И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и тело и душу погубить в геене. (Матф. <10 : 28>)
Юрий
Неделя прошла в бесконечных поисках. Где бы ни были Кристина и Юрий, по каким бы древним развалинам не лазили, попасть на ТУ сторону девушке не удавалось. Она снова стала замкнутой и раздражительной ... и снова спала одна. Несколько раз Юрий порывался плюнуть на все и поселиться вновь в гостинице. Он чувствовал себя лишним на этом празднике святости и мистики ... Но лишь хватался за дорожную сумку, страх потери обуревал его. Ему трудно было понять себя: то ли боязнь потерять девушку, то ли - навечно лишиться магики таинственной связи между мирами, в существовании которой он начинал уже верить серьезно, тормозили его. Возможно, и Кристина, и миры, и магика – все вместе!
По утрам, изнемогая от страсти, он часто повторял ей: «Так невозможно, так не бывает. Мне постоянно хочеться тебя, твоего тела; кажется, что я что-то упустил и необходимо начинать сначала. Как в первый раз боишься пропустить какое-нибудь удивительное событие, так и с тобой – боюсь пропустить необыкновенно – важное ... как это у тебя получается? Как ты это делаешь?»
В ответ она только хохотала и всегда отвечала почти одно и тоже: «Спроси у Парнаса. Его эхо тебе ответит. Оно потрясающе - уникально и иногда самым любопытным открывает сокровенные тайны вселенной. Хочешь – проверим?!
«Значит мы с тобой – тайна вселенной?» – спрашивал он, задыхаясь от желаний».
«Можем поспорить, и я докажу», - задыхаясь в ответ, отвечала она.
Разве мог Юрий от всего этого отказаться!!?
Картина
Василий не звонил, не звал. Молодые люди решили прийти без приглашений. В коридоре, у палаты, они встретили Доктора. Увидив Кристину, он застыл от восхищения: - Вы сегодня совсем другая, - не замечая Юру, вместо приветствия, прошептал он. – Свободная и воздушная, как Эхо над Парнасом.
Будто порыв ветра толкнул девушку в грудь, ее качнуло: - Но эхо всего лишь отзвук, даже такое эхо, как наше ...
- Отзвук, конечно отзвук прекрасного! Разве я могу еще на что-то претендовать!?
Юрий больно сжал ее локоть: - Я рядом, ты не забыла?
Ревность зашкалила. Ей часто звонили, несколько раз - мужчины, приходил Страто, но Юрий был спокоен. Кристина стала другой – не для них. Она не женщина – праздник. И никогда теперь ею не будет. Она одна из тайн истины, той истины, которая постигается только тогда, когда прошлое, настоящее и будущее соединяются в одной точке. Если он, Юрий, попадет на этот перекресток, то ему и быть с Кристиной до скончания веков. Он уже коснулся ее тайны, а кто этот Доктор!? Чего ему надо? Почему она ходила с ним в церковь, когда погибла эта несчастная «счастливая» девушка, почти ребенок. Он все видел, он следил ... Нет, Доктору он ее не отдаст ... Неожиданно до Юрия дошло, что Доктор и Кристина давно уже говорят о Василии.
- Странный он какой-то стал, словно подменили. Умирал на моих глазах. Я это знал: раздутая и отравленная печень уже не подчинялась ни ему, ни медицине. Она забирала остатки его сил. Я видел, что больной не-то чтобы устал бороться, он не хотел бороться. А теперь, разогнав барышень, он рисует!
- Не рисую, а пишу картину, правда на листе, но пишу, Доктор! – дверь палаты открылась и Василий галантно пригласил всех войти. Доктор махнул рукой и ушел.
- Василаки, прекрасно выглядишь, почему не звонил? – укоризненно спросила девушка.
- Я, картина моя неописуемая, все вспомнил, перенес на бумагу, бегал в церковь молиться, рассказал все батюшке, приходил в себя. Мне было очень плохо, я даже виселицу себе сплел из галстуков. Потом вспомнил тебя и простил себя. Услышал ли меня батюшка, понял ли? Но Господь и моя жертва простили меня ... Смотри, - художник закатил рукав левой руки, видишь? Пятна нет! ... Спасибо, тебе, девочка моя, сестра моя. Век тебя буду помнить, а если же все-таки умру скоро, то и на том свете молиться за тебя.
По его щекам текли слезы: - Как ты думаешь, Кристина, на том свете молиться можно?
Кристина улыбалась: - Не знаю, Василаки.
- Юр, пока вас с Кристиной не было, я много чего читал, писал, думал. 62% людей на планете верят в Бога, остаток - начинает верить в минуты горя, ужаса и смерти. Я понял, если Бог все-таки есть, то ОН создает для нас такие, порой жуткие, обстаятельства, а затем спокойно наблюдает, как мы из них выбираемся. Имей это в виду.
- Все-таки ты не уверен, что ОН есть?
- Уверен, уверен, ну, почти, уверен ... Знаете, друзья, а ведь ни этот вопрос главный в нашей жизни. Живи по совести, не причиняй людям зла, не будь равнодушен к людской боли, не унижай, а там – Бог простит, если в него и не очень верить. По крайней мере, я так понял!
- Кто у тебя на картине, Вася? Ты что женщину повесил?
- Потрясающе! Василаки, эта одна из лучших твоих картин. В интернете я проследила все твое творчество, ты у нас гений, оказывается. А гением многое прощается, - взлохматив художнику волосы, сказала Кристина.
- Эта не картина - это мой грех. Я должен тебе рассказать, хочешь ты этого или нет.
- Тебе надо рассказать, серьезно добавила девушка.
***
- Родился в Москве. Сюда приехал умирать. Знал о своей смертельной болезни, но решил прожечь остаток своей жизни здесь, на родине своей пробабки Василисы. В честь ее меня назвали. Она была гречанкой, я этим гордился.
Это было очень давно. Мне тогда было всего 21 год ... Учился в академии художеств в Москве. Жил не дома, а в стареньком многоэтажном общежитие. Художник должен быть свободным, а родители ... сами знаете ...
Василий грустно усмехнулся и бросил взгляд на картину: - На картине я изобразил вид из окна моей комнаты. Пожарная лестница ... сейчас таких почти не осталось.
- Был молод, чертовски красив. Самовлюбленный болван! Думал, что меня ждет большое будущее ... впрочем, не совсем обманулся. Самые красивые девушки сходили по мне с ума. Разумеется, я этим пользовался ... Как-то, весенней ночью, после очередного кутежа, я возвращался в общежитие ...
Художник на секунду смолк, а затем, более твердым голосом, продожил:
- Тепрь я помню все до самых страшных мелочей ... Недалеко от общежития ко мне подошло какое-то существо. Вернее, не подошло, а выскочило из-за кустов. Я вздрогнул, инстинктивно отпрянул. Темная ночь, в свете ночных фанарей, я разглядел молодую женщину. Правда, и женщиной ее с трудом можно было назвать. Измазанное грязью и еще какой-то гадостью – ее лицо вызывало отвращение. Вонючее платье клочьями свисало с ее скрюченного тела. Она страшно дрожала, от нее несло помойкой. Липкими руками, женщина вцепилась в мое плечо и молила о помощи! Меня стошнило, я отпихнул «существо». Но оно не унималась:
- Мне больно. Помогите, прошу вас. Не знаю кто я? Что мне делать дальше? Куда идти? Где я? Мне страшно. Помогите, подскажите ... Мне холодно, я истекаю кровью. Не отталкивайте меня.
Она вопила, рыдала, железно цепляясь за меня, словно бездонное, мрачное болото затягивало ее в бездну, а я та самая соломинка, которая ей может помочь ... Кристина, представь, что со мной произошло?! Мне стало дурно, мне показалось, что это существо тянет меня на дно, я задыхался от вони и смрада!!! Оттолкнув ее сильнее, поспешил уйти. Но женщина меня не отпускала. Она вновь и вновь набрасывалась на меня. Молила о помощи, а потом стала угрожать, что я ее последняя надежда, иначе она покончит с собой!
Вот тогда я не выдержал и первый раз ударил ее. Но она не отступала, просила меня вывести ее к людям, отправить в милицию, искупать, накормить, помочь вспомнить ...
Я отпихивал ее ногами, руками, словами. Оскорблял, называя продажной тварью, отбросом общества, но она держалась за меня так, будто я - единственный человек в этом городе. И тогда я ударил ее еще раз, и еще раз, и еще раз!!! Бил до тех пор, пока она не отпала меня.
– Кому ты нужна, падаль заразная, - в сердцах плюнул я ей в окровавленное лицо и последний раз ударил в живот ногой ...
Убегая, услышал ее последние слова: «Мне было страшно, очень страшно, а теперь мне все равно ... Будь ты проклят ... »
Но слова ее меня не тронули. Я мечтал только об одном: скорее сорвать с себя грязную одежду, выбросить ее к чертовой матери ... И - в душ, смыть с себя смрад и гадость прокаженного существа.
А на утро проснулся от шума в коридорах общежития. Все обсуждали только одно: какая - то женщина повесилась на пожарной лестнице нашего общежития. Я выглянул в окно, оно еще висела, несчастное, ночное существо. Правда, сейчас эта была мертвая женщина. Ее рыжие волосы развевались на ветру, с них слетали комочки засохшей грязи ... а ноги ее оказались длинными и стройными ... Внизу, под лестницей, копошились стражи порядка.
И даже тогда, когда я отвернулся от окна, даже тогда, когда страшная картина смерти вызвала во мне ужас, даже тогда – я не почувствовал угрызение совести, мне не стало жаль чужой загубленной жизни. Просто в сердцах произнес: «Еще одной тварью стало меньше». С тех пор прошло много лет но за всю свою долгую жизнь, я ни разу не вспомнил о ней ...
Василий выпрямился, окинул грустным взглядом картину и продолжил: - Очищая свою грязную душонку, я только сейчас понял, как ошибался. Тогда, в парке нашего общежития, передо мной был несчастный, оторванный от добра, человек. Эта женщина молила о спасении. Ей было страшно и больно. Над ней надругались. Ее истерзали какие-то подонки. Ее били по голове и отбили память. Из последних сил несчастная искала понимания. Ей не повезло: вместо сострадания, натолкнулась на равнодушие, эгоизм, пренебрежение. После насилия и побоев, она еще верила в людей. Встретив меня, поняла – не на что больше надеяться. Я убил в ней веру в людскую доброту ... Она свела счеты с жизнью ... что еще оставалось? Перед вами, господа, - воплощение зла!
Василий вновь заплакал. Плакал долго. Кристина не мешала, Юрий смотрел на картину.
Наконец художник затих. В его потухших глазах неожиданно загорелся странный, далекий свет. Он подошел к картине и нежно коснулся ее кончиками пальцев:
Я напишу ее портрет. Она будет красивой и счастливой, такой, какой мне не встретилась.
Василий улыбнулся и стер слезы рукавом больничной пижамы: - Я так давно не плакал. Не мог выдавить слезинку на похоронах любимой дочери. А теперь так просто получилось, словно душа оттаяла ... Дышать стало легче. Если выйду победителем и одолею болезнь, сразу же поеду в Москву. Возможно где-то в милицейских архивах и найдется моя ночная незнакомка. Мне так хочеться положить самые красивые цветы на ее могилу ... Моральное насилие не имеет срока давности. Она меня простила, но я должен теперь помогать тем, кого пинают ногами ... Только в этом вижу свое спасение. Простите, друзья, мне надо отдыхать, я обязан жить.
- Вася, а тебе больше не снится Зал ожидания? – с надеждой спросил Юра.
- Нет, зачем? Господь и незнакомка простили меня.
- Пытаюсь попасть ТУДА хотя бы еще один раз, - почти шепотом сказала Кристина.
- Хочешь помочь остальным? Твое права, у меня не получится. Буду делать то, что умею. Вы свободны, господа, но не забывайте бедного художника ... Знаешь, Кристина, а Доктор тебя безумно любит, я это понял, - усмехнулся художник и помахал рукой.
(продолжение следует)