Как пенсионерка цыганок обманула

Лидия Малахова
Клев был неважный. За все утро лишь несколько подлещиков, пара линьков, да  карпик с ладошку.
Солнце начинало припекать, утренний ветерок серебристой рябью пробежался по воде, громче зашептались камыши.

"Пора и домой собираться. На жареху для завтрака нам со старухой хватит, да и ладно. А завтра - будет день, будет и пища", - рассуждал, сматывая удочки, небольшого роста жилистый семидесятипятилетний Сергеич.

"Хорошо, что сын уговорил нас перебраться в этот южный городок на Волге. Хотя и трудно привыкать к новым условиям, но случись что - близкие рядом, да и солнца в этой местности поболе. Отогреем мы здесь с Петровной свои стариковские косточки. На родине зимой вся спина прыщами покрывалась, оно и понятно - шахтная сырость да уральские холода до добра не доводят.  А здесь спина загорела, и болячки как рукой сняло, все солнышко высушило. Да и Татьяна, до самой пенсии работая в ламповой, каустиком надышалась, а на южном чистом воздухе может и посвежеет... Что-то последнее время покрикивать она стала на меня, нервничает, придирается по пустякам. Видно, переезд сказывается, - размышлял бывший шахтер, шагая вдоль берега реки, - А, зимой, сколько  снега там наметало - выше крыши... – вспоминал он, - Приходилось от дома туннели прокапывать. Одно хорошо было - охота. Любил я в лес ходить. Повадки зверя знал. Он и шел ко мне. Много не брал, так, лишь бы для семьи мяса хватало. Скучаю я по охоте, скучаю... Рыбачить тоже интересно, но не то, не то."

Старик и не заметил, как вышел на тенистую улицу, ведущую к дому, как перед его носом, словно из-под земли, выросли две перепоясанные цветастыми шалями, немолодые цыганки.

- Дядь, а дядь, а не подскажешь - не продается ли на вашей улице дом?
"Ну, надо же было с утра повстречать этих чертовок... теперь весь день не заладится", - выругался про себя старик, а вслух спросил:
- А на коль это вам  надо?
- Хотим, дядь, домик купить здесь, на окраине города, к реке поближе...
- Чтобы ребятишкам на речку было бегать недалеко, - сверкая на солнце золотыми зубами,  перебивая друг друга, тараторили они.
- Не знаю. Я этими вопросами не интересуюсь, - отмахнулся от них старик, увеличивая шаг, в надежде, что назойливые попутчицы отстанут от него.
Но те и не собирались упускать свою добычу.
- Дядь, а бабка у тебя есть?
- Ну, есть…
- Так, может, она знает?
- Может и знает, - открывая калитку, ответил старик.
- Дядь, позови ее, а мы здесь подождем.
- Ну, ждите.
- Татьяна, выдь на минутку, - крикнул Сергеич в открытое окошко жене,  направляясь в глубь двора к колонке, чтобы почистить и выпотрошить рыбу.

- Ой, Боже ж ты мой, - слегка шепелявя, всплеснула руками, светлоглазая, еще не утратившая резвости движений, хозяйка, увидев в своем дворе нежданных гостей.
- Теть, а теть, не пожалей, дай водицы напиться.
- Пейте, вода у нас бесплатная, - протянула кружку с водой Петровна.
- Спасибо, милая. Жалко тебя, бриллиантовая...
- А чего жалеть-то меня? – улыбнулась хозяйка.
- Хорошая ты, но вижу, болеешь, ты, рОдная. Правду говорю, бледная ты. Ведь болеешь? 
"А кто не болеет-то в моем возрасте, - подумала Петровна, - И чего пристали? Ну, да ладно, отвечу, с меня не убудет":
- Голова часто болит.
- А я что говорю?! И теперь, милая, она у тебя все время болеть будет. Чую, грязный ваш двор.
- Как это грязный? Я каждый день убираю, подметаю, за цветами ухаживаю...
- Грязный. Потому что сделано здесь что-то плохими людьми. Аура нехорошая... Ссорилась с соседями? - в лоб спросила цыганка.
- Да зачем мне ругаться с ними?! Мы их еще толком и не знаем. Недавно здесь дом купили.
- Значит, бывшим хозяевам было сделано. Поэтому они и продали дом. А теперь вы будете в этом дворе болеть и мучиться. До самой смерти болеть будете, - заглядывая в глаза, убеждали бойкие цыганки растерявшуюся хозяйку, которая и не заметила, как те окружили и завладели ее вниманием. - Но ты не переживай, мы снимем порчу.
- Как же?
- Это, милая, просто делается. Можно на золоте попробовать... Украшения есть у тебя? – вкрадчиво поинтересовалась одна из них.
- Обручальное колечко есть, - показала Петровна безымянный палец на правой руке, - а больше-то золота у нас отродясь не бывало. Троих сыновей растили, в институтах учили, потом женили. Не до украшений нам было.
- Этого мало. Не получится. Лучше давай на деньгах попробуем. Деньги-то у вас водятся?
"Нет, нет! Фигушки вам!" – хотелось сказать Петровне, но вслух произнесла другое:
- На переезд мы, конечно, поизрасходовались, но здесь уже успели  накопить немножко - на  зубы новые, старые коронки поизносились, требуют замены, - мысленно ругая себя, созналась хозяйка.
- Вот и неси их сюда. Только, чтобы получилось очистить двор раз и навсегда, неси все! Не утаивай.  И не бойся,  мы твои деньги никуда не денем. Сделаем так, что они заберут на себя всю грязь и болезни.  А потом ты будешь ими расплачиваться, так и вынесешь всю порчу со двора, - настойчиво убеждали "гости" хозяйку.
Ноги сами понесли располневшую, но еще юркую Петровну в дом.
- Да захвати какую-нибудь вещь  носильную, - крикнули ей в след цыганки, а сами, перебрасываясь словами, по-хозяйски уселись за столом, стоящим в тени под кустом винограда.

Когда деньги оказались в руках незваных гостей, они стали по очереди пересчитывать их, что-то нашептывая, двигать по столу; приговаривая водить над ними ладонями, а потом, завязав их в хозяйский платок, вернули  Петровне.
- Развяжи, милая, и пересчитай, все ли деньги на месте, - протянула одна из них узелок, с опаской наблюдавшей за происходящим, Петровне.
- Все правильно, двенадцать тысяч, как и было.
- А теперь, чтобы закрепить дело, надо провести еще один обряд. Мы пока поработаем, а ты собери нам картошки, лука, да и яиц, если не жалко...
Сердобольная Петровна вынесла  все, что просили ее "целительницы", а те вручили ей узелок:
- Бери, хозяйка, свои деньги и положи их на прежнее место... Да наберись терпения - не заглядывай  туда три дня и три ночи. Говорю тебе - все как рукой снимет. Теперь никогда не будет  болеть твоя голова.  Только запомни - три дня и три ночи, - тараторили они, почти бегом, покидая двор. 

Петровна так и сделала: отнесла узелок в дом, спрятала его в комоде... Вышла во двор, села на скамейку.  Повертела головой вправо-влево. Хм, как болела, так и болит... Тревожное чувство зашевелилось в ее груди. 
- Паш, ты куда запропастился? – взволнованно окликнула она мужа.
- Выпроводила плутовок? - неся в тазу, рыбу, готовую для жарки, улыбаясь, спросил Сергеич. – И чего это ты с ними разлюбезничалась?
- Да я теперь и сама в толк не возьму, что же это было?! Сказали, что голова болеть не будет, а она еще пуще разболелась... - Тревога разрасталась и начинала душить Татьяну.
- Слушай, Паш, они мне велели не заглядывать в узелок с деньгами три дня и три ночи... Так это мне, а тебе, поди, можно... Пойди-ка, сосчитай деньги-то...
- Так  ты им деньги, что ли выносила? Зачем? – поднял брови Сергеич.
- Не знаю, Паша... Задурили они мне головушку, - едва сдерживала слезы, промолвила Петровна.

Всего две тысячи лежали в том узелке... Выскочил старик на улицу, метнулся в одну сторону, в другую, а незваных гостей уже и след простыл.
Вызвали милицию.  Участковый записал показания, составил протокол.
- Будем искать. Но на положительный исход не надейтесь. Деньги же вы сами отдали, и свидетелей у вас нет, - "успокоили" стражи порядка.

- Паш, какая же я дура... Прости меня, глупую, - уже не сдерживаясь, дала волю слезам Петровна. Огнем пылало и жгло в ее груди от досады, обиды и унижения. - Не видать мне теперь керамических зубов, - всхлипывала она.
- Нет, Татьяна, это я дурак. Зачем, спрашивается, привел их к своему двору и калитку за собой не запер? - садясь на скамейку рядом с Петровной и бережно беря ее за руку, сокрушался Сергеич. - И оставил тебя одну с этими чертовками. Ведь чувствовала моя душа, что не к добру я их сегодня повстречал…
- Паш, давай никому не будем о нашем позоре рассказывать, - заглянула в глаза мужа Петровна.
- И я так думаю. Зачем людей смешить? Скажут - век прожили, а ума не нажили.
- Ага... Или, еще хуже, что спятили на старости лет.
Трудно сказать, сколько времени, забыв о рыбе, просидели старики, придавленные и опустошенные, успокаивая и поддерживая друг друга...
Не радовали их ни ласковые лучи летнего солнца, ни порхающие над ухоженным цветником бабочки, ни наливающиеся соком тяжелые грозди винограда...
 
- Паш, но ты сильно не горюй, - вытирая слезы, вздохнув, взяла себя в руки Петровна, -  Я их тоже обманула.
- Как?!- удивился старик.
- Так цыганки велели мне все деньги вынести, а я половину в сторону откинула, утаила от них... Так что не расстраивайся, Паша, проживем, - прильнула Петровна к  Сергеевичу. - А зубы я пластмассовые вставлю. Зачем мне дорогие керамические?! На мой век и простых хватит.

Старики улыбнулись друг другу. После перенесенного душевного потрясения к ним пришло успокоение. Досада еще долго не покидала их, но тихая радость совместного бытия медленно разлилась по двору.