Короткие женские стрижки

Эсаул   Георгий





КОРОТКИЕ  ЖЕНСКИЕ  СТРИЖКИ





Москва
2014

«Литературное наследие»



ОХУ-ын хууль тогтоомжоор хамгаалагдсан хэвлэгдсэн ут-га зохиолын ажилд зохиогчийн эрх
Aw;n a;; fun atejade ;w; kiko ise ni idaabobo nipas; aw;n ofin ti aw;n Russian Federation
Ауторска права за објављене књижевно дело заштићено законодавством Руске Федерације
Авторские права на опубликованное литературное произ-ведение охраняются законодательством Российской Феде-рации


«КОРОТКИЕ ЖЕНСКИЕ СТРИЖКИ»: Литератур-но-художественное издание.


© Эсаул Георгий, 2014
© «Литературное насле-дие», 2014
















— Как стричь, дорогуша? Коротко, как звезд порно-фильмов? Под Котовского? – девушка парикмахер лениво обмахивала полотенцем потное личико, похожее на лаки-рованную туфлю.
Парикмахерша спросила с медной ленцой, что при-суща всем работникам, которые не удовлетворены и зар-платой, и местом работы, и отсутствием богатого жениха без вредных привычек.
— Чуть-чуть подровняйте, но не под Котовского, – Анастасия натянула улыбку, играла в часовую дружбу, чтобы парикмахерша не навредила, как вредят кошки жад-ному хозяину. – Вы же знаете как, в Цюрихе стригут. Но и не под порнозвезду.
Я сегодня иду в театр… Большой.
В буфете там околачиваются порно звезды, и я не хо-чу с ними слиться, как сливаются в поцелуе лидеры двух держав. – Анастасия прикрыла глаза, потому что экономи-ла сетчатку и хрусталики, чтобы на много лет хватило хо-рошего зрения.
Когда она открыла глаза и взглянула в зеркало, то за-была и о хрусталиках, и о сетчатке – так рыбак в ледяной воде забывает о рыбе.
— Бля! Я же просила подравнять, а не коротко под мальчика.
Зачем ты меня под пожилого гея подстригла, словно я меняю пол?
Ты что, русского языка не поняла?
— Я по-російськи краще Вас розумію, дівчина! – па-рикмахерша в правой руке зажала инструмент, похожий на саблю самураю, а левую руку элегантно уперла в бок. — А ви з себе Москвичку не будуйте. Приїхала, і правила в перукарнях встановлюєш.
Я вам зробила модну зачіску — короткий текстуро-ваний боб-каре з м'якими контурами.
Писк сезону, а ви не розумієте, тому що ваша голова забита побаченням у Великому Театрі.
І де ви жениха знайшли, який розщедрився на Ве-ликій Театр?
Я з ранку до вечора гроблю себе в перукарні, а ніхто мене в Большой Театр не запрошує, немов у мене ніг немає.
Тільки по паркам тягають і пивом Клинским поять, немов шльондру.
— Я… я… москвичка в третьем поколении, как ле-вретка, – Анастасия чуть не плакала, потому что волосы украли, а с ними – как полагала, Анастасия – и красоту. – Вы обозлились на меня, потому что я в Большой Театр иду, поэтому изуродовали, подсригли коротко, словно я шла по малиннику и нахватала диких пчел в волосы.
Кому нужна девушка с короткими волосами, похо-жими на рисунок на черепе?
В Большой Театр я одна иду, без жениха, хотя стыдно в этом признаться, все равно, что показывать прохожим прыщ на левой ягодице.
— Самая модная прическа, – парикмахерша успокои-лась, будто в таз голову окунула. – Обидно, что ты одна идешь в Большой Театр, унизительно, все равно, что мор-дой в навоз перед танцами.
Все девочки, девушки, женщины, бабушки сейчас коротко стригутся, потому что так завещал Копенгаген.
Котенка в добрые руки возьми, – парикмахерша вы-тащила из-под стола, из коробки трехцветную кошку, а с ней – черного котенка, похожего на хоккейную шайбу.
— У меня дома кошка, не поладят, – Анастасия вста-ла из кресла, вытерла слезы, погладила котёнка за левым ухом, – у кошки шерсть и то длиннее, чем у меня волосы на голове после вашей модной стрижки.
— Кішки моди не знають, і грошей у них немає на модну коротку зачіску... навіть, якщо кішка - москвичка в третьому поколінні і живе біля Большого Театру.
Заходьте до нас частіше. Будемо раді будь-якому клієнту, навіть москвичці. – Девушка парикмахер ногой задвинула коробку с кошками под кресло, захохотала, словно нашла клад под цветком папоротника и разорвала на мелкие клочки фотографию Семена, который уже тре-тий день не звонит.

Анастасия вышла из парикмахерской, но чувствовала себя, словно только что выпила литр пива в ночном клубе «Вояж».
«Все, все смотрят на мою прическу и думают, что я – лесбиянка со стажем.
Если приеду в Серебряный Бор на нудисткий пляж, то меня подомнут местные лесбиянки, даже костей не оставят на размножение.
Позор! Ужас! Ужас!!!
Может быть, в тюрьму сяду, пока волосы не вырастут – посижу, ума наберусь.
Нет, в тюрьме, наверняка, каждую неделю девушек стригут налысо, как вшивых котят.
Утопит парикмахерша котенка в унитазе, или в Киев отвезет?
Ах, старушка на мою прическу смотрит с осуждени-ем, словно я – копия итальянской порно звезды Чичолины.
Хм, а старушка также коротко подстрижена, будто поглядывала за мной в парикмахерской.
И женщина на меня пялится, сравнивает меня с но-выми воротами.
Гм! Женщина стрижена почти под Котовского, то есть – под Розембаума.
Позор! Позор нам всем, как после отхода из Москвы в одна тысяча восемьсот двенадцатом году».
Анастасия присела на скамейку, дальше от дороги, даже забыла, что не надела сегодня трусики.
Но неловкость, если юбка задерется, казалась по сравнению с короткой стрижкой – пустяком.
— Тетенька, дайте денег! – мальчик лет одиннадцати подъехал на модном красном самокате для девочек. Розо-вая рубашка мальчика, штанишки в цветочек, красные мо-касины – все сказало бы о многом, если бы мальчик был старше лет на десять. – Я сфотографировал, когда вы нагнулись, и у вас — голая попа, словно нет денег на тру-сы.
Если не заплатите, то я выложу снимок в ютуб.
— Ах, отстань, постреленок! – Анастасия махнула рукой «Он не заметил мою короткую стрижку, а обратил внимание на голую попу, словно на ней вытатуирована карта сокровищ капитана Флинта.
Может быть, короткая стрижка для женщины – не смертельно?» – Во-первых, голая попа, или не голая – ты не знаешь, потому что трусики стринги скрываются у де-вушек между ягодиц.
Во-вторых, выкладывай хоть сто миллиардов фото в интернет – там и мои есть более откровенные.
Кого это сейчас интересует? если у каждого — голая попа.
Мальчик с проклятиями и матерными словами укатил в розовое будущее.
«Он обругал меня, не устыдился и пожурил не за то, что я не дала денег, а потому укорил, что у меня короткая, как у енота-полоскуна, стрижка.
Енот-полоскун не думает о своем будущем, потому что генетические полоски и короткая шерсть пришли ему из прошлого в процессе эволюции, и уйдут в Будущее в той же эволюции на новом круге, как велосипедисты по стадиону наматывают круги.
С моей короткой стрижкой – только замуж за енота в зоопарке, потому что енот из зоопарка больше стоит, чем енот из леса.
Но примет ли меня енот в жену в свою?
Может быть, еноту больше по душе лисы с огненны-ми хвостами?
Ах, с короткой стрижкой даже енот меня отвергнет, словно я не красивая девушка – гм, красивая до подстрига-ния, а после – пожарный шланг.
В сказке Андерсена слепой крот брал замуж Дюймо-вочку, но у Дюймовочки – длинные белые волосы, похо-жие на счастливый конец сказки.
Дюймовочку все хотели: кроты, эльфы, мыши, слов-но Дюймовочка им должна кредит.
Но не посмотрели бы они на Дюймовочку, если бы её подсригли в стиле восьмидесятых а ля – гранж.
Что я выиграла, когда мальчик проклял меня из-за денег и из-за моей короткой стрижки?
Простил бы он меня, если бы у меня моментально волшебно отрасли волосы до пят, как у Снегурочки?
Простил бы обязательно и сам бы мне денег дал, и ничто бы ему не помешало, потому что любил бы меня с длинными волосами, подросток.
Разве возможно любить коротковолосую?
Но длинноволосую любить — обязательно, как ды-шать.
Все сердце наболело у меня, как в детстве, когда с мальчишками ловили раков, а волосы мои запутались в ко-ряге, будто водяной меня схватил и не отпускал.
Может быть, и водяной, к себе в жены хотел мало-летку – так депутаты засматриваются на школьниц.
Если бы я детстве ходила наголо стриженая под Ко-товского, то водяной бы меня не схватил – не любят водя-ные коротковолосых, и в этом мимолетное счастье стри-женых женщин, потому что русалки под воду не затаски-вает, и водяной под корягу не уводит к себе в жены.
Никто не видел короткостриженых утопленниц и ру-салок, они все – длинноволосые с первоапрельскими оправданиями.
Губы у русалок пухлые, а волосы – длиннющие, по-хожие на поцелуй.
Я ревела, отрывала волосы от коряги – или из рук во-дяного, а мальчишки советовали мне волосы оборвать или отрезать тонким ножиком – чики-чик – так в Италии кон-кискадоры кастрируют баранов и котов.
Не отрезала я волосы, не оторвала, за что себя хвали-ла, а сейчас – будто под комбайн «Нива» попала, а управ-ляет комбайном – водяной.
Сергей мне улыбался, и ножик протягивал – так па-лач протягивает жертве пистолет с одной пулей.
Глаза у Сергея жалобные, но, словно в них дрожжи расплескались.
Я ответила, что пусть Сережа скорохода в Душанбе отправит или в Брюссель, но я волосы не отрежу, и скоро-ход пусть знает, что не отрежу.
Сергей ответил, что нет физической возможности от-править скорохода пешком из Белоруссии в Брюссель или в Душанбе, но возможно волосы обрезать и без скорохода, или подпалим их зажигалкой.
Я сильно разругала Сергея, и волосы спасла, как свою честь отстояла.
Никто у меня не просил денег, когда я с длинными волосами гуляла, а теперь – просят и ругают, словно я не девушка, а – пенек с ложными опятами».
Анастасия посмотрела по сторонам, закинула ногу на ногу – скрыла интимное — на всякий случай (так боксер засовывает в перчатку подкову на счастье), открыла в те-лефоне интернет страничку «Модные женские прически» и приступила к чтению, как вступила в лужу с дохлой коровой.
«Модные короткие стрижки КАРЕ, БОБ и БОБ-КАРЕ сезона 
Короткая стрижка каре из года в год традиционно возглавляет списки наиболее популярных женских стри-жек длдя любительниц милилардеров.
В сезоне   короткое каре остается одной из самых модных и востребованных стрижек потаскушек.
Современная стрижка каре имеет множество вариа-ций и подходит девушкам и женщинам любого возраста и для любого типа волос, как на лобке. Так и под мышками.
В этом сезоне стилисты известных парикмахерских брендов предлагают Вам много свежих оригинальных ре-шений короткой стрижки каре для отвергнутых женщин.
Не бойтесь экспериментировать с различными вари-антами каре, ведь даже незначительное изменение при-вычной формы стрижки может придать Вашему облику совершенно новый стильный шарм а-ля мальчик.
Короткая стрижка каре универсальна и очень удобна в укладке в сортире ночного клуба.
Используя различные техники укладки каре, Вы мо-жете легко менять свой образ: от элегантного или роман-тично-женственного образа до образа роковой голливуд-ской дивы без трусов.
Короткая стрижка каре с челкой на прямых волосах головы.
Короткое элегантное каре с четкими прямоугольны-ми или овальными линиями прекрасно смотрится на абсо-лютно прямых волосах старого индейца или его жены – Ласковой Лани.
Идеально гладкие, ухоженные и блестящие волосы придадут Вашему образу изысканный голливудский шик старой затасканой шлюхи.
Короткая стрижка каре с челкой на вьющихся и вол-нистых волосах – душа геев.
Если Вы — очаровательная обладательница волни-стых или кудрявых волос, то короткая стрижка каре с чел-кой Вам может быть очень к лицу на приеме Африканско-го посла с золотым кольцом в носу.
Если же у Вас от природы прямые волосы, но Вы хо-тите придать Вашей стрижке каре объем, волнистость и движение, то Вам на помощь придут бигуди или укладка феном и круглой щеткой-брашингом из нигерийской семьи уборщиков.
Обратите внимание на интересный модный вариант укладки каре — волнистые концы волос в сочетании с гладкой прикорневой зоной и челкой уркаганки.
Короткое каре без челки на прямых и волнистых во-лосах лобка и темечка.
Короткая стрижка каре без челки или с удлиненной скошенной челкой по-прежнему остается популярной в се-зоне в Париже, где любовь за деньги.
Короткое каре без челки одинаково хорошо смотрит-ся, как на абсолютно прямых волосах, так и на волосах со слегка подкрученными внутрь или наружу кончиками, а-ля Горгона Медуза.
Свежий стильный акцент Вашей прическе придадут идеально выпрямленные концы волос, подчеркнутые мо-делирующим интим-гелем.
Оптимальную для Вас форму и длину подобной стрижки каре порекомендует парикмахер-стилист, ориен-тируясь на пропорции Вашего лица и на модные тенден-ции сезона чехословаков.
Короткое каре без челки на вьющихся или химически завитых волосах радует глаз художника-поллюциониста.
Короткая стрижка каре без челки или с удлиненной скошенной челкой также очень эффектно выглядит на вьющихся волосах или на волосах с химической завивкой от Японской фирмы «Нагасаки».
Модные текстурированные локоны и волнистые пря-ди, лежащие в легком художественном беспорядке можно получить при помощи фена с «диффузором» и специаль-ных средств для моделирования локонов, как у женщин, так и у овец.
Гладкие волосы у корней и пышные кудри на концах волос — также очень актуальный образ, который предло-жили в этом сезоне многие известные парикмахерские бренды Амстердама и Новой Колымы.
Градуированное и текстурированное короткое каре под модный барашек.
В сезоне   законодатели моды предлагают разнооб-разные варианты градуированного и текстурированного короткого каре для биологов.
При укладке градуированного каре можно использо-вать натуральную текстуру волос, а можно более ярко под-черкнуть слоистую структуру Вашей стрижки при помощи моделирующих укладочных средств за сто тысяч рублей.
Можно придать стильные акценты отдельным зонам прически, например, кончикам волос и челке на лобке.
Удлиненные боковые пряди каре и укладка с эффек-том «легкой взлохмаченности» — модный штрих сезона, удача для Принца!
Тему креативного каре продолжают экстравагантные короткие стрижки с нависающими тонкими прядями волос поверх четко-очерченной линии стрижки над узким лбом.
Любое классическое каре, дополненное подобными эффектными прядями, мгновенно приобретет ультрамод-ный экстравагантный вид папуаски.
Посоветуйтесь со стилистами салона, как правильно при укладке формировать пряди, какой длины их оставлять и какое укладочное средство использовать, чтобы вас не освистали в музее Изобразительных искусств имени Пушкина.
Короткая стрижка боб, как и стрижка каре, имеет бесконечное множество вариаций, которые могут быть выполнены в зависимости от формы лица, вкуса и текущих модных тенденций невест.
Стрижка боб является очень разносторонней и она в состоянии удовлетворить самые разнообразные требования и пригодна для многих случаев, в том числе для Ноева Потопа.
Прически в стиле боб являются одними из самых универсальных женских коротких причесок и подходят, как и совсем молодым девушкам, так и дамам всех возрас-тов и стилей – с мужьями или без.
Преданным поклонницам данного вида стрижки, же-лающим внести свежие нюансы в свой облик, можно порекомендовать различные вариации на тему короткой стрижки боб и боб-каре, модные в сезоне дождей реки Амазонки.
Классический короткий боб, оформленный на уровне ушей, а также удлиненный боб и боб-каре — тренды сезона   для настоящих модниц, уверенных в своем обаянии и здоровом образе жизни.
Короткий боб с четким густым срезом особенно ши-карно смотрится на прямых и толстых волосах простушек из Чертаново.
С подобной стрижкой, в зависимости от стиля одеж-ды и макияжа, Вы сможете легко перевоплощаться из без-упречно элегантной бизнес-леди в жгучую роковую краса-вицу на трех вокзалах.

Мягкий и женственный текстурированный боб или боб-каре подойдет девушкам и женщинам, предпочитаю-щим романтичный стиль убийц рыцарей.
Множество вариантов этой модной стрижки дают Вам потрясающие возможности для выбора жениха из ин-женерно-технического сословия.
ТРЕНД — Короткая стрижка боб-каре с удлиненны-ми боковыми прядями а-ля пейсы.
Эта очаровательная стильная стрижка, безусловно, является фаворитом сезона в Париже на ярмарке невест.
Удлиненные боковые пряди могут быть как асиммет-ричными, так и одной длины с вашими руками.
Укладка данной стрижки может зависеть от Ваших предпочтений, но эффект легкой небрежности придаст этой прическе наиболее модный и стильный вид затаскан-ной потаскухи с побережья Южно-Китайского моря.
Короткий текстурированный боб с длинной косой челкой подходит как шпалоукладчицам, так и молдаванкам из Южного Бутова.
Этот современный вариант короткой стрижки боб смотрится очень экстравагантно за счет шикарной длинной челки, ниспадающей вымя.
Челка может быть по Вашему выбору гладкой или слоистой, при этом ее длина может достигать лобка.
Данная прическа выглядит особенно роскошно, если она подчеркивается модельной укладкой с использованием специальных текстурирующих средств по сто долларов за миллилитр.
Если Вы стремитесь всегда выглядеть модно и акту-ально, то рекомендуем Вам обратить внимание на креа-тивные версии короткой стрижки Боб в сочетании с но-вейшими тенденциями сезона в укладке волос методом крокодила Данди.
«Немного растрепанный боб» — это бесспорный хит сезона Папуа Новая Гвинея!
Попросите парикмахера помочь Вам поэксперимен-тировать с разными вариантами этой новейшей модной прически с эффектом «нарочитой небрежности» куртизан-ки.
Если Вы пока не готовы к резким переменам, но у Вас есть желание освежить свой образ, то Вы можете вне-сти в прическу легкие модные акценты, например, путем текстурирования отдельных прядей и выкрашивания бро-вей в алый цвет.
Уверенным поклонницам стиля «гранж» стилисты салонов рекомендуют новинку сезона — процеду-ру текстурирующего карвинга, которая поможет придать Вашей прическе необходимый эффект текстурированных локонов и прядей, лежащих в легком художественном бес-порядке нашкодившей уборщицы.
Если линии асимметричной короткой стрижки боб или боб-каре графически точны, то такая стрижка придаст облику загадочность и неповторимый изысканный шик ночной бабочки.
Необходимо учесть, что подобная стрижка должна быть предельно точна, а волосы должны выглядеть иде-ально гладкими и блестящими, как на лобке индианки.
Существуют специальные профессиональные сред-ства для придания волосам гладкости и блеска, а также са-лонная процедура био-ламинирования волос, которая при-даст Вашим волосам безупречный внешний вид жены парторга.
Если же Вам не нравится короткая стрижка с разной длиной волос по бокам, но идея асимметрии Вас привлекает, то асимметрия может быть выражена только в асимметричной челке вашего жениха.
При выборе данной стрижки не забудьте, что у Вас должно быть достаточно времени для того, чтобы тща-тельно вытягивать волосы, чтобы асимметричная челка выглядела стильно, а не как у артисток театра и кино.
Великолепная модная слоистая стрижка — это гаран-тированный способ привлечь к себе внимание каскадеров.
Короткие каскадные стрижки универсальны, они подходят для любого типа волос и формы лица и предпо-лагают большое количество разнообразных вариантов укладки в постель женихов.
Взгляните на это многообразие очаровательных гра-дуированных стрижек, очень модных в Саратове.
Короткие текстурированные стрижки предоставляют Вам бесконечное множество вариантов укладки волос и позволяют легко и быстро менять образ в зависимости от желания жениха.
Смело играйте с новейшими методами укладки во-лос: попробуйте немного взъерошить волосы при помощи текстурирующего геля, выделить или приподнять отдель-ные пряди, придать им разное направление, перпендику-лярное соскам...
Короткие прически с акцентом на челку вызывают зубовный скрежет зависти.
Эти стильные короткие стрижки сезона с гламурны-ми длинными челками идеально подходят тем, кто решил попрощаться с традиционным консервативным образом и удариться в нудизм.
Стрижки с коротким затылком и длинной, ниспада-ющей на лицо челкой выглядят очень изысканно, если во-лосы идеально гладко вытянуты, а челка уложена вперед или немного на бок вашего кенгуру.
Особый шик прическа приобретает, если волосы имеют безупречно ухоженный вид и блеск куртизанок.
В салонах красоты Вы всегда можете приобрести профессиональные шампуни, маски и ухаживающие сред-ства для гладкости и зеркального блеска глаз и ноздрей.
Тему продолжают прически с коротким затылком и удлиненной слоистой булочкой.
Укладка такой прически должна подчеркивать ярко выраженную слоистую структуру черепа.
При помощи моделирующих средств челка оформля-ется в виде текстурированных прядей, она ниспадает на лицо, но, при этом, может быть слегка приподнятой, как у возбужденного енота.
В отличие от предыдущих вариантов причесок с ак-центированной челкой, эта прическа предполагает челку, которая при укладке поднимается наверх и фиксируется при помощи моделирующих оловяных гвоздей.
Челке можно придать, как остроконечную, так и мяг-кую волнистую форму шляпы Элли.
Короткие прически с объемом для первокурсниц школы полиции.
Короткая стрижка – это идеальный вариант для лю-бительниц объемных и пышных женских усов.
Коротким стрижкам легко придать объем и уложить в нужном направлении, поэтому они идеально подходят и для обладательниц тонких волос и толстой талии.
Короткие объемные стрижки смягчают и освежают черты лица и придают образу женственность и романтизм древних греков, которые ходили без трусов.
Как основу для подобных причесок можно использо-вать легкую био-завивку, долговременную укладку или прикорневую посадку картофеля.
Остаются в моде объемные прически с приподнятой макушкой и челкой, которую при укладке следу-ет приподнять наверх и закрепить клеем «Момент».
Такую прическу легко можно подправить и возобно-вить даже в тюрьме.
Если Вашим волосам недостает объема, стилисты са-лонов красоты продемонстрируют Вам новейшие укладоч-ные средства, при помощи которых можно визуально уве-личить объем волос в несколько раз, в том числе поднять грудь сделать упругой правую ягодицу.
Модные короткие стрижки и прически для вьющихся волос китайских и румынских мальчиков по вызову.
Кудрявые прически во все времена считались наибо-лее красноречивым воплощением женственности и изяще-ства особей любого пола.
На пике популярности в сезоне 2015 года короткие кудрявые прически с удлиненными передними и боковыми прядями, которые могут быть симметричными или разной длины, как ноги гейши.
По-прежнему в моде короткие асимметричные куд-рявые прически с массивной челкой, уложенной крупными локонами или волнами, а также различные варианты каскадных градуированных стрижек деревенских простушек с коровьими хвостами вместо поясов.
Рекомендуем Вам также примерить очень модную в этом сезоне укладку в стиле ГРАНЖ со слегка взлохма-ченными, лежащими в художественном беспорядке локо-нами, которую очень легко выполнить на вьющихся воло-сах эфиопки и гориллы.
Достичь стильного эффекта текстурированных, непринужденно лежащих прядей легко можно при помощи моделирующих ножей и топоров.
Сильно вьющимися от природы волосами, как правило, бывает достаточно трудно управлять, но есть много профессиональных хитростей, как превратить мелко вьющиеся и пушистые волосы в лысину!
Стилисты салонов красоты научат Вас определенным приемам укладки трупов, порекомендуют специальную профессиональную косметику для вьющихся волос лобка, и Ваши обворожительные кудри, сформированные в крупные локоны или волны, не оставят равнодушными даже старую миллионершу из Ясенево!
Если у Вас от природы кудрявые или волнистые во-лосы, значит Вы счастливая обладательница самой боль-шой попы в Африке.
Вы легко можете менять свой стиль и носить гладкие прямые прически, «вытягивая» волосы, или же формиро-вать разнообразные кудри, локоны и ноздри.
Можно кардинально поменять свой облик, всего лишь изменив привычную внешность и добавив новые модные уши.
Экспериментируя с различными вариантами укладки, Вы можете выглядеть каждый день по-новому, меняя свой образ в зависимости от настроения и женихов, пугая родных и близких покойной.
Андрогинный стиль в прическе по-прежнему попу-лярен у налоговых инспекторов.
Подобные стрижки рекомендованы не только для прямых, но и для горбуний.
Очень короткая стрижка, в зависимости от укладки, будет прекрасно сочетаться, как со спортивным стилем в одежде, так и с голым торсом штангистки.
Придайте своему образу новый шарм с помощью очаровательных причесок в стиле ГРАНЖ, ультрамодных в Копенгагене и Шанхае.
Некоторая взлохмаченность и нарочитая художе-ственная небрежность причесок в стиле ГРАНЖ придадут Вашему облику особый стильный шик, который не оста-нется незамеченным среди юнных натуралистов и натура-листок.
При помощи специальных укладочных средств и особых техник укладки можно добавить намек на гранж в любую семью, где муж пьет, а жена ходит на сторону.
Укладку в стиле гранж легко сделать самостоятельно педикюрными пальцами ног.
Вот самый простой способ: можно нанести на влаж-ные волосы моделирующее укладочное средство из кала гадюки, а затем высушить волосы феном с «диффузором», при этом моделируя прическу руками, чтобы получить слегка растрепанные, хаотично лежащие пряди.
Высушенные волосы расчесывать не нужно, просто придайте прическе окончательную форму грязными рука-ми и длинным языком.
Инновационные техники современной щадящей хи-мической завивки позволяют легко манипулировать с тек-стурой и формой прически, придавая ей вид прически би-зона.
При помощи процедуры текстурирующего био-карвинга волос можно создавать великолепные образы ан-глийских ведьм в стиле гранж, получая стильные тексту-рированные пряди и локоны на прямых от природы воло-сах подмышек.
Вариантов причесок в стиле гранж, как для прямых, так и для вьющихся волос, существует множество под-множеств.
Стилисты салонов красоты подберут наиболее под-ходящий для Вашего образа вариант жениха в бамбуковой юбке.
Ирокезы сезона апачей. 
Если Вы уверенная в себе и независимая от чужого мнения леди без грудей, то короткая стрижка для Вас — это блестящая возможность для игры в покер на раздева-ние, воображения и самых смелых экспериментов с гиббо-нами.
Если Вас привлекают яркие креативные образы ста-рых нафталинщиц – присмотритесь к стильным ирокезам, которые снова на пике горы Джомолунгма.
Волосы на ягодицах и по бокам грудей стригутся до-статочно коротко, а массивная верхняя часть волос на го-лове укладывается в виде гребня опущенного петуха, ко-торый может быть оформлен в виде острых «игл», волн джаза или кудрей Фенимора.
Чем короче длина волос на висках и на затылке, тем смелее смотрится девушка без юбки.
Если Вас привлекает еще более острый авангардный стиль папуасов, и Вы любите находиться в центре внима-ния депутатов Государственной Думы Российской Феде-рации, то Вас, безусловно, могут заинтересовать яркие панк-образы одалисок.
В отличие от предыдущей прически ню, прическа в стиле ПАНК предполагает минимальную длину волос на затылке и на висках, а длинные волосы на макушке могут быть уложены, как в виде высокого ирокеза Чингачгука, так и в виде длинной, зачесанной вперед челки скальпиро-ванного Фенимора Купера.
Стилисты салонов красоты рекомендуют в этом се-зоне снова обратить внимание на хит парикмахерского ис-кусства времени питекантропов, а именно на стрижку с короткой длиной волос по бокам бедер и сзади спины, но значительной длиной волос в верхней части головы без вшей.
Данную прическу отличает еще большая длина волос в ноздрях, чем в предыдущих вариантах ирокезов Нью-Йорка.
Объемная верхняя масса волос может быть оформле-на в виде пышных лошадиных, хаотичных, ниспадающих на одну сторону конских хвостов, а также в виде высоких вертикальных «чубов» удачных борцов за независимость Карпат.
Ваш мастер порекомендует Вам необходимые крова-ти и покажет язык, а затем сделает модную эпатажную прическу в любом месте тела.
Элегантным и романтичным любительницам пива «Жигулевское» стилисты салонов красоты могут предло-жить различные варианты коротких ретро-причесок и стрижек на лобке, которые обещают быть очень популяр-ными в Новом Орлеане».

Анастасия закрыла приложение, словно захлопнула дверь в страну Александра Грина.
Она потрогала голову – не распухла ли от обилия информации, как у Страшилы Мудрого:
— За всю историю человечество селекционировало несколько видов картошки, помидоров, яблок и лука.
Но почему, почему одних только видов коротких причесок больше, чем пород собак?
Если бы все парикмахеры, стилисты бросили свои силы на борьбу с колорадским жуком, то цены на карто-фель резко упали, а я осталась бы со своими не длинными, но и не короткими волосами.
Вдруг, Принц сейчас проскачет на Белом Коне, а я – почти лысая девушка.
Принцам нужны только голубоглазые блондинки с длинными лошадиными волосами.
Я – голубоглазая блондинка – с короткими волосами, уже и не блондинка — потому что короткие волосы цвета не имеют — и безволосая, словно конь Принца мне скальп снял.
Проскачет мимо меня богатый мужчина на белом коне, будто ослеп от блеска Московских окон.
— Девушка, рядом с вами место на скамейке свобод-но? – голос над макушкой встрепенул Анастасию – так со-кол бросается на мышь. Анастасия открыла рот для отказа, но мужчина с голосом уже присел рядом и улыбался крот-ко и невинно, словно только что у него прибыло в семей-стве: — Прекрасный день, вы не находите?
В воздухе витают осенние мотивы, да что я говорю – витают: носятся, плещут в атмосфере радостные чувства.
Представьте, что я сегодня встал в дурном настрое-нии – утро – не случается добрым, но через некоторое вре-мя, когда дела и органы прибраны к новому дню, я почув-ствовал необычайный подъем – так подъёмный кран вы-дергивает с корабля контейнер с диковинными обезьянка-ми.
Я сказал себе, что сегодня со мной произойдет потря-сающее событие, потрясающее – в прямом и косвенном смысле, что потрясет, не только душу, но и мой мир.
Живет человек, учится, затем учит других, поэтому вокруг него возникает свой шарообразный мир, словно ак-вариум.
Но, нежданно-негаданно, хотя с какой стороны по-смотрю – возможно, что – закономерно — врывается в ак-вариум – через стекло или сверху – новое, и новое будора-жит, создает иной Мир, иной аквариум.
В детстве я увлекался разведением рыбок – гуп-пяшек, потому что гуппяшки быстро размножаются, как мухи.
Чем больше рыб – тем больше счастья для маленькой души.
Я радовался рыбкам, бросал им червячков — мелких мотылей, вливал дафний и живую пыль.
Пыльно не только под ногами, но в водоемах множе-ство живых мелких организмом, как китайцев в Пекине, и мелкими организмами питаются мальки.
Однажды я задумался около аквариума, не помню, о чем задумался – о мороженом, или о новом компьютере – у детей огромное количество мыслей в голове, будто сто ты-сяч вычислительных комплексов.
Когда я очнулся, то обнаружил, что на меня с другой стороны стекла аквариума смотрит рыба – гуппяшка, по-хожая на зебру.
Глаза у гуппи – он самец, что понятно по хвосту и телу – выразительные, с умной академической искринкой.
Гуппи, в отличие от своих товарищей по стае, в этот момент не рыскал, не искал на дне, а смотрел мне в душу, или в озерные мои очи.
Признаю, что мороз продрал меня до пяток — нико-гда я не видел раньше, чтобы рыба упорно смотрела в гла-за человека, словно сверлила взглядом.
Мы смотрели друг в друга, и я первым отвел взгляд и отошел от аквариума, будто мне в пятки воткнули раска-лённые иглы.
Хорошо ли это, или плохо – до сих пор не знаю, по-тому что после взгляда гуппи я пошел по стезе рыбовод-ства.
Рыбы – моё призвание, и на этом поприще в институте ихтиологии к двадцати пяти годам я защитил диссертацию на тему «Амурские гольцы, модернизированные формы».
Много времени ушло из детства, с тех пор, когда я смотрел в глаза своей рыбке, но никогда и нигде не встре-тил больше столь умную, похожую на манерам на члена английского парламента.
В Лондоне на конгрессе ихтиологов я разговаривал с парламентарием – умнейший человек, обожает Королеву мать – и у него глаза, не столь умные, как у моей гуппи, но по выразительности почти дотянули.
Ой, девушка, по вас жук ползет, позвольте, я сниму, жук – не платье.
Ага, вот он, в волосах, за ушком, всё, снял.
На жучков рыба очень хорошо клюет, особенно в го-лодных краях, где хлеб до старух не довозят – в дороге мыши и микробы весь хлеб съедают.
— Зачем вы мучаете меня своим присутствием и сло-вами, словно я дешевая китайская фарфоровая кукла? – Анастасия отодвинула сумочку от ихтиолога, внимательно его осмотрела – так утка осматривает лягушку: — Вы – молодой мужчина, в дорогой одежде, пропорционально сложенный, но говорите со мной о рыбках, будто нет дру-гих тем для общения с девушкой, или я напоминаю вам рыбку гуппяшку, как напомнил английский лорд.
— Не лорд, а – парламентарий с золотыми запонками и фарфоровыми зубами, – мужчина подарил Анастасии улыбку Джеймса Бонда, но Анастасия не приняла подарок, отфутболила обратно. – Среди ихтиологов лордов очень мало – раз, лорд, два – лорд, и – всё.
Не идут лорды в ихтиологию, словно никогда рыбью икру не кушали.
— Если лорд физически немощен, то он пойдет в их-тиологи, потому что с рыбой справится, – Анастасия вы-ставила сумочку, как барьер с иголками. – Ваши манеры, поведение, рассказ – меня заинтересовали необычайно – так молодая кобылица интересуется скачками на ипподро-ме.
Если бы вы подошли ко мне раньше, например – вче-ра, то я бы хохотала вашим шуткам, висла на руке, и имела намерение войти вам в доверие, как водитель троллейбуса входит в доверие к пассажирам преклонного возраста.
Но сегодня произошла в моей жизни досада, словно меня скинули с пьедестала.
Благодаря этой досаде вы ко мне подошли и затеяли разговор длиной в три питона.
Скажите, почему вы ко мне подошли, а в простой ре-чи называется – кадрите, желаете, чтобы я легла с вами в постель, родила ребенка, и, в конечном счете – стала ваша женой, будто нет других жен в Москве? – Анастасия наду-ла губки и смотрела на воробья, жирного до неприличия.
Её собеседник потрясенно молчал, разглядывал носок своей туфли, затем с дрожью в голосе, дрожью робкого человека, который не знает нужных слов в определённые щекотливые моменты, сказал с легким блеяньем горного барана:
— Почему я к вам подошел, к молодой и красивой звездной девушке?
Вопрос из разряда – зачем люди живы?
Для что мы живем, к чему устремляемся, словно кошки, которые не ищут смысл жизни, но бегают по кры-шам.
Вы почти ответили на свой вопрос, но ответили в от-крытой обнаженной форме, начали с конца, сняли вуаль с таинства отношений молодого человека и девушки с при-родными качествами материнства, потому что она, то есть вы – женского пола.
Когда мне исполнилось одиннадцать лет, я нашёл в тайнике отца книгу «Декамерон» Джованни Боккаччо – итальянца, поэтому – макаронника.
Отец не прятал от меня «Декамерон», но так вышло, что книга стояла в заднем ряду скучных книг по эстетике, и у меня раньше не возникало желания эти ряды отодви-гать и искать за ними – так обезьяна ищет в голове другой обезьяны вшей.
В тот день я болел, у меня температура, поэтому остался дома и в школу не пошел, а, если бы пошел, то ме-ня непременно бы побили в тот день, потому что хулиганы били всех для самоутверждения, словно деньги не самоутверждают.
К счастью, или к жизненной необходимости я взял в руки «Декамерон», но помнил о своем отце, добром кра-савце со смоляными кудрями, волевым подбородком, ма-товой кожей.
В манерах отец также положителен, как и во внешности, поэтому женщины его обожали, бегали за ним марафонские дистанции и клали свои тела штабелями.
Торжественно, не правда ли, как в школе по выжима-нию лимонов.
Вы смотрите на меня недоверчиво, с ноткой враж-дебности, – мужчина в порыве сердца схватил ладошку Анастасии, но затем устыдился, будто изнасиловал козу, отпустил ладошку девушки и продолжил рассказ: — Вы – молодая, свежая, поэтому смотрите на мой костюм враж-дебно, насмешливо и готовы сдать его после нашей свадь-бы в ломбард.
Шучу, шучу! – мужчина защитился ладонями от искр, что полетели из глаз Анастасии. – Не умею я вести светские беседы с девушками, будто у меня не язык, а – ржавая саперная лопата.
Мой отец обольщал женщин природным даром, не напрягался, жил, и его жизнь – лучшая игра, самая насто-ящая реальная высшая степень обольщения – так Илья Муромец лежал на печи, но силы у него больше, чем у па-харей.
Я смело смотрю вам в глза, потому что я честный че-ловек, с положением в научном мире ихтиологов, с устой-чивыми планами на жизнь и отдельной небольшой двух-комнатной квартирой в Марьино.
Вы спросите, почему я в свои двадцать восемь лет не женат, словно мне оторвало детородные органы на поли-гоне в Семипалатинске.
Не спрашиваете, но я отвечу: часто невыгодно для себя я увожу разговор в ненужные темы, будто меня под ноги подталкивает черт.
Видели ли вы черта? Живого, с рылом свиньи, глаза-ми и копытами козла, и рогами коровы?
Я не видел черта, поэтому смешно о нем говорю, как говорил о «Декамероне», и «Декамерон» вплетал в свой вопрос на ваш ответ «Зачем я к вам подсел и кадрю».
Тогда я ласкал пальцами корешок книги, как женщи-ну ласкал, хотя о женщинах имел смутное представление, знал, что вы – самки, но не больше, ведь и у рыб тоже сам-ки, и у обезьян самки.
— Вы сравниваете меня с рыбой и обезьяной? – Ана-стасия ушла бы раньше, обиженная на неуклюжесть кава-лера, но из-за женского любопытства не уходила, словно прибила туфли к асфальту. – Необыкновенная у вас фило-софия, не людская, а – животная.
Может быть, вы возьмете замуж гориллу?
— Гм! Не подумал о горилле, как о жене, — мужчина задумался, почесал подбородок, затем пристально взглянул в глаза Анастасии и искренне децибельно рассмеялся: — Иронизируете, шутите, я вижу по глазам, что шутите из женского принципа, потому что девушки всегда шутят с молодыми парнями.
Но не подумайте, что я люблю горилл – они волоса-тые, хотя, гм… на вкус французов, возможно – хороши и выглядят порнозвездами на улице Пигаль.
О сношениях горилл и их замужестве я не прочитал в «Декамерон»е, но читал о юноше, который вырос в сель-ской местности и никогда не видел девушек и женщин, словно слепой енот.
В городе юноша впервые познакомился с женщинами и проникся восторгом, природным восторгом молодого коня.
Я вас увидел и тоже проникся, полностью проникся, хотя с девушками я робок, не общителен, стеснителен, в отличие от моего отца, который знакомится с женщинами даже в мужском туалете театра.
— Что же вы во мне нашли особенного, что к другим девушкам не подходили до этого момента, а ко мне подо-шли смело, будто подождали, когда каштаны остынут в печке, и вытащили их голыми руками? – Анастасия стерла вежливую улыбку с лица – так кошка умывается лапой. Девушка нервно теребила медальон с изображением Напо-леона, смотрела неотрывно в лицо собеседника, прожигала дыру взглядом. – Оставьте вопросы любви, гуманности, прогресса, и возьмете себя за реформу отношений… вы же в ихтиологии всегда кристально честны перед рыбами?
— Вы спросили, почему я подошел, и что нашел уни-кального в вашем облике, но отмели вопрос любви, гуман-ности и прогресса? – мужчина опустил голову, положил ладони на колени, стал похож на афрочехословака, кото-рый торгует копиями часов мировых брендов. – Как же без любви?
Как же без гуманности?
Без любви и рыбы не рожают.
Без гуманности рыбы сожрали бы друг дружку и остановили процесс эволюции.
Люди произошли от рыб, и в рыб уйдут, когда волны мирового океана ровным слоем покроют землю.
Вопрос о человеке с жабрами, об Ихтиандре – не праздный вопрос, а – взгляд в будущее.
Зачем люди строят корабли-монстры?
Надеются, что каждый станет праведным Ноем?
Вместо кораблей – вырежем жабры в горле, научимся плавать, и – вся история! – мужчина откинул голову, снова смеялся, и смех его горошинами рассыпался по камням мостовой. – Я прикладывал жабры осетра, потому что осетр – дорогая рыба, к своему горлу и представлял, как я поплыву с жабрами.
Возможно, что операция – простейшая – надрез на шее, и в надрез вставляем жабры.
Но технологии еще не отработаны, а зря, потому что – вредительство, когда медицина идеально отсасывает жир у толстушек, переливает кровь СПИДовым больным, но не заботится о будущем, о людях, которые примут жабры.
С жабрами или без, под водой, или над водой, в Москве, на мостовой, но любовь тянет мужчину к жен-щине, тянет, даже, если мужчина не задумывается о брач-ных узах и о постельных сценах из Камасутры.
Как только я вас увидел, нет… не так… простите мой слог, у меня нет опыта общения с девушками… не вас я увидел а – ауру, сияние, что исходило от вас, словно вы сидите в коконе биополя.
Непременно, непременно я решил, что войду в этот кокон и присяду рядом с вами, потому что другого случая в моей жизни, возможно и не найдется – так скромный мужчина не поднимает чужой пакет с пачками денег.
Не ум меня направлял, а – благородные чувства, раз-витие человеческих отношений, похожих на ухаживания гуппяшек.
Решительно я ворвался в ваше биополе, американцы называют его – личное пространство, ворвался и не пожа-лел, потому что меня охватило радостное возбуждение, прописные истины встали на свои места, и я догадался, что внес посильную лепту вдовицы – я не бедная вдова из Библии, но к слову пришло, поэтому я так сказал, и еще скажу, оттого, что очарован вами, вашими  манерами и умением красиво сидеть с прямой спиной, словно вас на кол посадили.
Свежие чувства охватили меня, литературные герои прошли перед моим мысленным взором – так корабль плывет, мчится на всех парусах и врезается в скалу с алма-зами.
Ваш тонкий стан, идеальные черты лица, взволно-ванная булочная грудь – соразмерная, не большая, и не ма-ленькая, ваши волосы…
— Вы сказали, что вас привлекли мои волосы? – Анастасия порывисто вскочила, побежала бы от незнаком-ца, но он схватил её за руку, и Анастасия снова присела под тяжестью мужских мышц. – Вы подошли ко мне, по-тому что мои волосы заинтересовали больше, чем дето-родная функция, чем богатый внутренний мир?
Скажите честно, чтобы не возникло между нами не-понимание, похожее на растрату миллиарда народных де-нег.
— Волосы? Да, признаю честно – ваша прическа, ко-роткая стрижка – изумительна.
Аккуратная модельная супер современная стрижка! – мужчина насторожился, он чувствовал, что Анастасия ис-пытывает его, и любой неправильный ответ на её вопрос поставит точку в отношениях – так падает с велосипеда перевозчик воды. – Я обратил внимание на вашу стрижку и сразу понял: у девушки – изумительный вкус, она следует современной моде – так чайки летят за паромом в Керченском проливе.
— Я так поняла, и накажите, если ошиблась: вы по-дошли ко мне и затеяли разговор только потому, что у ме-ня – короткие волосы, под мальчика?
Очень короткая стрижка, которую вы ошибочно при-няли за модную, словно меня ударили кочергой.
Нет, не ошибочно приняли за модную – она – самая модная, но только я так не считаю, как вышеуказанную ко-чергу не принимаю всерьез.
В институте на одном курсе со мной учится Андрей Кочергин – по мнению многих девушек, да и определенного круга парней – красавец, поэтому – Дон Жуан.
Высокий культурист, черные кудри – вы говорили, что ваш отец кучеряв и черняв, так и Андрей Кочергин – черняв и кучеряв
 У Кочергина проблема – боязнь будущего, и вы бои-тесь, что океан нас затопит, а вы еще жабьи жабры не нарастили.
Брат Андрея Кочергина – Сергей Кочергин —  стар-ше на двадцать лет, и в нем Андрей видел свое нерадост-ное, как пепел над вулканом, будущее.
Сергей Кочергин в молодости тоже занимался куль-туризмом, плясал диско, играл на гитаре, – вообщем, пол-ный набор положительных качеств для охмурения деву-шек.
Шел по жизни Сергей, шел, выбирал красавиц, а они – только на нем себя отмечали, поднимали рейтинг, и бро-сали его ради не красивых, но положительных по деньгам, парней и мужчин.
Женщины выбирают богатых и надёжных, бросают красивых, которые проживают в одной квартире с родите-лями.
К сорока годам Сергей Кочергин растолстел – куль-туризмом занимается, но жир наплывет на мышцы, стал импотентом – постоянное перенапряжение сказывается, растерял красивых женщин – не  нужен бесперспективный сорокалетний мужчина в тесной квартире с отцом и мате-рью.
Если мужчина хочет уважения от женщин, то пусть уважает деньги, действует нечестно, криво и стыдится восторженной молодости, увлечений другими мужчинами и прямых путей, по которым ходят кастраты.
Андрей Кочергин смотрит на своего брата, и уже не радуется девушкам, красавицам – так объевшийся бульдог с презрением обнюхивает конскую колбасу.
Из страха перед будущим Андрей Кочергин отращи-вает длинные волосы, но не длиннее, чем у меня до сего-дняшнего казуса, когда парикмахерша сыронизировала, словно обсикала меня.
Самые высшие иронии и сарказм – неотличимы от искренних чувств.
Вас хвалят, говорят, что вы – лучше других, что все нормально, а это – сарказм, тонкая ирония на лезвии ножа.
Парикмахерша сказала, что мне идет причёска, что так модно, что я не понимаю в высоком искусстве стили-стов – так улитка не разбирается в сортах медуз.
Парикмахерша, даже, если не слышала об иронии и сарказме, все равно – зло подшутила над моими волосами, издевалась – так издеваются поляки над западными укра-инцами на ярмарках.
Она срезала мои длинные волосы, превратила мою голову в шар, а сверху шара – прическа с короткими маль-чишечьими волосами – так водоросли покрывают глобус.
Я – не мальчик, и девочки отличаются от мальчиков не только половыми признаками – у меня очень хорошие женские первичные и вторичные половые признаки – но отличаются и длиной волос: у мальчиков короткие стриж-ки, у девочек – длинные волосы.
Мальчик с длинными волосами – не мальчик, а де-вочка с короткими волосами – не девочка!
Вы ужасны тем, что напомнили мне о коротких волосах, и подошли ко мне только потому, что у меня короткая стрижка.
К длинноволосой девушке вы бы не подошли из бо-язни, потому что все длинноволосые – холодные красави-цы с огромными претензиями выше горы Джомолунгма.
Вы увидели девушку с короткими волосами, поэтому без уважения ко мне, но с самоуважением, присели на ска-мейку, словно я – червь, а не красивая молодая девушка.
Все ваши разговоры о рыбе, об Ихтиандре и о миро-вой катастрофе, после которой люди опустятся под воду и отрастят жабры – ирония, насмехательство над моей ко-роткой стрижкой, похожей на лобковую поросль.
Куда уж там – волосы на лобке у многих девушек длиннее, чем у меня на голове.
Скажите, мужчина, вам нравятся длинноволосые де-вушки, но вы их боитесь, как кобр, поэтому подходите к короткостриженым?
— Чушь, чушь и чушь в высочайшем её проявлении – галиматья! – мужчина вскочил, но затем резко присел, словно забивал ягодицами сваи в фундамент будущего до-ма Стрельцов: — Впрочем, вы убедили меня, потому что я легко внушаем, и нет у меня стержня, основы.
Вы сказали, что я подошел к вам, потому что у вас короткая стрижа, и скажу честно – я поверил в ваши слова, как верю всем добрым людям, особенно – островитянам.
Не знаю другой причины, кроме – вашей обаятельно-сти, и, если обаяние исходит благодаря короткой стрижке – может быть.
Не навязывайте мне свои мысли, потому что я довер-чив, как щенок фокстерьера.
То, что я полагал галиматьей, уже выходит из-за ва-ших слов – правда.
Если захотите, то внушите мне любую свою мысль, и я поверю в неё, введу в круг своих мыслей, без смеха, без задней мысли, без мысли о горилле.
Девушки с длинными волосами имеют большую сто-имость, чем девушки короткостриженые, потому что длинные волосы вырастают долго и они в этом смысле по-добны зрелому большому алмазу.
На сайтах проституток – я туда заходил из любопыт-ства, а не потому чтобы заказал девушку за деньги – длин-новолосые девушки намного дороже в денежном эквива-ленте, чем девушки с короткими волосами.
Если бы вы не сделали стрижку накоротко, то я бы, возможно, к вам не подошел бы, как не подойду к дорогой проститутке с синим маникюром.
Но скажу честно: я обожаю вашу короткую стрижку, она – модная, стильная и вам к лицу, не похожа на яд, на насмешку, на выходку школьницы дурного поведения.
Длинные волосы старят, а короткие — омолаживают, поэтому все бабушки носят короткие стрижки, очень удобные для окрашивания волос в молодые цвета.
Вчера я ехал в автобусе, задумался, сидел, представ-лял, как защищу через пару лет докторскую диссертацию и получу почетное звание, сравнимое с весенним утром.
Надо мной стояла молодая женщина – я бы уступил ей место в автобусе, но полагаю, что она восприняла бы мой жест, как обиду, что я принимаю её за старушку.
Повторяю: я робок с женщинами и событиями, робок не выделано, не древянно, а – свинцово.
Мы проехали три остановки, и женщина, вдруг, по-крыла меня бранью площадной.
Она ругала молодежь, мужчин, которые не уважают женскую старость, не уступят место пожилой пенсионерке.
Я взглянул на крикунью и обомлел, будто меня мок-рым мелом посыпали, и он засох: старушка, но с коротки-ми волосами, закрашенными от седины – так беспородную кошку красят под породистую.
В автобусе старушка выглядела молодо по причине своей прически, а вы не только из-за прически – молодая, но и по годам.
Поверьте кандидату наук, – мужчина приложил руку к сердцу, – от всей души вам говорю: Вы прекрасны, и прическа ваша прекрасна!
— Теперь я испытала в полной мере глубину вашей иронии, словно меня облили помоями с рыбьей чешуей, – Анастасия откинула головку, привычно встряхнула, под-правляла длинные волосы, но встряхивание не привело к прежнему результату, потому что волос нет, остались на кладбище в парикмахерской: — Я ждала ваши откровения, а получила сарказм, замаскированный под добродетель, словно вы бурундук и роете могилу белке.
Если я, по вашему мнению, дурнушка, из-за коротких волос, скажите, вразумите, но не смейтесь надо мной, потому что я на грани срыва с колокольни.
Над чем смеетесь? Над обезображенной девушкой, потому что — с короткими волосами?
Сами признали, что к длинноволосой не подошли бы, а к коротковолосой – пожалуйста, нате, вам, девушка, моё явление, потому что вы — пустышка, несерьезная, на грани наркотиков, оргий, пьяных вечеринок, оттого, что короткостриженая.
По вашему мнению, девушки подстригаются корот-ко, чтобы волосы не мешали нюхать кокаиновую дорожку, не лезли в глаза партнёрам во время оргий.
Вы сравнили меня с рыбой, с гориллой, с Ихтиан-дром и называете после этого себя святым ихтиологом, ко-торый ищет в девушке размножение?
Пусть я уродлива с короткими волосами, пусть па-рикмахерша надо мной зло хохотала в душе, пусть вы ду-маете, что я глупее вас – опять же из-за моих коротких во-лос, но если я пострадала, то честно и искренне вам гово-рю – не по моей воле пострадала, хотя признаю – частичка моей глупости повинна в короткой стрижке.
Что двинуло меня в парикмахерскую?
Черт за руку дернул?
Ведьмы в волосах плясали?
Порядочная девушка с длинными волосами не пойдет в парикмахерскую – зачем?
Волосы растут и нуждаются в расческе и в шампуне, но никак ни в ножницах, хотя ходят в народе легенды, будто нужна для волос подстрижка, чтобы волосы лучше росли.
Вы восторгаетесь проститутками с длинными воло-сами, намекаете, что они дороже, чем я с короткой стриж-кой.
Журите меня, хулите меня, но гаденько, мелко, ис-подтишка, потому что оттачиваете на мне иронию, остро-умие, которое с пользой примените для других девушек, более благородных, настолько благороднее меня, насколь-ко их волосы длиннее.
Вы не сказали бы мне гадости, если бы видели перед собой длинноволосую красавицу, похожую на кедр.
Теперь вы увлекаете меня за собой, потому что я в ваших глазах проста (волосы короткие), и хохочите надо мной, и смех ваш меня не огорчит, оттого, что нет в моей душе и в сердце больше воли, места огорчениям – все за-брала короткая стрижка.
Она унесла у меня мечты – я бы полюбила вас, если бы у меня волосы не отрезали. – Анастасия закрыла ладо-шками личико и зарыдала, как рыдают коротковолосые де-вушки.
— Вы говорите чрезвычайно благородно и не теряете человеческого достоинства, – мужчина не утешал Анастасию, но с сочувствием погладил её за левым ухом. – Вы удивлены собой после парикмахерской, приняли иной тон жизни, чем играли прежде – так на Тверской улице к выходу к Камергерскому поставили памятник Станиславскому и Немировичу-Данченко.
Я сделаю вам одолжение, пройду с вами по городу, погуляю, но не потому что так требуют приличия, а  отто-го, чтобы вы не наложили на себя руки – не прыгнули в открытый люк городской канализации, или на пути поезда метро.
Поверьте, жар в моей груди не спал, и я также люблю вас с короткими волосами, как любил несколько минут назад, когда решился подойти, словно меня подгонял Амур с тонкими крыльями.
Мне нравится ваша короткая стрижка, а домыслы ваши, будто она – причина ваших бед, и что я иронизиро-вал, даже сарказм позволил – домыслы останутся домыс-лами.
Город не перевернулся, улица не встала поперек из-за того, что вас коротко подстригли.
— Город перевернулся для меня, люди меня вознена-видели, презирают, иронизируют, смотрят с издевкой на мою короткую стрижку, словно я брожу по улице голая и с мельничным жерновом на шее, – Анастасия вытерла слезы, с сожалением посмотрела на мокрый платок, похожий на салфетку английской Королевы. Щеки у Анастасии розовые от безысходности – так розовеет креветка в кипятке. – Ирония, неприкрытая ирония летит в меня от прохожих, оседает на лбу, на ушах, на носу, словно плевки диких обезьян.
Женщины короткостриженые не замечают своего во-лосяного уродства и плюют на меня иронией, будто они – длинноволосые Рапуцентрали или Рапуцентели – королевы из сказок.
Если бы вы подошли ко мне без откровенной иронии, разговаривали не враждебно, а подали бы руку помощи короткостриженой девушке, то между нами не пробежала бы черная кошка недоразумений.
Девушки любят французов, но я не люблю францу-зов, и не люблю за то, за, что другие девушки любят их – за прямоту и откровенность.
Француз сразу говорит то, что хочет, а хочет он от девушки – денег.
Не любви, не преданности, не ласки, а – денег.
Француз понимает, что путь к деньгам лежит через постель, поэтому поет амуры и тужуры – я видела в кино и читала об амурах и тужурах, а через амуры и тужуры, че-рез постельные сцены пробивается в деньгохранилище де-вушки.
Недаром российские тюремщики называют интимное место девушки – лохматый сейф.
Француз вскрывает лохматый сейф и находит в нем не любовь, не радость, не восторг совместной жизни с женщиной, а – деньги.
Если бы вас мама родила во Франции, то вы бы без иронии, а напрямую ломились к моим деньгам через мой лохматый сейф.
Вы же – иронизировали, намеками, отголосками правды позорили мою короткую прическу, получали наивысшее наслаждение от сарказма – так француз в первую брачную ночь бросает жену и спит с другом.
Почему вы сразу не сказали, что подошли ко мне, по-тому что у меня – короткая ежовая прическа, даже не ежа, а – стриженого бобра?
Где ваша откровенность, где мужская чистота, через которую мы бы одолели трудности с моими короткими во-лосами.
Придет время, я верю, что волосы отрастут до пяток.
Но кто знает… Судьба злая, и подкинет мне палача с ножницами.
Возможно, я выпью немного алкоголя, и на жаре у меня сведет голову, словно ногами прошли по мозжечку.
Меня доставят в лечебницу в полицию, где отрежут волосы, потому что всех заключенных стригут наголо от вшей.
У девушек длинные волосы, но нет вшей, у заклю-ченных – короткие стрижки, но со вшами.
Где истина?
Где тот глоток живительной Правды, после которого человек становится бессмертным, а девушка – длинново-лосой?
Или муж мой ночью сойдет с ума – часто люди схо-дят с ума по разным причинам: болезни, инфляция, импо-тенция, короткий половой член – и ночью подумает, что я —   Медуза Горгона со змеями вместо волос?
Ночью муж отрежет мне волосы, и я снова пойду по улице с короткой стрижкой, как ходят бесстыдницы по Тверской.
Никогда не выйду замуж, потому что мужья выдира-ют женам волосы, таскают жен за волосы, и в припадке ал-когольного сумасшествия отрезают косы красавицам же-нам – так папуасы кастрируют слонов.
Страхи, ужасы, опасения, что меня, когда волосы отрастут – подстригут снова накоротко — возникли из се-годняшнего дня, а раньше я не думала о  том, что меня тайно или насильно подстригут грязными руками с татуи-ровками.
О маньяках думала, о маньяках пишут на каждом уг-лу, чтобы девушки не забывали о своих мохнатых сейфах.
Я забыла, вопреки ожиданиям, на время забыла о мохнатом сейфе, потому что думала о немохнатой, как у лисы после лишая, голове.
Возможно, что я не совсем в теме событий, не скажу, что – ненормальная, но – оригинальная, подобно блеску кристаллов Сваровски.
Французы мне не нравятся, страхи одолевают, что остригут, – всё вместе создает впечатление, что я – недо-статочно откровенная, словно откровенность у меня со-стригли вместе с волосами.
Может быть, в волосах находятся нервные клетки из ума, или волосы влияют на ум, потому что тяжелые, оття-гивают кожу головы, а вместе с ней – и дурные мысли от-тягивают.
У длинноволосых девушек кровь циркулирует быст-рее в коже головы и в голове, приток озона и питательных веществ больше, словно в голову поступает дополнитель-ная гуманитарная помощь из Камбоджи.
Все это приводит к тому, что длинноволосые девуш-ки – умные, а короткостриженые по интеллекту похожи на человекообразных обезьян.
Голова под короткими волосами чаще мерзнет, чем голова под длинными, кожа под короткими волосами под-вергается нападению агрессивной среды города или дерев-ни – так еноты нападают на стаю волков.
Голова коротковолосой девушки больше занята внешними проблемами, чем внутренними, словно не голо-ва, а – развивающаяся страна.
Я чувствую, что после парикмахерской, где меня унизила действием парикмахерша, я стала чуточку менее интеллектуальной, будто у меня по капли из вены выкача-ли мозг.
Подобное чувство и в то же время свою оригиналь-ность я впервые познала, когда мы с подругами пошли ис-кать клад с золотыми монетами.
Девочки играют в куколки, а мальчики – в пиратов, поэтому мальчики дожны искать клады, словно каждому мальчику в штаны зашили кладоискательный прибор.
Но мальчики нашего двора играли в куколки, готовили себя к взрослой жизни модельеров и визажистов, поэтому девочки осваивали смежные профессии: столярное дело, кладоискательство, курение в подворотнях.
Мы искали клад в стенах дома, что предназначен к сносу, где много кирпичей, и каждый кирпич живет уни-кальной жизнью.
В двух стенах клад не нашли, только — обесценен-ные советские деньги.
Замуровал хозяин деньги, не пожил всласть, не поль-зовался благами своего времени, а затем – умер, либо его в тюрьму посадили пожизненно, как канарейку.
Ни себе, ни – людям.
Девочки грязно обругали хозяина, который хранил бумажные деньги, а не золотые, и полезли в подвал.
Я в подвал не пошла, потому что увидела плюшевого мишку с оторванной задней лапой, словно мишка высту-пал на ринге, и его унизили действием.
Мишка лежал в пыли, заброшенный, опущенный ни-же плинтуса, потому что пол провалился, как рот у прока-женного больного.
Я видела прокаженного мужчину не на фотокарточке, а в жизни – испила чашу своего горя.
К нашему детскому садику подошел мужчина без но-са и без ушей, а пальцы рук отваливаются, словно спелые сливы в саду дяди Вани.
Мужчина потухшим взором смотрел на нас, а мы плакали, потому что пальцы дурно воняли.
Воспитательница Елена Викторовна вызвала наряд милиции – все милиционеры при параде, праздник по по-воду зарезанного бандита.
Милиционеры застрелили прокаженного дяденьку, а затем крюками оттащили его на помойку, к крысам и дворникам татаринам.
Я люблю жизнь, люблю татар, потому что с татарами Россия живет века, словно мы – сиамские близнецы.
В заброшенном доме я не пошла в подвал, а думала о плюшевом мишке, гладила указательным пальчиком пра-вой руки его брюшко, целовала милые глаза, светлые, ко-торые на магазинной полке верили в Будущее, а в разру-шенном доме смотрели в ад.
Кому принадлежал раньше плюшевый мишка с за-шитым боком, словно его оперировал хирург Валуев?
Может быть, прежний хозяин мишки – Денис Кораб-лев, сын Виктора Драгунского, детского писателя, что так много мне дал поводов для иронии?
Дениска в Денискиных рассказах не бил мишку, не унижал его, но затем… кто знает?
Первая любовь, первая измена, первая кровь из носа и порезанной щеки.
Годы шли, и Дениска возмужал, обзавелся автоцен-тром, облысел и забыл друга детства — плюшевого мишку с черными нитками, словно негр.
Как может плюшевый мишка рассчитывать на про-щение людей, если он – под цементной крошкой?
Я матерно ругала мир, обзывала людей хамами и гноеками, но от моих слов нога у плюшевого мишки не выросла, наверно потому, что плюшевый мишка заколдо-ван чародеем.
Подружки вышли из подвала с поживой, но я уже не обращала внимания на материальные ценности, потому что поняла, что я – лучше подружек, оригинальнее, краси-вее, добрее и милее. – Анастасия пальчиками растирала виски, не скрывала своего торжества, что помнила детство без липких рук парней.
Мужчина думал о своем, будто спал на сеновале с мышами.
Когда Анастасия замолчала, он встрепенулся фили-ном и закричал:
— Не думайте девушка, что вы умнее других, вы не умнее, потому что я защитил диссертацию, а вы не защи-тили диссертацию.
Но ваша доброта, взгляд в себя, богатый внутренний мир с плюшевыми медведями и размышлениями о мохна-тых сейфах… Да, полноте, не укоряйте себя и не журите меня за ваши болезненные страдания, которым цена – ноль на ярмарке, потому что вы не прокаженная.
— Я решилась, – Анастасия подняла красивое легкое левреточное тело со скамейки. Открыла сумочку, загляну-ла, закрыла – действия пустые, но помогают девушкам найти свою мысль – так олень ищет тропу в лесу. – Вы уже час подвергаете меня оскорблениям и унижениям иронией и сарказмом, словно очищаете душу от шлаков, но шлаки летят на меня.
Вы – невыносимы, и скажу вам честно – не так я представляла настоящего мужчину с ученой степенью кан-дидата наук по рыбам.
— Все для того, чтобы вы не ушли, очарованная мной, – мужчина взял Анастасию за руку, робко  ущипнул пальцы, будто током малого напряжения пробовал сопро-тивление кожи Анастасии. – Зачем я вам объясняю, если вы умная и сами понимаете суть жизни, где не только бе-лый мягкий хлеб, но и шашлык с луком.
Возможно, что Судьба на пальцах вчера, сегодня, год назад раскинула и решила, что вас подстригут, и короткие волосы приведут вас ко мне по короткой дорожке.
Потешно: короткие волосы – короткая дорожка.
— Судьба? Вы говорите о Судьбе с короткостриже-ной девушкой? – глаза Анастасии  гневно сверкали, но де-вушка не вырывала руку, не уходила от мужчины, потому что молодые девушки не бросают молодых перспективных ученых – так птица гагара не срывается с гнезда во время потопа. – Снова ирония и ядовитейший сарказм, словно вы не человек, а – ядовитая рыба.
Ваше первое желание – оскорбить честь и достоин-ство мои, но честь и достоинство – духовной категории, а затем – второе желание – вы растопчите меня, унизите, ис-пользуете и вобьете каблуками в грязь, будто я не девушка, а – подстилка из магазина «Ашан».
Вы полагаете, что имеете власть над девушкой толь-ко потому, что девушка с короткими волосами, схожими с сосульками в марте?
Сватовство, шутовство, ирония, игра, – всё с одной целью – вскрыть мой богатый внутренний мир, а когда он вскроется – вырвать струны-нервы, порвать жилы мои, укорить, и снять водевиль со мной в главной роли жертвы.
И все потому, что у меня короткие волосы на голове!
— Водевиль, укорения, рваные жилы – что вы о них знаете, тепличная девушка? – мужчина засмеялся дробно, неумело, смех его не поставлен в театральной студии, а идет от души, поэтому некрасивый и липкий, словно след от улитки. – Если на нас сейчас упадет сбитый над Моск-вой Боинг, или мы провалимся в городскую канализацию, тогда — водевиль, надрыв жил, жертвы нечистот.
Вы ничто не знаете о злом водевиле, когда актеры вызывают зрителей на резкие откровения, срывают одеж-ды с шотландцев, играют на японских народных музы-кальных инструментах – сямисэну и с презрением глумят-ся над обнаженными зрительницами в первом ряду.
Я участвовал в театральной деятельности нашего ин-ститутского кружка, где мужчин больше, чем девушек.
В стае рыб самцы плывут за самками – голова к хво-сту, а в жизни людей актер стоит перед самкой, а женщина омывает ему ноги.
Перед премьерой, перед первым моим выходом на сцену меня пробрала нервная дрожь, хотя волосы мне ни-кто не состригал, хотя, как вы говорите — короткие воло-сы – для мужчин.
В положенный момент я вышел на сцену и ослеп от лучей лазерных указок – пьяные беженцы нарочно светили актерам в глаза указками, развлечение они переняли от футбольных фанатов, когда фанаты светят лазерами в глаза вратарям вражеской команды.
Я вытерпел унижения, потому что водевиль – весе-лый, никто не бледнел от наивного страха и томительного ожидания, что актер умрет на сцене.
Взгляд в центр зала, потому что актер обращается к зрителю в седьмом ряду, словно ищет в глазах зрителя от-вет на вопрос: «Где спрятаны бриллианты?»
Но я – неопытный актер, начинающий, поэтому слу-чайно взглянул на первый ряд, и – ААААХХ! – обнажен-ные девушки, полностью обнаженные, будто отдали по-следние одежды за билет в театр.
Они сидели расслабленно, без смущения, без страха и внутреннего напряжения, присущего электрическим ска-там и адвокатам.
Нудистки, или – актрисы видеороликов, и их снимает скрытая камера, чтобы потом в ютубе миллионы жадных зрителей хохотали с грязными пальцами и сальными губами после ужина.
Девушки рассчитывали на смущение актеров, на все-общее внимание к ним, но не к сцене, где я блистал ярче ста Солнц.
Но никакого у меня смущения, никакой половой функции, а, наоборот – импотенция на фоне ненависти к голым девушкам, похожим на снежных баб, потому что ни одной чернокожей среди них я не заметил.
Неполиткорректно, когда голые белые девушки без азиаток и без негритянок.
В Москве, я уже говорил, нет недостатка в черноко-жих афрорусских девушках, которые разденутся за деньги.
Но устроители шоу пожалели денег на афрорусских девушек, что приравнивается к геноциду.
Я возненавидел нудисток в первом ряду, мысленно плевал на их голые тела, потому что девушки на МОЕМ представлении играли в свои бесплатные игры.
Я играл, как божество в водевиле, а они сговорились на недостойную оскорбительную игру, хитрую и в то же время бесхитростную, как все русское крестьянство.
За мой счет выезжали на пик Славы, и их природные голые тела затмевали мою великолепную игру – так Солн-це затмевает Луну.
К концу первого акта зрители переключили внима-ние, в том числе и лазерные указки на обнаженных деву-шек и убили игру нас, актеров.
После первого и единственного своего выступления я бросил сцену и с головой ушел в ихтиологию, как в болото.
Ах, да, чуть не забыл, а забыл бы важное, как склеро-тик не выключает утюг: девушка с большими круглыми грудями, не продолговатыми, а — круглыми, их ломило, я видел каналы рек вен на грудях, у девушки под правой грудью крупная татуировка единорога.
Единорог нацелил рог на сосок девушки.
Меня поразили до боли в сердце простота, и в то же время – коварство обнаженной девушки с татуировкой единорога.
Рог, словно кол в анальное отверстие преступника, вошел в моё сознание.
Что означает единорог на наколке: девственную чи-стоту нудистки?
Единственного мужа?
Единственного любовника?
Единственную измену?
Я подумал тогда, что у обнаженной девушки с татуи-ровкой единорога нежное, чуткое впечатлительное сердце балерины.
Но нежность, чуткость и балетная осанка никак не оправдывали срыв спектакля, в котором я блестяще дебю-тировал, но никто мой дебют не оценил, потому что я бро-дил по сцене в одежде.
— Волосы, волосы у нудисток – короткие? – Анаста-сия до боли в пальцах своих и до боли в руке мужчины, вонзила ногти в тонкую кожу ихтиолога. – Всколыхните свою память, поднимите нефтяные слои прошлого: длин-новолосые нудистки или коротковолосые?
Я ничего не понимаю в судебном делопроизводстве и в игре актеров на сцене, где все громко кричат, но осознаю свою роль дурочки, потому что с короткими волосами.
— Волосы? Гм! Я не обратил внимания на длину во-лос нудисток! – мужчина ущипнул себя за нос, словно ждал, что прилившая к носу кровь вызовет всплеск мозго-вой активности. – Единорога помню, обнаженности пом-ню, бритые лобки помню, а длину волос на голове – не за-метил, как не заметил бы колорадского жука под каблуком.
— Я права, я так и подумала, что вы нарочно расска-зали мне о своем актерском дебюте, потому что знали, предугадали девятым звериным чувством мой вопрос.
Просто вы иронизируете, но иронизируете уже с точ-ки зрения предсказания – так старушка на кофейной гуще гадает не в блюдечке,  а в медном тазу.
Вы знали, что я задам вопрос, коротковолосые ли де-вушки сидели без одежд в первом ряду.
И понимали, что ответите мне, что не заметили их волосы на голове, как не заметили бы лук в украинском борще.
Своей показной напускной искусственной забывчи-востью вы тонко, с иезуитским сарказмом подводите меня к догадке, что все нудистки в театре короткостриженые, с непритязательными прическами «Под мальчика».
Разумеется, что длинноволосая девушка никогда не разденется прилюдно, и не примет участие в съемках кли-па для интернета.
У длинноволосых двушек много других, более важ-ных дел, чем в компании короткостриженых в театре де-монстрировать единорога под грудью.
Вы помните бритые лобки, форму грудей, единорога, но, якобы не помните, что все девушки – короткостриже-ные.
Их короткими стрижками – заметьте, как тонко вы не сказали, а подвели меня к мысли, что все нудистки в театре, а полагаю, что и вне театра — короткостриженые – вы унижаете меня, иронизируете по поводу моей короткой стрижки, давите сарказмом, как солдат давит врага.
Вы исподволь, тихо подводите меня к мысли, что я, потому что с короткими волосами, теперь могла бы ока-заться среди нудисток в театре, или выйти голой на Арбат на всеобщее обозрение.
Тонкости русского языка, психологии вызывают больше мыслительных картин, чем прямые, словно рельсы, слова.
Ха! Вы не скажите девушке, что она — проститутка, но вы с иронией и сарказмом сравниваете её одежду с одеждой молодых бедных студенток, которые сидят в ре-сторанах за чашкой кофе и присматривают богатого по-кровителя.
Вы никогда не виноваты, потому что не произнесли обвинение, но виноваты всегда в том, что намекаете, опо-средованно называете подруг проститутками, а в мой адрес бросаете обвинение, что я, потому что меня коротко подстригла вражина, могу оказаться в компании нудисток в театре.
Я вас ненавижу, кандидат наук!
Много времени вы выплескивали на меня сарказм, но делали вид, что отвлекаете меня от грусти по поводу короткой стрижки.
Я поддавалась вам, как резиновый мячик мнется в зубах кавказской овчарки.
Но терпение лопнуло, лопнул и мячик, потому что непозволительно (я в ваших глазах – дурочка, оттого, что с короткими волосами, но не дура).
Я унижу, укорю вас в ответ.
Мы пойдем по улицам Москвы, заглянем в тайные уголки, где сидят бомжи с красными прожилками на носах и везде, везде, понимаете, мужчина, везде на меня посмот-рят, как на отверженную, опущенную, потому что с корот-кой стрижкой.
Вы увидите насмехателей, иронистов, сарказеров надо мной, и вам станет стыдно, горячо стыдно за ваше поведение, словно вы убили девушку лопатой.
Чувство, что вы тонкий знаток душ девушек, что вы интриган единственный в своем роде, потому что тонко издевался над короткостриженой, исчезнет, когда вы уви-дите, что вы – один из многих, не уникальный, а – баналь-ный.
Вас, подшучивающих над короткими стрижками де-вушек – миллиарды, поэтому не спасет вас кандидатская диссертация в области рыб.
Ирония, сарказм – унизительны из уст человека в ко-стюме, но вы познаете до конца грех своего падения, по-тому что думали обо мне не как о чистой девушке, а иро-низировали по поводу моей короткой, как жизнь ночной бабочки – не девушки с Тверской, которых называют ноч-ными бабочками, а ночной бабочки – насекомого – стриж-ки.
Идемте, идемте, мужчина, – Анастасия вывела собе-седника в поток людей, словно гнала машину в Лондон. – Я не спрошу ваше имя, потому что оно давно мне извест-но, и имя вам – Лукавство!
Не нужно имен, фамилий и регалий, когда речь идет о чести короткостриженой девушки, о чести, что спрятана под волосами.
Смотрите: все они, прохожие туда и обратно, они, это – вы!
Они опускают глаза, или рассматривают витрины – делают вид, что не смотрят на мою короткую стрижку, и в показном пренебрежении, любезной невнимательности скрыто больше сарказма, чем у неумелого вас.
Все осуждают мою короткую стрижку, но осуждают интеллигентно, культурально, как говорят поляки, когда в магазине обсчитывают москаля.
Видите, видите, как с неодобрением взглянула на ме-ня женщина в фиолетовом парике? – Анастасия посмотре-ла в лицо ихтиолога и зло, с вызовом захохотала. – Тетка снаружи серьезная, а внутри ликует, потому что увидела мое уродство, словно наступила на дохлую крысу.
Женщина наверняка думает: «Ага! Еще одна скрытая театральная нудистка с короткими волосами.
Душечка не понимает, что длинноволосую её любили бы настоящие джентльмены из Амстердама и Рублевки, а коротковолосую ведут под ручку, даже в «Мерседес» не посадят.
Короткие волосы убили красоту девки, поделом ей, потому что – молодая и красивая!»
— Вздор! Ваш холодный расчет в надежде, что я упаду со слезами, – мужчина смотрел на Анастасию, почти ничего не видел в её глазах, только – чешую рыбы форель. – Вы – эффектная, молодая, длинноногая, с развитой гру-дью, тонкой талией.
Старушка завидует вашей красоте, молодости, здоро-вью – так собака на поводке завидует дворовой кошке.
В рыбных стаях молодость не так важна, как зре-лость, потому что с возрастом рыба вырастает, а длина и вес рыбы во все времена определяли её статус – от нищен-ского до королевского.
Голубые киты, например, не боятся креветок и кара-сей, хотя морские караси – агрессивные, как голодные боксеры в трамвае.
Люди отличаются от карасей и голубых китов, но не настолько, чтобы я сказал: вот – человек, а это – рыба.
Молодая рыба не скушает старую взрослую рыбу, потому что взрослая рыба в сотни раз больше молодой.
Старшая рыба скушает молодую рыбу за милую ду-шу, оттого, что – больше и величественнее, как тополь ря-дом с кустом саксаула.
В людском сообществе старый человек, как и рыба, пожирает молодых, но не зубами и языком кушает, а авто-ритетом, давлением, наскоком – так канарейка наскакивает на кормушку с мелом.
Вспомните, как в детстве старики принижали, пригибали вас, унижали, обругивали, иронизировали, давали ненужные советы, словно брокеры начинающему игроку на фондовом рынке.
Старушка в лиловом парике – старая рыба, а вы – подрастающая килька, или – камбала.
— Вы назвали меня камбалой и килькой? – Анаста-сия вполголоса произнесла с легкой грустной кошачьей улыбкой. – Поделом мне, короткостриженой вобле.
Не гуппяшка я с длинным хвостом, не вуалехвост, не золотая рыбка – у них хвосты — шлейфами, как волосы у длинноволосых принцесс.
Я – бритая камбала, короткостриженая килька.
Вы неблагородно выказали ваше пренебрежительное отношение ко мне, сравнили с незначащими дешевыми рыбами, даже не посочувствовали, поэтому я не дам вам сердечного прощения, хотя вы уверяете словами, но не мыслями, что короткая стрижка мне идет, и на фоне корот-кой стрижки взаимоотношения карасей и голубых китов в океане – пустяк и вздор.
— Нет не пустяк и не вздор вовсе, потому что в свете голубых китов, вы – красавица из сказки.
Если я скажу, что вы красавица и с короткими воло-сами, то опять ответите, что я иронизирую.
Если же произнесу, что вы – красавица и с длинны-ми, и с короткими волосами, потому что длина волос не имеет значения в вашей красоте, то прозвучат мои слова свинцовым сарказмом.
Я в недоумении, как балерина без официальной ав-томашины Большого Театра – БМВ.
— Вы правильно сказали, что балерина без БМВ – не балерина, а – ягодка с гнильцой! – Старушка в фиолетовом парике неожиданно остановилась, подошла к ихтиологу и взяла его под локоток, словно только что вышли из Двор-ца Бракосочетаний. Старушка пристально глядела в глаза спутника Анастасии, выедала взглядом его мозг. – Вы дол-го смотрели на меня, прежде чем произнесли заветные слова, мужчина с красивыми пуговицами на пиджаке.
Узнали меня, узнал, проказник!
Вижу, что робел, боялся подойти к знаменитой тан-цовщице, я, хотя и на пенсии, но преподаю и танцую с си-лой молодого быка.
Елизавета Вознесенская – все мужчины обожают ме-ня страстно, даже щупают на улице, как кальмары.
Я дам вам автограф, молодой человек, отдамся авто-графом, но не телом, потому что я верна Артуру и Руслану.
На чём вам расписаться, животрепещущий кабан? – старая балерина с нетерпением подпрыгнула, словно мо-лодая коза в козлятнике.
Ихтиолог с видимым смущением (балерина приняла смущение за робость перед знаменитостью, а Анастасия знала природу смущения: ихтиолог не знал и не догады-вался о существовании балерины Елизаветы Вознесенской) извлёк из крокодилового портфеля брошюру «Семейство карповых».
Балерина эффектно наклонила голову к правому пле-чу, словно чесала ухо.
Она не заметила, как съехал фиолетовый парик, об-нажил справа редкие седые с желтизной, похожие на ки-тайское золото, волосы.
Старушка дала автограф, и её прорвало Ниагарским водопадом слов:
— Откуда вы? Где работаете?
Как узнали меня? Когда узнали, то, на сколько бал-лов ударная волна всколыхнула вашу грудь?
Вы хотите меня, но я уже занята, как крестьянка в ве-сеннюю пору, или балерина на гастролях.
Говорите, отвечайте скоро и в строгом порядке, ина-че я надую губки и уйду по дороге, и уйду в себя – так обиженная белка прячет хвост в дупло.
Впрочем, вы всегда найдете меня на этой тропинке, и, если разбогатеете, а сейчас вижу по вашему костюму, купленному в магазине, что ваша зарплата не очень вели-ка, ниже, чем у папуаса в борделе, повторяю – когда и если разбогатеете, то получите шанс зайти ко мне на чашечку кофе с молоком.
Поговорим о балете: то да сё, об официальных авто-машинах балерин Большого Театра, и, если заслужите, то я станцую перед вами голая на столе.
— Я поражена, я не удерживаю мужчину, но мне ка-жется, что он умрет от стыда через пару минут, – Анаста-сия вставила своё слово в длинную, словно караван вер-блюдов с наркотиками из Афганистана, речь балерины. – Вы бесстыдно предлагаете свою плоть и своё покровительство молодому мужчине, а он слушает вас и ни капли иронии не обронил, что досадно мне, потому что надо мной он хохотал, смеялся, иронизировал по поводу короткой стрижки, а с вами расплывается, словно в сенях нашел миску со сметаной.
— Ой, милочка, извини, не заметила тебя, — балери-на с ног до головы осмотрела Анастасию, а затем поверну-лась к ихтиологу, переступила с ноги на ногу – так пава переступает перед павлином: — Я не утратила гибкости, а ногу поднимаю выше головы и иду красиво, легко, изящ-но, словно лечу на крыльях победы.
В детстве меня дразнили Клоповником – почему в мужском роде и отчего – Клоповник – не знаю, потому что тайна умерла с друзьями моего детства, а их родители и дедушки с бабушками померли намного раньше, еще при царе Горохе.
На пожелтевших фотографиях я – красавица, углова-тая, будто меня обстругали тупым рубанком, в белом с черными кружевами платьице, но с поднятой ногой.
Время, когда я начала поднимать ногу – не помню, потому что я с рождения – балерина, без рубища, но в пу-антах.
Раскаивается ли Судьба, что родила меня балериной, а не лосихой или лисицей?
Мех лисицы люблю больше горностаевого, хотя гор-ностай дороже стоит, а деньги для балерины важнее отвара из овсяных хлопьев.
Танцевала я в городе Плёс, хотя рождена в Москве и для Московских поклонников с большими окладистыми бородами.
Одни балерины любят голых мужчин, то есть – без единого волоска на теле, другие балерины предпочитают жить с пузатыми, потому что пузо в обществе балеронов – невидаль, диковинка, бриллиант, а иной сорт балерин – обожающие бородатых мужчин.
В Плёсе я танцевала на утренниках перед бородаты-ми отцами своих подружек, в школе — танцевала перед бородатым физруком и бородатым директором школы Егором Павловичем, похожим на бочку с дегтем.
Нет, он не черный, не афроплёсовец, но дегтем от директора всегда вкусно пахло, словно розами в Райском саду.
С тех пор я с собой ношу всегда баночку с дегтем – когда мне трудно, или запор, то открываю баночку и вды-хаю аромат детства.
С дегтем произошла в Плёсе удивительная история, похожая на Бермудский треугольник.
Обычно я провожу тренировки дома, или на природе, но в уединенном месте – так улитка прячется от врагов.
Уединенные места для балерины — производствен-ная необходимость, не менее важная, чем, например, для лошадей отгрузка в хозяйство.
Мы тренируемся без трусов и без трико, потому что трусы и трико натирают промежность, жизненно важные органы балерины.
В тот день ничто не предвещало необычного, словно мне руки вырвали: я поднимала ногу выше головы за ку-стами, на горе, куда редко захаживают люди.
Уединенность и природа, а также – моя растяжка настолько меня расслабили, что я не заметила, как сбежала вниз с горы, к Волге, как будто упала из гнезда.
На набережной в то утро – тихо, спокойно, лишь ла-ют собаки, и изредка проходит бомж с котомкой, ищет Ре-пинских бурлаков.
Я продолжала тренировку, чтобы мышцы не охладе-ли, лимфа не застыла, сухожилия не одеревенели.
Моё внимание отвлек грузчик – он катил по трапу бочку с дегтем, с ароматным  дегтем, кровью земли.
Деготь сочился из всех щелей, поэтому рабочий напомнил мне банщика дядю Колю, который за неимением кадров одновременно работал в мужском и женском отделении городской бани.
От дяди Коли тоже пахло дёгтем, как в дорогом ре-сторане «Максим».
Часто после школы я приходила в баню, не раздева-лась, присаживалась рядом с дядей Колей и молча нюхала его – так гончая по кровавому следу нюхает мышь.
Рабочий увидел мой интерес к бочке с дегтем, оста-новился, придерживал бочку ногой – чтобы не скатилась вниз, а правой грязной рукой провел по лбу – оставил дег-тярную темную полосу.
Я настолько увлеклась дегтем – он действовал на ме-ня наркотически – что продолжала тренировку – поднима-ла ножку, забыла, что не надела трусики.
Рабочий смотрел на меня и в меня – дорогое зрелище, как я потом оценила себя, дороже бочки с зо-лотом.
Так мы стояли, я – белая березка, рабочий — старый дуб.
Каждый думал о своем, о личном, о грядущем и про-шедшем – так индюк на Рождественском столе думает о завтрашнем дне.
Холодный ветерок задул мне в промежность, проник внутрь, и я выпала из розового тумана прекрасного дня с ароматом дегтя и пристальным, всё понимающим взглядом старого матроса.
Я не сменила положение, не опустила ногу, иначе выглядела бы глупо – то стояла, а вдруг, опустила, но дро-жала, будто в эпилепсии.
Через несколько минут я опустила ногу, и ясно уви-дела, что рабочий с неестественным волнением покатил бочку с дегтем дальше, к своей зарплате.
До сих пор помню густые седые кудри старого мат-роса, пропахшего ностальгией с дегтем.
— Нарочно, вы нарочно представили меня в дурном свете, будто я стояла в тени, а затем на меня, когда я по-правляла чулок, направили авиационный прожектор, – Анастасия с трудом сдерживала слезы, кусала нижнюю губку, щипала себя за бедра. – Сначала вы старательно не замечали меня, потому что так изощренно унижали, иро-низировали по поводу меня, над моей короткой стрижкой.
Затем вы рассказывали о банщике дяде Коле, о дег-тярном матросе и о том, что у него длинные густые волосы из конской гривы.
Вы вступили в тайный бессловесный сговор с муж-чиной, который сначала вис на моей руке, а потом повис на вас, как на дорогой, но просроченной вешалке.
Все, даже водка и вешалки, имеют срок годности.
Вас оскорбили публично?
Вам показали сочувствие?
Так зачем вы намекаете, ядовито намекаете, в каждом слове, каждом жесте иронизируете о моих коротких воло-сах?
Я не виновата в том, что не танцевала в городе Плёс перед бородатыми директорами школ и не нюхала банщи-ка дядю Колю.
В том нет моей вины, что я не переношу запах дегтя и седых матросов с бочкой в руках и козырным тузом в ру-каве.
Если у нас разные мнение и противоположные взгля-ды на жизнь, то это еще не повод для сарказма, для пору-гания меня из-за конторских волос.
Вы сами короткостриженые, но меня оскорбляете, словно приличная длинноволосая девушка из кафешанта-на.
Я бы не вспылила, не выказала своих чувств, хотя бы, потому что уважаю старость и старых балерин в фиолетовых париках.
Но вы затронули десятую струну моей души, вошли в резонанс с давней бедой, которую я в себе держала, а не-сколько часов назад парикмахерша её вытащила на свет, и вы с помощью ихтиолога и парикмахерши вешаете на меня дохлых длинноволосых собак.
Я – не пудель, я не безволосяная кошка породы сфинкс, я – безграничная девушка с потенциалом жизни.
— Но с короткими волосами! – балерина добавила свои слова и сурово погрозила пальцем Анастасии, водила им перед носом девушки, словно прогоняла плохие сны. – У вас короткие волосы, поэтому нет вам оправдания, как, если бы вы убили матроса, засунули его в бочку с дегтем.
Сначала я на вас не обращала внимания – кто вы, и кто я?
Земля и небо, слава и бесславие, почет и неуважение.
Вы – никто, а я – ИМЯ, мировая величина, к тому же – женского пола.
Не выношу соперниц с длинными ногами.
Если Природа наделила вас ногами, то почему не танцуешь на сцене Большого Театра?
Ноги – для танцев, волосы – для засранцев!
ХА-ХА-ХА! Я хорошо пошутила, что волосы – для засранцев.
Скажу честно: меня не интересуют твои волосы, и ты не интересуешь, потому что ты для меня — никто, тьфу на тебя!
Я плюнула словами, но плюнула бы слюной, если бы смогла, как плевучая змея.
К сожалению, мой ротовой аппарат не позволяет плеваться далеко, как плюются саксофонисты.
Слюна, если бы я плюнула на тебя, повисла бы на мне, что недопустимо для моего положения в обществе.
Иностранный корреспондент запечатлел бы меня со слюной на подбородке и выставил бы фото за огромные деньги в интернете.
Короткая стрижка, длинная стрижка – слишком ты о себе большого мнения, девочка, чтобы я думала о твоей стрижке.
Покайся, скоро грядет грех!
Содом и Гоморра на твою голову!
— Да, да, я виновата, что мои волосы короткие после стрижки! – Анастасия говорила среди рыданий, словно плыла в одном каноэ с Чингачгуком Большим змеем. – Ваши волосы, словно вы болели тифом, коротки.
Я не болела тифом, но тоже короткостриженая, как обезьяна после родов.
Коварная вы балерина с преступлениями в голове.
Не догадки, а доказательства, что вы издеваетесь надо мной – так вы, наверно подсыпали толченое стекло в пуанты соперниц.
Лжете, нагло лжете, что вас не интересует длина мо-их волос на голове.
Если бы у меня волосы ниспадали ниже ягодиц, то вы бы не посмели, не дошли бы до иронии в мой адрес, а предложили бы мне светские выгоды и передо мной под-нимали бы ногу, как цапля на болоте.
Возможно, вы бы полюбили меня, если вы – старая лесбиянка.
Мне ваша любовь – ни к чему, она пропитана дегтем, но никто не отказывался от Московской квартиры, пусть квартира даже в дурном раойне.
Месяц назад я на ярмарке невест встретила свою школьную подругу – Свету с короткой стрижкой.
Ха! Никогда бы не подумала, что и у меня случится короткая стрижка, словно в голодный год скушала волосы.
Света со школы изучала балет и приседала на рас-тяжки, говорила, что балет поможет ей в семейной жизни.
Худая, с вывороченными ступнями, она всегда при-влекала внимание парней и мужчин, потому что мужчины и парни падки на физические уродства женщин: прыгают на толстых, на короткостриженых, на ущербных, подобно месяцу на излете.
Светлана сказала, что выгодно вышла замуж за аме-риканского дантиста, он богатый, но живет не в США, а в Московской квартире Светиных родителей.
Каждую пятницу, вторник и понедельник муж напи-вается и бьет Свету до крови из носа – так сражаются мальчишки в школе за портфель первой школьной краса-вицы.
Коварный муж, но не имеет возможности других раз-влечений, кроме водки и избиения жены.
Наскучила ему американская жизнь с прайвеси и лоерами, поэтому оттягивается на окраине Российской столицы – так китайцы путешествуют по Миру в поисках дорогих королевских панд.
Света хвастала, что благодаря балету, легко перено-сит побои мужа, а, когда он озвереет, то она убегает от не-го балетными прыжками по квартире.
Несомненное преимущество, по мнению Светы – ко-роткая стрижка, потому что муж хватается за волосы, хо-чет оттаскать за волосы, протащить по квартире, или с лестницы в подъезде, а волос — почти нет на голове жены.
Рука хватает пустоту, и Света счастлива.
Она посмотрела на мои длинные волосы и пожурила, словно моя мать в детстве:
— Длинные волосы до добра тебя не доведут, Ана-стасия!
Муж намотает волосы на руку и стукнет тебя го-ловой о стол.
Айседора Дункан с длинным шарфиком ехала в авто, шарф намотался на колесо, и танцовщица погибла во славе лет с Есениным.
Длинный шарф также вреден, как и длинные волосы.
Пришел муж американец и ударил Свету кулаком в живот, словно выбивал из неё зародыш.
Затем муж попытался ухватить Свету за волосы, но рука только скользнула по коротким волосикам, будто по семечкам подсолнуха.
Света с торжеством идей посмотрела на меня и ба-летными грациозными прыжками поскакала от мужа в сквер, где пьют и закусывают.
— Зачем длинные волосы?
К чему длинные волосы?
Ничто не понимаю, словно меня забили в землю, – балерина с неодобрением посмотрела на туфли Анастасии. – Вы когда-нибудь связывали себя в козлы?
Вы убегали от тюремщиков?
Причиняли боль московскому жениху?
Я вижу, что вы – несчастная беглянка от самой себя – только ягодицы на поворотах скрипят.
Вас отвергло общество женихов и нудистов!
Вы замарали себя общением с подонками, потому что – безнравственная, оттого, что — бесцеремонная.
Не ищи выгоду рядом с молодящейся балериной.
Я сейчас тебе все короткие волосы повыдергиваю, не посмотрю на то, что я – женщина, а не дантист из США. – Старушка протянула руку к голове Анастасии – костлявая рука балетной смерти.
Анастасия с «ай» отскочила к скамейке, на которой пожилой азиат высасывал губы старенькой шведке.
Ихтиолог секунду думал, затем выбрал Анастасию, потому что – молодая и красивая в отличие от спившейся старой балерины.
Он взял Анастасию за руку, повел от кровавого по-боища – балерина напала на шведку и азиата, размеренно била их сверху вниз ногой по головам.
Около кафе «Березка» ихтиолог сбавил скорость, и вскричал с выразимой журавлиной тоской:
— В адское положение вы себя домыслами постави-ли, девушка, подумайте о ваших будущих детях!
Вы непременно настаиваете на том, что старая бале-рина вас оскорбила без повода.
Выдумываете гадости о моей иронии – я не иронист, часто иронизирую, но не над вами, не над вашей короткой стрижкой.
Если для вас важно, что я говорю, то настаивайте, чтобы я рассказал о своем детстве, о возмужании, о первой любви, не столь яркой, как вы.
Короткие стрижки в ваших темах пугают меня, но не  короткими волосами, а иронией и сарказмом, что вы вы-думываете за меня, будто упали с Чертова Колеса.
Я вправе упрекать вас, потому что вы вооружены женской красотой, восстаете всем сердцем против спра-ведливости — так гробовщик после пьянки восстает из чужого гроба.
Гроб – не пустое сравнение, он – символ молодости, устремлений к высоким идеалам: чем дальше от гроба, тем жизнь прозрачней — так утопленник поднимается со дна океана в верхние хрустальные слои.
Когда в деревне хоронили, то играл духовой оркестр, возможно, под управлением звезд цирковой эстрады – не знаю, никто не спрашивал имен и фамилий у музыкантов, что шли за гробом, их награждали деньгами и выпивкой.
На машине везли гроб с покойником, рядом сидели родственники тела, а за машиной шли все желающие бес-платного зрелища с уходом в Мир Иной.
Никто не задумывался о длине волос покойника, и никого не волновал цвет его глаз – так должно, так пра-вильно, а не постоянные искания в себе нового, словно вши в душе скребут.
Однажды я на похоронах, неизвестного мне ранее мужчины, шалил с друзьями – молодость требует шало-стей, и в церкви шалили, и в общественных уборных у нас весело, как на представлении комика Хазанова.
Шутки ради я залез в гроб  — он стоял пустой, а по-койника еще не положили, дозревал в морге, как гниют груши в холодильнике.
Холодильник по тем временам – редкость, если, ко-нечно, хороший холодильник с разморозкой.
Всё больше – старые Стинолы и Бирюсы, не надеж-ные, но дешевые и сгодятся под металлический шкаф по-сле ремонта.
В морге холодильник больше домашнего, но и про-стые холодильники подошли бы под мертвецов небольшо-го роста и веса.
Раньше люди не жирели, не кушали по десять котлет за один раз, поэтому легко бы в мертвом виде входили в холодильник, даже не по частям.
В гробу я представлял себя космонавтом, потому что друзья обо мне на время забыли, воровали с - не назову его праздничным, но хорошо накрыт – стола еду и напитки, даже алкогольные, потому что – дорогие.
Я же летел в гробу к звездам, и, возможно, предвос-хищал путь, которым полетит через несколько часов по-койник.
Сначала гроб с космонавтом-покойником влетит в землю, а затем со сверхзвуковой скоростью отправится в Рай, который находится за границей Вселенной.
На миг я прикрыл глаза и погрузился в реку воспо-минаний определенного толка – мальчики и юноши вспо-минают несостоявшиеся любовные истории.
Я вспомнил, как отдыхал на Юге – тогда отдых назы-вали не по городам, как сейчас называют, а по названию – Юг.
В местном рейсовом автобусе с родителями я ехал в стоячем положении из не помню откуда не помню куда.
Внимание моё привлекла высокая, ладная девушка с темными волосами, карими очами, развитыми крепкими грудями – но женские груди для мальчиков не так важны, как для мужчин – и поразительно стройным березовым те-лом.
Девушка живенькая, потому что – украинка, очень красивая и модная в легком платьице, похожем на стручок гороха.
Рядом с девочкой стояла толстая баба, возможно, что символ красоты для тех, кому за тридцать и у кого за трид-цать, но я не верил, что толстая баба – мать девочки, как не поверил бы, что слоны рождаются от толстых слоних.
Я влюбился в ту девочку, потому, что, как сказал – она – модница, оттого, что похожа на главную героиню фильма «Московский вальс с малолеткой».
Мальчики влюбляются в киногероинь – закон, иначе бы кино не имело смысла, как нет смысла во льдах.
Со временем любовь ушла, растаяла шоколадным мороженным, и я с удивлением вспоминаю себя в автобу-се, что увлекся простой, без изюминки девочкой только потому, что она – модная и самка.
Ничего в ней особенного нет, только – реклама.
Но в гробу я вспоминал ту девочку с любовью, пото-му что не познал еще мудрость стариков, которые долго слюнявят губы, когда выбирают проститутку в массажном салоне.
Когда я открыл глаза и вынырнул из воспоминаний в гробу, то увидел глаза, большие глаза девочки, а под ними – сахарная булка во рту, словно кляп.
Девочка разглядывала меня, я же в свою очередь смотрел из гроба смело и прямо, потому что — отважный мальчик с далеко идущими планами.
— Мальчик, зачем ты залез в гроб, словно покойник? – девочка оторвала на миг булку от губ и зубов, спросила с неприятным дроздовским оттенком. Уши её, розовые по природе, покраснели, словно я их выкрасил в цвет фасада Московского дома. – Мертвецы, наоборот, вылезают из гробов, а вы поставили себя в дурное положение, будто умерли, а вас воскресил колдун вуду.
По обмену опытом между школьниками разных стран ко мне приехал голый школьник из Анголы, черно-кожий мальчик Амбола с бамбуковой палочкой на пенисе.
Амбола и Ангола сочетаются, как Сибирь и снег.
По нашим понятиям Амбола одет слишком откро-венно и неприлично для жизни в семье, где девочка с нравственными устоями предков писателя Тургенева.
Я видела в кино, на фотографических карточках, в интернете фотографии обнаженных мужчин и женщин, поэтому о мужских первичных и вторичных половых органах знаю не понаслышке, как глухонемая дикторша телевидения Петухова.
Но знак приличия – если приехал в страну с другими нравами, то соблюдай традиции, мы же в Турции не зака-зываем свинину на обед и не кушаем сало около мечети.
Я сказала мальчику Амболе, чтобы он надел прилич-ные одежды, а не закатывал сцены с крокодилами.
Мои родители сначала встали на мою сторону, но за-тем мама повела линию на поддержку Амболы, словно ро-дила его одиннадцать лет назад.
Мама доказывала мне, папе, соседям, что слепой яростный порыв национализма вне всяких границ рисует современное Российское общество, повернутое против во-ли других народов – так река Днепр повернула воды в Ашхабад.
Моя мама – украинка, поэтому припомнила папе и почему-то мне – Крым, Донецк, оккупацию Москалями исконно Украинских земель.
За перебранками мы забыли об Амболе, а он и не со-бирался менять свой уклад, говорил, что мы торопыги, что оскорбили его, но он простит нас, если мы принесем ему жертву кровью, как древние ацтеки клали на алтарь детей пиратов.
Мама на рынке купила живого барашка и привела его в дом на серебряной цепочке, потому что серебро – красивое.
Барашек округлял черные глазки, потешно стучал копытцем по ламинату, блеял, игриво бодался рожками – милашка, похожий на актера театра и кино Васнецова.
Я почувствовала жгучую привязанность к барашку, не человеческую, а – Космическую – так Аэлита полюбила таукитянина.
Из школы я бежала радостная, несла барашку, а назвала я его – Бека – сахарную булку, потому что Бека обожал сахар и булки, оттого, что в его роду – пекари и мельники.
В своей комнате я Беку не застала, не нашла его в шкафу, не отыскала под кроватью, словно Бека окрылен-ный улетел на бараньи небеса.
 С воплями ужаса я вбежала в туалет, но и в туалете нет Беки, только – папа в очках и с газетой «Правда».
Папа всегда читает «Правду» в туалете, потому что она на него действует, как слабительное – папе в жизни не хватает правды, поэтому он черпает её из газеты.
Я вбежала в гостиную и от ужаса упала в кресло, словно добрый гном отпилил мне ноги бензопилой «Дружба».
Мама с окровавленными руками, в забрызганном кровью фартуке, с ножом в правой руке и отрезанной го-ловой Беки – в левой – хохотала над распотрошенной ту-шей – так матери героини хохочут над бездетными мате-рями.
Мама притоптывала левой ногой и размахивала головой Беки, как китайским флагом с пандами.
У американцев на флаге пятьдесят звезд, на китай-ском флаге – пятьдесят панд.
У ног мамы на куче дымящегося мяса, обрывков шкуры, кусков плоти Беки восседал Амбола с одной толь-ко бамбуковой палочкой на пенисе.
Амбола протяжным голосом напевал, глаза его за-крыты, а пальцем он водил в кишках Беки, словно искал в них жемчужину.
Звериным чувством Амбола меня увидел без глаз и произнес со среднерусским акцентом:
— Алёна, – девочка мне улыбнулась, без опаски, что я выскочу из гроба, откусила от булки, вытащила кусок хлеба изо рта и протянула мне.
Я не отказался, потому что голоден и оттого, что – стеснителен, как жена Есенина: — Меня зовут Алёна, а Амбола знал мое имя и дальше мне сказал:
— Если у тебя желание воскресить Беку, то я подни-му его из праха, отзову из мира мертвых колдовством ву-ду.
Отец мой – колдун вуду, дед мой – колдун вуду, и я – колдун вуду в сотом поколении, как граф в Англии.
Ты снова пойдешь с Бекой по комнате, привяжешь его к кровати шелковым пояском от ночного халатика.
Ночью, когда возникнет у тебя нужда пойти в туалет, ты с открытым глазами наткнёшься на спящего Беку.
Он, потому что – зомби барана, посмотрит на тебя ласково, но не желтыми природными очами, а в глазах его полыхнет адский огонь, из ушей вылетит сера, а рога пре-вратятся в рога черта.
Все выйдет так, как я говорю, но время покажет, кто прав и кто истинный владелец земель за рекой Вологда – русские, или – ангольцы.
Я подожду минуты более спокойной, чтобы ты объ-яснила мне, зачем американцы миллиардами нас гноят на плантациях, а вы, русские, не подаете руку помощи, только пересылаете нам деньги, оружие и гуманитарную помощь с презервативами и гречневой крупой.
Надеюсь, что из-за какого-то жертвенного барана мы не прервем наших отношений, и ты прилетишь ко мне в джунгли летом, когда слоны входят в силу, и их брачные игры не менее занимательны, чем ваши танцы цыган с медведями.
Ты оценишь меня лучше, со всех сторон — так  ба-рыга щупает большой алмаз.
Я бы хотел, чтобы твои папа и мама оценили Ангольскую кухню с элементами человеческого мяса.
Анна Васильевна, – Амбола потерял ко мне интерес, открыл глаза и протянул руку к коленке моей мамы, – нынче, после сеанса вуду, когда ваш муж снова запрется в туалетной комнате с газетой «Правда» – печатным листком русских колдунов, я драгоценно познакомлюсь с вами ближе, и скажу о давнишнем желании моем – попробовать вкус молока из грудей белой женщины..
Надеюсь, что вы обелите меня и позволите, чтобы ваша дочь Алёна приняла участие в шаманстве вуду с красными глазами и прыжками через труп барана.
Я далее не слушала колдовское завывание Амболы, подхватила кусок требухи Беки и выскочила в коридор, где папа приклеивал газету «Правда» к потолку.
Из внутренности барана выпал кусочек булочки, ко-торой я угощала Беку – неприглядный кусок, полуперева-ренный, в слизи, но недоеденный.
На мои глаза набежала волна слёз:
«Бедный, бедный, Бека!
Ты с наслаждением упивался булочкой с сахарной пудрой, но не переварил её в желудке, не до конца насла-дился её ароматом и калориями.
Обидно, когда баран умирает в цвете лет с неперева-ренной любимой булкой в животе!»
Я отвесила Беке прощальный поклон – низкий, насколько позволяла моя спина со сколиозом.
Тогда мне казалось, что я уже никогда не смогу ку-шать баранину с соусом из цыплячьих мозгов.
Но через неделю с удивлением обнаружила себя за миской горячего плова с бараниной, а в руке моей симво-лично лежала булка с сахарной пудрой.
С тех пор я в память о Беке каждый день кушаю бу-лочку с сахарной пудрой, пропихиваю её в пищевод, и ка-жется мне, что вместе с булкой в меня входит часть Беки.
Ты думал, мальчик, что я округлую глаза от страха, когда увижу тебя в чужом гробу?
Нет, я не приняла тебя за зомби, даже на барана ты не очень похож… есть сходство, но неявное, мимолетное с примесью животного древнего страха.
Ты – один из многих мальчиков, и нет в тебе задора Беки, нахрапистости ангольского колдуна и светлой веры в будущее, веры, которая родила Россию из болот и лесов.
Алёна пожала мне руку в гробу, молча поклонилась и пошла в зал (потешно виляла попой и никак не похожа она на девочку, которую я любил) с видом оскорбленного достоинства члена Государственной Думы.
— Алёна с короткими волосами?
У барана длинная шерсть, похожа на волосы девуш-ки?
Алёна не упоминала – длинные ли волосы у ангольца Амболы? – Анастасия с надрывом спрашивала, трясла руками, словно в каждой по кастаньете. – Вы снова иронизируете – не напрасно же вы рассказали о гробе, о девочке, о баране и о колдуне вуду.
У африканцев обязательно длинные волосы, но длина их теряется за кучерявостью – так меркнет изумруд в сиянии бриллианта.
Вините себя в бескультурии, в том, что не удержали сарказма и напомнили мне, что меня обкорнала парикма-херша, своими ножницами, словно кастрировала барана.
Сама ли я причина тому, что я виновата, будто меня оскорбили действием в городском туалете на станции мет-ро Авиамоторная?
Я довела вас до гнева, до иронии, до сарказма, не-вольно довела – своим видом, своей короткой прической на которую вы даже не сделали скидку и не проявили ко мне сострадания, а я ведь страдаю, и не оправдываете ме-ня, и в то же время оправдываете, но иезуитски, хитро, с сарказмом, словно рождены для того, чтобы меня с корот-кими волосами вогнать в гроб.
После парикмахерской у меня возникло желание са-моубийства – так приговоренный к трем годам каторги гном, мечтает об урановых рудниках.
Но я представила, как в гробу лежу, как вы когда-то сидели в гробу и видели Алёну, подругу негра.
Вы в гробу не вызвали у девочки чувства сострада-ния, жалости к вашей натуре, а меня, если я умру немед-ленно, с короткими волосами, осмеют, обхохочут, а самые пронзительные и ироничные, например, вы – скажут: «ИЫЫЫХ! С длинными волосами она бы жила припеваю-чи, а с короткими – не жалко в могилу.
Никто не прольёт слезинку по коротковолосой де-вушке, похожей на Солнце!»
Я уверена, что если бы прыгнула под машину пару часов назад, то вы бы подошли в толпе зевак, смотрели бы на меня растрепанную, растерзанную  чайку Ливингстона, а затем бы буркнули под нос:
«Коротковолосая, как тушканчик.
Невзрачная девушка, её бросил жених, потому что она – обычная, из-за того, что с короткой стрижкой под мальчика.
Длинноволосую бы не бросил, потому что длинново-лосая – деньги, слава, почет и уважение для её спутника».
Вы бы отвернули своё лицо, которое с удовольствием поворачиваете к рыбам и пошли бы по городу в поисках длинноволосой, поэтому – красавицы.
Вы никогда бы из робости не подошли к длинноволосой, но шли бы за ней по городу, преследовали бы в метро подглядывали бы за ней в окна, когда она раздевается перед сном и около окна обнаженная делает растяжку ягодичной мышцы.
И виноватой в своей трусости назвали бы меня, умершую с короткими волосами.
Браво! Браво, мужчина!
Вы ожидали от меня радости и веселья, потому что я  — с короткими невзрачными волосами.
Радость и веселье не нашли, потому и смотрите на меня с сарказмом и тоскливым упреком, оттого, что робее-те перед длинноволосыми, но смелый и ироничный перед простушками, оттого, что — коротковолосые – по своему желанию, или по чужой злой воле.
Куплю пломбир, чтобы тоска моя замерзла! – Ана-стасия подошла к лоточнику, встала около морозильника, выбирала мороженое по душе и к случаю – так балерина выбирает на вечер спонсора.
Мороженщик изредка поглядывал на Анастасии с любопытством и спросил через минуту, потому что испол-нительный Гермес:
— Девушка! Вам лакомку, Ленинградское, рожок-гигант?
Мороженое свежее, утром из Беларуси привезли, оно прошло радиационный контроль, фон в пределах нормы.
— Вы… Вы! Вы – иронизируете, молодой человек? – Анастасия посмотрела на продавца мороженого строго, но строгость не вышла, потому что Анастасия тоже молодая. – Зачем вы спросили меня о выборе мороженого?
Вы своим вопросом озадачили меня, поставили в ту-пик и огорчили, как Дездемона огорчила мавра.
Может быть, за мной гонятся насильники или поли-цейские, и я нарочно встала у вашего лотка, чтобы они пробежали мимо, как промахивается лисица мимо норы зайца.
Но нет, вам необходимо, чтобы меня заметили, чтобы я посмотрела на вас и не полагала вас простым приложением к лотку.
Низменная гордость взыграла в вас, или вы увидели, что девушка с короткими волосами, как стриженая куница, поэтому осмелели, как осмелел ихтиолог и заговорили со мной с усмешкой и намеком, что я – слишком легкодоступная девушка, потому что у меня короткая стрижка под мальчика.
— Вы угадали отчасти, девушка, – продавец сдвинул крышку, затем снова задвинул – видно, что действие его не имело иной цели, как робость и самоуспокоение – так попугай плещется в купалке. – Волосы меня ваши не интересуют, как не интересовал бы бегемот за вашими плечами.
 Я посещаю курсы ораторского и актерского мастер-ства имени Амилкара Кабрала и Саломеи Нерис для роб-ких юнош и девушек, которым не повезло с заморскими женихами и невестами.
С детства я застенчивый и робкий, поэтому всю жизнь преодолеваю себя, словно вкатываю на гору мала-хитовый стопудовый камень.
На курсах моё самомнение выросло – а раньше я из дома выходил только по ночам, потому что думал, что своим видом пугаю прохожих, как вампир.
Мама моя – мать одиночка, отец бросил нас до моего рождения и отправился на заработки в Австралию – сдирал шкуры с диких собак динго и мариновал крольчатину.
Мама готовила меня к балету, поставляла книжки по балетному искусству и мечтала, что я стану либо адвока-том в смокинге и с бакенбардами, либо балероном в трико и без трусов, с заячьей лапкой на гениталиях.
Но я робел перед балеронами и адвокатами, поэтому не пошел ни в балет, ни в юриспруденцию, где из-за каж-дого угла стреляют.
Я выбрал карьеру на свежем воздухе, работу с людь-ми – лоточник, продавец мороженого и счастья.
Гордость, оттого, что я уже не так робок, как прежде, переполняет меня, и иногда я допускаю шуточки с покупа-тельницами в надежде, что какая-нибудь девушка полюбит меня за высокие нравственные идеалы, глубоко скрытые до поры до времени.
Идеалы свои я подарю девушке только после свадь-бы.
Мама очень переживала, что я не адвокат в суде и не балерон на сцене – так переживает узбекская девочка над разбитым глиняным кувшином.
Ой, девушка, у вас на плече кузнечик с зеленым рыльцем.
— ААААА! – Анастасия вскричала, крутила головку, прыгала, визжала от страха, что кузнечик залезет в ухо и по ушным каналам доберется до мозга.
— Пошутил я, пошутил, как Казанова, девушка! – продавец мороженого сиял, словно олимпийский рубль из платины. Он ущипнул себя за нос от удовольствия, удо-стоверился, что не спит, и улыбнулся мило, но показал кривые зубы: — Я робко утешал маму; требовал, чтобы она пошла в душ, потому что три недели от тоски не мы-лась; говорил, что не оправдываю отца за то, что он про-менял маму на собаку динго; несколько раз заговаривал о том, что в продавцов мороженного не стреляют, а стреля-ют в адвокатов, и продавцы мороженного не болеют СПИДом, потому что нет денег на дорогих любовников, а балероны спят со своими спонсорами.
Мои слова вызывали гнев мамы, и я напомнил ей судьбу Алёши Воробьева, моего товарища по детскому са-ду (детский сад сгорел после оргии воспитательниц с са-довником).
Алёша Воробьев, в отличие от меня, очень компаней-ский, общительный – душа компании, где много наркоти-ков и вина.
Зубы у Алёши Воробьева кривые, поэтому он всегда, когда с неизменным жаром оправдывался перед очередной любовницей, плевался сквозь дырки во рту, беспрерывно повторял, что любит только одну (очередную девушку), а остальные девушки – козы, сестры, милые добрые сестры с белыми телами, и то, что он парится с ними в бане, пле-щется в бассейне, не должно вызывать недоразумений у девушки, которая предназначена ему Судьбой.
Глаза Алёши Воробьева выпуклые, похожи на огромные косточки папайи – с пятнами, слизкие, улитко-образные.
Он всегда лгал, но лгал по причине бедности, потому что денег у него никогда не хватало на бутылку пива «Жигулёвское» – так не хватает денег у пирата на новую ногу.
На его сердце камнем лежала печаль за непригляд-ную внешность, он похож на умершего шакала.
Алёша Воробьев сначала осваивал профессию бале-рона, достиг некоторых высот, но спонсор подсадил его на героин, и Алёшу выгнали в адвокаты.
В адвокатах в Алёшу стреляли в зале суда, и у него от страха расслабился навсегда сфинктер, поэтому с тех пор Алёша ходит в подгузниках для взрослых.
В конце концов, Алёша Воробьев пришел на работу в любительскую киностудию для людей с ограниченными возможностями.
В киностудии он повстречал девушку – Алину, не-смотря на имя – блондинку с короткими волосами, как у вас.
Алина не ответила Алёше взаимностью, поэтому Алёша тоскует и по ночам голый бегает по крышам в надежде, что сорвется и разобьется из-за несчастной люб-ви.
После моего рассказа мама дала своё благословение на работу мороженщиком с лотка, как запустила ракету с собаками Белкой и Стрелкой.
Жизнь окрылила меня, поэтому я заговорил с вами, спросил о ваших предпочтениях, хотя понимал, что нару-шу ваш мир и покой, как дровосек разрушает осиное гнездо.
Я никогда в себя не верил, а верил в других людей; теперь же я верю в себя и вливаю в сердце подозрение против карманных воришек и полицейских, которые ку-шают мороженое бесплатно.
Возьмите половинку мороженого, девушка, а запла-тите, как за целое.
С вами смущенный кавалер; он оделит вас деньгами, иначе – зачем нужны кавалеры, словно им в глотку вставили нафталиновые палочки.
— Вы продаете мороженое, а судите о нафталиновых палочках, как профессиональный дровосек рассуждает об абортах, – Анастасия подпрыгивала, размахивала руками в необыкновенной сказочной ярости – так Снежная Короле-ва волнуется весной. – Представьте на моем месте длинно-волосую девушку, то есть меня с длинными волосами, по-хожими на канаты.
Представили своим низким замороженным умом?
И что, вы так же нагло, с иронией, снисходительно-усмешливо говорили бы ей гадости и непотребности о кривых зубах ваших друзей?
О нафталиновых палочках, что используете для про-чищения сфинктера?
— Девушка, почему скандалите в общественном ме-сте?
Вы – пьяная?
Ваши документы, попрошу, без лишних движений рук и ног! – около девушки стоял полицейский с кандала-ми на поясе и пистолетом в кобуре. Полицейский профес-сионально держал руку около носа – если подозреваемая вцепится в лицо (часто случается около Красной Площа-ди), то полицейский спасет глаза и честь мундира.
— Мои документы без размахивания рук? – Анаста-сия притушила громкость, но смотрела на полицейского столь яростно, что он положил вторую руку на гениталии – на всякий случай. – Меня сначала оскорбил мужчина с рыбной фабрики, – Анастасия указала на ихтиолога. Их-тиолог покраснел, опустил взгляд, словно искал на земле потерянную запонку. – Затем дама в фиолетовом парике говорила, что она — Царица балета, а потом иронизирова-ла обо мне, будто ей в обед семнадцать лет.
Следом за дамой – робкий мороженщик, любитель нафталиновых палочек и парней по имени Алёша, что ра-ботают на любительских киностудиях.
Да, да, а начала – парикмахерша, что обкорнала меня под пенек с опятами… нет, ножки опят длиннее, чем мои волосы после парикмахерской.
Теперь вы пристаете с нелепыми требованиями, что-бы я документы предъявила, словно меня насилуют в Дат-ском посольстве.
Вы когда-нибудь видели москвичку с документами в дамской сумочке, куда губная помада пролезает с трудом, как трубочист Йохан тиснется в выхлопную трубу автомо-биля своей матери?
Московские девушки не носят документы, потому что документы – пошло; и девушек всегда обворовывают, обманывают – то честь украдут, то волосы срежут, то пас-порт унесут, а затем по паспорту получат в Грузии кредит.
Вы попросили, нет  — приказали о моих документах, но, если бы у меня длинные волосы свисали ниже попы, то никогда бы не оскорбили меня подобной просьбой, словно с груши упали.
Никто никогда не видел, чтобы у красивой длинно-волосой девушки полицейский спрашивал документ, по-тому что длинные волосы – документ сам по себе и в себе.
Длинные волосы – международный паспорт де-вушки.
Недавно около метро Тургеневская я наблюдал, как длинноволосая эффектная девушка на высоких каблуках, в Космической одежде одеревенело стояла, не знала, или за-была дорогу.
Она хлопала метровыми ресницами, а все мужчины, абсолютно все – глазели на девушку, натыкались друг на друга и на других, но неинтересных, потому что толстых и короткостриженых, женщин.
Мимо девушки прошел полицейский патруль – они сшибли нечаянно двух старушек библиотекарш по виду; полицейским в голову даже не пришла порочная мысль о документах девушки, как подглядывальщик за обнаженной купальщицей не интересуется её националь-ностью.
Вы оскорбили меня, полицейский, когда попросили документы на проверку.
Лучше бы вы плюнули мне в лицо или сорвали бы с меня одежды – меньше мне позора, чем ваш сарказм, тай-ный хохот по поводу моей короткой стрижки. – Анастасия замолчала, протянула руки вперед, к полицейскому, чтобы он захлопнул на её запястьях кандалы.
Но полицейский погрузился в мысли, и продавец мо-роженного задумался, и лицо ихтиолога выражало край-нюю степень погружения в мысли – так водолаз опускает-ся на дно Марианской впадины.
— Вы… Вы… Вы о чем думаете, гадкие? – Анаста-сия выдохнула ароматом сакуры.
О том думаете, как бы все выглядело у меня и вокруг, если бы полицейский сорвал с меня одежды и выставил короткостриженую обнаженную на обозрение, как ведьму на костер?
— Не говорите, так, девушка с надрывом. Зачем вы говорите – ведьму на костер?
В остальном вы правы! – полицейский повернулся к ихтиологу и посмотрел на черный портфель для переноски кандидатских диссертаций и героина с рыбьей чешуей: — Ваша девушка скандальная?
— Эта? Эта! Гм! Моя девушка! – ихтиолог набрал полный рот храбрости и старательно не смотрел на Ана-стасию, словно она превратилась в зомби.
— Покажите хотя бы ваши документы, — полицей-ский искал спасения, выход, чтобы не потерял лицо, пото-му что от Анастасии документы не получит, а уйти просто так, не по Уставу не имеет права, потому что подошел – значит – подозревал. – Я огорчился поведением вашей да-мы, но прощаю её, как Повелитель прощает гарем.
Возможно, что у вашей подруги менструация, или другие критические дни: она выбирает между вами и дру-гими женихами – с кем пойдет и с кем возляжет.
На всякий случай девушки имеют по несколько же-нихов и любовников – богатых, красивых, пожилых, молодых, перспективных и обязательно из уголовной среды.
Девушек тянет на уголовников, как соловья на розо-вый куст.
Вы по виду – жених надежный, но небогатый и бота-ник, похожий на рыбу.
Ваша подруга бзырится, словно телка на весеннем лугу с клевером – бегает, волнуется: выберет вас – всю жизнь в нищете промается, но с надежным парнем.
Вместо вас пойдет под венец со старым богатым пер-дуном, так после его смерти, возможно, родственники объ-явятся и заберут все богатства, на которые рассчитывала.
Ляжет под уголовника – красиво, празднично, деньги рекой, шампанское фонтанами, шубки норковые; Франция, Италия, но – ненадолго, а затем уголовник бросит её, надругается, отдаст по кругу друзьям и подсадит на иглу, отчего ваша подруга станет старухой в двадцать пять лет и помрет бомжихой на Ленинградском вокзале.
Девушки всегда на нервах, словно сквозь них про-пускают электрический ток с фотографиями женихов.
— Нет, не фальшивыми чувствами, не елейными уговорами меня привлекает эта прекрасная девушка с румяными от волнения щеками, - ихтиолог расстегнул портфель, лихорадочно искал паспорт – так девушка в минуту затишья ищет тест на беременность. Он воровато спрятал игральные карты с картинками обнаженных купальщиц, быстро смял журнал «Плейбой» двухлетней давности. – Вы не восстанавливайте её против меня, потому что она подозревает меня в излишней иронии и сарказме, словно я – куртуаз или дворцовый музыкант.
До встречи с ней я не знал об иронии и сарказме – так Маугли не видел женщин.
Я подозревал, слышал слова «ирония», «сарказм», но не применял к себе, потому что люблю рыб и среду их обитания.
Пучеглазый окунь до сегодняшнего дня больше за-нимал места в моих мыслях, чем обнажённые ку-пальщицы.
Прошлым летом я проводил исследования около Астрахани, в селе Яксатово на реке Кезань, где много ры-бы и водорослей.
Змеи, да, змеи и лягушки мешали моим исследовани-ям, но я работал в высоких резиновых сапогах – чем удив-лял местных доярок и рыбаков с татуировками по всему телу.
Вечером я затаился в кустах сахарного тростника или саксаула – не знаю, потому что я не ботаник, как вы бы хо-тели и сказали обо мне, но я – ихтиолог.
На голову я надел маскирующую кепку с рыбьей че-шуей,  а на майке у меня фотография щуки, чтобы рыбы приняли меня за своего, за большую Волжскую плотву.
Я ждал, когда жерех выйдет на вечернюю охоту и ударит хвостом по малькам на мелководье – так мальчики на переменках гоняются за девочками.
Прошло изрядно времени, ноги у меня онемели, и змеи подползали ближе и ближе, словно в фильме об Ин-диане Джонсе.
Вдруг, чу! Я заслышал женский смех, затем хохот и через непродолжительное время сильнейшие всплески – пришли за кусты купальщицы, похожие на морских белок.
В сильнейшей досаде я бы выбежал из-за кустов, но мысль о том, что купальщицы меня уличат в подглядыва-нии, а отсюда следует, что я – маньяк – испугала меня сильнее провала наблюдения за жерехом, который скрылся от больших женщин.
Возможно что в Яксатово или в Астрахани орудует сексуальный маньяк в светомаскировочном плаще, и меня посадят по ложному обвинению в тюрьму, где паханы и параша.
В сильнейшем страхе я добавил тростника на голову, и почти не дышал, словно у меня грудная жаба.
Купальщицы плавали, омывали себя не меньше два-дцати минут, будто три года шли к водоему.
Наконец, они вышли из воды обнаженные – я видел каждый волосок на их лобках, а лобки у деревенских ку-пальщиц небритые, как Райские кущи.
Девушки вскоре оделись и ушли, оставили во мне ве-личайшее раздражение и досаду, что я не увидел, как же-рех хвостом бьет мальков.
Только на третьи сутки, когда пелена гнева спала с моих очей, я осознал себя немного неправым – разве настоящий мужчина не возрадуется, когда увидит обна-жённых женщин купальщиц?
Если не взыграют у мужчины в подобный момент природные собачьи чувства, то мужчине – грош цена даже на научном поприще.
Я долго лечился после Астрахани, изгонял из себя неприятие к купальщицам, которые срывают научный экс-перимент.
На память о том вечере я убил змею и сделал из неё зоологическое чучело.
Змея напоминает высушенный пенис.
Много, многого я достиг в психологической релакса-ции, словно пробку из себя выбил, но не на все случаи жизни меня хватает.
Например, с этой… девушкой… я не знаю, как себя вести, хотя представляю её то жерехом на мелководье, то одной из обнаженных купальщиц.
Не вините меня строго, полицейский, потому что сейчас, когда вы проверяете у меня документы – где же этот паспорт проклятущий? – возможно, ваш друг, у кото-рого сегодня отгул, спит с вашей женой в вашей кровати, или ведет вашу любовницу под венец.
— Клянусь вас, что не обижу ни вас, ни вашу подру-гу, если документы у вас в порядке и не сфабрикованы на принтере «Эпсон» в Китае! — полицейский с жаром при-ложил руку козырьку, будто закрывал глаза от Солнечных зайчиков. – По поводу моей жены не волнуйтесь – я её со-держу в золотой клетке – в бронированной квартире, более надежной, чем камера для преступников с пожизненным сроком отбывания наказания.
Жена у меня – красавица, но – Украинка из Львова, где памятник Бандере.
Бодрая, веселая, мощная, нахрапистая лошадь – если бы не тюремная квартира, то наставляла бы мне рога по шесть раз в день и отравила бы уже давно сто раз.
Когда я взял её замуж в Москву, то она пришла в чрезвычайное раздражение, бросала на пол посуду, гово-рила, что поторопилась, напрасно продала свою красоту и молодость москалю, отрицала институт брака, избегала ЗАГСа, как мышь прячется от кота.
Но у меня достало силы, я скрутил её, отвез в поли-цейской машине в Дворец Бракосочетаний, вынудил под побоями – она подписала брачный договор, а затем мы по-ехали в Церковь в Загорске.
Священник долго сопротивлялся, но под дулом моего табельного оружия сдался и обвенчал нас с добрыми намерениями.
И знаете, что мне помогло в общении с женой? – по-лицейский с торжеством посмотрел на ихтиолога, затем на мороженщика и после  — пристально в глаза Анастасии. – Мои кулаки помогли и деньги.
Ударю и даю сто долларов жене, ударю – и сто дол-ларов.
После контрастной терапии – украинки любят побои от мужа и деньги – моя жена расцвела буйным цветом во-ровской малины.
Теперь ни один соперник не разлучит нас, пусть даже птичка разлучник пролетит над городом.
Я несправедливо попросил несколько минут назад документы у вашей девушки, – поклон ихтиологу, – она, я вижу, из тех, кто бросит вас на другой день после свадьбы, но ребенка от вас не вытравит, не сделает аборт.
Вы прекрасно меня слышите, потому что я другой, не похож на вас и на полицейских из Амстердама, где про-ституция, наркотики, подпольная торговля алмазами и женскими органами.
В Амстердаме на стажировке я качался в тренажёр-ном зале вместе с культуристом Ван Дамом.
Ван Дам – маленький, худой, но с волевым подбо-родком и женой, похожей на кордебалет.
Я придержал знаменитому киногерою штангу, ска-зал:
«Полноте, Ван Дам, я не о вас думал, когда на вас смотрел, как на черный квадрат Малевича.
Вы много не поняли в жизни, потому что не получи-ли Российское гражданство, а Депардье получил Россий-ское гражданство, и теперь из саун с девками не вылезает.
Будьте счастливы с вашими женами, Ван Дам.
Не требую я у вас паспорт, а вы мне не дадите то, что я хочу от жизни!».
В ответ Ван Дам – полагаю, что ничего он не понял по среднерусски – потрепал меня по щеке, сдул невиди-мую пылинку с моего левого плеча и подминал двумя гла-зами, словно закапал капли глазные и промаргивался.
Мне кажется, что у него парик, или он красит волосы, а моя жена волосы не красит, она их нарочно подстригла по приезде в Москву – так бабки пропалывают огород от сорняков.
— Где же паспорт, словно его караси съели? — их-тиолог разволновался, вытаскивал бумаги из портфеля – так снегирь выкидывает из гнезда яйца кукушки. – Шутка ли: портфель с бумагами, а документа нет.
Без документа массажистка в салон не приходит.
— Что это у вас за автограф? – полицейский вскрик-нул, но затем по долгу службы взял себя в руки – так бок-сер после нокдауна поднимается на ноги и получает нока-ут. – Знакомый до боли в сердце почерк, словно мне на груди татуировку сделали метровой иглой.
Вы украли книгу из Эрмитажа или Исторического музея?
— Разве в Историческом музее и Эрмитаже хранят книги по рыбоводству? – вопросом на вопрос по-иерусалимски ответил ихтиолог и протянул брошюру с ав-тографом Елизаветы Вознесенской полицейскому. Руки ихтиолога дрожали, как плавники лосося в быстром тече-нии. – Несколько минут назад балерина дала автограф – лучше бы благословение на свадьбу свое дала мне и моей э… подруге.
Автограф – что? Автограф – ничто! Пустышка! Дым над рекой!
Я хотел грубость применить к балерине, но природ-ная скромность и страх, что бабушка ударит меня ногой в промежность – этот удар женщины выучили из кино, хотя удар в промежность очень неэффективный, проходит один случай на сто ударов – остановили меня.
Баран останавливается пред новыми воротами – я ви-дел в Грузии баранов и ворота – а я остановился перед ба-лериной в фиолетовом парике.
До этой встречи я не подозревал, что существовала и живет балерина Елизавета Вознесенская, и даже, если бы узнал, то не разгласил бы по институту, не хвастал бы, что торжествовал с важной особой, получил от неё автограф, а на самом деле она автографом испортила мою ценную брошюру научную, и теперь брошюра пошла под откос партизанским поездом, даже праха от немцев и рыбьей чешуи нет в брошюре, только автограф Елизаветы Возне-сенской.
По окончании детского сада нам выдавали подарки, игрушки, и я надеялся на танк, грузовик или вертолет с красной звездой.
К сожалению, у меня родители приличные, интелли-генты, получается, что я из благополучной семьи, поэтому всем неблагополучным детишкам раздарили танки, верто-леты, самолеты, железные дороги, самосвалы, а мне, как перспективному, подарили книгу детских рассказов Биан-ки.
С тех пор я ненавижу детских писателей, а обожаю большегрузные машины и фильмы с вертолетами и паро-возами.
Я ушел из детского садика рассерженный, и серди-тость перенес на виноватую балерину с фиолетовыми во-лосами.
— Что  ж… Я вместо паспорта возьму вашу брошюру с автографом Елизаветы Вознесенской, — полицейский без раздумий выхватил брошюру из рук ихтиолога и бе-режно вложил в полицейский планшет, в котором бульк-нуло. – Вы странно на меня глядите, а я вас еще не при-стрелил за взятку должностному лицу.
Автограф Елизаветы Вознесенской потянет на тыся-чу рублей у барыг на Измайловском рынке искусств.
Не моя территория, но я бы сбыл барыгам брошюру на вернисаже, где бомжей больше, чем в Чертаново.
Не продам я брошюру с автографом Вознесенской, не отдам барыгам, а подарю товарищу полковнику на день рождения, словно алмаз величиной к конскую голову под-несу.
Полковник Богданов повысит меня в должности, обязательно присвоит новое звание с повышением – так девушка после бани с бандитами становится знаменитой эстрадной актрисой.
На прошлый Новый Год мы в отделении празднова-ли, как полагается с выстрелами из автоматов и битьем бу-тылок.
Полковник попросил, чтобы я заварил ему кофе;  секретарша - капитан полиции Горюнова сбежала с уго-ловным авторитетом, поэтому временно я варил кофе для товарища полковника Богданова.
Я сварил ароматный арабский кофе с экскрементами горных мышей – мумием, и понес полковнику в пыточную камеру – полковник допрашивал подозреваемую в нарушении покоя Москвичей на улице Большая Ордынка.
В пыточной камере я онемел, хотя ко всякому при-вык и свою жену часто в кандалы заковываю, словно пташке повесили на лапку золотую пудовое кольцо.
С поднятыми руками – наручниками прикована к крюку в потолке, стояла обнажённая балерина Елизавета Вознесенская с пропорциональной грудью и длинными крепкими ногами.
Одну ногу балерина, как бы в усмешку, что я пришел и смотрю на неё голую, подняла к голове – высоко, краси-во, вытянуто – дорого стоят поднятые ноги балерин, я цену балеринам знаю – от низшего кордебалета до прим балерин.
У нас в отделении расценки на балерин висят, чтобы мы лишнее не платили, как купцы на Привозе.
Товарищ полковник у меня кофе принял, отхлебнул и произнес с горечью, которая присуща каждому старшему офицеру полиции:
— Видишь, Степан, красавица балерина, а уже ба-бушка, как и я.
Только я не бабушка, а – дедушка, а она — бабушка с крепкими оленьими ногами.
Ты не конфузься, майор, я тоже немного в волнении, словно только что меня освободили от занимаемой долж-ности.
Елизавета Вознесенская на всех мужчин одинаково пленительно действует, подозреваю – я имею право подо-зревать, потому что я – работник полиции, подозреваю, что и на женщин она действует магнетически, притягивает, как магнит железные опилки.
С утра я предчувствовал, что сегодня случится не-обыкновенное, волшебное, а в сортире уже передумал – авось радость мимо меня пронесет, как поезд «Сапсан».
Я уже в том деликатном возрасте, майор Степан, ко-гда лучше без радости, потому что от радости мозги сво-дит, сосуды расширяются везде, кроме главного мужского места.
Елизавету Вознесенскую я знаю давным-давно, так давно, что, кажется, еще Кочубей по Москве гулял с Золо-той Ордой.
Молодой лейтенант, тогда еще – милиции, а не поли-ции, я с бригадой ворвался в женскую раздевалку Большо-го Академического Театра СССР.
Кони у него наверху, в театре… железные кони, не живые…
Так случается, Степан, что кони, которым мы дове-ряли всю жизнь — мертвые, из железа, и гривы у них же-лезные, и копыта железные – не только подковы, и при-чиндалы – железные..
В женской переодевалке  мы обнаружили полуголых балерин, первое впечатление, что они нарочно голые раз-гуливают по подсобным помещениям, ждут богатого по-кровителя.
Я изучал на досуге Шопенгауэра и Гегеля — модно в те времена, когда милицейский работник интересуется фи-лософией и смежными науками — физикой и химией.
Но то, что я увидел в гримерке – не Шопенгауэр и не Гегель, и даже не Копенгаген, а – Москва.
Одна из балерин – длинноволосая, строго недоступ-ная красавица – Елизавета Вознесенская пленила меня красотой – так щука берет в плен жабу.
Обыск ничего не дал, но я не уходил из гримерки, искал повод для знакомства – в те времена милиционер имел возможность взять в жены голую балерину с высоко поднятой ногой.
Балерину обычную, но не длинноволосую красавицу балерину.
Я поругался с Елизаветой Вознесенской, потому что она отказала мне, молодому, искрометному философу ми-лиционеру в свидании.
На всякий случай я приготовил акт изъятия у балери-ны иностранной запрещённой валюты, надеялся, что мои подозрения окажутся справедливыми, и Елизавету посажу в кутузку до выяснения обстоятельств, пока она меня пе-ред свадьбой не разуверит.
Посидим, выпьем, затем – в Дворец Бракосочетаний.
Но Елизавета Вознесенская со мной дружбу не хоте-ла, она гуляла с иностранцами, прыгала из ресторана в ре-сторан – так птичка порхает с ветки в клетку.
Бедный я краснел от злости, проверял у неё докумен-ты, а она Советский паспорт небрежно мне подаст, даже не взглянет на меня, только губку нижнюю оттопырит, как макака и снова руку положит на волосатую ладонь ино-странца.
И характерный жест у Елизаветы Вознесенской про-тив меня – мотнет длинными власами, словно я – мусор, а она этот мусор волосами сметает со стола на пол.
Веришь, Степан, я сам себе не верил, что балерина меня не любит, – товарищ полковник вскричал с непод-дельным волнением, закатал рукава, но передумал и не ударил уже старую балерину по лицу кулаком. – Подозре-вал, что не любит, но не верил – так осуждённый не верит, что его опустят на параше.
Ты бы видел меня, майор, в те годы: обижен, оскорб-лен, опозорен, безутешен, и во всем замешана безответная любовь к балерине Большого Театра СССР.
Я не ищу оправданий перед тобой, но скажу, что се-годня пробил мой час – как пробивает Царь Колокол пуля из Калашникова.
Всю жизнь меня Елизавета Вознесенская динамила, размахивала пышной гривой волос, а теперь – теперь волосы ей не нужны, потому что о душе думает, о покое, о Райских садах с пуританами. — Товарищ полковник Богданов подошел к балерине, пощупал её груди (я тоже сделал попытку, но строгий взгляд начальника меня остановил, словно кипятком в промежность): — Груди у старушки номерные, упругие, словно залиты каучуком.
Но возраст, возраст, Степан, не пощадил кости таза – таз расширился, как ворота для танка, поднялся, кости длинные: как бы не молодилась балерина или артист теат-ра и кино, но походка меняется, и кости таза выдают воз-раст – так нам выдали в сорок первом фашисткого шпиона Козловского.
И кости лица - твердеют с возрастом, лицо становит-ся квадратным.
Посмотри на досуге, Степан, на фотографии наших и иностранных порнозвезд, которым уже около тридцати лет и больше – у всех морды расперло, челюсти широкие, тяжелые борцовские.
Кожу легко натягивают артисты, подтягивают, шли-фуют, а тяжелые челюсти – только танковая атака сломает.
Кости таза и челюсть, а также паспорт и мои воспо-минания показывают, что перед нами не девушка, а – ста-рушка, хотя тело у неё крепкое, наливное, яблочное.
Я всю жизнь ужасно боялся, что встречу Елизавету Вознесенскую на пенсии, и рука не поднимется на неё, что наскучит мне мысль о мщении.
Но по стопам Мцыри, гордого, отважного я говорю и выдавливаю из себя молочнокислую улыбку.
Могу, ещё могу, Степан. – Товарищ полковник с вы-разимой нежностью посмотрел на балерину Елизавету Вознесенскую – так учитель смотрит на отличника.
Он подошел, выхватил из ножен морской кортик и в три приема срезал длинные, метровые волосы балерины.
Волосы упали тугим комом неродившихся змей.
Балерина коротко вскрикнула, мотнула головой и без сознания лианой повисла на цепях.
Нога её, прежде поднятая, упала к волосам.
— Никогда, Степан, слышишь, никогда Елизавета Вознесенская теперь не мотнет нагло, с издевкой, прене-брежительно мне длинными волосами, – товарищ полков-ник погрозил мне пальцем, словно я отращивал волосы ба-лерине. Он парой оплеух привел старушку в чувства – так невеста после свадьбы оживляет жениха: — Елизавета, друг мой, ангел тьмы, не держи в сердце обиду на меня за то, что я срезал твои длинные волосы.
Много лет, почти веков, я с зубовным скрежетом просыпался в поту рядом с очередной проституткой и вспоминал, как ты унижала меня взмахом длинных волос, словно Горгона Медуза змеями.
Теперь мы никогда не поссоримся, и дай мне слово, что вера в меня в тебе расцветет аленьким Цветочком из сказки о чудовище и красавице.
Я тебе рассказал, почему я держал на тебя обиду всю жизнь, но не помню, чтобы сам отрастил бы волосы хотя бы до плеч.
Мы не спали друг с другом в одной постели и не прыгали на одном батуте в цирке, а я очень хотел совмест-ных занятий спортом.
Я не попрошу у тебя прощения за волосы, но ты у меня проси прощения за волосы, за то, что махала волоса-ми мне в лицо, словно твои волосы говорили: «Пошел прочь, мент поганый».
Летом я хожу босиком по травянистому лугу, чтобы трава – сухая и живая – колола пятки, массировала жиз-ненно важные точки на ногах – как китайская массажистка массирует лоб американскому продавцу унитазов.
Любовь к прогулкам я перенес в Москву, представ-ляю, что я босиком, словно Ивановец после голодания, и гуляю по траве, а не по мостовой, под которой спрятаны кости миллионов поколений людей и их предков.
Я бродил по Москве, заходил в гости к иностранным чернокожим балеринам, участвовал в пьянках с азиатски-ми поклонницами полицейских из Китайского цирка, а в душу лезли твои волосы и тяжело оседали комом в горле.
Я смотрел на короткостриженых китайских акро-баток без трусов, а видел у них длинные волосы, как у те-бя.
И пришло мне на ум, что ты заболела проказой и умерла от стыда, что променяла меня на красивую жизнь со знаменитостями, богачами и Макдональдсом.
В горячке я поверил, что ты умерла, а после смерти в морге врач срезал с тебя волосы и продал цыганам на па-рики.
Тоска сковала мои члены, и в тоске я записался в кружок живописи Андрияки, где много незамужних жен-щин и геев.
Все рисовали здания, деревья, а я рисовал волосы ба-лерины Елизаветы Вознесенской.
Из кружка меня прогнали по профнепригодности, я ушел в тоске на Новодевичье кладбище, упал в свежевы-рытую могилу и думал, что её вырыли для твоего тела – я не знал, что в это время ты плясала обнаженная на корпо-ративе Австралийских добытчиков опалов.
Когда вылез из могилы, в конце кладбищенской ал-леи увидел знакомый силуэт с поднятой ногой и побежал к нему, падал, поднимался и снова бежал, целовал свои руки – тренировал губы к поцелуям с тобой.
Представлял, как мы помиримся, затем снова поссо-римся, и ты мотнешь волосами мне в лицо.
Но когда добежал, то разочаровался, словно увидел живой труп.
На меня глядела молодая балерина, веселая, краси-вая, желанная до боли в паху, но не ты, и волосы у неё ко-роткие – под француженку.
Как вообразил я, что она всю жизнь ждала меня, что сейчас я крепко обниму её, прижму к груди, повалю в мо-гилу и сделаю с ней то, что не сделал с тобой, то лишился рассудка от злости.
Я понял, что никогда не поссорюсь с молодой бале-риной, не ударит она меня длинными власами, а я уже привык к унижениям, мужчины в возрасте обожают мазо-хизм.
Без унижений – я не человек, не полицейский и не милиционер в фуражке и при исполнении. Кончена моя жизнь, Степан! Пропал я пропадом! — Товарищ полков-ник Богданов смахнул скупую мужскую желтую слезу, об-нял меня, и поклялся, что никогда не забудет длинные во-лосы балерины Елизаветы Вознесенской, как не забудет теплые руки родной матери.
Затем он побежал к праздничному столу, а я отпустил голую балерину Елизавету Вознесенскую из-под стражи, за неимением улик отпустил и за отсутствием состава преступления.
Теперь я преподнесу товарищу полковнику бесцен-ный автограф Елизаветы Вознесенской, как рану расширю пальцами и всыплю туда соль и перец – смесь против нюха поисковых собак. – Полицейский махнул рукой, отвернулся и пошел по тропинке, как грибы собирал.
Ихтиолог взял под руку Анастасию, увел от почему-то покрасневшего мороженщика, похожего после призна-ния полицейского, на крем-брюле.
— Теперь вы верите, что вы – ничтожество, а поли-цейский – еще большее ничтожество! – Анастасия говори-ла быстро, с торжеством, словно бежала за поездом. – По-лицейский иронизировал умело, поставлено, профессио-нально издевался над моей короткой стрижкой, словно по-дозревал меня в убийстве Джона Кеннеди.
Вы иронизируете робко, вяло, по-помойному, а по-лицейских в школе полиции обучают грубому унижению людей, тонкой иронии, грубому сарказму и неприкрытым усмешкам, потому что все люди на голову ниже полицей-ских, оттого, что – преступники, либо потенциальные нарушители закона.
Полицейский рассказал, как его начальник срезал во-лосы с балерины, со старушки, все равно, что в старости во второй раз лишил её девичьей чести.
Не для вас рассказал, не для мороженщика и не для своей утехи, а нарочно на меня целил, меня оскорблял рас-сказом, показывал, что Елизавета Вознесенская – величи-на, гуляла с иностранцами, жила в ресторанах, поднимала и поднимает ногу бесстыдно, высоко, выше головы, и то, она без волос – пустышка, на которую не позарится старый афрочехословак импотент.
А я, потому что не балерина, потому что не просижи-вала жизнь в ресторанах, хотя – не плохо бы, но никто не приглашает, потому что — коротковолосая, я, по мнению полицейского, и своё мнение он ярко выразил в притчах, я – ничтожество, дыра, у которой даже мороженщик не по-просил автограф.
Девушка с короткими волосами для полицейского – бездокументарная девушка, и он обязан её выслать за сто первый километр, пока волосы не отрастут ниже талии, то есть – до ягодиц.
Ягодицы, не показала бы я полицейскому свои яго-дицы, мерзавец.
Он мне душу растоптал казенными башмаками, плю-нул в лицо словами, обкакал иронией, обсикал сарказ-мом… нет – обсикал иронией, а обкакал и облевал сарказ-мом.
Он многого не сказал, а я представляю, что у него в мыслях по моему поводу, какие Камасутры крутятся с Джеками Потрошителями, и всё потому, что у меня корот-кая стрижка.
Он – ужасный человек, злой, как и все вы мужчины, а также – женщины, которые сами с короткими волосами, но презирают коротковолосых.
Мир по кругу ненависти, где злые люди, черные зубы и горящие адские глаза против любви.
Полицейский выдумал свою жену, чтобы смотрелся величественно между нами, как король женщин, как тю-ремщик, потому что благородства и великодушия у него через край.
А, если и не выдумал, то он – успокоится за счет ав-тографа, потому что характер у полицейского северный, с ярко выраженными нотками черной смородины из Волог-ды.
Правда, я говорю правду, верьте мне!
Он ведь смотрел на меня, на короткие волосы и пред-ставлял, что я его жена, не любовница, а – жена с заботами о детях и по дому.
Я знаю выражения глаз мужчин, читаю глаза, как книгу с картинками «Буратино».
Полицейский невольно обратил внимание и на вас, как на своего напарника – в полиции полицейские ходят парами, а этот полицейский – один, значит – напарника убили, и полицейский подыскивает себе нового друга, с котором, как в американском фильме – пошутит, скушает гамбургер, пукнет, подавится острым соусом чили.
Моя надежда теперь что вы сойдете с рельс иронии и скажите мне все, что думаете о коротковолосых и длинно-волосых девушках; вы же свободно рассуждаете о рыбах, даже диссертацию о них написала, пусть не на рыбьей че-шуе писали, не на пергаменте, а на бумаге, но живет же ваша диссертация, и волосы мои живут длинные в памяти.
Не отвергайте свою искренность, а отвергните зло, наносное, что упало в душу и вышло изо рта иронией по поводу моей короткой стрижки, что не дает всем покоя.
Если мои длинные волосы в детстве запутались бы в маятнике напольных старинных тяжелых часов, то я бы умерла, а моя голова качалась бы на маятнике братьев Фу-ко.
Кто изобрел маятник – брат Фуко?
В школе говорили, что Фуко изобрел, а до Фуко, что? Маятники не качали?
В музее в городе Ярославль я стояла около старин-ных напольных часов и следила за маятником – так кошка следит за потугами голубя с ливерной колбасой в клюве.
Маятник – туда-сюда, туда-сюда, и моя голова – туда-сюда, туда-сюда.
Волосы ярким веером павлиньего хвоста радовали душу и утяжеляли мозг.
К моим волосам подошел смотритель музея – немо-лодой мужчина в кокошнике – он потом сказал, что ко-кошник нацепил для смеха, – лаптях и ермолке.
Смотритель музея положил густые волосы себе на ладонь, рассматривал их – так врач дерматолог ищет вшей в волосах беспризорников, пойманных на Курском вокза-ле.
К смотрителю подошел подсобный рабочий и сове-товал: «Лучше, лучше смотри.
Индусы смотрят в свой пупок, пока не увидят сиянье.
Русские, если долго смотрят в длинные волосы де-вушки, видят в них Киевскую Русь и древний град Китеж, что поднимается со дна Чудского озера».
Смотритель, наверно потому, что в женском кокош-нике, не увидел в моих волосах град Китеж, не нашел Ки-евскую Русь с полонянами и голыми русалками.
Он отошел от меня и от напольных часов удручён-ный, посматривал искоса, с журьбой, словно обвинял меня в нашествии саранчи.
В огромном блестящем маятнике я видела своё иска-жение, и искаженное лицо проплывало от меня, но затем возвращалось, будто корабль ходит по морю.
Я представила, что в отражении я другая, только одна голова, и голова никогда не кушает, а половых органов у головы нет.
В испуге я глянула на смотрителя музея, но поддерж-ку и защиту не нашла, а поняла, что смотритель и разнора-бочий очень дружны, как сиамские близнецы.
Рабочий недовольно ворчал, что раньше он работал спортивным тренером в школе, у него звание – кандидат в мастера спорта по спортивной гимнастике, и требовал, чтобы смотритель музея разговаривал с ним не как с раз-норабочим, а как с равным по статусу.
После музея я поняла силу длинных волос и еще раз доказала себе, что мужская дружба, пусть даже у анти-кварных часов в музее, крепче интереса к весу волос де-вушки.
На себя только надеюсь, на меня у меня надежда: до-ма и на прогулке, на учебе и на работе, с вами и без вас, словно вы стали прозрачный.
— Вы верите только себе, тому, что у вас в голове, но не верите в силу научной мысли – так якутский шаман не верит в чудеса Московской медицины, – ихтиолог держал Анастасию за руку, но забегал вперед, смотрел девушке в лицо, словно читал по картинке. Около скамейки он споткнулся о ногу старушки, что вытянула костыли до половины дороги, чуть не упал, а старушка долго провожала молодых отборным интеллигентам матом. – Вот зайдем в кафе, я проголодался, и в кафе вы поймете – прав я, или не прав по поводу того, что вы – красавица!
Денег у меня мало, как у научного сотрудника, пре-дупреждаю сразу, хотя девушки не любят когда мужчины без денег, пусть мужчина даже — бомж с бородой ниже пояса.
И, наоборот, если у мужчины деньги, то его полюбит, причем искренне полюбит, любая девушка, пусть у мужчины в мыслях лягушки французские прыгают.
Месяц назад я в глубочайшей депрессии, потому что рыбы в аквариуме скушали своих мальков, расхаживал по комнате и представлял себя узником замка Иф.
Разве возможно, чтобы человек жил с железной мас-кой на лице?
Железо портит кожу, порождает язвы, холодит мыш-цы и не дает подступа к зубам и деснам, которые обяза-тельно кровоточат в тюремной камере, потому что цинга – спутник заключенного.
От железа на голове – плешь, волосы выпадают…
— Вы нарочно сказали о железной маске, осторожно подводили к мысли о волосах, которые выпадают? – Ана-стасия выдернула ладошку из руки ихтиолога, зашла в су-ши-кафе «Якитория», (ихтиолог с виноватым видом семе-нил за девушкой, искал оправдания, но в то же время не отказывал себе в удовольствии – рассматривал Анастасию сзади). – Любая ваша мысль, тема, по крайней мере, когда вы со мной, а другого я вас не знаю – ирония по поводу моей короткой стрижки.
Вы упомянули о железной маске на узнике замка Иф, и понимали, что сильнейший сарказм в мою сторону, так как железную маску на длинные волосы не наденут, а на короткие – пожалуйста.
И о деньгах, о зарплате кандидата наук заранее со-общили, потому что я в ваших глаза – простушка, оттого, что коротко стрижена, а для длинноволосой девушки, вы, наверняка, деньги дома копите год, откладываете в шка-тулку в надежде, что встретите длинноволосую красавицу и загуляете с ней в ночном клубе.
Вы не облегчили моё сердце, а нагрузили его гру-стью, мешаете мне жить, обязываете каждую секунду по-нижаться под весом вашего сарказма.
Журите меня, укоряйте, хулите!
Вы выдумали, что вы великодушный и благородный, рассчитывали на сватовство – куда же денется простушка с короткими волосами от кандидата наук?
Но я отомщу вам изощренно – я закажу суши с рыбой в Якитории; зубы мои истерзают нежную плоть угря, лосо-ся и морского окуня; я скушаю икру летучей рыбы, чтобы вам, как ихтиологу, стало жалко загубленных рыб.
Моя месть за ваши иронии и сарказм.
В четвертом классе меня осмеял одноклассник, он сказал, что я – цапля, оттого, что у меня длинные ноги и выразительное миленькое личико, похожее на все золотые монеты Мира.
Долго я вынашивала план мести против однокласс-ника, а он – коротконогий, толстый, рыжий, словно луко-вица из Луховиц.
В десятом классе он влюбился в меня, ухаживал, но я помнила древнюю обиду, потому что у меня характер – жгучий перец.
Я бы не успокоилась, если бы Английская Королева прошла мимо меня и не отвесила поклон.
На выпускном балу в школе я, хотя очень высокая – вторая по росту в строю на физкультуре — принарядила себя и вошла в зал на туфлях на высокой платформе и каб-луке – семнадцать сантиметров общего подъема.
С высоты своего величия я царственно взирала на карликов, что прыгали, пробегали у меня между ног, слов-но вши скачут по дохлой собаке.
Влюблённый одноклассник подбирался ко мне, но не нашел лестницы для танца.
Он мечтал, что я стану его женой навеки, поэтому после нашего танца невольно обратился бы мысленным взором к другим школьницам в поисках любовницы.
Но я не дала обидчику ни одного шанса – так матрос капитану вместо спасательного круга бросает пудовую ги-рю.
Прядь волос, которую влюбленный мальчишка мне подарил, я сожгла в духовке – воняло, как из клоаки птицы марабу.
— Вы поступили мудро, и говорю вам лесть не, по-тому что я – льстец, но оттого, что вы пара мне и что я увлечен вами, даже в кафе, где пахнет несвежей рыбой.
Может быть, работники ресторана не моют руки пе-ред работой, а рыбу используют с душком, как кушают тухлятину нанайские медведи?
Не кушайте рыбу, кушайте огурцы, они улучшают пищеварение, поэтому иногда я осетров подкармливаю картошкой с солеными огурцами.
Вы не понимаете моих чувств к вам, и мне не надо, чтобы понимали, но необходимо, чтобы – принимали меня, подобно Солнцу.
Поглядите, как дружны за столиком у пальмы два юноши, как они держат друг друга за руки, смотрят в гла-за, и я не назову их поведение предрассудительным, а са-мих юношей — гомосексуалистами, потому что любовь не знает пола – так кошка не знает своего отца.
Докажу вам и не раз, что никакой иронии я не подра-зумевал в своих словах, а только – обожание, почтение и намек на дружбу, словно я всю жизнь искал сахар, и, нако-нец, нашел его в вас.
На вашу улыбку только надежда моя – так палач надеется на чаевые от вдовы разрубленного преступника.
— Надежда на улыбку? Вы шутите, милейший?
Нет, я назову вас – любезный, даже — любезнейший! – Анастасия присела за столик, развернула меню, похожее на буклет обувной фабрики. – Любезный, согласно толко-ванию Даля – готовый оказать услугу.
Вы, якобы, оказываете мне услугу своей прямодуш-ной добротой, но на самом деле подсыпаете песка в мой огород.
Зачем вам нужна ирония по поводу моих коротких волос?
У вас нет других тем для развлечения, например, причуды осени, когда спортсмены бегуны не надели ещё теплое бельё, и холодный ветер со снегом вымораживает их гениталии.
Я поняла, почему вы назвали ту пару под пальмой – влюблёнными юношами – в ваших словах сокрыта пре-скверная насмешка надо мной – так смеются преступники над опущенным паханом.
Вы же прекрасно видите, что под пальмой — парень и девушка, причем девушка коротко стриженная, поэтому похожа на парня, как обезьяна на обезьяну.
Вы молча сравнили меня с той короткостриженой де-вушкой, намекнули, опять же – с дьявольским сарказмом – я видела в ваших глазах огонь ада, а изо рта валил серный дым – намекнули, что она похожа на парня, и я похожа на парня, потому что у меня, как у той девушки, которую вы нарочно назвали парнем гомосексуалистом, короткие во-лосы.
— Право, я не разглядел… плохое зрение, потрачен-ное на научную работу, – ихтиолог заметно оробел, ском-кал салфетку, пожевал её, выплюнул на пол, отчего сму-тился еще сильнее, словно по нему прошли красные му-равьи: — Если я скажу, что не разглядел в короткостриже-ной девушке девушку, а видел парня, потому что смотрел мимолетно – вы опять же примете меня за ирониста и из-девателя.
Но я, действительно, подумал, что вижу двух парней в любви, как поет Мерей Матье.
Говорю вам не для оправдания себя, потому что чем больше ищу оправданий, тем сильнее меня засасывает тря-сина вашего недоверия – так корова в болоте мычит, но не телится.
Обратите внимание на заспанное лицо официанта, он тоже рассматривает парочку, которую я ошибочно принял за двух парней.
Официант к нам не подходит, и я подозреваю, что он не видит во мне кутилу купца, который бросает деньги под ноги танцовщицам и в пупки голых куртизанок, – ихтиолог улыбнулся и светло посмотрел на кошку, что перебегала дорогу за окном кафе. – Если бы я ушел в армию и приказал, чтобы вы ждали меня два, или один год, то вы бы тоже сказали, что я иронизирую по поводу ваших коротких волос, приплели бы в тему официанта, бабушку в фиолетовом парике и всех писателей Москвы.
Я собирался в армию, когда мне срок пришел, даже котомку собрал с сухарями и сигаретами для полковника внутренней службы.
Но меня оставили по лимиту на кафедре в институте, потому что хороший рыбовед важнее для Родины, чем сто тысяч артиллеристов.
И никто, понимаете, девушка, никто в военкомате меня не укорял, не обвинял в иронии и сарказме, хотя мно-гие призывники носили длинные волосы, как официант, что так мило расспрашивает официантку – наверно, о по-годе беседуют.
Помню густые брови военкома, его усы и бархатные ресницы, неподобающие на лице строгого мужчины.
В военкомате я украл авторучку – дешевая, пласти-ковая – грош цена ей на ярмарке в не базарный день, но она мне дорога, потому что меня в военкомате не побили ногами по голове, не отбили мошонку, как принято на призывных пунктах.
— Военком, авторучка, длинные волосы призывни-ков, – Анастасия устало вздохнула, пододвинула солонку, высыпала соль на стол, пальцем рисовала иероглифы в со-ли, – опять вы иронизируете по поводу моей короткой стрижки, словно вас завели на ключик в кладовой папы Карло.
Я бы настаивала, чтобы вы непременно шли спать; вы так устали, что не контролируете свой сарказм, ожидае-те, что и я засну, потому что много пережила за день, и то-гда сонную вы возьмете меня где-нибудь в подворотне, овладеет мной, лишите чести, как парикмахерша лишила меня волос.
Мужчина вы – видный, потому что – ученый, но с гнильцой иронии и сарказма, отчего я виню себя, потому что – не встретили бы вы меня с короткой стрижкой, воз-можно, что тогда бы ирония и сарказм увяли в вас без удобного случая – так увядает куст сирени без поливки.
Но в моей компании ваши дурные таланты расцвели, заблагоухали, протухли.
Нарочно, нарочно упомянули, что официант с длин-ными волосами – опять и снова уязвили меня, ударили ни-же пояса в область матки, не рукой отбили материнство, а – словами, издевкой, оттого, что я коротковолосая, как ги-ена после турецкого массажа.
Длинноволосый официант… идите, поцелуйте ему ягодицы в знак признательности, вы же обожаете длинно-волосых, независимо от их пола.
— Вы готовы? Что заказываете, что из напитков? – официант подлетел, как черт на крыльях вылетает из пре-исподней. Улыбка – профессиональная, вымученная, по-крытая слоем пудры: — Пиво?
— Пиво? АХАХАХА! – Анастасия нервно хохотала, откинулась на спинку стула, чуть не упала – ихтиолог во-время придержал спутницу, словно подписался в её тело-хранители. — Вы предлагаете девушке пиво?
В Америке, в самых дешевых кабаках девушки пьют пиво, потому что верят, что в будущей жизни они – парни, ковбои с коровьими хвостами вместо ремней ливайс.
Во Франции девушки не употребляют пиво явно, по-тому что пиво – для мужиков и шлюх с подведенными глазами и париками на коротких волосах головы.
Если девушке француженке, или просто порядочной девушке захочется пиво, то она пьет его украдкой: дома, или в общественной уборной в кабинке за защелкой.
Вы подошли нагло, с длинными волосами, с косич-кой, как у бабы и предлагаете мне пиво, тем самым вы унижаете моё женское достоинство, принижаете меня, ты-каете носом в соль на столе – не руками тыкаете, а иронией и сарказмом.
Иронию и сарказм я терплю и от своего спутника, – кивок в сторону заледеневшего ихтиолога, похожего в мо-мент ярости Анастасии на рыбу иглу. – Вы, официант, по-этому по долгу службы обязаны любить уродов, даже са-мого низшего толка в застиранных джинсах.
Но вы избрали меня своей жертвой, оттачиваете на мне свое остроумие, чтобы потом блеснуть этим, уже опробованном на коротковолосой простушке, остроумием перед длинноволосой красавицей молдаванкой.
Вы нарушили этику официанта, оскорбили посети-тельницу, без слов сказали мне, что я – уродка, потому что с короткой стрижкой, оттого и закажу пиво, будто у меня в голове опарыши.
Почему вы просто не обругали меня, не показывали пальцем, не снимали для ютуба, не оскорбляли действием, не говорили, не кричали «Посмотрите, люди, на девушку с короткими волосами!
Вставайте в очередь на её любовь, записывайтесь на следующий квартал!
Она – легкодоступная, простит любую грубость, улыбнётся самой дурной шутке, и всё потому, что она – коротковолосая, оттого и не уважающая себя, не лич-ность!»
Вы бы ударили меня, и я бы поняла; удар мужчины – печать на личном деле женщины.
Недавно я наблюдала на Красной Площади, как муж избивал свою жену, словно вытряхивал ковер на её плечах.
Толстый украинец с усами и животом, таскал по бу-лыжникам жену и приговаривал, словно борщ хлебал:
«Що ж ти, шалава, на Миколая видивлявся? Навіщо йому оченята будувала, дрянь? Я тебе вб'ю, невірна шльондра!»
Баба визжала, орала, кусала ему пальцы, как беше-ный дрозд кусает белку за хвост.
За женщину вступился курсант Кремлевского учи-лища, он поставил ретивому мужу синяк под левый глаз – засветил спутник телезрителя.
Украинская жена набросилась на курсанта, избивала его мощными руками и ногами, защищала честь своего мужа, кричала, что муж, если бьёт, значит – любит.
Я не хочу вашей любви, официант, но, если бы вы меня ударили, а не укорили словами и своей длинной ко-сичкой, то я бы вас поняла, и, может быть, чуть-чуть по-благодарила бы чаевыми.
Скажите искренне, вы отращивали длинные волосы, заплетали их в косу только с одной целью: насмехаться, иронизировать над коротковолосыми девушками?
— Трогали ли вы себя на нудистком пляже, девушка? – официант присел за столик, положил салфетку на колен-ки, разглаживал её, как дорогую марку. — Если трогали себя на нудистком пляже, то знаете то волнение, которое передается сыну от матери в начальных классах средней школы.
Прошлые посетители рассказывали мне страшные вещи о французских публичных домах, но их рассказы ме-ня не тронули, а ваша ярость по поводу того, что у меня длинные волосы, а у вас – короткие – перепахала меня Ле-нинским плугом, – официант вздохнул, пригладил волосы ихтиолога, опустил подол платья Анастасии, – Впрочем, уже то странно, что Судьба вас, коротковолосую направи-ла в моё кафе – так лодка падает с горы в долину.
Вы знали, я уверен, что биологическая часть знала, что встретит меня на работе, я сам во сне посылал мыслен-ные импульсы, что я приду на работу, как всегда, потому что деньги человеку нужны, а не работа.
Вранье, что люди ищут работу; люди ищут деньги, а за счет денег – покой и уважение, как папуасы вынюхива-ют бананы в тропиках.
Утром я услышал звонок в дверь, испугался и снача-ла оробел: кто же ходит в гости в шесть часов утра – толь-ко Винни Пух.
В ночной рубашке, в ночном колпаке и в войлочных домашних туфлях – я подражаю в ночной одежде графам из Лондона, а они ходят в длинных ночных рубашках, ночных колпаках и войлочных туфлях, оттого, что в замке холодно и нет возможности и денег на отопление всего замка сразу – я подкрался к двери и заглянул в глазок.
Странное я увидел, как в магазине «Все потридцать-девять» нашел золотой браслет: толстая женщина с корот-кой стрижкой держала перед собой потертую сумку – у нас хорошее освещение на лестничной клетке, поэтому я заметил, что сумка потертая, словно старая работница публичного дома.
Сумка у меня вызвала доверие, и я отворил дверь, как отворяю душу понравившимся клиентам кафе.
Женщина натянула на лицо улыбку – я знаю натяну-тые улыбки и сказала, что они из Брянска привезли кар-тошку – не нужна ли нам хорошая картошка за сравни-тельно небольшие деньги, сравнимые с походом в ресто-ране Макдональдс
Я ответил, что в картошке у меня нет нужды, тем бо-лее, что в Брянской, потому что в Брянске местами после Чернобыльской катастрофы — повышенная радиация, как в сердце Бонивура.
Женщина устыдила меня в непатриотизме, отметила, что и в Белоруссии, и на Украине, и в Хиросиме, и в Нага-саки тоже повышенная радиация, а на бывших полигонах в Семипалатинске и на Земле Франца Иосифа оловянная ложка не стоит в гороховом супе, а опадает, подобно ин-струменту импотента.
Я все же не купил картошку, и женщина кричала с лестницы, что мне худо придется, и что она мне косы по-выдергивает, как волосатому зайцу.
В волнении я присел на диван, написал записку на случай, если около подъезда разъяренные колхозники из Брянска растерзают мою плоть и выдернут из мертвой го-ловы волосы.
Ничто я не хотел в тот момент, ни перед кем душу не облегчал, потому ночью спал один, оттого, что моя люби-мая девушка Анфиса…
— У Анфисы короткая стрижка? – Анастасия пере-била рассказ официанта, растирала свои щеки.
— Разумеется, у Анфисы короткая стрижка, – офици-ант удивился вопросу Анастасии, поправил баночку с гор-чицей на столе, тряпкой смахнул невидимую крошку с плеча ихтиолога. – Анфиса – модная девушка; с немодны-ми я дружбу не вожу, потому что – как-никак, а – работник ресторана на уровне менеджера.
Все модные девушки носят короткие волосы, оттого, что так принято, и время диктует новую расстановку сил на сексуальной арене.
Вы не думайте, что я рассержусь на вас за вопрос, или, наоборот, похвалю; с меня мало что возьмете, потому что я в душе и по внешности, как был, так и остался ма-леньким робким школьником.
На первое сентября, когда я – первый раз в первый класс, папа не пришел, он бросил нас ради певицы из Ту-лы: Афродиты.
Я видел фотокарточку Афродиты в маминой сумоч-ке: мощная, крепкая девушка сфотографирована в бане, словно продавала дыни и булки.
Несмотря на возраст, я одобрил поступок папы, отто-го, что Афродита притягивала, затягивала,  и многие муж-чины утонули в её впадине.
Папа мечтал, что я поступлю в военное училище, по-этому мама, назло ему, когда папа не пришел на первое сентября, сказала, чтобы я никогда не подстригался, не укорачивал волосы.
Мама напугала меня, обманула, сказала, что, если подстригу волосы, то моя пиписька укоротится, как у кро-лика в морозный день в Норильске.
С первого сентября мама давала мне витамины и вы-сококалорийные конфеты в неприглядных бумажках – ма-ма воровала их с кондитерской фабрики, на которой рабо-тала акустиком, прослушивала червяков в орехах фундук.
От витаминов и конфет мои волосы росли, и уже че-рез месяц мама с гордостью заплела мне косичку, и косич-ка эта, скажу честно, длиннее, чем ваши волосы сейчас, девушка, — официант горестно вздохнул, с силой ударил ладонями по коленкам, будто титановые гвозди заколачи-вал: — натерпелся я от длинных волос – в аду не поверят.
Но никогда не укорочу их, и даже жене не дам, если кто женится на мне, потому что от моих волос пахнет мо-локом матери, её руками и кольцами.
Мама брала мои уши в свои руки и дергала – не сильно, но со значением, так играет кошка с собакой.
От маминых рук ток проходил по моему телу, и я плакал, но не помню, то ли радости слезы, то ли печали и тоски, но заунывная грусть Есенинская выплескивалась в журьбе, я бранил маму, называл её нехорошими словами, перечислял всех её мужчин, а их – очень много.
Так мы жили счастливо  и с приветом с Неба, до тре-тьего класса, когда я впервые пошел из школы один через кладбище, где пьют, хохочут и гуляют.
Парк от нашего дома далеко, а кладбище близко, и на кладбище молодые мамы отдыхают с колясками, бомжи в укромных уголках спят, а солидные дяденьки пьют и заку-сывают на столиках над могилами.
Я шел с двойкой, поэтому с тяжелым сердцем, и во-лосы мои, не менее тяжелые, чем груз на сердце, оттягива-ли голову назад – так петля душит повстанца.
— Девочка! Ты не боишься одна через кладбище? – я услышал, не лишенный приятности баритон за своей спи-ной и оглянулся с удивлением и восторгом, в ожидании новой жизни – так первокурсница впервые стреляет из снайперской винтовки в заказанного банкира. – Не надры-вай сердце родителей, девочка.
— Я не девочка, – я оглянулся и подтянул школьные штаны, словно насаживал на сук сосиську. – Я – мальчик, и никого не боюсь, потому что папа бросил меня, а мама уже не пугает своим утренним видом после очередной по-пойки с дяденьками.
Дяденька, вы – нищий, если не пошли в кафе и пиру-ете на кладбище.
Мужчины в возрасте уже должны жить солидно, по понятиям и с распахнутой, как у Мальвины, душой.
 — Скучно в кабаках, словно мухи обсидели глаза, – мужчина в длинном черном кожаном плаще подошел ко мне, взял за подбородок и пристально смотрел в глаза де-сять минут, пока у меня веки не опухли, как у маразмати-ка. – Скучно, потому что не верю в жизнь после смерти.
Меня бросила женщина, женщина, которую я знал более тридцати лет, знал и любил по-всякому, и даже в Парагвае её любил, когда она фотографировала голубого кита.
Все время она смотрела на меня маленькими глазка-ми, но из них выплывала творожная огромная нежность; сквозила в её взгляде природная робость, словно моя жен-щина говорила, что пора бы уже, пора в постель, с шам-панским и свиным шашлыком.
Я досадливо хмурил брови, терял привязанность к женщине, и высказывался на тему стыда женщин на юж-ноамериканских карнавалах, где нет одежд, а только – смуглые обнаженные тела двух полов.
Южная Америка мила мне и дорога, словно яблоч-ный пирог, но всех милей – Москва со старыми кладбища-ми, лощинами, подворотнями и крепкими бабушками, по-хожими на свинцовые шкафы для хранения ненужных бу-маг.
Два дня назад я пришел домой, а женщина моя меня не пускает – усмехается, прикрывает руками низ живота, стоит у растворенной двери и притоптывает ногой в такт песни из радиоприемника.
Она, вдруг, схватила меня за рукав, пощупала сукно, ударила по плечу и спросила в чем секрет невесомости, отчего люди в космосе летают и не падают на дно Космо-лета.
Я посоветовал, сказал, чтобы она книжку для начала почитала, и не Камасутру, зачитанную до дыр ей родите-лями, а книжку, в которой слышны голоса мертвых, видна нежность рыцарей, и бродят по страницам застенчивые, легко краснеющие Тургеневские женщины в красных пла-щах.
Я хотел в ту минуту поцеловать свою женщину, но она в замешательстве похвалила меня, ударила руками в грудь и захлопнула дверь, как окно в другой мир, с банки-рами и красноносыми спортсменами тяжелоатлетами.
Почему, почему я не умер на лестничной клетке, а пошел в магазин экономического класса Пятерочка и ку-пил бутылку водки?
Я бы купил водку и в дорогом магазине, в «Азбука вкуса», но рядом только «Пятерочка», поэтому нет смысла в других магазинах, словно у меня из-под ног выбили су-дейское кресло. — Мужчина опустил глаза, затем резко поднял голову, словно его ударили в затылок молотком, отрывисто, заговорил, губы его потешно искривлены, буд-то он говорит в кино по-китайски, а озвучивает его амери-канец: — Я не бедный, я – богатый, поэтому своей жен-щине, а зовут её Наталья, сделаю королевский подарок.
Вчера я купил для неё место на этом дорогом клад-бище, старом, престижном, и сертификат на могилу пре-поднесу ей на день рождения через неделю.
Я – веселый, остроумный, зажигательный!
У меня чахотка, я скоро умру от кровоизлияния в пе-чень! – мужчина запел песню, сплясал передо мной — смешно плясал, словно маленьких чертей в грязь втапты-вал.
Затем он схватил меня за волосы, резко дернул на се-бя, будто вытаскивал морковь из глины.
Я не упал, укусил мужчину за руку, в которой оста-лась прядь моих роскошных волос.
Он в безумстве выл, оступился и упал в свежевыры-тую могилу с водой
Могилы с водой похожи на маленькие озера с золо-тыми рыбками, только вместо рыбок – труп и могильные черви.
Разрумянившийся, чуть пристыженный, но сияющий – я чувствовал, как сияет моё личико, я бежал между мо-гил, словно дяденька поднялся из могилы и призвал на по-мощь адское войско.
Около мусорной кучи я увидел старика, он сильно хворал, сморкался в пальцы и смеялся, словно его лишили ума.
Я подошел и спросил – не кладбищенский ли он сто-рож.
Старик долго молчал, отхаркивался красным и зеле-ным, затем ответил замысловато, но основную мысль я уяснил – он кладбищенский сторож с пятидесятилетним стажем, как могильный крест на себе несет.
Старик приподнялся с кучи хвороста, на трясущихся ногах подошел ко мне, обнял за плечи и долго рыдал на моем плече – так рыдает кукушка над потерянным мужем.
Скоро кончилась чувствительная сцена, и кладби-щенский сторож одарил меня золотой монеткой – червонец «Сеятель».
«Мальчик, – сторож грязной рукой взъерошил мои волосы, будто проверял толщину черепа, – уважай стари-ков в войлочных халатах и в старых поношенных туфлях, похожих на обувку египетских фараонов.
Отдавай дань уважения старушкам в чепцах и в очках минус сто.
Если старики разговаривают, то дай им наговориться всласть, пусть проклянут правительство, министров, ино-странцев, молодежь, медицину, колбасу, цены на творог.
Вот, когда старики наговорятся, тогда принимай ре-шение – идти с нами по одной дороге, или найти свой путь с раздевающимися девушками.
Лоб трещит! Лоб трещит! Фуражка, не налезет», – сторож махнул рукой, чтобы я уходил, а сам завалился на бок и захрипел – так хрипит бык в предвкушении коровы.
Я ушел с кладбища, и по иронии судьбы с тех пор мои волосы перестали расти, словно их заколдовали, злые духи Уругвая.
С каждым годом волос всё меньше и меньше, поэто-му я завидую молдавским девушкам на нудистких пляжах.
У молдаванок на лобке волос больше, чем у меня на голове.
Но даже свои волосы я бы не променял на ваши ко-роткие, девушка, – официант с осуждением посмотрел на Анастасию, покачал головой по-стариковски. – Журю тебя, хулю, а у тебя на лбу написано, что ты нарочно сделала короткую стрижку, потому что модно, хотя и некрасиво, как в спортивном зале с потными афробельгийцами.
Сегодня не кушайте в моем ресторане, не бейте ба-клуши, не колотите посетителей и не вырывайте мои волосы только потому, что вам не повезло в личной жизни, что нашло отражение на длине ваших волос.
Шучу! Шучу, девушка! – официант задорно засмеял-ся, бил себя ладошками по щекам, топал, как слон. – Я подыграл вам, потому что я – юморист, хожу на курсы в Камеди Клаб.
Вы так покраснели от гнева, когда рассуждали о ко-ротких волосах, что я подыграл вам, хотя ваши короткие волосы меня волнуют не больше, чем чахотка на кладби-ще.
— Сегодня все шутят по поводу моей короткой стрижки, иронизируют, – Анастасия строго посмотрела на ихтиолога, отобрала у него зубочистку. – Шутники, цирк шапито на выезде с клоунами и одной клоунессой, кото-рую никто не любит и не пожалеет.
От иронии волосы выпадают, а от любви растут.
Нерешительные вы кавалеры, вам только заплыв в озере с соляной кислотой.
Вообразить не можете соляную кислоту, что выжига-ет волосы, наводит язвы, срывает ногти и выкачивает гла-за.
В школе я нечаянно пролила соляную концентриро-ванную кислоту на ботинок своей подружке – мы хохота-ли; в ботинке возникла дыра, как в озоновом слое Земли.
Но затем я капнула еще раз, и кислота пролетела че-рез дыру на кожу подружки – так жених мчится мимо кра-савиц к богатой невесте.
Вы все милы, чрезвычайно любезны с иронией и шутками, умники, у которых ум не длиннее, чем мои ко-роткие волосы.
Горите вы в аду со своими шутками!
И девушек у вас нет, и не предвидится, потому что вы иронизируете по поводу коротковолосых, а длинново-лосых почитаете, бегаете за ними, как за фараонами, слов-но у каждого дома в шкафу не скелет, а – мумия.
— Знаешь что, девушка, выходи за меня замуж? – официант привстал, положил руки на плечи Анастасии. От волнения голос его дал петуха. – До свадьбы волосы ваши вырастут, получится, что я дешево куплю вас, потому что вы – коротковолосая, и легко пойдете под венец, потому что короткостриженых девушек не часто приглашают замуж, словно у них понос.
Но после свадьбы в комнату для новобрачных я вой-ду с длинноволосой, потому что волосы у вас, или у тебя – позволь, я буду с тобой на «ты» и на «вы», потому что так удобнее по ресторанному этикету, – волосы у тебя вырас-тут, если их не выдергает, сбежавший из зоопарка гамад-рил, или мои подружки из ревности не остригут тебя в женском будуаре.
— Я коротковолосая, выйду замуж за длинноволосо-го, будто мы попутали в карты в игру «рамс»? –  Анастасия деланно засмеялась, но затем спрятала усмешку в уголках губ – так наркодилеры прячут в желудке героин. – Смешно, потешно, шутливо.
На свадьбе нас перепутают, и я надену фрак жениха, а ты – платье невесты.
В дамский туалет пойдешь ты, а я припудрю носик в прокуренном мужском сортире, где геи целуют друг друга в напомаженные красные губы.
В какое положение вы поставили меня и моего друга ихтиолога, он спал с лица, похож на доктора Айболита в белом халате.
Я – и за официанта с косичкой?
Лучше с бочонком меда на шее в омут, чем с усмеш-ником-пересмешником.
Если бы вы поступили, как мужчина, а не как проко-лотое колесо «Тойоты», то я бы подумала над вашим пред-ложением, закусила бы губку, попросила бы час на приня-тие решения – так суд заседает.
Но вы испугали меня, надругались иронией, хохотали над короткими волосами, словно я только что вышла с кухни в грязном переднике и с поварешкой в руке.
Неужели, вы возьмете замуж коротковолосую, чтобы успокоилось Мировое равновесие мужчин и женщин?
Медведи на Северном полюсе никогда не стригутся, и пингвины на Южном полюсе не выдергивают перья друг у дружки, а мужчины в Москве нашли себе занятие – потешание над коротковолосыми девушками.
Одно дело, если бы я по нужде, или по глупости спьяну оставила свои волосы в гадких лапах парикмахер-ши – тогда судили бы меня по законам мирного времени, с невозможностью прощального привета благородным лор-дам Англии.
Но вы грубо иронизируете, разрываете связи между мужчинами и женщинами, связи налаженные веками.
Видели ли вы связь лебедей, когда лебеди курлыка-ют, чистят носы, ревнуют друг дружку к пролетающим са-молетам?
В детстве я бежала за лебедями, догоняла аистов, но только – по земле, потому что крылья у меня не выросли.
Иногда, когда порыв ветра обманчиво вспушивал во-лосы, я верила, что крылья расправила, подпрыгивала, но падала в бутылочное стекло и в сухую траву с одуванчи-ками и козьим пометом.
Уезжайте, уезжайте, длинноволосый официант, в Амстердам!
Я не ревную вас ни к длинноволосым парням, ни к коротковолосым девушкам, похожим на снопы гнилого сена.
Моя боль, моя печаль разрывает селезенку и залепля-ет глаза придорожной грязью.
Может быть, я одного пальчика вашего не стою, по-тому что меня коротко остригли, но верю, что вчера – не сегодня, а завтра – не вчера.
Прощайте, официант с длинными волосами!
Пусть ваша ирония станет вам комом в сфинктере, а ваши девушки постригутся налысо. – Анастасия махнула рукой, словно давала отмашку марафонцам, вышла из ка-фе.
Ихтиолог приободрился, бежал за девушкой, и по-ступь его более жизнерадостная, чем на входе в кафе, где короткостриженая девушка под пальмой целовала подобие парня.
— Вы не представляете, как вы меня выручили, спас-ли мою честь, подмоченную не на рыбалке, а в разговоре в кафе! – ихтиолог с жаром целовал руку Анастасии, словно высасывал кровь.
— Спасла, не спасла – какая разница, если волосы короткие!
Короткие волосы в унитаз не упадут водопадами, но и доброго жениха с золотой короной не привлекут.
Курлыканье в небе, а на земле – кваканье коротково-лосых.
— Не скажите, правда не в волосах и не в их длине, а в кошачьем мяуканье.
Иногда кошка скажет больше, чем человек, чем офи-циант из японского суши-бара, – ихтиолог пнул дворовую кошку: — Ненавижу котов, потому что они истребляют рыб.
В кафе официант унижал меня словом и делом – так Иван Грозный, Царь Всея Руси насиловал матерей на гла-зах их отцов.
Я пришел в кафе со своей девушкой, пусть вы не моя, но я с вами зашел, поэтому официант должен войти в моё положение, испугать нас меню, но никак не иронией о вашей короткой прическе.
Очень странные сношения у официанта по жизни и он, несмотря на кладбищенские истории, предлагал вам руку и сердце.
Если бы вы приняли его предложение, то унизили бы меня, потому что я, выходит, ничто не стою в ваших глаза и во мнении официанта, который больше похож на сосиську, чем на человека.
Он в отместку мог принести вам пиво и дорогой за-каз, на который я бы не нашел денег – еще одно унижение в мой адрес.
Ихтиолог, особенно на научной работе после униже-ния утонет в своих мыслях, как в карамельной патоке.
Помню, как с классом мы поехали на экскурсию в музей сладостей, где много карамели и вафель.
По ошибке водитель экскурсионного автобуса снача-ла нас привез в другой музей – Сладострастия, но нас быстро оттуда выпроводил, хотя мы увидели обнажённых тетенек и дяденек в париках.
В музее сладостей билетер встретил наш класс с громким криком и с распростертыми объятиями, словно мы избавили его от смертной казни.
Билетер пьян от рома из конфет, но более всего меня удивили его ноги – кривые, косолапые, короткие, но тол-стые, словно два полена.
Билетер нас провел в банкетный зал к Тульскому се-ребряному самовару, включил запись экскурсии на компь-ютере, и пьяный упал под стол, словно шел к подвигу че-рез три девять земель.
Варенья, конфеты, шоколад, зефиры, пастила, желе, апельсины в сахаре, яблоки и орехи в меду и в шоколаде, сало в шоколаде по-Киевски, - всё блестело, свежее, с пы-лу с жару, но недоступное мне, потому что я два дня назад дал обет, что не скушаю ни одной сахаринки, пока Маша Соколова меня не поцелует.
Блажь робкого мальчика, но блажь отмеренная вре-менем, мокрыми простынями и кровотечением из носа.
Маша Соколова не знала о моем обете, кушала сла-дости так, что у неё за ушами трещали вафли, а во рту – орехи.
Пришел клоун, раздосадованный, что гаишник его остановил и взял штраф.
Клоун ворчал, что поездка к нам не окупится, потому что он потратился, как баба на привозе.
Затем клоун разрыдался и намекал, чтобы мы скину-лись ему на погребение.
 Денег мы не дали, но клоун скушал три коробки конфет с коньяком за наш счет и развеселился, словно ему в ягодицы воткнули гармошку.
По крайней мере, звуки подозрительные из него сза-ди выходили, будто паровоз катался в промежности.
Клоун раздухарился, рубашку японскую с петухами и рыбами фугу на меня напялил, иголки под ногти втыкал, волосы мне расчесал, и прыщ на лбу выдавил.
Пренеприятный прыщ, с него начался бы мой поход в индуизм, но нет прыща, нет и точки на лбу.
Без прыща я не герой, но и с прыщом особую отвагу не имел, а сегодня, вы меня спасли от поругания, за что вам огромное спасибо и поклон…
— Вы не подскажите, как мне пройти на улицу Твер-ская? – скромная девушка в очках, длинной серой шерстя-ной юбке, в кофте, в потрёпанных туфлях на низком каб-луке, и волосы у неё – коротко стрижены, спросила с лег-ким поклоном и порозовела.
Она смотрела между ихтиологом и Анастасией, и своим виноватым видом как бы просила прощения, что прервала разговор, необходимый для склеивания двух сер-дец.
— На Тверскую тебе надо, шалава? – Анастасия вознегодовала, хотя девушка в большей мере спрашивала ихтиолога, он открывал и закрывал рот, забыл, о чем рас-сказывал – так краб на берегу забывает норку под водой. – Тверская рядом, и ты при желании её также легко бы нашла, как свою совесть, которую потеряла.
Возможно, что советь и честь потеряла в один день, перед Рождеством.
Думаешь, что мы, москвичи глупые, словно нас заса-ливали в бочках три года?
Подошла, спросила скромница из Тамбова, а сама на моего кавалера глаз положила – так гадюка кладет язык на мышку.
Ты увидела, что рядом с ним короткостриженая, как и ты, девушка и подумала:
«Где одна с короткой стрижкой, там и другая место найдет.
Москвичи – затейники, любят секс втроем, так что меня приютят и денег дадут на развитие бизнеса».
Вот что ты скрывала за, якобы невинным, вопросом, который стоит больше килограмма платины.
Ты сравнила меня по прическе с собой, но не знала, что моя прическа – ошибка моя, и предательство парикма-херши.
А твоя прическа – надуманная, якобы модная, для привлечения Московских дурачков, что воскликнут с вос-торгом:
«Ах! Как романтично! Девушка стрижена под юно-шу!
Возьмем её в жены по очереди и золота дадим!»
Бриллиантовые серьги в уши захотела?
Добра от добра искала, но почему же не танцуешь от радости, что увидела коротковолосую подружку, столь же глупую, по твоему мнению и продажную, как и ты.
Танцуй! Танцуй, потому что с короткими волосами на голове!
Может тебя мой кавалер возьмет в жены, он любит иронию, а твой танец – ирония, и ты – сарказм во плоти.
Ихтиолог сводит тебя в театр – ему все равно кто ря-дом, лишь бы девушка коротко подстриглась, потому что с короткими у него разговор длинный, а с длинноволосыми нет разговора, он боится длинноволосых, оттого, что они – красавицы строгие, а мы, коротковолоски – распутные и легкодоступные.
Нацепи на воротник брошку, красный цветок при-крепи клеем к черепу, а то за короткий волос заколка не зацепится, будто её в аду прокляли черти.
Сходи в гости к министру торговли, порадуй его де-ревенским видом и короткими волосами, похожими на старую щетку для обуви.
— И схожу и порадую! – провинциалка топнула ножкой, покраснела, но отстаивала свою позицию крепко, с напором пожарного крана: — Вы думаете, что я – глупая, оттого что к вам подошла, и еще вы непонятно о короткой стрижке с презрением говорите, словно не знаете толк в моде.
Москвичи – злые, потому что только о деньгах и о норковых шубках думаете, словно у вас вечная мерзлота в квартирах.
Санкт-Петербуржцы, я гостила у художника – доб-рые отзывчивые эстеты с всесторонними взглядами на жизнь и песнями в душе.
Санкт-Петербуржец не прочтет иногородней де-вушке лекцию о правилах поведения, но приведет домой, обогреет, водки даст, стихи взвоет и слегка взъерошит гостю волосы рукой, как папа ерошил в детстве.
Вы думали, что у меня нет папы, если я приехала в Москву и спрашивала о Тверской улице?
Папа у меня живой и здоровый, даже живет в закон-ном браке с моей мамой, что редкость чрезвычайная в наши дни и по количеству приравнивается к килограммо-вому алмазу из Якутии.
Живем мы прекрасно, и никаких заморочек с причес-ками, с отбиванием чужих мужей не знаем, как не знаем войны с Китаем.
Моя комната убрана комфортно, со вкусом японского фэншуя и претендует на излишества, как публичная комната в Париже.
Все носит характер долгого пребывания людей и рас-считано на века, а не на ваш мимолетный хайтек с мини-мализмом, с отсутствием претензии на барство и без при-хотей, необходимых молодой девушке, когда она ищет же-ниха.
Приходили сваты, играли на гармошке, сватали, но я жениха не видела, а говорят, что он кудряв, русоволос, го-лубоглазый и косая сажень в плечах – настоящий русский богатырь из Симбирской губернии, где музей Владимира Ильича Ленина.
Еще пионеркой – я не солгу – вынесла тайно из дома-музея Ленина щепочку, драгоценную щепочку из доски, которую, возможно, трогал Владимир Ильич.
Свой поступок я с тоской называю недобрым, потому что – почти воровство, но бесценное не считается ценностью, поэтому, в уголке души называю не воровство, а – душевность со всеми признаками благородства и страдания.
Когда меня сватали, я спрятала щепку на груди и ждала, что она мне подскажет: люб жених или не люб.
Щепочка ничто не отвечала, и я с ней пошла в баню городскую, где много девушек, и в каждой девушке части-ца России с голубыми глазами и обширными бедрами.
В бане я спрятала щепочку в волосах, и она жгла мой череп, прожигала насквозь, как только очередная красави-ца с соболиными бровями подсаживалась ко мне и начина-ла разговор о грибах-ягодах.
Помню, как девушка с русой косой до пяток подсела ко мне  и попросила, чтобы я ударила её несколько раз ве-ником по спине и по ягодицам.
Спина у неё белая, и ягодицы белые – у нас у всех всё белое, не то, что в Москве.
В Москве, если парень подходит к парню, то его по-лагают гомосексуалистом, добродушным, и который не швырнет деньги в лицо.
Если девушка у вас нерасточительная, и спросит у другой девушки об одолжении, то она – лесбиянка с уязв-лённым самолюбием.
Но у нас – по-прежнему, чисто, хрустально, без зад-них мыслей.
Я стегала незнакомую девушку веником по голым ягодицам, и смотрела на листок из березового веника, бес-помощный, нежный, как пальцы пианистки.
Листок прилип к правой ягодице, не отлипал и казался вестником оскорбленной чести с грубостью и благородством.
Я не оправдываю листок березы на голой ягодице, потому что он – естественный, лесной, как пение кукушки над грибником, в нём сквозит человеческое.
 А вы, ах, вы! Ну, вас, в ад, москвичек! — девушка опустила голову и пошла своей дорогой в сторону проку-ратуры, где пьют чай из черепов.
— Гм! Не поступили ли мы дурно, что не приветили гостью столицы, не оказали ей должный почет и уважение, присущее Московским купцам? — ихтиолог чесал подбородок, искоса смотрел на Анастасию, ждал ответа или направления мысли – так лодочник ждет пас-сажира. Но не дождался ответа, пожал руку Анастасии, будто напутствовал перед казнью. – Иисус Христос предупреждал, чтобы мы не прогоняли просящих и идущих к нам, ибо под личиной странника, гостя столицы, бомжа сам Иисус может прийти и постучать в наше сердце или в дверь.
Мы прогнали девушку, а, вдруг, под её личиной Иисус нас испытывал?
— Догони и жени её на себе, если ты умный и Биб-лию читал, – Анастасия топнула ножкой, подумала и еще топнула, затем – третий раз стукнула каблучком о мосто-вую. – Добренький, словно баран Бяшка.
Своей добротой покупай других, а не меня.
И об Иисусе ты сказал только потому, что это новый удар по мне, по моему самолюбию и по моей короткой стрижке.
Ирония у вас в словах, даже когда Библию цити-руете.
— Не возводите не меня поклеп, я от чистой души…
— От чистой души? Я же сказала, иди со своей чи-стой душой к хитрюге, женись на ней, как на белке в золо-той клетке.
Вы мне – никто, и я вам – не пара, потому что с ко-роткими волосами.
А ТА, она примет вас любого, даже с рыбьей чешуей в кармане, будь вы трижды старик для неё и не попросите прощения за невольное испускание газов в ресторане.
Защищаете ЭТУ, а меня не защитили от неё, потому что ОНА вам дороже, оттого, что новая, свежая, как утрен-ний хлеб.
Как же вы думали со мной жить в браке всю жизнь, если я вам надоела через час знакомства, и вас потянуло на других девиц: уродливых, хитрых, наглых, без стыда и без совести.
Почему вы не осудили девушку, не остановили её, когда она иронизировала, говорила о шикарных волосах своего жениха.
Камень в мой огород, но вы пропустили камень в мой огород, а в её огород камни останавливали лбом.
Отчего же и в другой раз сделали вид, что вас больше интересуют её ноги, чем оскорбление, ирония, которую она нанесла рассказом о бане, словно Льва Николаевича Толстого в бадье купала?
Она даже не намекала, она хохотала открыто, ирони-зировала над моими короткими волосами, а о своих корот-ких забыла, она как бы говорила, что ТУ голую девку хле-стала веником, доставляла ей удовольствие, дарила здоро-вье только потому, что у ТОЙ девки коса длинная, а у меня нет косы, поэтому меня бы не хлестала в бане веником, и на мои ягодицы не смотрела, пусть бы даже к ним сто березовых листов прилипло.
Коротковолосым девушкам подружки не помогают, не любуются листьями на них, не объясняются в курилках совершенно искренне, как цыплята объясняются с кури-цей.
Теперь, когда я не решила – в омут ли головой, или с трамплина в реку, выбирайте: либо идете прочь от меня со своим сарказмом, либо пойдите прочь от меня с вашей иронией.
Публичное вот вам моё искушенное мнение, без хит-рости, без излишней кривизны: любите других, но не хо-дите со мной, потому что у меня короткая стрижка, и я вас компрометирую.
ХА-ХА-ХА!
Ему радостен рассказ о листике на ягодице длинно-волосой девушки.
Поезжайте, хоть в Воркуту, где беженцы с Украины, хоть в Сургут, где другие обстоятельства и хлеб по пятни-цам, но не трогайте мою честь, раненую ножницами и грязными пальцами парикмахерши.
Я не исключаю, что парикмахерша – та самая девка, которую ЭТА девка хлестала в родной бане веником по ягодицам и наблюдала на её ягодице листок березы.
После бани девушка отрезала русую косу, приехала в Москву и пошла в парикмахерши, и в парикмахершах мстит москвичкам с длинными волосами.
Не желание найти жениха богатого в парикмахерской экономического класса, не жажда денег зарплаты, а — месть, ненависть к длинноволосым двигает ножницами парикмахерши, в глазах которой я видела ад.
Мне отомстила, подстригла коротко – ирония рука-ми, сарказм ножниц.
Другую иронию руками я видела в универмаге «Москва», где дешево стоит только смерть.
Девушка простушка, потому что с короткими воло-сами, но полагала себя ослепительной, оттого и заплатила, выбирала лифчики.
Она верила, что короткая стрижка придает ей шарм, и на короткие мальчишечьи волосы слетятся богатые женихи на белых Пегасах.
Жених появился – длинноволосый кучерявый брюнет остаповского типа со смуглой кожей и тонким птичьим носом.
Брюнет сразу обнял девушку и жадно присосался к её губам – так пиявка высасывает кровь.
Думаю, что миллиарды надежд и мечт промелькнули в маленькой короткостриженой головке девушки, и мечты не терпели оговорок, фамильярностей и оскорблений, но полностью легли под поцелуй красавчика – так княгиня ложится под лошадь.
Девушка наверняка подумала:
«Ах, я ослепительна красивая с короткой модной ак-куратной стрижечкой.
Мимо меня не пройдет ни один мужчина, они сходят от меня с ума, пылкие, в некотором свете воображаемые, но на ощупь осязаемые.
Великосветский красавец влюбился в меня и не сдержал своих чувств, набросился, целует, а потом попро-сит, чтобы я стала его королевой в Монако».
Я позавидовала коротковолосой девушке, хотя у меня волосы длинные, и поэтому я сказала себе:
«Стоп! Не подойдет красавец к коротковолосой де-вушке, если рядом выбирает чаши и ложки длин-новолосая, похожая на копну, то есть я».
На копну я походила в лучшем значении деревенско-го слова, длинные волосы на стожке сена.
Вы меня не понимаете, злейший ироничный ихтио-лог, – Анастасия смеялась, но в смехе сквозила горчица. – Между тем я умна, а когда волосы отрастут снова – стану прежней красавицей без права доступа вас к моему телу и голосу.
Прошу вас, прошу, сойдите с моей ноги, вы не заме-чаете, что отдавили мне пальцы.
Спасибо, а теперь снова скажу о поцелуе лже Прин-ца.
Красавчик, пока целовал девушку, а поцелуем он ввел её в транс – так вампир усыпляет свою жертву – воровал у неё пальцами из кармана кошелек.
Он вытащил кошелек, оторвался губами от губ обво-рованной, а глаза оторвал от её взгляда, словно прощался с любимой мамочкой.
Принц ушел с кошельком жертвы, а она не скоро поймет, что её использовали, обокрали, и поцелуй – не ис-кренний, а – фальшивый, воровской.
Думаю, что дурочка никогда не подумает, что её об-воровал Принц, а решит, что сама потеряла кошелек, или у неё вытащил деньги бомж с бородой и голыми пятками.
Проиграли все: девушка, потому что её обманул и обворовал пройдоха с симпатичными крыльями носа; бан-дит проиграл, оттого, что целовал девушку, но никогда, даже если она его полюбит, не пойдет с ней под венец, по-тому что он – вор, и его задача – кошельки, а не мохнатые сейфы.
Я в магазине привязала себя пояском от халата к руч-ке двери и хохотала до изнеможения, до слез.
Может быть, моя злость аукнулась мне в парикма-херской, и судьба наказала меня короткой стрижкой за мой грех в магазине, что я насмехалась над девушкой, но не вызвала полицию, чтобы поймали вора?
Мы расплачиваемся известно чем неизвестно за что.
Но в данном случае я получила сполна, даже больше, потому что короткая стрижка для меня хуже каторги.
— Не думайте, что стрижка и ваше понимание мо-мента в универмаге «Москва» повлияет на моду и мораль-ный облик москвичей в целом? – ихтиолог посмотрел на часы, присвистнул, затем бросил часы в карман – небреж-но, как видел в фильме с Бельмондо. – Стрижка… Хм… Вы бы не подумали о стрижке, если бы попали в нелепое положение, в которое поставил меня психолог Тереньтьев.
В институте все работники проходят раз в три года диспансеризацию с анализами кала, мочи, ЭКГ, терапевта-ми и другими врачами.
Я, практически здоров, как может быть здоров моск-вич, но в дополнение нам назначили психотерапевта, который называл себя психологом, и говорил, что подрабатывает в частном порядке психоаналитиком.
Полагаю, что он не нужен для диспансеризации, но деньги решают всё, и его поставили, чтобы он раскручивал пациентов на деньги: бумажные и золотые.
Психолог Тереньтев, хотя и с русской фамилией, но – армянин, что очень важно для психолога, потому что ар-мянам все верят, как радио.
Медсестра у психолога Тереньтьева исполняла роль магического шарика на верёвочке – привлекала к себе внимание пациента, и отвлекала от заунывной обволаки-вающей речи доктора – так в сахарной вате паук засыпает рядом с мухой.
В коротком белом полупрозрачном халатике – плот-ном, чтобы не считать его сеткой, и легком, чтобы видно через него, что все брито и нет нижнего белья, медсестра делала вид, что снимала с полки карточки.
Она протянула мне руку и сказала, что всегда рада видеть у доктора столь покладистого пациента.
Я поплыл, а доктор Тереньтев поставил мне после десяти минут диагноз – излишняя робость с возможным одиночеством – так приговаривают бездетную вдову к по-жизненному заключению.
Психолог дал мне адрес и посоветовал посетить клуб душевных бесед: «Там вы найдете много для себя полезно-го, что, несомненно, повысит вашу работоспособность и самомнение – так повышается планка у прыгуна с шестом.
Если же не пойдете в клуб, – доктор Тереньтев округлил глаза, как у барана на вертеле, – то рискуете и научной карьерой и семейным положением, отчего в бли-жайшее время получите простатит».
Я испугался до высшей степени, потому что носился в институте слух, будто смерть сопровождает тех, кто не согласится с мнением психолога.
Вечером того же дня я отправился по адресу – не-большой особняк на Тургеневской, – заплатил за вход – как объяснил швейцар-охранник – «За чаепитие» – два-дцать тысяч рублей – почти всю зарплату отдал, словно меня обокрали разбойники в лесу.
Хозяйка заведения разливала чай из серебряного Тульского самовара, а за столом сидели три дамы потас-канного американского вида и два веселых старичка с жи-вотиками и неестественно румяными щеками, словно натерли лицо свеклой.
Одна дама – в белом парике — рассказывала потеш-ный (по её мнению случай, как она купила просроченный творог, скушала, а затем страдала поносом, потому что во-время не приняла фталазол.
Вторая дама, в черном парике с локонами, слушала с вежливым вниманием, но видно, что едва сдерживала рот от зевка – так купец после сна разглядывает толстую жену.
Третья женщина, короткостриженая, крашеная ры-жей хной, наоборот, с восторгом выслушивала историю, охала и ахала, и даже, казалось, заплатила бы деньги за продолжение увлекательного рассказа, похожего на сказку «Титаник».
Старички молодо подмигивали друг другу, будто го-ворили с трибуны съезда: «Ух, мы! Мы себя еще покажем! Вот только дайте срок!»
Мой приход обрадовал женщин, а старичков озлобил, но, впрочем, улыбок своих они с лиц не сняли, иначе бы выглядели ревнивцами, что в планы не входило, как девушка не ныряет в нефтяную реку.
— Входите, молодой человек, ведь видно, что вы не успели ещё в Нью-Йорке завести связи на фондовой бир-же, – хозяйка пододвинула мне царский трон, словно ко-роновала. – Кроме вас никто новый не ожидается в этот прекрасный вечер, и вижу, что вы ищете глазами знако-мых, друзей, тигров.
Тигров у нас нет, но компания, заверяю, самая дру-желюбная и наилучшая в Москве.
Я с любезностью (посмотрел в интернете) поцеловал руку хозяйке – вышло коряво, но все захлопали в ладоши, словно я каждому на тарелку положил стограммовый изу-мруд.
 С терпеливым вежливым вниманием я вглядывался в женщин: старенькие бабушки с цветными линзами на глазах, с увяданием осени и потугами на бурный секс после смерти.
Я ожидал встретить пенсионерок, но они — трижды пенсионерки.
Неправильные, грубо очерченные квадраты лиц, не-пропорциональные черты, большие носы, покатые лбы, выщипанные брови, настойчивый бурильный взгляд – на улице я бы не прошел мимо подобных старушек, а перево-дил бы через улицу табунами, а дальше я не разглядывал, словно меня ударили по глазам бутылкой из-под пива.
Ближайшая старушка вложила мне в рот кусочек са-хара – настойчиво пропихивала в глотку, при этом смотре-ла мне в глаза и хлопала ресницами, как калитками.
Меня поразило внимание к моей скромной персоне, поэтому я подумал, что у старушки на душе тяжело, а сердце у неё грязное, оттого, что убила своего любовника.
Вторая женщина подошла, с поспешностью поглади-ла меня по голове и снова присела у самовара, словно со-вершила благое дело и на сегодня спокойна, как охранник около сгоревшего склада с ватой.
Третья женщина начала говорить спокойно и велича-во в надежде на моё внимание, развивала идею однополых браков:
«Однополые браки уже не считаем злом, а — благо, потому что оно избавило человечество от войн, от терро-ризма и повышения цен  на изделия из Белорусского льна.
Я в молодости – ОГОГО! – инженер-конструктор, и в меня влюбился начальник главка, словно клеем «Момент» приклеился.
Но начальнику я не дала шансов, потому что в греш-ной связи уже три месяца жила с балероном, которого вы-гнали из Большого Театра за пьянку и дебош.
Ляжки, выворот стопы, ягодицы… Ах!»
Она сделала многозначительную паузу, словно сби-вала лбом кедровые шишки.
К моему глубочайшему удивлению сняла юбку, а под ней – кокетливые красные с золотым шитьем трусики на желтых дряблых ягодицах — несовместимое, словно кар-тошку кушают с дегтем.
Женщина сняла стринги – волосы на лобке у неё ред-кие желто-белого цвета, — подошла к крайнему старичку и наклонилась, раздвинула ягодицы руками, словно на ме-досмотре в военкомате.
Старичок крякнул, причем без эмоций, словно рубил головы селедкам, наклонился к ягодицам старушки, но взвыл от боли и схватился за поясницу.
Он долго мотал головой, старушки и второй старичок молчали, а с раскрытыми ягодицами терпеливо ждала – так браконьер в кустах ждет рыбинспектор.
Приступ радикулита прошел, старичок снова накло-нился и подул старушке между ягодиц: раз, два, три.
Старушка вздохнула, выпрямила спину, натянула трусы, надела юбку, будто у себя дома в уединении в сор-тире.
— Клавдия Ивановна, ну полноте! Хватит уже! – хо-зяйка заведения укорила старушку, причем особой радиво-сти в укоре я не заметил, словно её обучали прыжкам из самолета без парашюта. — Подставили бы свой зад в дру-гой, более подобающий случай, вы не в музее.
— А, если бы и музей, то, что плохого в музеях, где пахнет древностью и пылью? – Клавдия Ивановна поджала губы, смотрела на меня с осуждением, словно не хозяйка заведения, а я её журил. – У меня зуд между ягодиц, и, между прочим, я исправно плачу за чай в заведении, так что имею право на пенсии на лечение зуда, или вы желаете, чтобы у меня между ягодиц возникла тропическая язва с рожей?
Если вам не нравится и другим, – красноречивый взгляд на меня, то – я уйду в другое заведение,  иной клуб знакомств, где обыденная домашняя обстановка, люди прекрасны и приветливы, а взгляд в душу не ломает сет-чатку глаз.
— Да что вы, Клавдия Ивановна, так вознегодовали? – хозяйка подложила старушке на блюдце варенья из клубники. Облизала пальцы (свои), поправила чашку на самоваре. – Делайте, что вам хочется, на то у нас и клуб по душевным интересам, самый лучший клуб в Москве, по-тому что у нас — единение душ, как в окопе солдаты объ-единяются в коалиции.
— Зуд между ягодиц у меня – наследственное: во Франции по наследству передают длинные носы, а в моем роду по наследству – зуд между ягодиц.
Никто не знает причин зуба: издревле его лечили, ле-чили, но не вылечивали.
Одни доктора говорили, что зуд от микробов – док-торов тех на кол сажали.
Другие лекари утверждали, что зуд из-за нервов, тем лекарям кровь пускали.
Но я думаю, что зуд – романтическое, Космического масштаба, и дан нам не в наказание, а – в награду за наш семейный ум.
Зуд снимается только дуновениями в зад; желатель-но, чтобы заинтересованно дули лица противоположного пола.
Жили мы бедно, поэтому в детстве мама и бабушка с дедушкой дули мне в зад, а я – им.
Но, когда я повзрослела, получила стипендию в педагогическом институте, то никто мне в зад не дул, потому что родные – далеко, а друзья, когда я просила подуть мне в зад, между ягодиц, воспринимали мою просьбу либо, как издевательство, либо, как шутку.
Я страдала, непереносимо страдала, копила деньги, и раз в три месяца покупала молдаванина по вызову, чтобы он мне дул между ягодиц.
Но мало, ох, как мало его дуновений.
В отчаянии я пошла по наклонной плоскости: пила алкоголь в больших количествах за счет мужчин.
Однажды, счастливым вечером я вышла из ресторана покурить, на крылечко, где собаки и окурки.
Ярко светила Луна, и свет фонарей терялся в её див-ных завораживающих лучах.
Я подумал, что как бы прекрасно, если бы сейчас по Лунному лучу спустился ко мне лунный мальчик или – Маленький Принц и подул в зад.
В мечтах я не заметила сразу, как рядом со мной при-сел на корточки пожилой мужчина в дорогом костюме и лакированных ботинках из кожи колибри.
Рядом с мужчиной присели два его телохранителя с автоматами за плечами – так грибники присаживаются во-круг поганки.
Мужчина, а он – главарь преступной группировки - долго смотрел на меня снизу вверх, изучал: убить, изнаси-ловать, отправить на органы или пренебречь, как малой физической величиной.
— Я вижу в вас загадку, девушка, – главарь банд-формирования сказал надтреснутым пропитым голосом, в котором я услышала эхо выстрелов вертухаев. Никакого заигрывания, ни подобострастия, а только тихая печаль вечного покоя. – Кичу ты не топтала, бриллиантами не торговала, проститутка из тебя никудышная – так откуда же загадка, словно тебя зашифровали?
— Загадка у меня непотребная, – я захохотала, пото-му что дурной дешевый алкоголь ударил в голову, и я по-чувствовала себя всесильным кальмаром. На трезвую го-лову я бы при лагерном пахане не упомянула о ягодицах. – Мне необходимо, чтобы как можно чаще человек противо-положного пола дул мен в зад, между ягодиц.
У меня зуд между ягодиц передается по наследству, как в Африке по наследству передают бананы.
Как только я сказала о ягодицах, охранники пахана вскочили, сорвали автоматы, клацнули затворами, словно показывали насколько суровые в снегах.
Я задрожала от страха, нечаянно уронила цыгарку на плешь пахана – он всё еще сидел на корточках, не подни-мался, словно ему ноги отгрызли ресторанные мыши.
Но от огня цыгарки пахан вскочил, взвыл, потянул руку к моим волосам – схватил бы за волосы и головой о стенку – бабах!
Но рука скользнула мимо, потому что я давно осо-знала преимущество короткой стрижки – волосы лёгкие, удобно мыть и красить, как столешницу.
— АХАХАХА! Учудила! – пахан неожиданно засме-ялся и сохранил мне жизнь дальше двадцати восьми лет. – Дуновения в зад – тюремная романтика.
Пойдем, я покажу тебе небо в звездах, и сосчитаем, сколько у цыганки волос. – Пахан потащил меня за руку к машине, а, когда я разглядела Мерседес представительско-го класса, то уже сама тащила пахана в машину.
Мы с паханом жили душа в душу десять лет, пока мой любимый не откинулся на небесную зону.
Он оставил мне солидное состояние, так что я теперь, когда пожелаю, тогда мне в зад и дуют мужчины.
С паханом я не спала, но он обожал меня, потому что я не унижала его мужское достоинство — малое, как ветка сакуры зимой.
Высшее наслаждение пахан находил в беседах со мной, а после бесед – дул мне в зад, тихо, со знанием дела и с посвистыванием – так иволга дует в ухо соловью.
Дуновениями в зад пахан как бы входил в меня, лю-бил меня без пениса и яиц Фаберже. – Старушка замолча-ла, а хозяйка заведения взяла меня за руку, как давным-давно пахан взял за руку девушку с зудом между ягодиц, и – и повела по коридору, в другую комнату.
— Для вашего случая я всегда держу в запасе подхо-дящую штучку! – хозяйка намекнула, но не определила, что это за «мой случай». – Ваше лицо отражает идею, но идею не дуновения в зад, не чаепития, а чего-то большего, наподобие Монблана.
Слушайте внимательно и смотрите, ибо в слухе и осязаниях вы обретете дальновидную спутницу жизни с бритым лобком.
Хозяйка втолкнула меня в комнату и прикрыла за мной дверь, я услышал бряцанье цепи и щелчок механиче-ского амбарного замка.
Сначала я подумал, что меня принесли в жертву дья-волу или медведю, потому что я похож на Дубровского.
Дубровского втолкнули к медведю, а меня, возмож-но, и к тигру на съедение, чтобы в Китайских зоопарках тигры не голодали.
Когда глаза мои привыкли к полумраку,  я понял, что опасения напрасны – так радуется лыжник, что летит с го-ры в реку.
Посреди большой залы стояла под бархатным алым балдахином огромная кровать с атласными алыми просты-нями.
На кровати белело и местами – на голове и лобке – чернело тело, несомненно, девушки, потому что первич-ные и вторичные половые признаки прыгнули мне в лицо, как струя воды из рваного шланга.
Длинноволосая девушка, явно молдаванка, потому что волосы цвета вороньего крыла, небрежно махнула мне рукой, приглашала, но не в кровать, а на кровать, присесть – так начальник в кабинете разрешает подчинённому при-сесть на сломанный табурет.
— Вы богаты? – девушка спросила, и в голосе я по-чувствовал осенний дождь.
— Нет, я не богат, – я отвечал с дрожью в голосе и не отводил глаз от нагого бесплатного тела: в стриптиз баре за «посмотреть» с меня взяли бы деньги.
— Тогда, может быть, вы – знатного рода, и вам дядя из США оставит в наследство родовую ферму, а тетя в Ев-ропе – Замок с привидениями?
— Род мой незнатный, по крайней мере, до того, ко-лена, до которого я добрался в исторических архивах в туалете.
Виноват, но ничто не смогу, даже сейчас, поэтому предупреждаю вас  заранее.
— Не сможете что? – девушка приподняла ноги, сде-лала «березку». – Не сможете, как мужчина взять меня, как женщину? – в её голосе сквозили удивление и восторг: удивление, потому что, я — возможно, первый мужчина, который её не захотел, и восторг, оттого, что не сделаю ей ребенка.
— Я неточно выразился: не в мужском смысле не смогу, а не порадую вас в финансовом и знатном смысле.
Меня пригласили в заведение, угостили чаю, чему я рад и ждал покой, но покой мне приснился, а вместо покоя сердце мое стучит на повышенных оборотах, возможно, потому что в комнате вы распылили феромоны – так по-ступают проститутки в публичных домах, чтобы клиент быстрее закончил дело и ушел… я читал…
Мы молчали, каждый думал о своих удачах и неуда-чах: девушка досадовала, что я не богатый и не знатный, как Король Иордании.
Я же искал ответ на вопросы: зачем девушка? с какой целью? кто она в нашем мире?
Между тем я напрягал зрение, рассматривал соски и бедра девушки, словно слизывал со стола варенье.
— Я жду богатого или знатного жениха, но попада-ются только прощелыги, причем не голливудского вида, – девушка перевернулась на живот задними полушариями в небо. Она болтала ногами – то ли, потому что так выгоднее выглядела, то ли – для своего удовольствия, но возможно, что и первое, и второе, как на обеде в папуасском посольстве. – Я работаю проституткой, а в свободное время ищу достойного богатого жениха по клубам знакомств и на душевных встречах старых пердунов.
По первому впечатлению ты мне понравился из-за желтых пуговиц на пиджаке, которые я по ошибке приняла за золотые.
Девочки любят золото, а мальчики любят золотых девочек – эволюция, и эта же эволюция дала обезьяне пал-ку, а французу палку вставила в зад.
Во как!
Лицо твоё еще свежо, но не первой молодости и не-красиво, словно скульптор изваял тебя из снега, а затем поставил на солнце.
Волосы твои уже не густы, хотя тебе нет тридцати лет; взгляд блуждающий, недобрый, словно ты украл мой бюстгальтер, и, когда я отворачиваю свою прекрасную го-ловку в сторону, нюхаешь его.
В седьмом классе я полюбила учителя географии: ветреного шаловливого старичка с седыми пейсами и жи-вотом дальше Марса.
В надежде, что за мои сексуальные услуги учитель географии Вячеслав Петрович поставит пятерку, я пришла к нему после уроков и разделась догола.
Ой, не Земля упала на Луну, и не Илья Муромец с печки свалился.
Вячеслав Петрович рассвирепел, пинками меня вы-гнал из класса и кинул мне вдогонку учебник географии за десятый класс.
В коридоре толпами бродили ученики под надзором учителей, поэтому я голая искала оправдания в высшей справедливости – так старая вдова ищет кошелек в гробу мужа.
Я сказала, что Вячеслав Петрович раздел меня и тро-гал за разные места, выпуклости и впадины, словно разми-нал пальцы на моей коже.
Учителя вознегодовали, ученики хохотали и трогали меня, они думали, что идут по пути учителя географии, и скажу честно: их прикосновения будоражили мою кровь на самом низменном уровне.
Позже я обвинила Вячеслава Петровича в домогани-ях, и его отправили в концентрационный лагерь в Китай, где Вячеслав Петрович подавился рисом и умер без шта-нов возле параши – достойная смерть учителя географии.
Когда Вячеслава Петровича уводили полицейские работники, он грязно ругался в мой адрес, отчего мне его нисколечко не жаль, ни на копеечку, ни на йену.
— Вы поступили по своему усмотрению, и я не вправе вас осуждать, как с петлей на шее, – я отвечал девушке, и она с радостью вскочила, словно рублем одарил её, подбежала по кровати, а я упоминал, что кровать огромная, и прислонила свою щеку к моей голове, щека у девушки гладкая, не вызывала раздражения кожи черепа. – Вы – девушка, и, если ночью бредете по кладбищу, то обязательно собирайте с могил конфетки на вечернее чаепитие.
Без конфет – ни чая, ни секса, ни любви.
Извините, ни в сексе, ни в любви я не силен, но чай пью, особенно с воблой, потому что знаю толк в рыбе жи-вой и вяленой.
Вы сейчас ко мне подбежали, а я смотрел на изгибы вашего тела и скажу, что в изгибах я увидел больше ума, доброты и веселости, чем на концерте звезд Российской эстрады.
Мне сначала брызнула в глаза ваша нагота, но затем я посчитал себя легкомысленным енотом, возжаждал наслаждений, но не с вами, а с какой-нибудь добродушной эгоисткой, большой, как Казенная Палата.
Я представил себя князем, а вас – княжеской лоша-дью – черной с белыми копытами  — белые копыта коней оказывают на меня чрезвычайное влияние, особенно, когда кони скачут по мелководью и копытами глушат мальков осетровых рыб.
Догадки, что вы лежали под многими мужчинами, досаждали меня, но до конца я не верил, и сейчас не верю, что вы проститутка с очередью хамов к вашему телу.
Возможно, что вы и проститутка, но клиенты вас не выбирают, они ждут, когда освободятся ваши товарки, а вас обходят стороной, поэтому вы – как бы проститутка, но малоиспользуемая, оттого и не проститутка вовсе, а ваш статус даже выше, чем у бухгалтерши из Макдональдса, и любовников у вас меньше, чем у Снежной Королевы.
Но, уверяю вас, между нами не возникнет связь: ни финансовая, ни сексуально-деловая с прыжками по крова-ти, как у бабуинов.
В Московском зоопарке бабуины катаются на колесе, а колесо подвешено на веревке — незамысловатый трюк, но, сколько в нем бабуинского огня и обезьяньего востор-га.
В вас я вижу огонь, и не адский, иначе я бы убежал и доложил на вас в полицию и в пожарную часть.
Денежный расчет между нами тоже исключен, пото-му что те деньги, что крутятся у меня в кармане, в расчет не идут, словно их подковали.
Мы бы наладили связь, и отношения наши вышли на иной уровень, чем сексуальный, но я чувствую – так птицы чувствуют приближение грозы, что повстречаю девушку своей мечты, задорную, прекрасную и необычную, словно пирамиды Хеопса.
Вы связываете свои виды с Принцем, поэтому я вас жалею, оттого что по полу своему мужскому на принца не претендую, а на королеву – денег нет, но Принцессой сде-лаю в своём понимании любую девушку… нет, не любую, а – избранную, мою, чтобы у неё из-под пяток вылетали синие искры.
Я удочерил бы вас и назвал своей падчерицей, но по складкам на ягодицах вижу, что вы старше меня или в од-них года, как Петрушка и Марья Ивановна.
 Некоторые ваши позы заставляют меня бояться вас: вдруг прыгните и укусите.
Расстояние между нами велико, но случаются спортсменки, которые бьют мировые рекорды и прыгают очень высоко или очень далеко, как всадники на конях.
Одеяло на голове помогает прыжкам в высоту – эту теорему доказала прыгунья Исымбаева, когда перед прыж-ком накрыла голову полотенцем и под полотенцем шама-нила, словно она сидит в муравейнике, а не на стадионе, где пьют Кока Колу с ромом.
Ром, много о нем скажет печной дым, как и о вас рас-скажет дым над водой.
И ромовая баба, и вы, и я принадлежим к одному Мировому сообществу людей, а люди воюют, убивают друг друга, вцепляются руками в волосы врагов, и снима-ют скальпы.
Может быть, после нашего разговора я уеду в Там-бовскую губернию и приватизирую пруд с карасями, а вы пройдите на панель и ищите приличного мужа возле Нигерийского посольства.
Но прежде, позвольте, я потрогаю вашу кожу на по-яснице – ни для сексуального извращенного удовлетворе-ния, ни для унижения вас и возвышения себя потрогаю, но мне любопытно – что представляет ваша кожа, кожа про-ститутки, познавшей тела многих мужчин, и по которой ерзали афрочехословаки.
Девушка позволила, и я потрогал её талию – так кошка прикасается к гире на рынке.
Кожа девушки мягкая, но с оттенком старости, слов-но я трогал не молодую женскую особь человека, а – пер-гамент с письменами старца Нестора.
Похожее чувство я испытал в шестом классе, когда потрогал кожу портфеля одноклассницы Ирины Кругловой – она носила золотой бант на голове, а на поясе – бант розовый.
Мы стояли перед классом, и я тайно, с покраснением щек и промокшими подмышками трогал кожу портфеля одноклассницы и представлял себя матерью героиней мужского пола.
— Вы много сказали, но я ничто нового не услышала, словно вы засунули мне в уши резиновые ба-наны.
Да, резиновые бананы навевают дурные ассоциации, но лишь у натур испорченных, у которых и простая сар-делька вызовет ненормальный смех – так смеются койоты над трупами полевых мышей.
Вы рассказывали ради иронии и сарказма, и уже от-крыто намекали на мои короткие волосы, сравнивали меня со старухами в париках, стыдили меня перед длинноволо-сой молдаванкой, а я уверена, что у неё волосы короткие, но обязательно парик, потому что многие проститутки но-сят парики, как спасательные жилеты.
Вышла бы я замуж за дипломата?
До нашей с вами встречи – да, но после этой встречи – категорически нет.
Дипломаты – хитрые, ершистые, болтуны, как и ад-вокаты в малиннике.
Зачем мне муж, который открыто не скажет, что яич-ница подгорела, а начнет длинную речь с иронией, анекдотами, иносказаниями, притчами в результате которых мой пытливый ум выявит основную мысль, что я дура и неумеха.
Вы, иронисты, думаете, что ваши хитрости скрыты под мудростью – так старец скрывает под хитоном муску-листое тело своего друга.
Но именно из-за ваших надуманных хитростей, из-за обвисших яичек, что вы выдаете за яйца Фаберже, вы еще гнуснее и темнее, чем, если бы просто говорили девушке: «Ты – дура!»
Муж дипломат разовьет идею семейного счастья тон-ко, остроумно, но гадко и отвратительно, словно намазы-вает калом дверные проемы.
Он станет настаивать на анальном грехе в постели, но слова окутает путаницей, мысли закрутит вихрем на уровне политических реформ и не отстанет, пока я не грохнусь в обморок, а он меня возьмёт в обморочном со-стоянии, как грузинский князь Отари брал овец, а затем пускал их на шашлык.
Плоды просвещений – что от них толку, если не вы-растают волосы от плодов просвещения, а мужья с тремя дипломами высшего образования требуют от жен низо-стей, какие не позволил бы себе сантехник в пьяном бреду.
Вы обругали мои короткие волосы в очередной раз и иносказательно, как дипломат в бане со швейцаром, пока-зали свою ненависть к короткостриженым девушкам, и мне в том числе.
Нарочно, специально, а на тюремном языке ваши действия называются – самоуправство спецом – вы отта-чиваете ваш сарказм на бедной девушке, словно у меня не кожа, а — точильный камень.
Я и в начале нашей беседы вам указывала, и сейчас говорю в надежде на исправление, что ваша удвоенная энергия на пути к исправлению подкинет в мозг калорий, и вы поймете свою ошибку, не станете иронизировать, тайно молча хохотать над моими короткими волосами, место которым с парикмахершей – их матерью – в сортире.
Ваш опыт печальный станет выгоден в рыбоводстве, особенно в теплых краях, где рыбоводство вы совмещаете с подглядыванием за купающимися обнажёнными девуш-ками – вы так рассказывали.
Также последняя степень неосторожности выплесну-ла из вас не покаянием, а рассказом, как вы трогали стару-шек, дули им в зад…
— Не дул я старушкам в зад! Вы перебираете мысли и вытаскиваете вам угодные – так шаман гадает на сале моржа и выводит полезное для себя. – Ихтиолог покрас-нел, но затем сдал назад обороты, потому что опасался, что Анастасия бросит его, назовет хамом и всплывшим со дна реки трупом. – В действе я тренировал улыбку, улыбался себе в зеркало с отвратительным сочувствием к невзрач-ному виду, а зеркало отвечало мне улыбкой порно звезды Чичолины.
— Перебью ваше самолюбование, – Анастасия оста-новила ихтиолога, придержала за воротник, словно осажи-вала лошадь перед горящей избой. – Видите, мужчина на мою короткую стрижку смотрит с осуждением, как судья?
Смотрит, улыбается иронично, а в уголках глаз уже проскальзывает не ирония, а – сарказм с адским пламенем.
Я смущена, но что для него моё смущение, когда он на вершине блаженства, потому что полагает меня про-дажной дешевкой, оттого, что у меня короткая стрижка.
Если бы его глаза сверкали гневом, то я бы его про-стила, потому что в гневе мужчина испытывает на себя Правду и Правду отдает другим.
Его чувства выплыли бы наружу, как всплывает фо-рель в супе, но не выходили бы мелкими толчками, как выходит из вас сарказм.
Ласковые глаза, снисходительная улыбка, – всё оскорбляет чувство моего достоинства сильнее, чем пря-мой грубый хохот и пара подзатыльников.
Прошлым летом я ехала на юг в поезде, на отдых, но не за женихами, как вы подумали, и как думают все бабки с носами Бабы Яги.
Проводница нашего вагона страдала манией физ-культуры: она занималась зарядкой в свободное время, а времени у неё от стоянки до стоянки – много, причем чай она не разносила, вагон не подметала, а тянула ногу, слов-но балерина в бане, наклонялась, приседала, потела и ис-пускала подозрительные звуки, по качеству и количеству равные звукам от кашалотов в болоте.
Со мной в купе ехали девочка и её дедушка с бабуш-кой, словно вышли из американского фильма ужасов.
Бабушка толстая, потная, поэтому с вечно бурчащим животом и крупными каплями пота на лице, оттого всё время ворчала и ругала внучку, словно купила её рынке во Владикавказе.
Дедушка худой, плешивый, с маленькими острыми глазками тоже пристально следил за внучкой, пил теплое пиво, отчего свирепел коростелём и ругал, ругал внучку: не так села, вертится, открывает рот, размахивает руками.
Старые дурни вытягивали из внучки энергию, сосали, как молоко с витаминами.
И этот мужчина, что продолжительно без стыда и со-вести на меня сейчас смотрит – тоже хам, наглец и маньяк с совершенно потерянной благородной ориентацией.
Ему не стыдно, он облизывает взглядом мою голову, ноги, грудь, даже не сгорает от стыда, как согрел бы в цир-ке фокусник Кио.
— Что вы думаете дурного о мужчине? – ихтиолог всплеснул руками, мелко захихикал, но храбрился – так храбрится генерал перед сверхсрочниками. – Вы очень эффектная в короткой юбке, в туфлях на высоких каблу-ках, с горящим взором молодости и пены у рта.
Красивая, завлекающая, поэтому мужчина не отрыва-ет от вас глаз, будто его глаза накололи на вилку.
— Вы ограждаете себя от других, жалкий трус, – Анастасия с презрением взглянула на ихтиолога, но не уходил от него – так тунгус не выбрасывает тухлую селед-ку. Девушка промокнула лоб батистовым платочком с мо-нограммой Президента. – Если вы видите моё смущение оттого, что меня бесстыдно разглядывает посторонний че-ловек, то наказали бы его словом и делом.
Всегда вы иронизируете по поводу моей короткой стрижки, а насчет наглеца не иронизируете, потому что он – мужчина с мускулами и большими ягодичными мышца-ми.
Вы думает, что я люблю уличные драки с фонарями под глазами?
Нет, я драки ненавижу, но честь мою девичью вы обязаны отстоять, если оскорбляли иронией и сарказмом, словно выливали на меня прошлогодние щи с мослами.
Я не к тому сказала, что я эгоистка и Царица Мира, а науськиваю вас, чтобы вы смыли позор своей кровью – так узника отправляют на заработки на урановые рудники.
Вы поступком доказали бы свою любовь, и эта мера не столь вынужденная, сколь необходимая.
Собаки бегают друг за дружкой — необходимость, или вынужденная беготня с целью размножения.
Что собаки? Вороны – вот животные!
Они прыгают по коровам, раздражают коров, этими развлечениями и живут, словно их побили палками при рождении.
В деревнях не так много развлечений, особенно для ворон с черными крыльями и для девушек.
Мне рассказывала женщина Анфиса в возрасте соро-ка лет ей, как трудно в деревне без мужчины, без положи-тельного героя, похожего на Терминатора.
Мужчины спиваются, или ходят за грибами и на ры-балку, на рыб и грибы сбрасывают сексуальную энергию, а не на женщин её скидывают.
Но Анфиса нашла выход из положения, словно копа-ла подземный ход из Белого Дома.
Она в деревне объявила себя продажной женщиной и брала за свои сексуальные услуги тысячу рублей или пять живых курей.
Мужчины, вы, мужчины – ищите трудностей там, где вам дают даром.
Даром они Анфису не хотели, но за деньги и за курей – появился у мужчин стимул, как на молочной реке с кисельными берегами.
Валом повалили и то, потому что Анфиса назначила за себя высокую, по деревенским меркам, цену.
У неё в огороде стадо кур теперь пасется, несушки и бройлерные с жирными ляжками.
А мужчина на меня нагло смотрит, и я ему отдамся, если вы не выступите на защиту меня.
Надо же, как вцепился взглядом в мою короткую стрижку, словно дантист зуб выдергивает ржавыми кле-щами.
Ах, ну вас, ихтиолог!
Честь моя и я – честь себя.
Пусть у меня короткие волосы по недоразумению, но наглецам не дам спуску! – Анастасия тряхнула головой, не почувствовала тяжесть волос, подбежала к мужчине и дам-ской сумочкой ударила его по голове: раз, еще раз, и еще пару раз.
Мужчина вздрогнул, взмахнул руками – так лебедь машет крылами перед самолетом, покачнулся и упал на колени.
Очки слетели с него, и он шарил руками, не находил, хотя очки лежали рядом, как убитая кобра.
— Нет, это неспроста, – мужчина шепелявил, ползал под ногами Анастасии, не смотрел на юбку, словно юбка улетела в теплые края. – Признавайся сейчас же, призна-вайся, ангел смерти, зачем ты сейчас налетел на меня, ко-гда я подставлял личико солнышку?
Я надеялся, что Солнышко растопит мою слепоту, и я увижу хоть лучик надежды в моем тёмном царстве.
Но ангел смерти ударил меня крылами, и, пожалуй-ста, ангел смерти, не хитри: я тотчас распознаю ложь – так следователь раскалывает преступника на электрическом стуле.
Признайся ангел смерти: ты пришёл не по мою душу, а за моей пенсией инвалида первой группы по зрению.
Люди, да помогите кто-нибудь слепому, я не найду очки, что закрывали мои невидящие оки, похожие на дыры в унитазе. – Мужчина поднял лицо, и Анастасия увидела его пустые адские глаза.
Подбежал ихтиолог, сурово посмотрел на Анастасию, поднял очки и слепца, отряхнул его штаны – так заботливая канарейка вытаскивает из гнезда лишний сор.
Ихтиолог ждал от Анастасии раскаянья, объяснений со слепцом, и Анастасия, по его мнению, извинится перед инвалидом – за то, что приняла его за здорового зрячего наглеца.
Анастасия раздумывала не больше пяти секунд, словно искала кнопку ядерного чемоданчика.
Улыбка, смена чувств, и Анастасия нахмурилась, будто вошла в реку с купающимися солдатами:
— Мужчина, слышите, мужчина без зрения, я вам го-ворю, – Анастасия дернула слепого за рукав, трясла, отры-вала материю. – Не ангел смерти вас ударил крылом, а я – дамской сумочкой с женскими необходимыми штучками.
Но презервативы я в сумочке не ношу, а многие де-вушки носят с собой презервативы и хвастают перед по-дружками, что они всегда начеку, словно принц свалится с белого коня и начнет сексуальные действия.
Знаете, о чем я сожалею, сейчас, слепой мужчина?
Я сожалею, что у меня в сумочке штучки, а не двух-пудовая гиря.
С огромным удовольствием я бы огрела вас гирей за ваше хамство, и ваша розовая справка по инвалидности не спасла бы ваш череп, прикрытый короткими волосами.
Если вы слепой, то это не значит, что вы не видите мою короткую стрижку.
Вы видите меня внутренним зрением, чувствуете ме-ня, и тут же ваш мозг включается на сарказм, вы не видите, но глаза и череп ваш направлены на мои короткие волосы, ваш вид выражает высшую степень иронии надо мной и думаете вы:
«АГА! Короткостриженая девка простушка; я  не ви-жу, но чувствую, что она, и с парнем, за которого уцепи-лась, потому что – кто же позарится на коротковолосую, когда остались еще в Белорусских селеньях длинноволо-сые девушки Олеси?»
Без зрения вы рассматривали меня, осуждали мою короткую стрижку, думали дурное о моих ногах и моем характере.
Слепой наглец, пялитесь на девушек внутренним зрением! – Анастасия взмахнула сумочкой – еще раз в гне-ве ударила бы слепого  по голове, но ихтиолог перехватил сумочку.
Схватился за сумочку неумело, и она по дуге ударила его легко в нос – словно птичка марабу поцеловала.
Ихтиолог вскрикнул и произнес с укоризной:
— Как вам не стыдно, неблагодарная!
Родина дала вам свободу слова, образование, эманси-пацию и феминизм, и вы используете свои права в личных корыстных целях, в домыслах, что слепой человек, инва-лид по зрению смотрит на вас и осуждает за короткую прическу.
Фальшивые наговоры на человека с ограниченными возможностями, он даже на муху не наступит, потому что не увидит её
Он живет в своем мире без света, где женщины, если и появляются, то в непроглядной темноте, а на ощупь, ду-маю, как куски угля.
Все женщины для слепого – негритянки с невидимой кожей.
— ОООО! Юноша, не осуждайте девушку за её по-рыв, за удары, что она нанесла мне своей сумочкой, – сле-пой выставил руки вперед, на правой ладони татуировка – здание МГУ. – Жизнь слепого человека не переполнена яркими событиями – так жизнь бегуна – дорога и астма.
Иногда я нарушаю закон, неподобающе веду себя в общественном месте, чтобы кровь моя и чувства не загу-стели, как батумский мазут.
Недавно я разбил тростью витрину, ждал, что меня посадят в кутузку, опустят на параше, оштрафуют и изо-бьют.
Ан, нет, не по-дружески поступила со мной полиция: оштрафовали владельца магазина, за то, что он не преду-смотрел бортик для инвалидов и слепцов.
Мне же выплатили компенсацию за моральный ущерб – десять тысяч рублей.
Сегодня удары вашей девушки, смею, думаю, что она ваша, вернули меня в нормальный мир, будто я прозрел от плевка Иисуса.
Признаю, что обвинения вашей девушки в мой адрес более чем основательные, потому что я, действительно, смотрел на неё внутренним зрением слепца: форму, цвет и длину волос не видел, ноги, одежду и всё зримое от меня сокрыто, но ощущал, что стоит девушка – так стоит золо-тая статуя в Фивах.
Девушка паникует по поводу своей короткой стриж-ки – не вижу паники, но мне кажется, что короткие волосы внутренним взором я отметил, потому что в длинных волосах голос девушки теряется, застревает, как сабля в ножнах гусара, а за короткие волосы слова не цепляются, поэтому раздаются звонко трелью соловья.
Не знаю, четко ли я передал свои чувства, или во мне играет эгоизм слепого человека, до того сильно плещется, что выходит из штанов.
Правду ваша девушка молвила, что я иронизирую – а кто запретит иронию слепому – но это любя к Миру иро-низирую, а вовсе не ради обиды, тем более, что короткие стрижки или длинные – для Космоса не имеет значения.
У кометы сначала короткий хвост, но по мере того, как комета приближается к Звезде, ядро её разогревается, и за кометой хвост удлиняется на сотни тысяч километров – во как!
Я никогда не увижу хвост кометы, но почувствовать любовь смогу, сильную любовь, без границы, без башни, до отрубания головы.
Ах, девушка, полюбите меня здесь и сейчас, – слепой взмахнул руками, словно плыл против речения реки Тун-гуска. Анастасия отпрыгнула, ихтиолог неосторожно под-ставился, и слепой схватил его за выступающий осетровый нос: — Ага! Нет, не девушка вы, чувствую по носу, что не девушка.
Не прерывайте мой рассказ, молодой человек, и вы, девушка, – кивок головой в сторону справа от Анастасии, – дайте мне закончить, как Мария Мирабела прикончила дедушку.
Послушайте мой рассказ, как я отдыхал в санатории Солнечный берег Всероссийского общества слепых, где много каши и вина.
Со мной поехала сопровождающей, потому что инва-лидам первой группы положены сопровождающие, граж-данская жена Елена Васильевна с жировыми складками на животе и ягодицах.
Она с жаром укоряла меня, доказывала, что некраси-во, если я поеду один, без неё, и деньги зря пропадут, ми-нистрам достанутся, как в бочку с золотом упадут.
Взял я Елену Васильевну, хотя рассчитывал в санато-рии на знакомство с молодой слепой женщиной с упруги-ми ягодицами и длинными ароматными волосами.
— Даже слепец ищет длинноволосую красавицу, – Анастасия воскликнула с жаром и посмотрела на ихтиоло-га с победой в глазах – так на Мамаевом Кургане девочка разглядывает ромашки.
— Не для утехи и услады нужны длинные волосы партнерши инвалиду по зрению, – слепец засмеялся и без-ошибочно на голос схватил Анастасию за руку, вцепился муравьиной хваткой. – Длинные волосы пахнут, и я найду любимую женщину по запаху, длинные волосы развевают-ся, везде болтаются, и я ухвачу их руками, притяну жену к себе – выгодно и удобно, когда слепого человека сопро-вождает слепая длинноволосая жена.
Елена Васильевна коротко стрижет волосы, поэтому Елену Васильевну не ухвачу, но она и не инвалид по зре-нию, а человек, который инвалида получил во временное пользование.
На нас, на инвалидов по зрению, огромная очередь среди женщин с некачественной внешностью.
Они думают, что, если слепой, то позарится на лю-бую женщину – бесформенную, некрасивую лицом, пожи-лую и с татуировками на грудях.
Но слепой тоньше чувствует женскую красоту, чем зрячий – так слепой пёс найдет хозяина даже в казино, а зрячий пёс в квартире потеряет хозяина.
Красивые женщины, стройные ступают легко, походка у вас – летящая, пчелиная, аромат от вас не как из старой конюшни, а – луговой, цветочный.
Но слепцы вынуждены ехать и жить с теми, кто их взял под руку – это наше наказание за годы в лагерях и за грехи, которые мы совершили до рождения.
Мы отправились в санаторий с Еленой Васильевной, а она уверена, что делала мне одолжение присутствием и постелью.
Я её не журил, обманывал видимой покладистостью и все это с намерениями расторгнуть наши отношения, чтобы найти другую женщину — ароматную и молодую, пусть даже с короткими волосами.
— Ах, вот как! Лицемер!
Вы ненавидите коротковолосых!
— Я же сказал, что длинноволосая удобнее для сле-пого человека, – слепец улыбнулся в ответ на крик Анастасии и продолжал с нотками ханжества в сладком голосе: — Елена Васильевна горячо и умно доказывала, что любит меня, и никакая кикимора не доберется до мое-го тела, пока она жива, старушка.
На вопрос мой «А сколько тебе лет, Елена Васильев-на?», она отвечала после заминки, и в это время я улавли-вал нездоровый запах из её рта: «Мне? Гм! Двадцать пять лет!»
Она обманывал меня, скидывала себе лет сорок, ду-мала, что слепой – значит дурак!
Называла меня эгоистом, волокитой, альфонсом.
Елена Васильевна довела меня своим присутствием до ужасной печали и до полного раскаяния, что я живу – так петух раскаивается, что не любил всех гусынь во дво-ре.
В санатории в первый день я прислушивался к шагам других отдыхающих, выискивал легкую поступь молодых слепых невест.
Я маскировался, делал вид для Елены Васильевны, что слепо смотрю в кафель пола, ничто не отвечал, а на лицо повесил страдальческое выражение – так каннибал сожалеет, что миссионер слишком худой.
Пробежал шелудивый пес, я подозвал его свистом, почесал за ухом и только тогда обнаружил, что он шелу-див, как маврикийский повстанец в одна тысяча девятьсот пятом году.
Елена Васильевна вздохнула, сказала, что отлучится ненадолго по нужде и ушла; я слышал, как с каждым ша-гом из неё выходит воздух, словно из мешка для водолаза.
Прошло много времени, Елена Васильевна не прихо-дила ко мне, я не скучал, радовался свободе, и вдруг услышал робкие, осторожные шаги: так идет наощупь ху-денькая слепая девушка или женщина.
Вскочил, побежал за ней, но споткнулся о кадку с фикусом, упал и больно ушиб пенис о ручку кресла.
Боль, искры из глаз, и я потерял девушку, но запом-нил её шаги, целовал пол, холодный, но протертый хлор-кой.
В поисках девушки я отправился по коридорам, блуждал, и наконец, решил, что найду её обязательно, а сейчас забегу в свой номер, забегу – громко сказано для слепого, но я почти бежал – а потом пойду на поиски – так отправляется отряд на поиски грибов для начальника лаге-ря.
Все же я ошибся дверью, и ошибка помогла мне в жизни, словно я плыл на ладье Харона и приплыл в ад.
Ад, это когда зимой в штанах мокро.
По ошибке я зашел в чужой номер, но только затем понял, что – чужой, а так размышлял, что мой номер с Еленой Васильевной.
Я почуял тяжелый дух Елены Васильевны вперемеш-ку с запахом крепленого вина «Портвейн».
Крепленый «Портвейн» сейчас большая редкость, как белый бабуин.
Сейчас портвейн изготавливают в десять градусов алкоголя, боятся, что школьники сопьются.
Елена Васильевна где-то достала дорогой, потому что – крепкий, портвейн и пила его одна, без меня, что является преступлением, по сравнению с которым вырубка деревьев на Колыме – подвиг.
Моя сопровождающая не спешила ко мне, поэтому я наощупь шел по комнате, размахивал руками, но ступал тихо, потому что привык к тихой неспешной Тургеневской ходьбе.
Наконец, я наткнулся на большое мягкое тело, и по запаху, по ощущениям сразу определил Елену Васильевну, которую очень хорошо изучил обнаженную – так перво-классники изучают Букварь.
Елена Васильевна храпела, спала пьяная, неумолимая в своем величии и простоте, похожая на Кремлевский са-лют.
Я с крайним любопытством внутренним зрением всматривался в неё, словно искал ответ на вопрос: почему кошки в марте сходят с ума?
Я даже захотел познать её спящую, представил бы, что она – матрос.
Она лежала, как три мешка, но странные мешки, с мягкими ягодицами и страшным храпом медведя.
— Призываю к добру и справедливости! – вдруг по-слышался из-под Елены Васильевны слабый приглушен-ный голос – словно майор внутренних войск после трех лет плена попал к девушкам в баню. – Меня изнасиловала пьяная женщина, лишила невинности, а я очень молод, не-опытен в свои тридцать лет.
Если меня называли ребенком, то я скажу, что я – несомненно, умный ребенок с задатками гения, хотя и сле-пой после вспышки слева.
Наше семейство многочисленное, но живые и инва-лиды только двое – я и моя сестра Антуанетта, тоже слепая девушка.
Она много рассуждает о любви, но не видела её, по-тому что мы мыслили в десять лет, когда пришли на лазер-ное шоу, но лазерами нам разрезали глаза – так разрезать луковку в плохом ресторане.
Почти все зрители ослепли, и это – благо для страны, потому что слепой человек никогда не ограбит банк, не угонит машину, не станет ночным маньяком Джеком Вер-шителем судеб.
Сегодня я думал, что пришла Антуанетта после про-мывания желудка.
Но носом увидел другую женщину, в летах, и она предлагала мне алкоголь, вредный для здоровья – так аме-риканцы спаивали индейцев.
Я хотел заглянуть внутренним зрением слепца в го-лову пришедшей женщины, но видел только вино и по-хоть, что смешивались, истекали недетскими предложени-ями Камасутры – я слушал Камасутру по радио.
Женщина меня не слушала, пила и насиловала, пила и насиловала, словно только что сбежала из лагеря натури-стов.
Не скажу, что меня очень поразила её нахрапистость, но произошло то, что предначертано Судьбой, и пусть да-же эта женщина трижды мать героиня с дряблой кожей, но я её люблю, и она меня любит, я чувствовал без слов, по движениям.
Когда же акт закончился, то и любовь моя слегка угасла, а возникло вместо неё жгучее чувство жизни, срод-ни чувству человека в пустыне, и этот человек обнаружил, что из дырки во фляжке вытекла вода.
Во время полового сношения и после него, мне ка-жется, что я достаточно хорошо изучил эту женщину, по-этому предложу ей руку и сердце, если выживу после секса и пресса.
Мои руки и сердце очень дорого стоят на рынке ор-ганов, я верю в эту цену, иначе давно бы уплыл на корабле в далекую страну слепых. — Изнасилованный друг по слепоте замолчал, и я помог ему – стащил рыхлое переливающееся тело Елены Васильевны – тяжело, но удобоваримо.
— Спасибо вам, я вас не журю и не укоряю за внед-рение в мою личную жизнь, – мужчина произнёс тихим замогильным голосом белого червя. – Я не задерживаю вас более, полноте, не благодарите меня за прекрасный миг словесного общения.
Уходите, ступайте прочь!
Оставьте меня наедине с моей любимой; я чувствую, она скоро проснется, опохмелится и набросится на меня со всей страстью нехорошей женщины.
Я не винил парня за то, что он отобрал у меня Елену Васильевну – я в душе желал расставанья со старушкой, но чувство досады, легкая ревность меня остановили, будто стукнули в лоб пушкинским шлагбаумом.
В душе я проклинал парня, что украл у меня старуш-ку, посылал его в ад, желал ему адского огня в волосы и вечной зимы в штаны.
С мысленной журьбой я выходил из комнаты, и так как обстановка незнакомая, я шел с вытянутыми вперед руками, словно проходил через невидимую Берлинскую стену.
Вдруг руки мои уперлись в два полушария – упругие, но в то же время достаточно резиновые, чтобы я определил наощупь, что держу две женские груди, молодые в меру, лет около тридцати, плюс минус, три года.
Первое желание – убрать руки и извиниться, но оно тут же потухло под моим статусом человека с ограничен-ными возможностями – так тухнет костер у палатки уби-тых туристов.
Я пошел вперед, рук с грудей девушки не убирал, а она пятилась назад, отступала из комнаты и дальше шла по общему коридору, словно я — ледокол, толкал перед со-бой льдину.
Я узнал, узнал из сиксилиарда шагов – та девушка, за поступью которой я шел, перед тем, как натолкнулся на препятствие и ударился пенисом о ручку кресла.
Я уже не сожалел об отшибленных гениталиях, по-тому что Судьба корявыми путями – через пьяную Елену Васильевну и её нового гражданского мужа свела меня с девушкой с грудями, и другими органами.
Девушка произнесла томным голосочком, в котором сокрыты тайны миллионов инвалидов,
— Вы вели меня, а я изучала вас по пульсу, и доста-точно хорошо изучила, поэтому скажу, что сердце у вас пылкое и восприимчивое, как у молодой матери.
Еще утром, когда я прочищала желудок, я не думала о новом, об огне, что сожрет меня китайским драконом.
Но сейчас чувствую, что вы любите меня, потому что руки у вас вспотели – уберите же их с моих грудей, а то у меня разовьется потница. – Девушка хрустально засмея-лась, я убрал руки, и она продолжала переливами соловья: — В иных случаях я пренебрегаю уменьем правильно го-ворить, поднимаю ногу, потому что я, хотя и слепая, но танцую балет, что помогает мне в познании Вселенских истин, а всяких мужчин я полагала до встречи с вами предрассудками, и тщеславилась, убежденная в своей правоте, как и в ночной наготе.
Чувствую, что вы в немолодых годах, но огонь в вас бушует, как в скобяной лавке, подожженной рэкетирами.
Надеюсь, что вы тоже слепой, как и я, иначе я вас брошу, потому что свяжу свою судьбу только со слепым мужчиной, оттого, что мы, слепые, избранные, как амери-канцы избраны Марсианами.
Я придаю особенную прелесть всему, чему коснется моя плоть, даже – одежде.
Сегодня утром я сидела на стуле около кабинета ги-неколога, а, когда встала со стула, то услышала его жалоб-ный стон – стул не отпускал меня, плакал из-за разлуки.
Я вернулась, обхватила стул ногами и плакала, ах, как я плакала, миленькая:
«Милый! Милый стул! Жди, я к тебе еще приду не раз.
И когда поеду домой, то возьму с собой, навсегда, навеки, на сиксиллиардлетия!»
Полагаю, что стул поверил мне, потому что перестал плакать и скрипеть, как навозный жук.
Опасаюсь только, что до моего отъезда какая-нибудь излишне грузная особа своим весом раздавит мой люби-мый стульчик, – девушка на миг замолчала, затем продол-жала с ажуром невостребованной кассирши. – Я всегда мыслю открыто, мои мысли прокладывают дорогу к ис-тине, что многие считают педантством с ребяческими ослиными выходками молодой женщины, но я – ориги-налка, потому все мирятся со мной, даже, когда я ворую кашу у соседей по столу.
Я и мой брат, он сейчас ждет меня в номере, и, пола-гаю, очень скучает, ослепли в один день – наши глаза про-резал лазерный луч на шоу – так скальпель пьяного хирур-га отрезает гениталии псориазному больному.
— Заверяю вас, что ваш брат не скучает без вас: он увел от меня мою сопровождающую старушку Елену Ва-сильевну.
Она напилась допьяна, совратила вашего брата, по-этому он счастлив и не мыслит дальнейшей своей жизни без неё.
Полагаю, что он уже забыл, что у него сестра слепая калека, как он, как и я.
— Поразительно! – девушка вскрикнула – не видел — прикрыла ли лицо ладошками, или может быть, одёрну-ла юбку – так поступают в моем воображении все амазон-ки в коротких юбках. – Вы, когда взяли меня за груди, по нечаянности взяли, без злого умысла, стали для меня род-ным, как роднятся братья по перелитой крови.
С каждым мгновением любовь моя к вам растет и растет, и внутренним зрением я вижу ваше одухотворен-ное лицо, прекрасное и с каждой минутой всё более очаро-вательное; ваш обнажённый придуманный торс с кубиками мышц живота.
Наивность слепой женщины придает моим словам ребячью небрежность, милую радость девушки с оттопы-ренной заячьей губой.
Мой запах никогда не смутит вас, заверяю, потому что тщательно слежу за своим телом, за запахами, за зву-ками – так балерина следит за работниками сцены.
— Жажда! Жажда истины утяжеляет низ моего жи-вота! – я протянул руки в надежде, что они снова уткнутся в груди девушки, но руки поймали пустоту, словно я раз-говаривал с привидением. – В школьные годы я искал справедливость в людях, но нашел её в комарах и собаках.
У меня дома собака-поводырь, и морда её для меня освещена прекрасным светом Правды, искренности, выс-шей женской красоты, хотя он – кобель.
Не сразу он сдохнет, ему еще жить и жить, поэтому кобель никогда не исчерпает запас доброты и красоты.
Я говорю ему – «пошли», он – идет, «стой» – он сто-ит!
В жизни не все идут, и не всё стоит, но мы стремимся к идеалам и купальням.
В прошлом году в этом санатории я потерял на пляже свои плавки – потеха, если бы слепые видели меня без плавок.
Я искал плавки, но нашел чужой кошелек и новень-кий мобильный телефон для глухих – знатная пожива, я счастлив.
И сегодня я счастлив не меньше, потому что ваша цена выше кошелька и сотового телефона, с которого можно звонить в Израиль.
Я страстно привязался к вам и вашему запаху, а длинные волосы сводят с ума, потому что с ними в руках я дойду до Звезды.
Вы – моя собака-поводырь, хотя и своего Полкана я не брошу на произвол волков позорных.
Если бы я не любил вас, то полюбил бы дикую орхи-дею, и мыслил бы, что она – вы с длинными волосами-канатами для слепцов.
У вас нет ни капли собственной воли, вы лезете к мужикам, которые смогут настойчиво, огненно вами пове-левать, поэтому наша связь станет знаменательной, неру-шимой, как не рушится скала под ногами слона.
У меня перед вами большое преимущество – налого-вые льготы на земельный участок на кладбище.
Ваш недетский ум с яркими запахами волос, при не-большом недостатке рассудка – свет в окне для слепого инвалида.
Будь проклята, Елена Васильевна!
Да здравствуете вы!
Когда свадьба? — слепец сплюнул под ноги, но со-слепу попал на ботинок ихтиолога, или внутренним зрением видел ботинок, а плюнул на него нарочно, так породистая кошка гадит на персидский ковер из шкуры её мамы. – Мы назначили день свадьбы, обговаривали наряды, приглашенных, лук в свадебном пироге – так матросы на «Титанике» загадывают планы на будущее.
Но будущее ударило меня не только в мошонку, но и в мозжечок.
Когда я радостный бежал в номер, то споткнулся и лбом пробил фанерную стенку, за которой лежали пылесо-сы.
Пылесос «Буран» свалился с полки и контузил меня, словно я воюю в Афганистане.
После контузии я узнал, что Антуанетта, с которой мы затеяли свадьбу, уехала, потому что думала, что я уто-нул в Черном Море.
Елена Васильевна, её новый муж – брат Антуанетты, тоже отбыли, как отбыли срок наказания со мной в тюрь-ме.
Я остался один, но самое страшное, о чем рассказала медицинская сестра: Антуанетта в знак траура и скорби по мне, состригла длинные волосы.
Я бы нашел Антуанетту в любой точке Земли, по за-паху  бы нашел, по запаху длинных волос.
Короткие волосы Антуанетты не пахнут волосами, потому что – короткие, о чем и сказал я вам в начале пред-ложения.
С тех пор я уже два года хожу по Москве и нюхаю, нюхаю воздух – так гончий пёс обнюхивает урну с окур-ками. – Мужчина опустил голову, носком туфли выводил на асфальте узор на, невидимой ему, грязи. — Я написал иероглиф «Янь», он притянет Антуанетту, пусть даже, ко-ротковолосую.
АААА! – слепец взвыл торжественно, подтянул шта-ны и бросился через дорогу, потому что не видел машин: — Антуанетта! Я чую запах твоих волос!
У тебя уже отрасли волосы, дай я за них схвачу!
Навстречу слепому бежала слепая девушка с белой тростью – машины пропускали слепых.
— Антуанетта!
— Любимый!
— У тебя отрасли волосы за два года!
— Да, я удобряла их утренней мочой!
— Мне выделили холодильник для слепых бесплат-но, из Собеса.
— А я получила бесплатно телевизор для слепых!
— Мне обещают компьютер для слепых!
— А мне – стиральную машину для слепых!
 Счастливые слепые шли гуськом – Антуанетта впе-реди, а её жених – сзади, вцепился в волосы, не отпускал, словно поймал царь-рыбу с золотым хвостом.
— Везет же им! – Анастасия смотрела на инвалидов по зрению, кусала губу, словно делала дырку под золотое кольцо, украденное у австралийских аборигенов. – Слепые, а она с длинными волосами.
Ирония Судьбы, насмешка надо мной, удар мне ниже коленки, в душу.
Слепой говорил, что его не интересуют длинные во-лосы девушек, а сам схватился за них, будто ему руки пришили только что.
После их встречи ваши насмешки, ихтиолог, ваша ирония и сарказм стали для меня совершенно омерзитель-но гадкие, и я вижу теперь, что вы нехороший человек, не любите меня, а любите только свою иронию и длинново-лосых девушек.
— Полноте, милая, полно, довольно, вы всегда пра-вы, а я нет, – ихтиолог испугался, что Анастасия сейчас уйдет, не разрешит ему пойти дальше, и он останется, воз-можно, на всю жизнью, наедине с рыбами, без девушек и без любви. – Вы в тысячу раз всех милее, даже с коротки-ми волосами вы…
— Опять ирония!
— Нет, не ирония и не сарказм, потому что я в школе прогуливал уроки литературы и не знаю смысл иронии и сарказма, не вижу их структуры.
— Слепой тоже не видит много, но внутренним зре-нием всё видит: и девушек, и их наготу, и свою Антуанет-ту отыскал на бескрайних просторах, – Анастасия присела на скамейку, поджала ножки, не позволяла продавцу соси-сек заглядывать под юбку. – Я сегодня бесстыдно посту-пила, – Анастасия ворошила короткие волосы, проверяла – не отрасли ли за время прогулки, – низкая я девушка, но не по росту низкая, а по душе.
Недостойна я быть рядом с вами, недостойна, словно убила слона недобрым словом.
Вы – кандидат наук, начитанный много знаете в ры-бах, гадаете по рыбьей чешуе, а я вас обругала, словно по-крыла пятнами проказы.
Чистый, девственно чистый умом, без закидонов вы вышли на улицу в поисках доступной девушки на ночь или на всю жизнь – пустяк, разница не имеет значения.
Но тут вы встретили девушку с короткой стрижкой, словно упали в зловонное болото не с одной, а с тремя Горгонами Медузами.
Сердце ваше размякло, душа поплыла, и вы с глубо-ким несерьезным нетерпением открыли в себе дурные вы-ходы – так открывается сфинктер у самурая, который пять дней страдал запором.
Я возбудила в вас злую иронию и сарказм по поводу моей короткой стрижки.
Ах, что это я повторяю – я уже говорила вам об этом, словно вилами на воде писала слова – «короткостриженая дура».
Я правдива, искренна, наивна, грациозна, потому что поднимаю ногу в балете и не падаю.
Вы полюбили меня из жалости к моей короткой стрижке, а я ничего вам не объясняю, когда вы меня ругае-те за короткие волосы, и скажите, ответьте мне: Почему? Зачем они все смотрят осуждающе на мои короткие воло-сы! – Анастасия рукой провела вокруг себя, обозначая всех зевак, что, на первый взгляд не обращали на короткую стрижку и на саму Анастасию внимания. - Сосисочник смотрит и осуждает мои короткие волосы!
Продавец из ювелирного салона вышел, почесывает-ся в промежности, делает вид что курит, но он нарочно выбежал под видом, что покурить, а сам смотрит на меня, из-за моей короткой стрижки выбежал, чтобы осуждаю-щий взор его, меня испепелял.
Пионеры и пенсионеры хохочут, нет, не наружно, а внутренне, и я читаю их мысли:
«Дурочка! Состригла волосы, а краше от этого не стала.
Изгубила себя, убила красоту, поэтому липнут к ней иронисты и сарказеры!»
Полицейские на меня пристально смотрят, потому что у меня короткие волосы, значит, по мнению полицей-ских, я только что вышла из тюрьмы, и у меня справка вместо паспорта гражданки Российской Федерации.
Полицейские думают обо мне, дурно думают, потому что у меня короткие собачьи волосы:
«Откинулась с кичи, маромойка!
Подцепила лоха на бульваре Капуцинов.
Выдоит лоха, а затем мы её с поличным возьмем и снова подстрижем, но уже – налысо!»
— Послушайте, послушайте совет бывалого ихтиолога, кандидата наук, – ихтиолог взял Анастасию за две руки, не отпускал, будто поймал воровку в огороде: — Я создавал проекты своей дальнейшей жизни, и оставлял на листах кружочек – место для фотографии моей девушки, похожей на тюльпан.
Сегодня дома я нарисую вас в этом кружочке – как умею, нарисую – ножки, ручки, огуречик, вот и вышла моя суженная.
Я ждал вас с нетерпением, а вы чрезмерно возбужде-ны.
Взволнованные девушки часто попадают под поезд, независимо от длины волос жертвы и диаметра колес поез-да.
Мальчишки на Чухлинке цепляются за поезда, ката-ются на вагонах, и я один раз попробовал, словно я не уважаемый научный сотрудник, а — сорванец из Твери.
Пуговицы у меня улетели, хлястик оторвался, но я проехал две остановки без билета, сэкономил деньги.
На вас я не сэкономлю, на свадебный стол поставлю сорок видов рыбных блюд!
— Свадьба? Какая свадьба? Кто женится? – Анаста-сия прижала руки к вискам, вдавливала височные кости в череп, убивала себя, но не убила из жалости.
— Наша свадьба под водой!
Я предлагаю вам свою квартиру, научную степень и уважение без иронии и сарказма.
— Вы говорите, что берете меня в жены коротково-лосую? – Анастасия в испуге отпрыгнула от ихтиолога, округлила глаза, словно ловила омара. – Но кто же возьмет короткостриженую женщину в жены?
Короткостриженая хуже самой опустившейся жен-щины, женщины из преисподней, из адского пламени.
Абсурд, ерунда, бравада и пустота в ваших словах.
Снова иронизируете и с сарказмом добиваете меня, словно змею в Игнатьево.
— Знаю, что не поверите, – ихтиолог чесал подборо-док, вытаскивал из него мысли. – Пойду на хитрость, я же – научный сотрудник, кандидат наук, рыбовед.
Что, если я скажу вам, что беру вас в жены с испыта-тельным сроком – пока у вас волосы не вырастут, не возлягу рядом с вами, словно у вас кожа отравленная.
Волосы отрастут – сыграем свадьбу и отпразднуем первую брачную ночь…
— Спасибо, спасибо, мужчина, что нашел выход из моего бедственного положения! – Анастасия с готовно-стью положила головку на плечо ихтиолога, но тут же от-прыгнула: — Вам не противно, что я дотронулась корот-кими волосами до вашего плеча?
Вижу, по глазам, что не противно, словно вы скуша-ли банан, отобрали его у макаки.
Молчите, молчите, жених!
Я сейчас уйду, а вы меня не провожайте, не ищите по запаху – я не старушка, не француженка и не графиня.
На год я запрусь в своей квартире – продуты стану заказывать по интернету, денег у меня хватит, как золота у белки в дупле.
Не пошло ли я сказала, не двусмысленно ли – у белки в дупле?
Но полноте, хватит с вас!
Мне принесут еду, витамины, и за год мои волосы отрастут до подобающей длины, до возможной к свадьбе.
И тогда я с длинными, относительно длинными, во-лосами выйду в Москву, а вы отыщите меня по запаху длинных волос.
Слепец нашёл свою Антуанетту по запаху волос, и вы дерзайте, словно обрели голос баритон.
Не знаю, снизойду ли до вас, когда у меня волосы отрастут – длинноволосые девушки заносчивые, но вы дерзайте, дерзайте, мужчина!
Теперь, перед моим добровольным заточением, жад-но, со страстью поцелуйте мне руку и считайте до тысячи.