С момента похорон моих родителей мне ещё так плохо не было. Человек в телевизоре всё продолжал что-то там говорить, но я его уже не слышал. Вот так вот, спустя столько лет встретившись с братом, я сразу же его и потерял. Теперь уже навсегда. Ещё долгое время камнем на моём сердце лежало это известие. И в который раз, прокручивая в голове всю нашу с ним жизнь и жизнь родителей, я убеждался, как немилосердна к нам судьба. Дед, безвестно сгинувший в утробе той страшной войны, бесследно сгинувшая в лагерях бабка. Страшная смерть моих родителей. А теперь и Виктор... И ещё мне часто думалось о том: мама моя - сирота, выросшая в детдоме, и отец мой, тоже хлебнувший детдомовской жизни, всегда хотели иметь много детей, но на свет появился лишь я. Дядька мой вообще не хотел иметь детей, но волею судьбы появился Витёк. А тот так и не обзавёлся семьёй. С его "богатым" прошлым и неизвестным будущим он не мог себе этого позволить. У меня сын - единственный ребёнок. В своё время намекнул жене - пора бы братика или сестрёнку сыну подарить! Так та в дыбы! В наше время хоть бы одного нормально вырастить и выучить. И махнул я на это дело рукой, но нехороший осадок от этого разговора у меня остался, и что-то надломилось в наших с ней отношениях. Одна у меня теперь осталась надежда - сын! Чтобы и внуки были, и внучки.
И ещё одна идея в последнее время не давала мне покоя. Хотелось отыскать мне своих забайкальских родственников. Я помнил название села, откуда родом был мой дед, и полагал, что там до сих пор проживает его родня. А то, что произошло с ними больше семидесяти лет назад, скорей всего позабылось. Да и в живых участников той трагедии, поди, уже и не осталось. Только потомки их, да и те по истечении такого срока по-другому, так мне думается, посмотрят на всё это. Всё-таки одна кровь, и мне бы так этого хотелось.
Чего только не бывает на белом свете! Вот и история с перстнем, который подарил мне брат, получила своё продолжение. Вещица оказалась дорогой, а если судить по моим заработкам, даже очень дорогой. Ювелир, которому я, ради интереса, показал этот перстень, сказал, что даже бы он поостерёгся носить его каждодневно. Тот, кто знает истинную цену этому камню, может сделать так, что его снимут с тебя не то что вместе с пальцем, а вместе с рукой. Цвет камня не так уж и редок, но вот размер его - впечатляет! Если продать его сейчас, даже не торгуясь, на вырученные деньги можно будет приобрести хорошую квартиру. А если поискать заинтересованного покупателя, то денег хватит, чтобы обставить эту квартиру. И предложил мне помощь в этом деле, разумеется, за определённый процент. Пришлось разочаровать его своим отказом.
Сдуру я ляпнул об этом жене, у той аж глаза загорелись! И началось: "Давай продадим! Давай продадим!" До того достала меня, что пришлось цыкнуть на неё, причём очень крепко. Та отстала, вот только первое время, видать, в знак протеста, разговаривала со мной меньше да посудой на кухне гремела дольше и сильнее, чем обычно. Давно уже мной примечено, да и не только мной. Как только отношения между мужчиной и женщиной закрепляются браком, первая, слабая половина, начинает прощупывать вторую с целью выявления его слабых, уязвимых мест. Чтобы посредством оных укрепить свои позиции и занять главенствующее положение. Потому как они, по их мнению, куда больше и лучше разбираются и в ведении домашнего хозяйства, и в правильном распределении "финансовых потоков. Поэтому ремонт в квартире можно и нужно проводить чуть ли не каждый год, а с заменой какой-нибудь важной детали на машине можно и потерпеть... годик-другой. А если она до этого срока не додюжила, то и пусть "колом стоит": "Я на ней не езжу!"
Есть такой обычай: расписавшихся молодых родители встречают караваем хлеба. При этом предполагается, что тот из новобрачных, кто откусил больший кусок от свадебного каравая, будет верховодить в семье. Естественно, новоиспечённый супруг старается кусок поболе отхватить, а его вторая половинка, чтобы, пока, угодить супругу и гостям, тактично откусывает небольшой кусочек. Но бывает и по- другому. Супруга разом отхватывает чуть ли не полкаравая, не давая теперь уже законному мужу и шанса. И стоит тот, оглохнув от одобрительного рёва жёниной родни, и начинает понимать, что это только цветочки, а ягодки - впереди. И прошибёт иного холодный пот от таких догадок.
Поначалу действуют они осторожно и ненавязчиво, предпринимая иной раз "разведку боем", но, получив хоть какой-либо отпор, тут же выбрасывают белый флаг, клятвенно обещая, что этого больше не повторится! Затихнет на какое-то время и опять начинает проводить в жизнь свою политику. И вот, как только нащупает она слабое место, то иная нетерпеливая танком ринется туда, а кто похитрей да поумней, будут помаленьку точить его, как капли воды точат камень, пока в том месте не появится брешь. Как только она появилась, то всё - пиши пропало! Поэтому никогда не надо поддаваться на провокации и в корне пресекать подобные попытки. Я не утверждаю, что это свойственно всем женщинам, но две трети действуют так, ну, или хотя бы пробовали идти по этому пути.
Всё это поведал мне мой сосед по гаражу Вениамин, Веня... Интереснейший человек! Кладезь всевозможных знаний, эрудит, прекрасно владеющий двумя языками и читающий на этих языках книги в подлиннике. А какой собеседник! И я весьма благодарен судьбе, что она свела меня с ним. Вениамин с золотой медалью окончил школу и с лёгкостью поступил в один из самых престижнейших вузов столицы. На четвёртый год своей учёбы он крепко поцапался с ректором по поводу существующего на тот момент в стране политического строя. Ему тотчас же приклеили ярлык антисоветчика и отчислили из института, а заодно исключили и из комсомола, выдав на руки соответствующую характеристику. После чего он завербовался на север в геологоразведочную партию простым рабочим.
После пяти лет, проведённых вдали от цивилизации, ему наскучила таёжная романтика и он вернулся к себе на родину - в наш город, прихватив с собой свою даму сердца (они вместе работали) в качестве законной супруги. Жили они счастливо, но недолго. Веня, человек чрезвычайно влюбчивый, как-то повстречал, как ему тогда показалось, любовь всей своей жизни и бросился в неё как в омут с головой, позабыв и о жене, и о пятигодовалом сыне. "Как в угаре жил, ничего не видя и не слыша, кроме неё", - рассказывал он мне. Но и со второй женой у него как-то не срослось, а причина тому - его третья жена. "Богиня! " - так он всё время отзывается о ней. Причём взял он её с двумя детьми, предварительно отбив её от мужа. И что самое интересное, он как-то сумел сохранить хорошие отношения со всеми предыдущими жёнами, настолько хорошие, что он мог запросто напроситься на обед или ужин что к одной, что к другой своей бывшей жене. Даже если в это время дома находились их нынешние мужья. Так и сидели все вместе за столом, при этом Веня умудрялся делать так, что его присутствие не было никому в тягость. В своё время с него бы вышел неплохой дипломат!
Работал Веня дежурным наладчиком оборудования на местной ТЭЦ. А в свободное от дежурств время подрабатывал ремонтом бытовой техники, начиная от холодильников и заканчивая всякой электроникой. С чего и имел свой основной доход. Работал на дому, но больше всего времени за этим занятием он проводил у себя в гараже. При разводе с первой женой автомобиль отдал ей, а себе оставил гараж - для работы. Поэтому гараж его постоянно был забит разной неисправной техникой, которую он весьма успешно и быстро реанимировал. На моё замечание, мол, с такой головой, как у Вас, Вы бы могли заработать куда больше денег, он ответил: "Могу! Но мне этого не надо! Счастлив не тот, у кого много, а тот, кому достаточно. А мне вполне хватает, и нынешнее течение жизни меня также вполне устраивает." Иногда, чтобы немного отдохнуть от трудов праведных, он приглашал меня в свои "апартаменты", где мне весьма учтиво предлагалось выпить немного хорошего коньяка и выкурить настоящую кубинскую сигару. Хочу отметить, что оба мы были людьми некурящими, но ни он, ни я не могли отказать себе в удовольствии иной раз подымить, как истинные "аристократы", соблюдая и смакуя при этом все сопутствующие этому занятию ритуалы.
И вот сидел я в плетёном "гостевом" кресле возле его рабочего стола, который был завален всякими микросхемами, паяльниками и ещё бог знает чем, и сквозь клубы сизого дыма от наших сигар наблюдал за Веней и слушал его. А послушать было всегда чего. Я всегда поражался ходу его мыслей, он буквально "на пальцах" мог мне объяснить то, до чего бы я своим умом навряд ли додумался. Веня, видя во мне благодарного слушателя, порой не гнушался делиться со мной самым сокровенным.
- Саша! Куда катится мир? Ты посмотри на нынешнюю молодёжь! Особенно на девушек. Сидят на скамейке, в одной руке бутылка с пивом, в другой сигарета, через слово слышится мат... У одной между короткой маечкой и какими-то несуразными джинсами вывалилось, как квашня, пузо. В ноздрю вставила какую-то стекляшку и думает, что это красиво. Не вытерпел, подошёл и спрашиваю её: "Девушка! И вы хотите, чтобы вас такую вот по-настоящему полюбил какой-нибудь молодой человек?» А она мне в ответ: "Меня, если кто и полюбит, то полюбит не за моё тело, а за мою душу". Саша! За какую душу!? Там просто-напросто нет её! А если и есть какие зачатки, то они скрыты так глубоко, что их днём с огнём не найдёшь. Хотел я ей ответить словами классика, что "в человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли", да не успел - она просто послала меня на три буквы. Саша! Я эстет женской красоты! И мне надо, чтобы приятные черты милого лица и плавность линий женских форм в сочетании с приятным запахом радовали мой глаз и запускали на космическую орбиту корабль моих фантазий! А в реальности, видя идущее и пыхтящее бесформенное тело, от которого за версту несёт потом вперемешку с дешёвым парфюмом, корабль моих фантазий взрывается, даже не доехав до стартовой площадки!
Мне всегда доставляли истинное наслаждение такие вот посиделки. И я даже бывал иной раз горд тем, что именно меня, и никого другого, он приглашал для таких бесед.
Года три назад, посчастливилось мне отдыхать на одном из черноморских курортов. В последнее время у меня спина всё чаще побаливать стала (это профессиональное у водителей), в связи с чем и выделил мне профсоюз недорогую путёвку в тамошний ведомственный санаторий. Я посчитал, что грех отказываться от такого предложения, тем более что я ни разу не был на Чёрном море, да и вообще ни на каком море. А тут - две недели! Да ещё в самый разгар летнего сезона. И я поехал.
Две недели пролетели одним мигом. В последний вечер решил я со своими новыми товарищами по отдыху отметить свой отъезд, для чего и собрались мы все вместе в одном небольшом ресторанчике, каких немало раскидано по побережью. Хорошо сидели. В меру выпивали, в меру веселились, наслаждаясь вечерним бризом. Во время застолья стал я замечать какое-то непонятное внимание в мою сторону от двух типов далеко не славянской национальности, которые сидели через столик от нас. И один из этих "детей гор" временами уж очень нагло пялился на меня, от чего мне становилось как-то не по себе. Как я ни старался, я не мог найти причину столь пристального внимания к своей скромной персоне. Затем он сделал подзывающий жест кому-то в глубине зала, к нему тотчас подошёл его соплеменник, только помоложе да поздоровее. После того как старший что-то сказал ему на ушко, тот прямиком двинулся в мою сторону.
- Уважаемый! Не могли бы вы на минутку пересесть за вон тот столик, к тем двум, не менее уважаемым людям! Они вас просят об этом!
Я пересел.
- Меня зовут Заур, - представился один из них, тот, который больше всего пялился в мою сторону. - А вас как?
- Александр.
-Александр! Я хозяин данного заведения. Как вам тут отдыхается?
- Да, в принципе, неплохо... (отметив про себя, что неплохо до этого момента).
- Я вот тут смотрю, перстенёк у вас уж больно интересный имеется, не продадите? Хорошие деньги дам!
- Да нет, не продам. Это подарок, а подарки не продают. Тем более что это брата моего подарок, которого, увы, уже нет в живых.
Заур повернулся в сторону своего товарища и что-то то ли спросил, то ли сказал на своём языке. Тот в ответ что-то буркнул и пожал плечами.
- Слушай! А твоего брата, случаем, не Виктор звали? - спросил он, делая ударение в имени на последнюю О.
- Да, Виктор... А вы откуда знаете это?
И тут он подымает левую руку, и на безымянном пальце я вижу брата-близнеца своего перстня!
- Витя говорил мне, что их всего два таких, но он не обмолвился мне, у кого второй.
- А мне он не говорил, что у него есть брат, хотя мы были с ним сами почти как братья. – И, помолчав немного, добавил: - Видно, были у него на это свои причины. Я знал ВиктОра и по ту сторону забора, и по эту. Причём знал много лет. Он был надёжным и верным другом и умел держать данное им слово, за что и имел среди нас авторитет и уважение! Давайте выпьем в память о нём...
Мы еще посидели, поговорили какое-то время. Напоследок, протягивая мне свою визитку, сказал:
- Будут какие проблемы - звони! Чем смогу, тем помогу. А будешь ещё в наших краях - дай знать, я стол накрою, посидим, поговорим. Ты мне о брате расскажешь, я тебе о нём расскажу. И ещё... не знаю, утешит тебя это или нет, те, кто был виновен в гибели брата, сами не надолго пережили его. Ну, а пока - прощай! Сидите, отдыхайте, всё, что заказали и ещё закажете, - всё за счёт заведения. Я распоряжусь. А мне пора! - и протянул на прощание руку. Следом за ним протянул мне руку и другой горец.
А перстень я так и не уберёг! Наш дом попал под расселение, решили на его месте транспортную развязку сделать и нам выделили квартиру в новостройке. И вот как только утихли переездные хлопоты, я и обнаружил пропажу. Мы на десять раз перерыли и перетрясли все вещи! Облазили, заглядывая в каждую щёлку, старую квартиру. Осмотрели грузовик, на котором я перевозил домашний скарб. Я сам управлял им (машину брал на работе), а за грузчиков были мои товарищи по этой же работе. Нигде его нет! Куда подевался!? Сын без спросу никогда и ничего у меня не берёт... Мелькнула мысль на жену, но видя, что она расстроена ещё больше меня - истерика со слезами, (всё ж таки имела она, видать, на него виды в будущем, как на некий капитал, так сказать, на чёрный день), я отбросил и эту догадку, предполагая в дальнейшем, что жена не простит мне этой потери. Перстня мы так и не нашли. И осталась у меня в память о брате только одна-единственная старая фотография, где мы с ним сидим летним вечером на лавочке возле нашего дома и лузгаем большой подсолнух. Одна половина которого у меня в руках, другая у него. По-братски....
Крупные капли дождя редко, но громко забарабанили по железной крыше. Затем неожиданно полыхнула молния, и в тот же момент грянул гром, будто какой-то тать-великан со всего маху вдарил своей колотушкой по крыше. Дом вздрогнул, вместе с ним вздрогнул и я. Зашумела, загудела тайга от сильных порывов ветра и дождь уже не редкими каплями, а сильным потоком хлынул с прохудившегося неба. Стало мне чего-то зябко. "Надо бы печь протопить", - решил я и пошёл доставать из-под пола чурки - всё, что осталось от когда-то хорошей бани. После того, как схоронил родителей, загрузил я себе в "Ниву" всё то, что посчитал для себя более ценным. Часть вещей оставил дядьке на сохранение, а остальное отдал ему за так. Оставил в доме по минимуму самое необходимое, чтобы можно было бы во время приезда где голову прислонить. Приехав сюда через год, я обнаружил, что какие-то " добрые люди" умыкнули из бани котёл. А без него это уже не баня, а сарай. В доме и вокруг него были видны следы, причём не такие уж и давние, присутствия людей. Скорей всего - рыбаков. Охотничий сезон стартовал буквально на днях, так что те не могли ещё добраться сюда, а другие по такому бездорожью вряд ли вздумают посещать эти места. Всюду валялись пустые консервные банки, бутылки, рваные целлофановые пакеты. Всё это наводило на мысль, что "гостевали" здесь не местные. Те знают, чей это дом. И если когда ночуют где, будь то таёжные избушки, коих немало по урманам укрыто от посторонних глаз, или иные какие места, всегда приберут за собой. И тот запас дров, который оставляют у избушек хозяева, если им пользовались, всегда с лихвой дополнят. Мало ли в какое время суток, в какую погоду и в каком состоянии доберётся до стана хозяин или какой-либо путник, он всегда сможет протопить избушку: обогреться и обсушиться. Таковы законы тайги. И ещё, уходя, оставлять небольшой запас еды: мешочек крупы или макарон, сухарей, соли. А дабы мыши не воспользовались всем этим раньше, припасы оставляли в какой-либо непрогрызаемой таре либо подвешивали под потолком. Нередко бывало, что случайно забредший к избушке медведь, учуяв даже слабый запах съестного, вламывался туда и устраивал настоящий погром. Пока всё не перевернёт, не распотрошит, всюду не сунет свои лапы и свой нос, не успокоится.
Мне-то не жалко, пусть люди пользуются кровом, но если пользуетесь, то делайте это по-человечески! А вот как попадают сюда пришлые компании, я догадываюсь! В любом близлежащем посёлке или деревеньке всегда найдётся доброхот-выпивоха, который за дармовую выпивку расскажет и покажет любому встречному- поперечному все лучшие места, будь то охота, рыбалка или где в изобилии растут ягоды и где в сезон можно кедровым орехом разжиться. Есть, конечно, среди таких компаний и нормальные таёжники, но в последнее время всё больше и больше дрянь людишки. Приедут… да чего там! Пока едут, все перепьются и уже на месте пьют не просыхая два-три дня. Некоторые даже ни разу удочки свои так и не достав. Ну и какой смыл в такую даль переться!? Заедьте в ближайший от дома лесок ну и гулеваньте там на здоровье! Куда дешевле это вам обойдётся! А то припрутся за тридевять земель, погробят технику, пожгут прорву бензина, для того чтобы напиться и изгадить (причём в буквальном смысле этого слова) всё вокруг. Мало того, уезжая, потехи ради, могут и спичку зажжённую в сухую траву бросить.
Через год я опять посетил родные палестины. На этот раз добраться туда мне стоило куда большего труда. До ближайшего жилого посёлка дорога была ещё относительно хорошей, а вот от посёлка до бывшей нашей деревни она и раньше считалась не ахти какой. Но после того как деревня "приказала долго жить", с каждым годом становилась всё хуже и хуже. И вот уже и "Нивы" с "УАЗами" с трудом пробирались по ней. Лежнёвка, которой мостили болотистые места, кое-где, утопла в этой болотине так, что она ощущалась только колёсами машины, а кое-где, наоборот, выперло её брёвнами наружу. Небольшие лужицы со временем превратились в большие, которые заилились и стали больше походить на небольшие болотца. Правда, оставались местами ещё участки дорог, по которым хоть "боком катись", но их было немного, да и длиной они были метров двести-триста. Обочины дороги с каждым годом всё больше и больше зарастали густым кустарником, который всё время норовил оставить отметину в виде царапины на кузове моей машины. Приходилось часто останавливаться и подрубать их. Местами дорогу перегораживали поваленные непогодой деревья, на них тоже приходилось тратить время и причём немалое.
Да и само место, где когда-то была деревня, узнавалось с трудом. Всё позарастало дурниной. Где стояли постройки, там непролазные заросли крапивы, в огородах силу набирала малина, причём малинники разрослись так, что туда уже не гнушался и хозяин тайги заглянуть, полакомиться сладкой ягодкой. Брошенные огороды первое время густо оккупировал сорняк, потом его вытеснила луговая трава, среди которой выделялась "пучка" - сибирский борщевик, к началу августа вымахивала она выше человеческого роста.
Дом мой, как и прежде, стоял на своём месте. Вот только от чего-то показалось мне, что он как-то сгорбился. Будто взвалил себе на плечи непосильную ношу, взвалил, но, видя, что не для кого, осунулся и загрустил. Краска где пооблупилась, а где и повыгорела. Ставенки рассохлись и зияют щелями, на двух окнах их вообще нет, видать, постояльцы пустили их на растопку. Деревянный петушок, что столько лет восседал на коньке крыши и, гордо задрав свою голову, весело смотрел в сторону рассвета, покосился набок и смотрел куда-то в сторону, будто ему стыдно за что-то... или за кого-то. Злые, холодные ветры сгрызли его гребешок, палящее солнце дочерна выжгло цветные пёрышки. А от бани осталась только половинка. Заезжий люд не стал утруждать себя заготовкой дров. Взял да и начал помаленьку распиливать баньку. А чего? Так и разорили её. Попилил я вторую половину на чурки, да и попрятал их в подпол, там же схоронил и печную утварь. А когда уезжал, крепко заколотил гвоздями крышку подпола. Так надёжней будет.
Не раз я звал с собой посетить свою малую родину своего приятеля - земляка Вальку Сизова, своего одногодка. С кем мы вместе росли и учились. У Вальки сызмальства был большой нос, как говорят в народе, "рос для семерых, а достался одному", и ему постоянно приходилось из-за этого терпеть всяческие насмешки. Какие ему только не давали прозвища! И Шнобель, и Флюгер, а более хулиганистая пацанва и вовсе неприличными вещами называла. Но Валька был необидчив и всё, чтобы ни говорили о нём, ему как горох об стенку. Окончательно к нему пристало прозвище Джузеппе. Какой-то "юморист", назвавший так Вальку, объяснял это так: "Фамилия у него Сизов? Сизов! Большой нос имеется? Имеется! А в сказке про Буратино кого звали Сизым носом? Джузеппе!" Так за ним и осталось это прозвище до сих пор. Справедливости ради, хочу отметить, что нос его с годами стал выглядеть не таким уж и монстром.
Жили мы с ним в одном городе, недалеко друг от друга. Он тоже, как и я, крутил баранку. Работал в местном АТП водителем автобуса. Раз в месяц, а то и чуть чаще, встречались мы с ним в недорогой рюмочной. Выбирались чуток расслабиться после трудовых будней, посидеть, поболтать о том о сём. И когда градус наших (а точнее Валькиных) посиделок начинал зашкаливать и речь заходила о местах нашего детства, Валька с такой силой бил кулаком себе в грудь, что я иной раз боялся, как бы он себе эту грудь (далеко не богатырскую) ненароком не проломил. И при этом у него из правого глаза выкатывалась слеза размером с крупную горошину. И всегда почему-то с правого глаза, и всегда одна. Я называл её слезой мадам Грицацуевой. И вот почему. Меня всегда завораживало это действо. После того, как Валька в последний раз ударял себя кулаком в грудь, голова его наклонялась над столиком и правый глаз начинал влажно блестеть. Затем краешек нижнего века моментально набухал и оттуда крупным блестящим жемчугом выкатывалась слеза. Скатившись самую малость, она на мгновение зависала и потом, сорвавшись, падала прямо в Валькину рюмку. И, несмотря на шум и гам, что всегда присутствуют в данных забегаловках, я явно слышал (а может быть, мне так казалось) всплеск от соприкосновения слезы с содержимым рюмки. Из пяти раз, что мне пришлось наблюдать, он два раза промазал, а три попал точно в цель! И того, отмечал я для себя, счёт 3:2 в Валькину пользу. Бил Валька-Джузеппе себя в грудь, пуская слезу, и твердил мне, что в этом году он обязательно поедет со мной. И что отпуск он свой уже подгадал под это дело, в то же время, что и у меня. И что к этому сроку покончит со всеми домашними делами. Но, как только дело подходило к отъезду, Валька стыдливо опускал глаза и, смотря куда-то в сторону, говорил: "Извини, Сашок, тут такое дело... Танюха (жена) мне всю плешь проела, когда дачу достраивать будешь, когда... (действительно, Валька начал строить дачу лет шесть назад, а работы и половины не сделано. То денег нет, то времени, а то и просто лень ему, что чаще и бывает). Так что поезжай без меня, а уж в следующий раз я обязательно выберусь с тобой!" И так у нас происходит из раза в раз. Вот такой он человек, одним словом - Джузеппе!
Уговорил я в один год поехать со мной сына. Ему шёл уже 16-й, вполне достаточно взрослый для таких поездок. Но, видать, не его это. Водил я его по своим заповедным местам, рассказывая и показывая, что и как. И где-то на третий день стал я понимать, что ему это не очень интересно. Но он у меня мальчик тактичный, виду не показывал, а я то вижу, что он явно скучает. И пришлось мне в тот раз уехать на три дня раньше, чем планировал. Это я мог днями напролёт лазить по таёжным дебрям, дыша полной грудью осенним, настоянным на прелых листьях и траве, вперемешку с хвоей, воздухом. Дышать и никак не надышаться! Бродить, радуясь встрече с любым обитателем здешних мест. Будь то бурундук, делающий себе закладку кедровых орех на зиму, или выводок рябчиков - молодых и непуганых, которые подпускают тебя на близкое расстояние и не улетают при этом. Были, конечно, и другие обитатели тайги, чьи следы попадались то тут, то там. И с кем встретиться на узкой лесной тропе я бы не пожелал ни себе, ни кому-либо другому. Это я о хозяине тайги - медведе. И хотя он и сам зверь осторожный, и осенью почти что не опасный, потому как обычно в это время он сытый и довольный, но бывают и исключения. Зверь может быть больным, может быть изгнанным из родных, далёких мест пожаром и оттого не успевшим запастись жирком к зиме, а от того он часто бывает не в духе. И поди разбери, что у него на уме! Я уж молчу про медведицу с медвежатами, та вообще безбашенная! Порвёт за них любого и даже разбираться не будет - мимо ты проходил и случайно с ними встретился или что-то плохое задумал. Поэтому и бродил я повсюду со своей двустволкой, заряженной пулями. В то же время понимая, что вряд ли успею и смогу ими воспользоваться. Но мне с ними было как-то спокойнее. А про косолапого мне вспомнился такой случай.
Жил у нас в деревне мужик, Мишкой звали. А прозвище у него было Рыжий. Небольшого роста, волосы рыжие и сам такой конопатый, что местные острословы шутили: " Мухе негде сесть - крапину оставить!" Так его и звали - Мишка Рыжий. Был Мишка заядлым рыбаком. Как только выпадало свободное время - он за удочку и на речку. Ходил только один. Были у него свои заветные места. Особенно любил ходить он на одну яму, которая находилась километрах в четырёх вниз по течению. Другие рыбаки туда редко наведывались, тропа туда труднопроходимая была, зверьём протоптанная, да и поблизости им мест хороших порыбачить всегда хватало.
Был конец июля. Отпросился Мишка с утреца у бригадира, наплёл ему что-то там про болезнь то ли жены, то ли козы, а сам удочку в руки, самодельный короб под рыбу на плечо, туда банку с червями - и на речку. Идёт Мишка, спешит к своей заветной яме и чудится ему, что он сегодня обязательно выловит парочку хороших леночков, ну а про харюзей - это само собой! Все приметы сходятся у него на том, что быть сегодня для него рыбацкому фарту. И устоявшееся погода, и вода в речке - небольшая и чистая, да и настроение - лучше не бывает! Идёт, и от предвкушения его аж потряхивать начинает. Идёт и не догадывается, что навстречу ему по той же самой тропе идёт тоже мишка, только бурый. Тот тоже спешит к своим заветным зарослям дикой малины, мечтая о том, как вдоволь полакомится сладкой ягодкой да от души поваляется с боку на бок по кустам. И до того он, видать, замечтался, что напрочь забыл об осторожности. И вот, неожиданно друг для друга, мишки сталкиваются нос к носу. Рявкнул один мишка от испуга, да в кусты, только треск по тайге пошёл, а другого Мишку от испуга переклинило, стоит и не может ни рукой, ни ногой пошевелить. И ещё, как он потом рассказывал, от сильного испугу он "схуднул трошки". Потом его отпускать начало, потихоньку, полегоньку, развернулся он в другую сторону и, постепенно набирая разбег, двинул с того места. Не доходя малость до деревни, притормозился, отдышался, постирался и с мокрыми штанами, огородами, крадучись двинул домой. Мишка попервости отмалчивался, а как отошёл, то, будучи человеком весёлым и решив, что произошедшее с ним скорее забавное, чем трагичное, он, местами хорошенько приукрасив, и поведал о том своим приятелям. Но в тот год он ходил на рыбалку только в компании, да и то поблизости от деревни.