Продолжение. Предыдущая глава здесь: http://www.proza.ru/2014/11/18/138
Навязчивые переливы полицейских сирен скрещивались в морозном воздухе северного городка. Сталкивались, разлетались, отражались от стен, снова пересекались и сталкивались, образуя адскую какофонию и выворачивая наизнанку души сонных жителей прилегающих улочек и тупиков. Красно-синие всполохи мигалок играли в пятнашки с редкими жёлтыми бликами оставшихся в живых светофоров. Одиночные хлопки выстрелов из табельного оружия, рёв моторов да истошный визг резины по асфальту завершали ночное светомузыкальное представление.
Странный кортеж кружил по городу, казалось, в полном беспорядке, без всякой системы. Да, так действительно могло показаться.
Система, однако, была. Была, по крайней мере, изначально.
Сперва искали водку. Потом девочек. Потом заехали на автозаправку позаимствовать немного денег. Сколько нашлось в кассе, большего не просили. Плаксивую малолетку за прилавком и потерявшего дар речи хроменького пенсионера-секьюрити даже пальцем не тронули. А потом... Потом, действительно, привыкли, втянулись и куролесили уже по инерции. Спроси любого, никто не смог бы объяснить почему. Без цели. Просто нравился процесс.
Из люка головной машины с надписью УФСИН на борту по пояс торчало полуголое тело Паши-Мясника. Тело орало куплеты блатных песен, перемежая их ежеминутным глотком из двухлитровой бутыли Ред Лейбл и одному ему понятными лозунгами и междометиями типа: ура, йо-о-о-хху-у и вот вам всем. Что „вот“ и кому „всем“ тело не поясняло, но в руке тело держало светлые женские колготки в мелкую сеточку и размахивало ими над головой будто флагом. Впрочем, колготки вряд ли символизировали белое капитулянтское полотнище, ибо сдаваться властям Мясник вовсе не собирался. Да и власти в лице двух полицейских экипажей явно не спешили с захватом. Что до редких выстрелов - так стреляли они в воздух, а почему редко - и ежу понятно. Берегли казённый боекомплект. К тому же приказа открывать огонь не было - раз; и в арсенал за патронами заехать не дали - два. А много ли постреляешь с двух обойм на каждое „лицо при исполнении“?
Устное распоряжение по рации гласило: обеспечить сопровождение машины Управления Федеральной Службы Исполнения Наказаний по городу. Честно признаться, салютовать стражи порядка сами собой как-то догадались, рация на этот счёт молчала. Но что подсказало им такое решение, история умалчивает. Поддались, видать, всеобщему веселью.
С какой потаённой целью снимают колготки с женских ножек Пашка, по всей видимости, запамятовал. Поэтому, едва стащив, сграбастал изящные паутинки волосатой пятерней, вытеснил меня с переднего сидения и вынырнул в люк - развлекаться по-своему. Обе наши новые подружки, Машенька и Любаша, таким образом, составили компанию мне одному. Я-то ведь не забыл, для чего снимают колготки. Тем более, если они - уже! - сняты. Догадаться не сложно: у нас на заднем сидении воцарились полная идиллия. Настоящий Эдем, пусть и в весьма ограниченном пространстве. На переднем приплясывал и блажил дурным голосом Пашка, а слева от него крутил баранку молоденький лейтенант-охранник. Ему тоже было весело. Такая возможность - нахаляву поупражняться в экстремальном вождении в реальных условиях - выдаётся нечасто. Позади на дороге след в след отрабатывала нормо-часы полиция. Редкие встречные и попутные легковушки искали укрытия на тротуарах, стараясь, по мере возможности, вписаться между фонарными столбами. Припозднившиеся прохожие торопились включить видеокамеры на мобильниках, предусмотрительно делая пару прыжков в сторону. Остальное население переворачивалось на другой бок, укутывало уши подушкой и пыталось уснуть. Словом, все были при деле.
Один лишь Иванов не принимал участия в общем разгуляеве.
Помню, вспыхнули лампы. Почему, отчего, я не успел сообразить. Едва, помню, мой кулак коснулся Пашкиной физиономии, за дверью загрохотало, послышался лязг запоров и стало светло как днём. Я даже не успел удивиться, отчего это я вдруг не щурюсь, как обычно бывает, от внезапной смены тьмы и света. Я лишь оторопело стоял и с глупейшей улыбкой на лице наблюдал как Пашка, потирая челюсть и багровея лицом, садится на кровати.
- Врежь-ка ему ещё разок. Для ума, - подзадорил Иванов.
И... пропал. Будто не было его никогда.
Из носа Мясника закапало. Он озверело, словно бык на корриде стряхивая с себя дротики пикадора, крутанул головой. Пододеяльник расцвёл весёленьким алым горошком.
Моя же надежда дожить до старости и понянчить когда-нибудь собственных внучат, наоборот, увяла, превратив заодно в пожухлую солому и ноги.
И тут в камеру ворвались они. Два дюжих костолома с глазами-колючками чеканили пол позади, а молодой лейтенант с абрикосовым пушком на щеках - чуть впереди и по центру.
- Ой. А кто же у нас тут шалит? - поинтересовался лейтенант мягким голосом тёти Клавы, той нянечки из моего детства. Верзилы за его спиной дружно похлопывали резиновыми дубинками по лопатам своих ладоней в такт словам. Так же дружно всё население камеры мигом вскочило с мест и бросилось строиться в проёме между рядами нар.
Я тоже прекратил с идиотским любопытством разглядывать свой вышедший из повиновения кулак и пошуршал было соломенными ногами в направлении остальных. Однако дальше произошло такое, чего никто из присутствующих никак не ожидал.
- Ты? - мурлыкнул лейтенант с нежной укоризной, прицелившись указательным пальцем в кровоточащий нос Мясника.
Костоломы, толком не дослушав, синхронно взмахнули дубинками и еле уловимыми глазом „вжихами“ приложились к спине Мясника, словно приглашая того поторопиться принять позу, более подобающую при разговоре с начальством.
Эта неслыханная несправедливость - как бы неприятен мне Пашка ни был - поразила меня до глубины души.
- Постой, начальник, - подал я голос, удивляясь собственной дерзости. Солома в ногах каким-то чудом налилась упругими соками и обрела пружинную лёгкость. - О чём базар, не пойму. Не видишь разве, у человека давление! Кровь носом брызжет. Ты что ли совсем нелюдь? Ему доктора надо, а ты его дубиной по рёбрам!
Сказать, что у Мясника отпала челюсть - не сказать ничего. Вся зековская шеренга раззявила „варежки“. У лейтенанта рот стал размером с блюдце, а у лбов позади него в блюдца превратились глаза. Но меня было уже не остановить.
- Твой „косяк“, начальник. - Речь, как по нотам, лилась из меня помимо воли. Слова, что срывались с моих губ, я, конечно, слышал не раз, но вряд ли когда осмеливался употреблять их в разговоре с охраной. - За такой косяк, чепушила, корешам надо бы подгон пацанский сделать. Другая отмаза не покатит. Верно говорю, братва?
Я победно обернулся. Взгляды „корешей“ разбрелись по углам и потолку, исследуя причудливые трещинки в побелке. Мясник критически оглядывал ногти на босых ступнях - не слишком ли отросли.
К вертухаям, наконец, вернулась способность ориентироваться в пространстве, они снова сжали „блюдца“ до размера булавочного острия и шагнули в моём направлении с дубинками наперевес. Но лейтенант неожиданно развёл руки в стороны, будто рефери на ринге, говорящий - брейк.
- Извините, - видно было, что слова даются ему нелегко, - больше такого не повторится…
Дальше вы знаете. Всё или почти всё. Надо только добавить, что лейтенант сам предложил съездить за магарычом в город всем вместе. И даже любезно согласился „поразмяться“ за рулём. Костоломов с собой решили не брать. Во-первых, кроме них в тесной служебной машине никто бы не поместился, а во-вторых... Ну, не знаю... Видимо, кто-то должен был остаться приглядывать за порядком. Детины лишь сбегали в дежурку за ключами и выкатили машину из гаража. Мы сели и поехали.
- Как же вы не поймёте, дурынды, - увещевал я румяную Машеньку и остроносую Любашу, наглаживая девчачьи коленки и изредка сладострастно постанывая, - их надо спасать! Обнять, приголубить, приласкать. Они ж дети наши малые!
- Ты погляди на него! Глупенький какой! - с придыханием возражали девушки, по очереди приподнимая головы, не переставая, впрочем, хлопотать нежными ручками. - Где ж мы тебе сейчас тарелки возьмём? Они ведь только с полярным сиянием вместе прилетают. Дурачок ты маленький…
- Да! Да! - орал я в ответ пьяным дискантом, крепче сжимая пальцы на коленках, - мы пойдём за северным сиянием-м-м... а-а-а... по млечному пути... м-м-м... у-у-у... до самого Солнца!
- Р-р-а-а-у-у-у! - издал я, наконец, победный клич хозяина прайда и через минуту уже дёргал Мясника за штанину: - Пашенька! Паш-ш-ша! Ты пойдёшь с нами за северным сиянием, Паш? Мы поймаем тарелку и всё им объясним. Всё-всё, понимаешь?!
- Ага... - орал Пашка, перекрикивая ветер, - ...гоп-стоп, у нас пощады не проси...
- Да не, Паш! Нет! Па-аша-а. Наоборот, Паш, - не сдавался я и рвал штанину сильнее, - Паш, им одиноко там, Паш…
- ... гоп-стоп, и на Луну не голоси... уа-уа-уа-а... Вот вам всем, получи! - Пашка вырвал ногу из моей мёртвой хватки и я свалился обратно в объятия Машеньки и Любаши.
- Он с нами, девки, он с нами! - в экстазе я целовал девчонок прямо в розовенькие ушки, а те визжали от восторга. - Он же, девки, он, он же… Пашка, человечище, девки!
- Лейтенант, родное сердце, а ты? - я хлопнул парня по плечу, и затем крепко обнял его за шею, показывая, что никаких обид между нами нет, не было и быть не может. Руль в руках лейтенанта дёрнулся, отчего автомобиль слегка накренился, а затем, немного пораскинув электронными мозгами, исполнил сложный трюк, за который обычно профессиональным гонщикам присваивают звание мастера спорта. Наградой же лейтенанту послужил трёхэтажный матерок из обоих громкоговорителей едущих сзади машин. На что тут же среагировал не ожидавший подвоха Пашка. Мгновением раньше, правда, он выпустил из рук и ополовиненный Ред Лэйбл, и колготки в эротическую сеточку; но, впрочем, тут же сориентировался, отпустил кромку люка, за которую вынужден был ухватиться во избежание незапланированного катапультирования и изобразил обеими руками любимый жест голливудских киногероев. На языке плохих парней из творений Тарантино подобная комбинация обычно сопровождается незыблемым „факью“, в то время как русские переводчики и по сию пору не могут прийти к единому мнению. Всех версий вспоминать не решусь, но заявляю твёрдо: языку Толстого и Чехова приличествует лишь один из вариантов киношного перевода - пошёл к чёрту.
Полицейские почему-то приняли жест на свой счёт и обиженным голосом объявили, что у них, мол, кончилась смена, а нашей шутовской компании следовало бы, мол, самой прогуляться к такой-то матери. И укатили, увозя с собой светомузыку и чувство полёта.
Нам немного взгрустнулось. Мне снова вспомнилась покойная тётя Клава и рябинка в деревне под окном. Рябинка дрожала в сентябрьском тумане и роняла слёзы оранжевыми гроздьями. Но Пашка был печальнее даже той рябинки.
- Бардак! - сплюнул он сквозь зубы и со всей силы хлопнул крышкой багажника, откуда только что выудил непочатую Ред Лэйбл. - Всегда говорил, валить надо из этой страны! Разве можно здесь построить светлое будущее, когда мы даже мусоров построить не можем! А, лейтенант? Где твой хвалёный капитализм?
- Брось, Пашенька! - вступился я за парня. - Лейтёха пацан правильный. К нему-то какие предъявы?
- Нет, пусть ответит, - не унимался Пашка, пристраивая задницу в кресле и едва в порыве чувств не ломая дверцу, - вписывается он за свою прогнившую юстицию или так, сбоку-припеку? Где демократия, я спрашиваю?! Мы что, мало им забашляли? Чтоб они вот так, как лохов последних, нас на ровном месте кинули?! Вези, говорю, нас к пахану ихнему, перетрём с ним малеха. Мозги-то я ему вправлю.
Пашка приобнял вмиг спавшего с лица лейтенанта и ухватился за рукоять казённого пистолета на его поясе.
Повисла напряжённая пауза. В салоне вдруг заметно потеплело. Печка? Нет, едва ли. По всей видимости - как пишут в такие моменты абсолютно все книжки с драматическим сюжетом - атмосфера накалялась.
- Ой! - нашлась вдруг остроносая Любаша и плеснула в атмосферу ушатом ледяной воды: - а поехали лучше к нам.
- Куда к нам? Дура, что ли! - яростным шёпотом зачастила румяная Машенька, утопив в копне своих рыжих кудряшек поллица угловатой подруги, - у тебя двое спиногрызов и бабушка, у меня - мой со смены в стельку дрыхнет. Куда мне его?
- Сама ты дура! - Любаша выпросталась из-под рыжей копны и в свою очередь воткнулась острой чёлкой в висок Машеньки, - ты хочешь, чтоб нас тут всех порешили? С этим мудилой заодно? Ничего, потерпит твой колдырь синюшный.
Сам того не подозревая, я вызволил девчонок из щекотливой западни:
- Как же, братцы! Девчата! - я едва не плакал, - а они? А звёзды, а вселенная? Мы ж по Млечному пути за сиянием - забыли?! Тарелки вернуть в лоно... они ж детки наши малые... родные они... они… детки…
- Дурдом! - сказал Пашка и в третий раз подряд обошёлся с ни в чём не повинным автомобилем грубо. От души шваркнул дверью, шагнул на тротуар и исчез в темноте двора. Вместе с ним исчезли пистолет и форменный бушлат лейтенанта. Ходят слухи, что через сутки всю троицу нашли в туалете автовокзала соседнего городка…
Дальнейшие события не заставят себя ждать...