского человека обустроиться и жить в этом аду и смеяться над чертями этого ада. А это значит, да! Тёркин бессмертен…Он живет в каждом, кто столкнулся со страданиями и сумел переосмыслить их и улыбнуться в лицо иронично смеющейся жизни»…