ГОРОД БАРСА. Сборник очерков, посвященных истории Пскова.
«В славном и Богом хранимом граде Пскове…»
Псковская летопись.
**********
Иллюстрация: - верхний ряд – справа – Порхов на реке Шелони, крепость XIV -XV веков;
- верхний ряд – слева – старинный крест на городище Воронич;
- нижний ряд - Псковщина. Городище Воронич на реке Сороти.
**********
19. ПСКОВ, ЛИТВА, МОСКВА. XIV-XVI ВЕКА.
В этой главе говорится о военном противостоянии Псковской вечевой республики и Великого княжества Литовского, возглавляемого великим князем Витовтом, - и о присоединении Пскова к Великому княжеству Московскому.
ГОСПОДИН ПСКОВ И ВИТОВТ ВЕЛИКИЙ.
Витовт, сын Кейстута и Бируты, внук Гедимина, стал великим князем Литовским после длительной войны со своим двоюродным братом Ягайло, причем в этой войне активно участвовали и другие заинтересованные стороны - Тевтонский орден, Польша… В молодости ему выпало пережить много невзгод, но у него были верные друзья и хорошая жена, так что в конце концов он выстоял, закалился в испытаниях и приобрел огромный опыт – политический, военный, административный и т.д. И вот в 1392 году этот энергичный, амбициозный человек наконец получил верховную власть в Литве и принялся деятельно укреплять свои позиции и обустраивать свое сильно пострадавшее в ходе затяжных военных действий государство. Разоренное государство лучше всего обустроить за счет соседей.
У Витовта были богатые и преуспевающие русские соседи, особенно ему нравились Москва, Смоленск и Псков. От Новгорода он бы тоже не отказался. Сначала у него все отлично получалось. В Москву он выдал замуж свою единственную дочь Софью, Смоленск подчинил в сентябре 1395 года, однако после поражения на Ворскле от татарских ратей в 1399 году (тогда Витовта разбили в пух и прах) произошла некоторая заминка, - с толком использовав удобное время, Смоленск от Литвы (и от Витовта) немедленно отложился. Среди смоленских бояр образовались две партии, за Витовта и за наследственного князя, Юрия Святославича, жившего у тестя в Рязани. Конечно, Витовт знал об этом, но сделать ничего пока не мог… сил не было… и в скором времени Смоленск оказался потерян. В августе 1401 года рязанский князь Олег Иванович со своим зятем Юрием и подручными князьями Пронским, Муромским и Козельским пришли под город со своими отрядами и под угрозой штурма и расправы заставили смолян принять к себе Юрия князем.
Осенью того же года Витовт пришел к Смоленску с войском, надеясь на поддержку своих сторонников внутри крепости, но князь Юрий подавил мятеж, и Витовт, простояв под городом месяц и добившись только того, что в городе начался то ли голод, то ли мор, то ли и то, и другое сразу… но все равно из его предприятия ничего не вышло… Витовт заключил с Юрием мир… Вязьма, восточная часть Смоленщины, судьба которой была связана со Смоленском, взбунтовалась и отложилась от Литвы тоже. Еще одной неудачей Витовта был поход 1401 года на Новгород, также окончившийся миром. Говорят, Витовт надеялся на своих сторонников в Новгороде, но после его унии с Польшей их поубавилось.
Далее Витовту пришлось воевать с Тевтонским орденом, и только в 1404 году, заключив с рыцарями перемирие, Витовт решил снова вплотную заняться Смоленском. Сначала под власть Литвы была возвращена Вязьма – 1403 год, затем войско Витовта выдвинулось к Смоленску. Осада длилась 3 месяца, крепость подверглась длительному артиллерийскому обстрелу, но в результате литовцам не удалось ее взять, пришлось ограничиться грабежом в окрестностях. Однако поход был вскоре повторен, уже в начале лета, причем в это время князя Юрия Святославича в городе не было, – он уехал в Москву просить помощи у великого князя Московского Василия Дмитриевича, обещая ему свое подданство. Говорят, Юрий привез в дар московскому князю великую смоленскую святыню – икону Богородицы Смоленской… (это одна из версий перемещения иконы в Москву – по другой легенде, ее подарил дочери Софье Витовт на одном из их свиданий в Смоленске).
Кроме Москвы, помочь князю Юрию было больше некому, ведь его тесть, Олег Рязанский, к тому времени уже умер… просьба Юрия, обращенная ко князю Василию, звучала так: «Тебе все возможно, потому что он тебе тесть, и дружба между вами большая, помири и меня с ним, чтоб не обижал меня. Если же он ни слез моих, ни твоего дружеского совета не послушает, то помоги мне, бедному, не отдавай меня на съедение Витовту, если же и этого не хочешь, то возьми город мой за себя; владей лучше ты им, а не поганая Литва»…
Князь Василий икону взял, в помощи не отказывал, но все медлил… до тех пор, пока литовцы не подошли с войсками под Смоленск и не заняли его, - смоленские бояре, сторонники Витовта, открыли осаждавшим ворота, 24 июня 1404 года. В плен попала жена Юрия, дочь Олега Рязанского, и была отослана в Литву. Последовали казни противников, а затем в город был поставлен литовский наместник, причем горожане получали права и льготы, которые должны были помочь им пережить перемену подданства. Независимость Смоленска осталась в прошлом, слава его князей из старинного гордого рода Ростиславичей- Мономашичей тоже.
Уступив Смоленск тестю, Василий Дмитриевич обвинил в его потере самого же Юрия Святославича, бросив ему в лицо следующее обвинение: «Приехал ты сюда с обманом, приказавши смольнянам сдаться Витовту». Это было так несправедливо и жестоко…
Юрий, лишившись своей отчины... и он лишился ее навсегда, он был последним смоленским князем… отправился к врагам Витовта, в Новгород. Новгородцы приняли его, дали города «в кормление», причем были принесены обоюдные клятвы, которые звучали примерно так: «Не разлучаться ни в жизни, ни в смерти; если пойдут какие иноплеменники на Новгород ратью, то обороняться от них князю Юрию с новгородцами заодно». В ответ Витовт демонстративно послал в Новгород объявление войны и потребовал от новгородцев дань – «выход», что по существу одно и то же, так как ведет к одинаковым последствиям… и в самом деле двинул войска, в следующем, 1405 году… но не на Новгород, а на Псков.
Коложское знамя. 1405 год.
Псков с 1348 года был независим от Новгорода, с Псковом у Витовта был мир, и вообще он обещал Псков ливонским рыцарям, с которыми псковичи воевали постоянно. Но Псков был для него желанной добычей. Да и вообще не стоило идти на Новгород, оставив в тылу Псков.
Псковичи не ждали нападения, Витовт не послал им ничего похожего на «разметную грамоту», даже псковский посол находился в Литве. Литовцы (как сказано в одной статье – «полчища Витовта») взяли город Коложе и захватили коложское боевое знамя… летописи называют 11 тысяч человек выведенного ими оттуда полона.
Согласно преданию, пленных коложан отправили на поселение в Гродно (тогда этот город назывался Городен или Городня), после чего древняя, еще домонгольской постройки церковь, близ которой они там обосновались, стала называться Коложской – и под этим именем известна до сих пор – Борисоглебская Коложская.
В Коложе тоже была церковь, посвященная Борису и Глебу, так что тут имеется перекличка. («Достопримечательности псковской области», статья «Опочка» автор М.Е.Васильев. 1977)
Здесь стоит упомянуть версию, что название псковской крепости Коложе и прозвище гродненской Борисоглебской церкви – Коложская – возможно, связаны иначе, и пленные коложане здесь ни при чем (летописца подозревают в ошибке – полон 11 тысяч человек выглядит слишком большим, да псковичи вскоре отбили все, чем литовцы успели поживиться).
«Коложань», «калужа» - старорусские слова, означающие сырое, топкое, болотистое место. Есть такой цветок – «калужница», который растет именно в таких местах. Таким образом, и крепость, и церковь стояли рядом с таким местом.
Разобравшись с Коложе, литовцы подошли к городку Вороначу и стояли под ним два дня… в летописи упоминается страшная подробность про две лодки, в которые литовцы накидали детские трупы… «под Вороначам городом наметмые рать мертвых детей 2 лодьи»… «такой гадости не бывало с тех пор, как Псков стал»… на этом военно-грабительская акция была завершена.
Новгородцы по просьбе псковичей прислали им помощь, которая, однако запоздала… случайно или нарочно… в литовские же владения три пришедших из Новгорода полка идти отказались – воеводы этих полков дипломатично предложили альтернативу – пойти на немцев. Тогда псковичи (конкретно называют отряды вельян, изборян, вороничан и островичей) отправились бить Литву сами, нагнали войско Витовта под Великими Луками, разбили его, захватили Великие Луки (этим городом Литва и Новгород владели совместно), забрали привезенное туда трофейное коложское знамя, а затем дошли по Полоцка, простояли под ним три дня и возвратились с добычей.
Коложе восстановлен не был, теперь на его месте находится высокий продолговатый холм высотой 40 метров и окружностью порядка 200 метров. Склоны поросли лесом, наверху сохранился крепостной вал, окружающий поляну – место внутренней части бывшей крепости. Самая высокая сторона вала - западная (у речки Кудки), дорога подходит с юго-востока, на северной и южной сторонах вала есть прогалы, в которых располагались ворота, на месте крепостной Борисоглебской церкви зияет земляная яма… вокруг городищенского холма расстилается равнина, а на востоке блестит озеро Коложе… На старом кладбище городища сохранилось несколько древних каменных крестов XIII –XIV веков над древними захоронениями защитников и жителей городка… кажется, что здесь, в глуши, никто на протяжении веков не тревожил глубокий сон могил, здесь можно лежать спокойно до самого Судного дня… иллюзия, вероятно.
Итак, Коложе не возобновляли. На месте крепости осталась небольшая деревня, которую позднее стали называть Городище. В ней была построена часовня святого Ильи, в раннехристианские времена заместившего Перуна (в связи с чем предполагают, что на Коложском холме было некогда капище Перуна).
Взамен погибшего Коложе в излучине реки Великой через несколько лет возник новый городок – Опочка, ставший юго-западным форпостом Псковщины… и Опочке вскоре тоже предстояло познакомиться с Витовтом. Название городка считают производным от слова «опока» – известняк, однако Опочку первоначально возвели из дерева. Город Опочка существует и поныне. Вблизи от Опочки кроме Коложского городища есть и еще подобные, только они неизмеримо древнее, - Мокрая горка, холм в излучине речки Изгожки…
В том же 1405 году Витовт со своими войсками подошел к Можайску. Можайск, расположенный в верхнем течении Москвы-реки и отторгнутый у Смоленска в 1303 году Московским князем Юрием Даниловичем, в рассматриваемое время являлся самым западным владением Москвы, центром маленького удельного княжества, в котором княжил брат Московского великого князя Василия Дмитриевича – Андрей Дмитриевич. Не зная, будут ли литовцы воевать Можайск, Василий привел к городу свои войска, но Витовт не нарушил московскую границу. В Можайске Витовт и Василий встретились, вполне по-родственному, как и положено тестю и зятю, провели переговоры (Витовт заявил претензии на верховья Оки, и Василий согласился их уважить), подтвердили мир и разъехались.
Новгородцы отказали в княжении Юрию Святославичу Смоленскому и заменили его на ставленника Витовта. Юрия пригрел Василий Дмитриевич, дав ему «в кормление» Торжок. Приниженное положение служилого князя Юрий влачил недолго, поскольку вскоре должен был бежать из русских пределов, избрав для этого пределы ордынские. В декабре 1406 года он совершил преступление, убив своего подручного, князя Семена Вяземского, и его жену, прекрасную княгиню Ульяну, причем с этой несчастной женщиной, отказавшей ему в любовных утехах, он расправился с собой жестокостью. В Орде, однако, князь Юрий себе места тоже не нашел, вернулся на Русь, но дальше пограничного городка Венев не уехал, поскольку был болен, вдруг надумал отмаливать грехи, удалился в местный монастырек и вскоре там умер – в сентябре 1407 года, на Крестовоздвиженье, и там же, в Венёв-Никольско-Успенском монастыре, был похоронен, причем его гробница уцелела до нашего времени. А целомудренная и неустрашимая Ульяния Вяземская была причислена к лику святых… но это уже другая история.
Литва и Москва. 1406-1408.
«Это не настоящий мир, потому что между государями и кровопролития не было.»
Хроника Быховца.
Псковские дела вскоре возымели продолжение. После своего визита под Полоцк псковичи отправили послов в Москву, прося помощи против Литвы. Чаша долготерпения великого князя Василия… и его окружения, конечно… летописец пишет о молодых, требовавших энергичных мер боярах… эта чаша оказалась переполнена… сколько можно, в самом деле… Вязьма, Смоленск, верховья Оки… теперь еще и Псков… Решиться на разрыв отношений с грозным тестем Василию было нелегко, но он все-таки решился.
С 1406 года по 1408 между Литвой и Москвой шла война. Военные действия начал Василий, его войска подошли к литовским владениям - городам Вязьме, Серпейску и Козельску… В ответ Витовт приказал перебить всех москвичей, находившихся в его владениях. Наверное, вспылил, как ему это иной раз было свойственно… В то же время в Москву побежали некоторые его подданные, до сих пор таившие свое недовольство заведенными Витовтом в Литовском государстве порядками, а также заключенной им польско-литовской унией…
Дело осложнилось еще тем, что Василий принял у себя самого главного перебежчика, двоюродного брата великого князя – Свидригайло Ольгердовича, также подавшегося в Москву, – в июле 1408 года он явился к великому князю Московскому с целой свитой духовных и светских лиц… летопись гласит: «Свидригайло был верою лях, но устроен к брани, муж храбрый и крепкий на ополчение; обрадовался ему князь великий со всеми боярами своими…» Вероятно, в Москве рассматривали Свидригайло как опасного для Витовта соперника - как его возможного заместителя, ведь у Свидригайло было много сторонников в Литве среди православных («русская партия»). Он также сумел вызвать к себе доверие и дружеские чувства москвичей… одним словом, на него возлагали большие надежды. «В кормление» литовцу предоставили города Переяславль-Залесский, Юрьев-Польской, Волок-Ламский, Ржеву, половину Коломны и сам древний, славный Владимир-на-Клязьме, «где соборная златоверхая церковь Пречистой богородицы», старую столицу Руси, вторую после Киева… в общем, чуть ли не половину княжения Московского, как уточняет летописец… «и все это ляху-пришельцу дано было»… Видимо, в это время Свидригайло перенес обратно во Владимир известную Владимирскую икону, которая со времени нашествия Тимура находилась в Москве. Позднее этот акт, который можно счесть демонстративным, был забыт… но в свое время он что-то собой знаменовал. Может быть, князь Свидригайло таким образом хотел снискать расположение жителей Владимира, вернув им их давнюю (со времен Андрея Боголюбского) святыню.
Летопись говорит, что Василия старались настроить против Витовта и татары, что Едигей, настоящий правитель Золотой Орды, менявший на ее троне ханов-марионеток, присылал к нему послов, обещал свою помощь против Литвы… Витовт был, конечно, всем этим и обеспокоен, и раздосадован… И наверняка его тоже старательно настраивали против зятя… В общем, все вокруг оживились, и каждый норовил извлечь из ссоры столь высокопоставленных лиц свой кусок, раздувая ее изо всех сил… «а вражда между ними умножилась, и оба понесли много убытков и томления»… вот так-то…
Но тем не менее эта война между тестем и зятем была немного странной, больше похожей на какие-то военные маневры… историк отмечает, что в своих действиях Витовт проявлял большую сдержанность… противники сходились и расходились, заключали перемирия, грабили друг друга, не без этого, но больших сражений, прямых серьезных столкновений так и не было… а закончилось всё вообще неожиданно – татарским нашествием Едигея на Москву и русско-литовским стоянием на Угре – 1408 год. Возможно, Едигею надоела уклончивость Московского князя, и он надумал преподать ему урок, - а возможно, договорился за его спиной с Витовтом. Согласно одной из версий, Витовт хотел наказать и приструнить зятя, но чужими руками, в чем почти преуспел. К тому же ему надо было избавиться от Свидригайло… Вот список этих своеобразных встреч Витовта и Василия, которые иногда совершенно неправильно приравнивают к битвам… не было никаких битв… - Кропивна на реке Плава в 1406 году, Вязьма в 1407 году, и, наконец, река Угра в сентябре 1408 года. Войска стояли друг против друга, главнокомандующие встречались и договаривались… каждый раз одно и тоже… и все расходились в разные стороны…
1408 год стал поворотным в московско-литовском конфликте. Василий сумел договориться с ханом Золотой Орды Шадибеком, который поддержал его в борьбе с Литвой и прислал ему войско. Но Шадибек, вышедший из-под контроля Едигея, вскоре был им свергнут и заменен его сыном Пуладом (в русских летописях Булат- Салтан), юношей, не способным вмешиваться в политику всесильного темника. С Москвы же Едигей потребовал «выход», то есть дань… Со своей стороны Витовт ощущал нарастание напряженности в отношениях с Тевтонским орденом, где произошла смена власти… Одним словом, и литовцам, и москвичам самое время было подумать о мире. Благополучному окончанию дела способствовало свидание Витовта с дочерью, состоявшееся в 1408 году в Смоленске. Софья выступила посредницей между отцом и мужем, причем, возможно, даже не вовсе безуспешно, однако маятник качнулся слишком и сразу остановить его колебания было невозможно – слишком много заинтересованных лиц оказалось втянуто в это дело.
Вскоре после визита Софьи Витовт и Василий опять встретились лично – на реке Угре, на берега которой они привели свои войска. Они подъехали с двух противоположных берегов, направили своих лошадей в воду и, сойдясь посередине неширокой и неглубокой в этом месте реки, долго разговаривали. Рядом с ними находилось только по одному сопровождающему. Можно представить себе эту картину – всадники стояли по стремя в тихо струящейся между лошадиных ног зеленой речной воде и вели неспешную беседу… «и они после длительного разговора между собой заключили мир»… Угра, левый приток Оки, старинная граница земель, «пояс Богородицы», как ее называли… Спутник Витовта, полоцкий боярин, поименованный в летописи Андрей Литвин, не выдержал и воскликнул: «Не мири, Витавте, не мири». Хроника Быховца приводит еще одно высказывание этого персонажа: «Это не настоящий мир, потому что между государями и кровопролития не было»… Однако Витовт явно не хотел разрывать отношения с зятем и проигнорировал критику. Своему войску он приказал объявить, что сражения не будет и что они возвращаются. Кровожадного полочанина с легкой руки самого Витовта… тот после разговора с зятем был в благодушном настроении… прозвали «немиром», каковое прозвище превратилось в имя собственное – Андрей Немир, а его потомки стали зваться Немировичами.
Несмотря на то, что многим хотелось воевать, а приличного кровопролития так и не было, между Москвой и Литвой был заключен мирный договор, 14 сентября 1408 года, который урегулировал отношения сторон приемлемым для них образом и установил границу между Великим княжеством Литовским и Великим княжеством Московским по рекам Угре, Рёссе и Брыни. В состав Московского княжества вошли города по реке Жиздра (Перемышль, Козельск, Любутск). Кроме того, Василий обязался прекратить оказание поддержки Свидригайло, так что эта интрига приказала долго жить.
Впрочем, Свидригайло Ольгердович потерял свои акции в Москве не только в связи с новой договоренностью между Витовтом и Василием Дмитриевичем, но также из-за того, что не защитил от Едигея порученный ему Владимир. В 1409 году «лях-пришелец» покинул русские пределы, напоследок, в отместку за свою отставку, разорив Серпухов. В Литве он продолжал свои попытки свергнуть Витовта, в связи с чем его уделом вскоре стала темница – на долгие девять лет.
Дальнейшее. 1409 – 1425 годы.
«И на один торжественный им [Витовтом] устроенный пир прибыли два посольства, одно из Новгорода Великого, другое из королевства Пскова…»
Жильбер де Ланнуа. «Путешествия».
Витовт обещал оставить в покое Новгород и Псков. В 1409 году он заключил с Псковом мирный договор. Тесть и зять больше не ссорились, но ни псковичам, ни новгородцам расслабляться было никак нельзя, поскольку злодейские намерения Витовта в отношении Северной Руси продолжали висеть над Псковщиной и Новгородчиной, словно Дамоклов меч.
В 1412 году начались новые, так сказать, «несогласия» Витовта с Господином Великим Новгородом и Псковом, выразившиеся в военном литовском походе (причем новгородцы выгнали своего служилого князя, ставленника Витовта – терять уже было нечего). Некоторые земли Новгородчины и Псковщины подверглись нападению и грабежу. Эти «несогласия» были урегулированы в 1414 году, когда новгородские и псковские послы ездили в Литву и договорились с Витовтом о мире «по старине», что означало подтверждение условий прежних подобных актов. Новгородцам и псковичам пришлось дать Витовту откупного.
В 1418 году Витовт отправил к ланд-магистру Ливонского ордена послание, в котором предлагал ему объединиться против Пскова. С Псковом и у ливонцев, и у Витовта был мир, - у ливонцев на 10 лет, а у Витовта параллельный с Москвой. Тем не менее он подбивал ланд-магистра на военное выступление, возможно, собираясь его подставить и затем заграбастать плоды победы, не поссорившись при этом с зятем. Склоняя магистра на авантюру, Витовт указывал ему на то обстоятельство, что они с ним «единоверные государи», что в прошлом году московский князь звал его идти на немцев, однако он не согласился, что Орден учрежден для борьбы с неверными, поэтому должен помочь ему воевать с неверными (православными) псковичами, и что теперь самое время это сделать (Витовт, не раз менявший вероисповедание, теперь декларировал себя как убежденный католик)…
Однако рыцари и сами интриговать умели и коварные происки литовского «единоверного» государя успехом в Ливонии не увенчались. В одиночку Витовт напасть на «неверный» Псков не рискнул, войны не было, а с Москвой у Витовта как раз сложились такие тишь да гладь да божья благодать, что это отмечают все историки… Литва оказывает Московии в тот период экономическую, политическую и военную поддержку. Торговля между ними способствует развитию и укреплению обоих государств. В своем завещании от 1423 года великий князь Московский Василий называет Витовта своим душеприказчиком, текст гласит : «А приказываю сына своего, князя Василья, и свою княгиню, и свои дети своему брату и тестю, великому князю Витовту»…
Сюда же примыкает тот факт, что в 1419 году, после неудачи своих посланников на соборе в Констанце по поводу унии православной и католической церквей, Витовт вынужденно отказался от разделения митрополий на Московскую и Киевскую и примирился с митрополитом Фотием Московским. Фотий снова получил в управление южнорусскую православную церковь. Сохранилась его грамота, в которой он информирует свою паству об этом отрадном факте: «Христос, устрояющий всю вселенную, снова древним благолепием и миром свою церковь украсил и смирение мое в церковь свою ввел, советованием благородного, славного, великого князя Александра [Витовта]». Известно, что Фотий бывал в Литве, в 1421 году – во Львове, Владимире-Волынском, Вильне, в 1430 – в Троках, и принимался Витовтом с почестями…
Что касается отношений Витовта и Ливонского ордена, то Витовт переменил акцент в политике и стал требовать уже от псковичей, чтобы теперь они выступили с ним заодно против ливонских рыцарей, нарушив в свою очередь существующий между ними договор. Отношения Пскова и ливонцев представляли собой вяло текущую войну, со случавшимися временами агрессивными всплесками, однако и те, и другие старались избежать участи стать пешками в игре литовского князя.
История сохранила для нас очень интересный необычный документ, - записную книжку рыцаря из Фландрии по имени Жильбер де Ланнуа (фр. Gilbert de Lannoy, еще один вариант написания имени на русском - Ланноа). Жильбер был одним из крестоносцев-пилигримов, принимавших участие в военных предприятиях Тевтонского ордена (таких добровольцев-искателей приключений под знамена Ордена всегда собиралось предостаточно). Он участвовал на стороне Ордена в Великой войне 1410-11 годов, затем в 1413 году воевал вместе с тевтонами в Мазовии и собирался в том же году идти в новый поход на литовских «сарацинов» вместе с ливонцами, но в виду того, что этот «рейз» не состоялся, надумал поехать с познавательными целями в Новгород и Псков, - это был не только военный человек, но и любознательный путешественник (и его еще порой называют «странствующим рыцарем»).
Как посол Ливонского ордена он посетил Северную Русь, записав свои впечатления. Они могут показаться мелочами, но это рассказ очевидца, - о жутких морозах, от которых трещат окрестные леса, и о том, как выглядели люди на улицах прославленных русских городов, - оказывается, в те времена у псковичей в обычае было носить довольно длинные распущенные волосы, расчесанные на прямой пробор, а в Новгороде мужчины часто не только не стригли волос, но даже заплетали их в косу (видимо, когда они перерастали удобную длину). Еще этот любознательный иностранец отметил, что русские женщины носят на голове удивительный головной убор, похожий на нимб у святых, - о том, что этот убор называется «кокошник» (от «кокош» - петух, а петух – олицетворение встающего солнца), ему не сообщили. Зимой 1413-1414 года Жильбер де Ланнуа посетил Литву и в ней Троки (Тракай), наследственное владение Витовта, где тот не так давно возвел роскошный островной замок.
В 1421 году де Ланнуа уже в качестве посланника королей Англии и Франции побывал в Польше у короля Ягайло, а затем стал гостем Витовта, в городе Каменце, где оказался участником и свидетелем приема великим князем послов из Новгорода и Пскова. Дело происходило во время застолья, послы по русскому обычаю били князю челом… Ланнуа: «И на один торжественный им [Витовтом] устроенный пир прибыли два посольства, одно из Новгорода Великого, другое из королевства Пскова, которые, целуя землю, выложили перед его столом много чудесных подарков, как-то: невыделанные куньи шкуры, одежды из шелка, шубы (soubes), меховые шапки, шерстяные сукна, зубы рыб-кураков, золото, серебро — всего шестьдесят видов даров. И он принял подношения Новгорода Великого, Пскова же — нет, во гневе приказав убрать их с глаз долой». Гнев Витовта объяснялся тем, что «королевство Пскова» отказалось выполнить его требование прервать мирные отношения с Ливонским орденом. С новгородцами же у Витовта был мир с 1414 года, и он их как бы жаловал.
Война Витовта с Псковом. 1426.
Велье, Врев, Опочка, Воронич.
В 1425 году 27 февраля, в возрасте 54 лет, умер зять Витовта, Василий I Дмитриевич, как считают, от заразной болезни, на смертном одре поручив свою жену и наследника опеке могущественного тестя. Дочь Витовта Софья стала вдовой, ей было 54 года (как и ее покойному мужу), а новому великому князю Московскому Василию Васильевичу - всего 10 лет (все его старшие братья, к сожалению, умерли). И опека им обоим, овдовевшей матери и маленькому сыну, требовалась. Хотя не стоит заблуждаться по этому поводу, - подобная формула поручения наследника соседним могущественным государям, с которыми на данный момент соблюдался мир, была широко распространена в европейской практике. Таким образом проводилась апелляция к лояльности соседей и еще раз подтверждался имеющийся мирный договор. Витовт согласно завещанию зятя должен был стать гарантом вокняжения своего маленького внука в Москве, то есть он не должен был этому препятствовать, не получая никаких дополнительных прав, и только.
Однако этого оказалось мало. На вакантный престол заявил свои права брат Василия Юрий, дядя наследника. Юрий Дмитриевич не спешил признавать племянника «старшим братом» и сделал это только в 1428 году, после того, как Софья Витовтовна в 1427 году официально передала Московское княжество под руку своего отца, великого князя Литовского Витовта, который примерно в это же время заключил союзный договор с князем Тверским - 3 августа 1427 года. А немного погодя система договоров с русскими княжествами оказалась расширена, поскольку в 1430 году Витовту присягнули как его вассалы князь Рязанский и князь Пронский. Договора приказали долго жить только с новой смертью – уже самого Витовта, но пока что это время еще не наступило, а когда событие произошло, Софья Витовтовна и ее сын лишились могущественной поддержки, и Московское государство утонуло в крови долгой междоусобицы между Василием Васильевичем и его двоюродными братьями-Юрьевичами. В конце концов Василий лишился глаз и приобрел известность под своим прозвищем – Темный, а его соперник Дмитрий Шемяка был отравлен в Новгороде мышьяком… но это дела будущего, а пока что на волоске повисла судьба Северной Руси – судьба Пскова.
В 1425 году Витовт обратился к ливонскому магистру с прежним предложением выступить против Пскова, а затем вернулся к этой теме в 1426 году. Смерть зятя, казалось бы, развязала ему руки… Но ливонцы снова отказались, сославшись на имеющийся у них мирный договор. Тогда Витовт в конце весны все же объявил Пскову войну и в августе (через 4 месяца) выступил в поход, причем принял в нем участие лично. А ведь ему было уже 75 лет… поразмяться надумал… Войско Витовта ходило на псковские владения, были разорены псковские пригороды. В Псковских летописях говорится, что войско Витовта осадило Велье (безрезультатно) и Врев: «вревичи побиша [Литву], а вревич паде не много». Военные действия развернулись также под крепостями Опочкой «над Великою рекою» (в излучине реки Великой), и Вороначем (иначе Воронич) на реке Сороти.
Опочка, деревянная крепость с двумя оборонными стенами и восемью башнями, стоящая на рукотворном острове, окруженном рекой Великой и глубоким рвом, была построена недавно, после гибели в 1406 году крепости Коложе, став ее заместительницей в противостоянии с Литвой. Летопись уточняет, что литовцы подошли под Опочку на Петров день (29 июня\12 июля), и рассказывает, как оборонявшие городок воины применили хитрость, – под канатным мостом перед въездом в крепость они «набили кольев», а сами ушли со стен, оставив ворота открытыми. В войске Витовта была легкая татарская конница. Передовой татарский отряд въехал на мост, тогда защитники подрубили канаты, «и мост вместе с татарами рухнул на колья, почти все неприятели лишились жизни, а которые попались в плен, тех жестоко и позорно изувечили в городе и в таком виде показали осаждающим».
В общем, Опочку пришлось бросить не взятой, настал черед Воронача, который находился в осаде три недели, отправив просьбу о помощи в Псков: «Господа псковичи! Помогайте нам, думайте о нас, нам теперь очень тяжко!» Литовцы осадили город в понедельник 5 августа… «И стояше под Вороначем три недели, пороки оучинивъше и пущая на град»… Помощи из Пскова не поступало, но если защитники и жители Воронача имели основания жаловаться на псковичей, то сами псковичи в лице псковского летописца, записавшего все эти происшествия, жаловались на новгородцев, которые им ничем не помогли, причем новгородский посол находился в лагере литовцев.
В конце концов конфликт разрешился миром. Псковичи прислали к Витовту своего посадника с посольством, однако его челобитье не имело толку, пока не прибыл посол и из Москвы. Под московским давлением Витовт свернул свое военное предприятие… 25 августа там же под Вороначем был заключен окончательный мир псковичей с Витовтом… последний даже откупа от Пскова взял всего одну тысячу рублей, несмотря на то, что ему предлагали все три, только своих пленных псковичам пришлось выкупать отдельно… хотя легенда утверждает, что тут еще имело место божье знамение. Летопись: «В одну ночь случилось чудо страшное, внезапно нашла туча грозная, полился дождь, загремел гром, молния сверкала беспрестанно, и все думали, что или от дождя потонут, или от молнии сгорят, или от грома камнями будут побиты; гром был такой страшный, что земля тряслась, и Витовт, ухватясь за шатерный столб, кричал в ужасе: «Господи, помилуй!» Вероятно, псковичам очень хотелось, чтобы все так и было.
Врев ныне село на Псковщине, а на месте городища – древнее кладбище.
От Воронача, полностью разрушенного в ходе последующих войн, сохранились только земляные валы подковообразной формы, заросшие травой, по сей день возвышающиеся посреди небольшой долины. Неподалеку – деревни Михайловское, Тригорское и Святогорский монастырь. Это Пушкинские места.
Новгород. 1428.
Порховская крепость.
Витовт, конечно, не угомонился, и, оставив Псков, переключился на Новгород, проведя с ним в 1428 году вполне удачную войну, в результате которой взял с новгородцев большой откуп. Новгородцы в свою очередь просили помощи у Пскова, но псковичи ехидно отвечали в том смысле, что «Как вы нам не помогли, так и мы вам не поможем». При этом они ссылались на договор с Витовтом, по которому обязались не вмешиваться в конфликт. Война с Новгородом для Витовта вообще стала возможна в связи с тем, что Псков и Москва одинаково обязались не помогать новгородцам. А тверичи в знак лояльности даже прислали Витовту свой отряд. Объектами военного нападения стали новгородские города Вышгород и Порхов на левом берегу реки Шелонь.
Порхов (Порховский городок), построенный в 1239 году новгородцами и их тогдашним князем Александром Невским во время создания оборонной системы из деревянных «городцев» по Шелони, уже давно имел каменную крепость, возведенную на месте деревянной в 1387 году - из валунного камня с облицовкой из известняковых плит. Две стороны крепости – южная и юго-западная, защищались излучинами реки (Порхов стоит на правом берегу Шелони), а северная проходила вдоль болотистой низины, поэтому наиболее удобно было штурмовать крепость с востока. Приступная восточная стена строилась по немного выгнутой вперед ломаной линии (как тупой треугольник) и имела три угловые башни – Никольскую, Среднюю и Псковскую. Еще одна башня, Малая, располагалась на северной стене, но она играла в обороне небольшую роль.
Башни были четырехярусные, размерами 7 на 7 метров в основании и с толщиной стен полтора метра, на каждом ярусе имелись бойницы (по 3 на каждую сторону), каждая шириной не более полуметра, приспособленные только для стрелков, не для пушек. Две башни, Никольская и Псковская, находились по углам стены и вблизи входов в крепость, причем возле каждой было выстроено специальное оборонное укрепление - захаб.
Исследователи выяснили, что первоначальная толщина стен Порховской крепости при высоте 7 метров не превышала 1,8 метра, хотя нигде не составляла менее 1,4 метра. Поверху стен был устроен боевой ход, покрытый двухскатной кровлей, с внешней стороны лежавшей на каменном парапете (бруствере). Со стороны крепостного двора боевой ход представлял собой открытую галерею, стойки которой опирались на деревянные закладные балки. Как водится, внутри крепости находилась церковь, в данном случае также возведенная из камня с посвящением популярному на русском севере Николе-угоднику. По заведенному обычаю считалось, что святая сила вкупе с военной сделает оборону крепости наиболее эффективной.
В русских кремлях в отличие от западных замков внутри крепостных стен не возводился донжон, то есть отдельно стоящая большая башня, но роль донжона как последнего оплота обороны в случае падения внешней стены брала на себя каменная церковь. В ней прятались последние защитники крепости и женщины с детьми. Часто из подвалов церкви был прорыт за пределы крепости подземный тайный ход… в таком случае у оборонявшихся имелся шанс на спасение. Если подземного хода не имелось или им в сложившейся ситуации бесполезно было воспользоваться, а они все же не сдавались, то стены церкви (как и стены донжона) разбивались тараном или же здание обкладывали дровами и сжигали вместе с людьми. В ряде случаев, особенно если в подвале помещался пороховой погреб, последние воины взрывали себя вместе со зданием… Но в Порхове до такого не дошло.
Летопись рассказывает об осаде Порхова весьма занятные вещи, – в войске у литовцев имелись пушки, и в частности там была одна пушка, очень большая, которая называлась Галкой… Летописцы описали пушку Галку очень подробно, поскольку она удивляла всех своей величиной и разрушительной силой выстрелов. И вот так случилось, что эта пушка Галка, крушившая своими ядрами порховские стены, взорвалась во время одного из выстрелов, причем погиб полоцкий воевода и много «ратных людей и лошадей», а мастер-пушкарь, ее создатель, оказался разорван на куски, так что не удалось собрать «ни тела его, ни кости». Последний выстрел Галки вообще оказался роковым во многих отношениях, – ядро попало в башню крепости, разрушило зубцы, долетело до стоявшей у стены церкви, срикошетило и вернулось в литовский лагерь, сея смерть и разрушения.
Порхов взят так и не был, новгородцам удалось откупиться от Витовта серебром - денежной суммой в 5 тысяч рублей и еще одной тысячью рублей за пленных. Летописец уточняет, что на выкуп по всем новгородским землям собирали с 10-ти человек по рублю. Согласно легенде, Витовт, принимая от послов серебро, изрек буквально следующее: «Вот вам за то, что называли меня изменником и бражником». Новгородцы так о нем отзывались?..
Крепость Порхова с честью выдержала боевое испытание, но сильно пострадала, в результате чего в 1430 году она была достроена, – стены усилили прикладкой, доведя их толщину до 4,5 метров (что позволяло лучше выдержать удары таранной осадной техники и залпы артиллерийских орудий, стрелявших каменными и свинцовыми ядрами). С башнями восточной стены поступили также, а бойницы башен растесали под пушечные амбразуры, хотя специалисты отмечают, что последнее усовершенствование было сделано не слишком удачно. К счастью, большого значения это не имело, - Порхов больше не осаждался, а после присоединения Пскова и Новгорода к Москве в конце XV века потерял оборонное значение.
Результат – крепость дожила до наших дней, хотя и в обветшавшем виде. Немало она повидала, помнит и Витовта…
Витовт был государем могущественным и человеком неугомонным. Ему и старость была нипочем: он продолжал строить самые смелые планы и стремиться к их осуществлению до самого последнего своего вздоха… который наступил 27 октября 1430 года в Тракайском замке, как раз когда великий князь собирался официально увенчать себя короной. Тогда он стал бы вторым королем Литвы (первым был Миндовг, убитый князем Довмонтом Псковским). Но оказалось, что не судьба.
После смерти Витовта в Литве началась смута: наследники принялись делить власть, государство пережило временный раскол, ослабло и уже никогда не было так могущественно, как при Витовте, в результате чего укрепилась связь Литвы с Польшей, и далее наступили времена конфедеративного государственного объединения, получившего известность под названием Речь Посполитая. Прямая зависимость Московского и других русских княжеств от Литвы, наметившаяся при Витовте, ушла в прошлое, но военное противостояние продолжалось еще долго.
ПРИСОЕДИНЕНИЕ ПСКОВА К МОСКВЕ. 1478 - 1510 ГОДЫ.
«Бог государя благословляет Псков вземьша...»
Летопись.
С конца XV-того века Псков все более тяготел к Москве и все более подпадал под власть Московских великих князей, пока наконец в начале XVI-того века не утратил последних следов своей независимости. В 1477-78 годах великий князь Московский Иван Васильевич III, сына Василия Темного, в результате военного похода присоединил к возглавляемому им государству, которое правильно называть Великим княжеством Московским и чуть позднее - Русским царством и которое тем не менее за рубежом долго называли обобщенно - Московией, по названию столицы, - присоединил к своим владениям Новгородскую республику, принявшую было решение войти в состав Литвы. Помощь в покорении Новгорода Москве охотно оказал Псков. В результате времена буйного вечевого Господина Великого Новгорода канули в прошлое. Говорят и пишут об этом по разному – жалеют свободный Новгород, негодуют на деспотичную Москву… или же радуются появлению на карте Европы нового окрепшего Русского царства, перенявшего силу и славу былой Руси, заложившего основы Российской империи. Ведь это же мы, ведь это же наше! Стоит ли лицемерно скрывать свою радость в погоне за якобы беспристрастностью? Слава богу, что у новгородцев не вышло предаться литовцам и полякам. Конечно, Литва в то время отчасти была русской, но при этом она была и польской - и польский дух в ней пересиливал, а Польша к России всегда была враждебна.
После присоединения к Москве Новгорода оказалось, что не присоединенным остался теперь только один Псков, и это было тут же исправлено – в 1478 году Псков признал власть Московского государя и согласился принимать назначенных им наместников, хотя в Пскове все еще продолжало действовать вече. Подчинение Пскова Москве происходило постепенно и вроде бы вполне мирным образом, как логическое продолжение давних добрососедских союзнических отношений двух государств (отношений пусть и не всегда безоблачных, и переживавших свои моменты осложнений, но в целом именно так), однако на самом деле ситуация все же оказалась для Пскова травматической (хотя и в гораздо меньшей степени, чем это имело место в Новгороде). Конфликты между великокняжеской властью и псковичами возникали неоднократно, и в 1483 году, и в 1499 году…
Наконец в 1510 году произошло то, что и должно было произойти, имея ввиду исторические реалии - отмена вечевой республики и окончательное подчинение Пскова Москве. Псков потерял свою былую самостоятельность, в Кроме на месте амбаров великий князь Василий повелел построить свой великокняжеский двор, 300 влиятельных псковских семейств были депортированы в центральные районы России, население Среднего города переселено в Окольный город, а их прежние места обитания отведены приезжим московитам. Символ свободы - вечевой колокол – сняли, лишили его языка и безголосым свезли на Снетогорское подворье… 13 января 1510 года… «спустише колокол вечной (вечевой) у Св.Троицы, и начаша Псковичи, на колокол смотря, плакати по своей староне и по своей воли»…
«В 1509 году, по злодейскому заговору некоторых Священников, Псков был предан Василию Ивановичу и, лишенный граждан, отправленных Василием в ссылку, совсем изменился в самую худую сторону среди чрезвычайной распущенности нравов пришлых Москвитян, которые пробрались туда», - запись барона Августина Майерберга, посла императора при дворе Алексея Михайловича в 1661 году. («Путешествие в Московию»).
Какие все похожие, практически современные формулировки! И заговор злодейский, и московский князь тиран, и москвичи прямо-таки омерзительны в своей «распущенности нравов». Западные наблюдатели учились ругать Москву еще в те далекие времена, и у них были на то веские причины: Москва крепла на глазах и упорно проводила свою собственную политику… гнула свое, и все тут… Иностранные дипломаты, побывав в Московии, старательно собирали и записывали все, что могло бы опорочить московитов, не побрезговав старыми сплетнями о личной жизни великой княгини Софьи Витовтовны, с удовольствием повторив наветы на царя Бориса Годунова, якобы отравившего своего потенциального зятя, жениха дочери… и это не говоря уж о рассказах про Ивана Грозного – настоящий сборник ужасов.
Вот так Псков стал частью нового Русского государства, без пяти минут царства. Что-то оказалось потеряно безвозвратно… Но такова плата за безопасность, ведь не случайно именно в это время, то есть в начале XVI века, деревянная стена вокруг Полонища и Запсковья (Окольный или Большой город) была перестроена в камне московскими властями. Говорят, что это все было лукавство, - Москва хотела завоевать приверженность простых псковичей. Занятное объяснение, которое в несколько переиначенном виде выглядит таким образом: «Власть сделала для своих подданных много хорошего, заботясь об их безопасности от врагов и делаясь таким образом более популярной, но на самом деле стремилась только как можно более укрепиться». Плохая власть, делающая хорошее в целях маскировки, - вот так можно многое поставить с ног на голову…
Руководили строительством стены воеводы и мастера, присланные из Москвы. Вот тогда-то Псков и превратился окончательно в одну из самых сильных крепостей Европы, - и Восточной, и Западной. Стены Крома выросли в высоту (6-8 м), а их толщина теперь равнялась от 2,5 до 6 метров. Вы можете себе представить стену шириной 6 метров и высотой 8 метров? Это же гора, а не стена! В старинной Повести о Николе Заразском сказано: «Яко же во всей Руси пресловущий град Псков каменный четырми стены огражден, да новый град Смоленск». Именно эта, московская стена Окольного города со своими исполинскими башнями и дожила до наших дней, ее-то мы и можем видеть сегодня, приезжая в Псков, ею-то мы и восхищаемся.
В общем, «Бог государя благословляет Псков вземьша...»
И Псковский монетный двор перешел на чеканку «московской денги» - последним из российских монетных дворов. Собственные монеты Пскова представляли «заметную особенность редкостной верностью однажды принятому типу изображения и его религиозной окрашенностью». На псковских денгах и четвертцах помещали условный портрет патрона Пскова - князя Довмонта, и с его мечом, а кроме того можно было разобрать две буквы Д и Т, что означало Довмонт – Тимофей (поэтому в коллекциях русских монет эта монета получила прозвище «Довмонта»). Однако изображение имело весьма схематичные черты – так что те, кто ожидал бы увидеть на крошечной псковской серебряной денежке (а тогда все русские монетки были такими – размером меньше современной копеечки, тонкие и продолговатые – чешуйки, как их еще называют) настоящий портрет непобедимого предводителя псковских ратей, сильно разочаруется. В прорисовке монетной чеканки видно как бы лицо как бы с присущими всем человеческим лицам чертами – носом, глазами, бровями… ушами (уши почему-то особенно велики и вообще выделены), вроде бы с маленькой бородкой… или нет?.. на голове - открытый венец с зубчиками и крестиками на ободке, в правой руке острием вверх – меч (маленький, немного условный, похожий на кинжал, но с рукоятью и характерным заостренным клинком). На обороте – отчетливо видные крупные буквы, распределенные наискось по всей площади монеты – «деньга псковъскаiа». В общем, прав, наверное, тот, кто назвал изображение Довмонта, это произведение псковского монетного двора XV века, «пугающим». На московских монетах (московках), получивших распространение во всем государстве, печатался в те годы вооруженный саблей всадник (монетка сабляница), а с 1535 года оружие всадника заменили на копье (монетка копейка). Реформу проводила вдова Василия III, правительница Елена Глинская, а на монете был изображен ее сын-наследник. Тогда он был еще мал, но нужды нет – образ великого князя чеканили так, будто он уже стал взрослым, и, конечно, с короной на голове. Все остальные деньги были объявлены недействительными.
Собственно, ситуация складывалась везде одинаковая – окраины намертво прирастали к новому государству, сливаясь в монолитный щит.
(Декабрь 2012г.)
**********
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/11/28/483
Содержание сборника «Город Барса»: http://www.proza.ru/2014/11/27/844