ГОРОД БАРСА. Сборник очерков, посвященных истории Пскова.
«В славном и Богом хранимом граде Пскове…»
Псковская летопись.
**********
Иллюстрация: - Вильянди, Эстония – замок Ордена меченосцев Феллин.
- рыцари ордена Меченосцев и Тевтонского ордена.
- герб Рижского архиепископства - скрещенные крест и епископский посох.
- герб Дерптского епископства - изображение перекрещенных меча и ключа в червлёном поле.
**********
2. ПСКОВ. НА НЕМЕЦКОМ РУБЕЖЕ. XIII ВЕК.
В этой главе говорится о завоевании и колонизации немцами, датчанами и шведами части Латвии, Эстонии и Финляндии, в результате чего они вышли на границы северо-западных русских княжеств, а кроме того о тех псковских боярах и князьях, кто искал союзников не в русских, а в немецких владениях.
Приходят беды, откуда не ждали.
В своих пределах кому-то тесно.
Манят богатствами дальние дали,
Но кто сильнее – еще неизвестно.
ПСКОВ И НЕМЦЫ. XIII ВЕК.
«…к тому берегу пришли из-за моря немцы и осели на том берегу, где жили латыши, и стали господами, и назвались ливонцами».
Хроника Быховца.
До начала XIII века население северо-западных русских земель сталкивались только со шведами (с середины XII века началась шведская экспансия в Финляндию и Приладожье) и прибалтийскими племенами, в том числе литовцами (еще не организованными в единое государство, но с начала XIII века заявлявшими о себе все более уверенно, то есть нападавшими чаще и большими силами). Затем в конце XII века западнее, в Латвии появились немцы, в 1200 году основавшие в устье Даугавы (Западная Двина в нижнем течении) город Ригу и постепенно прибравшие к рукам все прибалтийские владения Полоцких князей. Потом, будто этого было мало, свое слово поторопились сказать датчане, всерьез взявшиеся за Северную Эстонию. В окрестностях Новгорода и Пскова становилось тесно… Свеи, немцы, чудь, жмудь… еще и даны… жуть…
События тех времен восстанавливаются благодаря Новгородской и Псковской летописи (Полоцкая летопись не сохранилась - сгорела в Москве во время пожара 1812 года вместе со Словом о полку Игореве и другими раритетами) и хронике Генриха Латвийского, которую дополнила Ливонская рифмованная хроника, сочинявшаяся для воинствующих монахов Тевтонского ордена (Ливонский орден - филиал Тевтонского). Все происходило так:
В 1158 году согласно сказания Генриха Латвийского в устье Даугавы впервые приплыли немцы из Бремена. Немецкие купцы основывали на побережьях и в низовьях Даугавы свои поселения. Поначалу они были не опасны, вот им никто и не мешал – ни латгалы, ни ливы, ни русские… как оказалось, напрасно…
В 1184 (или в 1186) году Мейнгард, немецкий католический монах, прибывший в устье Даугавы с немецкими купцами, испросил дозволение у полоцкого князя Владимира, владевшего тогда «сими странами», обращать в христианство местное население и основал первую христианскую церковь в Икскуле близ того места, где немного позднее была заложена Рига. Княжеское дозволение, полученное Мейнгардом (не задаром – немцы выплачивали Полоцку дань), впоследствии подало повод к поселению бременских купцов в устье Даугавы, к строительству Риги, к завоеванию Ливонии (старое русское название – Лифляндия)… Получив чин епископа (1191 год), Мейнард попросил папу Климента III объявить Крестовый поход против туземцев (что и произошло немного позднее, в 1193 году, только при другом папе, Целестине III).
Ригу немцы, как уже упомянуто выше, основали в устье Даугавы в 1200-1201 году. За два года до этого, в 1198 году, еще один немецкий миссионер епископ Бертольд (которого, опуская Мейнгарда, часто называют первым) был убит местными язычниками, а честь и опасность завоевания и крещения края перешла к следующему по порядку (то есть третьему или второму) Рижскому епископу Альберту (Альберт фон Бугсгевден).
В 1202 году по инициативе Альберта был создан орден Меченосцев, орден красного креста и красного меча. «Frares miliiae Chrisi» - «братья Христова рыцарства». На начальном этапе существования ордена меченосцы выполняли роль ударной силы Рижского епископа. Именно они подчиняли земли прибалтийских племен (их покорение немецкой силе в немецкой хронике определено как богоугодное дело, поскольку язычники были «просвещены словом проповеди и таинством крещения»). Началась целеустремленная и упорная немецкая колонизация края военным путем, в результате чего немецкие владения распространились на земли ливов и других местных племен, часть которых ранее принадлежала Полоцким князьям.
С 1203 года Полоцкие князья пытались вернуть себе контроль над своими прежними владениями с помощью военных действий, не всегда успешных. С 1205 года немцы перестали выплачивать Полоцку дань. В 1207 году Ливония была признана провинцией Германской империи, в 1225 году – маркграфством, а епископу Рижскому был пожалован титул князя Германской империи. За 20 лет немцами были отвоеваны владения Полоцка по Западной Двине, удельные княжества в Латгалии (Латвия) - Куконос (Кукейнос) в 1208 году, Герцике (Ерсика) в 1224 году. Затем немцы продвинулись севернее и в землях эстов (чуди) захватили русский город Юрьев (град Гюргев), ставший с этого времени Дерптом (1224 год)…
Совершая свой крестовый подвиг, меченосцы овладели всей Южной Ливонией и вышли на окраины Пскова, где быстро выяснили, что бронированный псковский строй в военном отношении не намного отличается от их собственного боевого строя… железо заскрежетало об железо… Если новгородцы чаще всего воевали со шведами и датчанами, наседавшими с северо-западной стороны (Северная Эстония, Карелия, Финляндия), то непосредственным врагом Пскова стали немцы – в Латвии и Южной Эстонии. По подсчетам историков, псковичи вынуждены были сходиться с немцами на поле боя в среднем каждые 10 лет (к слову сказать, новгородцы воевали со шведами еще чаще – раз в 7 лет).
Впрочем, как уже отмечено выше, немецкие завоевания били в первую очередь по Полоцку. Попытавшись противостоять захватчикам и сохранить свои владения в Прибалтике, Полоцк обратился за помощью к Новгороду и Пскову (хотя отношения между Полоцком и Псковом часто имели враждебный и военный характер), - а затем к Литве.
В русских северных летописях их обычно так и называли – немцы. Если речь шла об орденских рыцарях, то следовало уточнение – божьи дворяне. Еще одно русское название – лифляндцы (вместо ливонцы). Для справки: Ливония, Лифляндия – область по правому (северному) берегу Даугавы (Западной Двины) и на побережье Рижского залива с центром в городе Рига. Южнее Ливонии располагалась Курляндия (страна куршей) с Митавой (современная Елгава). Позднее термин «Лифляндия» вытеснил название «Ливония» и у немцев, не у только у русских. Но в 13-том веке это была земля Ливония, которую русские называли Лифляндией, а поляки – Инфляндией. Кроме того, так сказать, официально, Ливония носила название Terra Mariana (в буквальном переводе с латинского — «Земля Девы Марии»)… 1215 год, Латеранский собор, папа римский Иннокентий III… Земля Девы Марии, цель миссионерской деятельности, осуществлявшейся огнем и мечом во славу Господа…
Кстати сказать, в посвящении Латвии (Ливонии), произошедшем с легкой руки папы римского Иннокентия III, Деве Марии, современные мистики видят особый смысл, особое, так сказать, Божие провидение. Сюда примыкает также посвящение Деве Марии Тевтонского ордена, поэтому «Землей Марии» становится уже вся Восточная Прибалтика. Русь называли «Уделом Богородицы». А отсюда вытекают своеобразные обоснования претензий на наследство рыцарей-тевтонов, то есть Восточной Прибалтики, причем и в материальном, и в духовном смысле. Известно, что идеологи Третьего рейха проводили параллели между вновь созданным германским государством и средневековым Тевтонским орденом. С другой стороны, в России в исторической борьбе за присоединение прибалтийских территорий, пик которой приходится на XVII-тый век, – Земли Марии к Уделу Богородицы – мистики видят воплощение Божьей воли по воссоединению этого Удела в единое целое… Весьма своеобразный взгляд на вещи. Хотя необходимость выхода к Балтийскому морю для решения своих экономических и оборонных задач – это отнюдь не мистика, но прагматика, что как-то понятнее.
Но вернемся к прежней теме.
В общем, жители Полоцка, псковичи и новгородцы должны были в конце концов схлестнуться с немцами, сначала немногочисленными и вроде бы безвредными, а затем все более могучими и агрессивными. Однако соседи, даже весьма опасные, на то и соседи, чтобы отношения с ними складывались из череды ссор и замирений. Да и вообще из каждой ситуации не обязательно есть только один выход. К слову сказать, например, Смоленск со своей стороны имел прочные связи с Ригой, о чем свидетельствуют торговые договора с ней и «немецким берегом», в чем от Смоленска не отставал и сам Новгород, вообще входивший в немецкий торговый союз Ганзу. Почему же Псков должен был стать исключением? Не должен и не стал… например, псковичи торговали с Ригой с 1207 года. Поскольку же у псковичей имелись свои собственные интересы, в которые входило желание отложиться от Новгорода, тем более ощутимое, чем более Псков развивался и богател, то и с немцами они то доблестно воевали, то плодотворно сотрудничали.
Среди псковичей в те времена бытовали два противоположных мнения относительно того, с кем дружить, а с кем ссориться – с новгородцами или немцами. Бывали случаи, когда немецкая партия брала верх, что противоположной партией и Новгородом, которого в этом вопросе, не смотря на имеющиеся собственные разногласия, безоговорочно поддерживала «низовская» земля, считалось подлым предательством, и виновные жестоко карались. Идеологически, надо сказать, и Новгород, и Псков всегда ощущали себя частью того единого целого, которое определялось как Русь еще со времен Киевской Руси и задолго до нового объединения в новое Русское государство, которое за рубежом часто называли Московией… Русь, союз родственных, русских племен… Однако, как известно, «хочешь жить, умей вертеться», а «своя рубашка к телу ближе»… чем ломать копья за общерусское дело, причем во всех смыслах – и в буквальном, и в переносном, не лучше ли подумать о себе…
Иногда в связи с этим говорят о том, что западники и славянофилы, хотя явно они заявили о себе относительно не так давно, по сути своей были известны гораздо ранее. Это слишком осовремененный взгляд на вещи. Необходимо иметь ввиду, что в те давние времена люди еще понятия не имели о том, что западная цивилизация – самая передовая, а просто выбирали тот путь, который сулил больше выгод. Именно в связи с этим, то есть с прогнозом относительно возможных выгод, дилемма выбора пути чаще всего вставала перед правящей верхушкой, а не перед большинством народонаселения.
КНЯЗЬ ВЛАДИМИР МСТИСЛАВИЧ ПСКОВСКИЙ. 1195-1222.
Князем в Пскове как раз (с 1195 года) сидел Владимир Мстиславич, решивший, что дружить с немцами будет выгоднее, чем воевать… этот князь происходил из смоленских Ростиславичей – он был потомком Владимира Мономаха и английской принцессы (а Мономах был сыном греческой царевны), внуком Ростислава Мстиславича (основателя смоленской династии) и шведской принцессы, младшим сыном Мстислава Ростиславича Храброго и рязанской княжны… одним словом, принц самых благородных голубых кровей (столько царей и королей в родословной), но очень бедный, поскольку рано остался сиротой и потерял свой удел – Триполье. Безудельный молодой князь, не обладавший ничем на свете, кроме безусловной знатности рода, пришелся ко двору в Пскове, где его приняли назло Новгороду и великому князю Всеволоду Большое Гнездо. Когда в Новгороде происходила очередная политическая заварушка, сторонники проигравшей партии часто бежали в Псков, принося с собой свое недовольство и свои анти-новгородские предложения, попадавшие на благодатную почву, поскольку господа псковичи чаще всего были недовольны господами новгородцами, считавшими их своими холопами… что и сработало на этот раз…
Сделавшись псковским князем, Владимир проявил много храбрости, ума и энергии, что, однако, мало способствовало стабильности его положения на псковском столе. Согласно скрупулезным данным исследователей, его прерывистое княжение во Пскове протекало в годы 1195-1211, 1213, 1214-1222… князь трижды покидал Псков, выполняя распоряжения старших родственников и даже побывав на немецкой службе, хотя в некоторых случаях продолжал числиться псковским князем. Но – все по порядку.
В 1210 году, в походе против литовцев, князь Владимир Мстиславич стоял во главе объединенных псковско-новгородских сил, и в результате литовцы были разбиты при Ходыницах и обращены в бегство. В 1211 году старший брат Владимира Мстиславича, Мстислав Мстиславич Удатный (Удалой), укрепляя границы Новгорода, перевел Владимира в Луки, но при этом тот продолжал писаться князем псковским. На следующий год псковичи настояли на возвращении своего князя, и в 1212 году Владимир водил псковские полки на эстов к Оденпе (Медвежья Голова)…
Оденпе - немецкое Odenpah, от эстонского названия Отепя, земля Уганди (Угауния). В «Хронике Ливонии» Генриха Латвийского Отепя именуется Caput Ursi. В других хрониках встречаются названия "Оти пеа" (Oti pea, Karupea, «Голова медведя»). Откуда взялось название Медвежья Голова, которое встречается также в русских летописях, неизвестно, но именно голова медведя изображается и на современном гербе города. Оденпе находится между озерами Пейпси (эстонское название Чудского озера) и озером Вирц-ярви, ныне это центр лыжного спорта и туризма, его даже называют зимней столицей Эстонии… на восточной окраине города на холме Линнамяги сохранились развалины средневекового замка XIII века, предшественник которого (не уцелевший, что и не удивительно) был свидетелем описываемых событий…
Итак, Владимир Мстиславич, кажется, исправно выполнял свой долг в отношении Пскова, однако вскоре выяснилось, что он успел войти в собственные отношения с немцами, свидетельством чего стала свадьба его дочери, - в том же 1212 году князь выдал ее замуж за Теодориха, брата Рижского епископа Альберта. Так что князь Владимир заключил выгодный альянс. Поскольку не все в Пскове выразили согласие со своим князем, противники Владимира и про-немецкой партии сочли брак княжны Владимировны, напротив, мезальянсом и на вече добились того, чтобы князю, ставшему тестем немецкого крестоносца, «указали путь». Указанный путь увел Владимира через Торопец (там сидел его брат Давыд) прямиком «в немцы», в Ливонию, где он поступил к рыцарям на службу и, как саркастически замечено по этому поводу в публицистике, «принимал участие в приобщении к цивилизации прибалтийских народов»… то есть добросовестно занимался покорением и крещением язычников ливов, латгалов, леттов и прочих их близких родственников с помощью известного на Руси со времен Владимира Крестителя весьма действенного метода «огнем и мечом». Князь Владимир Мстиславич находился в свите епископа на съезде в Герцике в 1213 году, «где во многом благодаря его дипломатическому искусству удалось заключить мирный договор между немцами и полочанами. Переговоры, которые вот-вот могли перейти в другую стадию, из дипломатической в боевую, все же удалось закончить в мирной обстановке. Полоцкий князь Владимир (в хронике Генриха Латвийского - Woldemaro de Ploceke , великий король - magnus rex- города Полоцка… возможно, по отчеству он был Володаревич – или же Всеславич), - «великий полоцкий король Вольдемар» и сам сознавал, что кроме устных оскорблений ничем иным досадить епископу Альберту не в состоянии… По результатам переговоров Рижский епископ получил весь юг Ливонии, пообещав помогать Полоцку против Литвы и не препятствовать плаванию полоцких купцов по Двине.
Пока Владимир Мстиславич старался заслужить немецкую благодарность, Псков взял к себе княжить некоего Всеволода Борисовича, возглавившего поход псковской рати в лифляндские пределы, но во время этого похода на Псковщину напали литовцы, а с ними подсуетились «саккалане и унганнийцы», они же «естляндская чудь». В результате набега было разграблено и выжжено все в окрестностях, почти до самого Пскова. В следующем 1214 году состоялся уже объединенный с новгородцами (князь Мстислав Удатный), торопчанами (князь Давид) поход псковичей (князь Всеволод Борисович) на «лифляндскую и естляндскую чудь в Унганнию к городам Одемпе, Ерве и Герсику, или Воробьиному», в результате которого чуди пришлось откупаться крупной суммой денег в 700 гривен, а кроме того мстители убили много мужчин, а женщин и детей увели с собой в рабство. Все захваченное добро и пленников поделили согласно решению князя Мстислава (он был старшим в войске) – каждый взял столько, сколько сумел захватить, причем князь Мстислав разделил собственно новгородскую добычу на три части и всю третью часть отдал своей дружине.
Псковичи захватили мало, значит, им мало и досталось, поэтому раздел князя Мстислава им не понравился, и они выражали недовольство, упрекая оборотистого военачальника в несправедливости и скаредности. Однако они все же приняли участие еще в одном походе Мстислава Удатного – на великого князя Киевского Всеволода «за обиду братьев Ростиславичей». Против Мстислава Удатного, князя Новгородского, псковичам возмутиться было сложно, поэтому за малочисленность добычи, доставшейся Пскову, отвечать пришлось не ему, а служилому псковскому князю (должен же кто-то оказаться крайним), – Всеволода Борисовича в 1214 году из Пскова выгнали, а на его место взяли сына предыдущего князя, Владимира Мстиславича, - Ярослава Мстиславича, однако тот не оправдал ожиданий, возможно потому, что был еще совсем молод (он родился около 1200 года, в первом браке отца с ржевской княжной Агриппиной), - а может быть от того, что тоже вошел в сношения с немцами.
Через три года после съезда в Герцике (то есть в 1216 году) князь Владимир Полоцкий, собравшись с силами, был намерен возобновить войну с немцами, но внезапно скончался. Смерть высокопоставленного лица, сильно мешавшего другим высокопоставленным лицам, тогда, в Средние века, вызывала (и, собственно говоря, вызывает и сейчас) немедленное подозрение, что дело тут нечисто, что без яда не обошлось… прямых улик, конечно, не имеется, однако по свидетельствам современников, Владимир скоропостижно умер в ту минуту, когда уже садился в ладью. Достойного наследника у него не нашлось – Полоцк погрузился в кровавую смуту междоусобицы. Годом позже и еще один сильный лидер покинул северные пределы и местный театр боевых действий, только, к счастью, не вперед ногами, - князь Мстислав Удатный по собственному желанию оставил Новгород, где княжил с 1209 года, и дальнейшая его деятельность оказалась связана уже не с северными, а с южными землями – «поискати Галиця»… А междоусобица в Полоцкой земле закончилась только к 1222 году… можно представить себе, как ослабели за это время полочане, оставшиеся без сильного руководства, ведь на их долю выпало целых десять лет внутренней войны и неразберихи… в 1222 году Полоцк был завоеван Смоленским князем Мстиславом Давыдовичем, который посадил в нем на княжение своего родственника, старшего сына Мстислава Романовича Киевского, Святослава… однако судьбой полочан в конце концов стала не Смоленщина, а Литва.
В благодарность за посреднические услуги 1213 года князь Владимир Мстиславич, в недавнем прошлом Псковский, получил от епископа Альберта в управление Идумейскую землю (между Ригой и Венденом), в качестве фогта (начальника области), но далее его дела пошли неважно… кажется, он вошел в противоречия с меченосцами и слишком торопился разбогатеть, с этой целью беззастенчиво грабя местное население, которое ответило ему дружной ненавистью («из-за корыстолюбия не снискал расположения народа»). У немцев были свои проблемы, но участвовать в их разборках князю Владимиру не слишком импонировало. Мало того, что орденские рыцари и Рижский епископат соперничали за власть над прибалтийскими территориями с Полоцком, Новгородом, Псковом и Литвой, причем их донимали со своей стороны также претендовавшие на свой кусок прибалтийского пирога датчане, - они еще не ладили между собой. Рыцари конфликтовали с епископом, выражая недовольство по поводу раздела земельных владений с Ригой, настраивали против епископа папу (причем успешно) и вообще требовали себе полной независимости от породившего их Рижского епископата (так что власть епископа вскоре стала весьма ограниченной)…
В общем и целом, учитывая эти неприятности, Владимир Мстиславич пришел к выводу, что псковским князем ему нравится быть больше, поэтому, после того, как только политический ветер в Пскове переменился и он получил возможность вернуться на берега реки Великой, где-то в 1214- 1215 году, он это тут же и сделал… а затем, увы, немедленно оказался вовлечен в междоусобицу, разгоревшуюся между сыновьями Всеволода, в результате чего существенно пострадали все – Новгород, которому устроили продовольственную блокаду, владимирские и тверские города, городки и села в Поволжье… а также пострадал Псков, поскольку, пока псковский князь со своими дружинами где-то шлялся, кого-то воевал, что-то грабил и жег, на беззащитную Псковщину напала «уганнийская чудь из Одемпе»… и псковичи начали усиленно звать Владимира Мстиславича обратно, ведь ему как раз следовало выполнить взятый на себя согласно присяге воинский долг в окрестностях Чудского озера, а не на Липицком поле Владимирщины… Но об этом немного позднее, а пока необходимо сказать несколько слов о Липицкой битве, самом крупном сражении новой внутренней войны.
ЛИПИЦКАЯ БИТВА. 21 АПРЕЛЯ 1216 ГОДА.
БОЖИЙ СУД.
«То уже Богови судити»
Обычное высказывание древнерусских воевод и воинов перед началом войны, битвы или поединка (поля).
Как раз в это время наследники великого князя Владимирского Всеволода Большое Гнездо делили между собой власть. Константин и Юрий Всеволодовичи ссорились за отцовские земли, а Ярослав Всеволодович в это время боролся с Новгородом, чтобы вернуть себе Новгородское княжение, причем откровенно зверскими методами, применив экономическую блокаду, спровоцировавшую жесточайший голод…
У северных русских земель помимо внешних врагов и внутренних неурядиц всегда был еще и этот страшный враг. Летопись очень редко помещает известия о неурожае в южных русских районах, несмотря на то, что Киевщина и Черниговщина хронически страдали от бесконечных междоусобиц, но новгородская летопись изобилует такими известиями. Немудрено… север… на бесхлебных, скудных северных новгородских землях голод населению был, увы, не в новинку – и это несмотря на то, что, как считают исследователи, климат в те времена был куда мягче, чем ныне.
Сергей Михайлович Соловьев в своем основополагающем историческом труде «История России с древнейших времен» во вводной первой главе третьего тома посвящает новгородским проблемам с хлебом отдельный абзац, привожу цитату:
«…под 1127 годом читаем, что снег лежал до Яковлева дня, а на осень мороз побил хлеб, и зимою был голод, осмина ржи стоила полгривны; в следующем году также голод: люто было, говорит летописец, осмина ржи стоила гривну, и ели люди лист липовый, кору березовую, насекомых, солому, мох, конину, падали мертвые от голода, трупы валялись по улицам, по торгу, по путям и всюду, наняли наемщиков возить мертвецов из города, от смрада нельзя было выйти из дому, печаль, беда на всех! Отцы и матери сажали детей своих на лодки, отдавали даром купцам, одни перемерли, другие разошлись по чужим землям. Под 1137 годом все лето большая осминка продавалась по семи резань; эта дороговизна произошла вследствие прекращения подвозов из окрестных земель — Суздальской, Смоленской, Полоцкой — ясный знак, что Новгород не мог пробавляться своим хлебом. В 1161 году все лето стояла ясная погода, жито погорело, а осенью мороз побил яровое, зима была теплая с дождем, вследствие чего покупали малую кадку по семи кун: великая скорбь была в людях и нужда, говорит летописец. В 1170 году кадь ржи продавалась в Новгороде по 4 гривны, а хлеб по две ногаты, мед по 10 кун пуд; как видно, впрочем, эта дороговизна произошла вследствие опустошения волости войсками Боголюбского и прекращения торговых связей с Суздальскою землею. В 1188 году покупали хлеб по 2 ногаты, а кадь ржи по 6 гривен; наконец, в 1215 году сильный голод и мор вследствие осенних морозов и того, что князь Ярослав остановил подвоз хлеба из Торжка. Таким образом, от 1054 до 1228 года летописец упоминает только семь раз о голоде и дороговизне».
По существу, «низовские» князья могли справиться с вольным городом только лишив его хлеба… только так можно было поставить новгородцев на колени – доведя весь край до преддверия голодной смерти… Подробности новгородской трагедии 1215 года сохранены летописями: «о, горе бяше: по Торгу трупие, по улицам трупие, по полю трупие, не можаху жи изедати человек... и тако, по грахом нашим, разидеся впасть наша и град нашь»… люди умирали на улицах, родители, чтобы спасти детей от голодной смерти, продавали их иноземным купцам, ужасно…
События в Новгороде и стали непосредственной причиной войны.
Вокруг Новгорода, напрасно пытавшегося начать переговоры с Ярославом Всеволодовичем, который в ответ бросал послов и новгородских купцов в тюрьмы, собралась коалиция князей, готовых выступить с ним заодно против их притеснителя – исходя из высоко-моральных побуждений, а также соответственно своим интересам. Организатором этой коалиции выступил Мстислав Мстиславич Удатный, князь Торопецкий.
Первая Новгородская летопись: «Тъгда же учювъ Мьстислав Мьстиславлиць зло то, въеха въ Новъгородъ месяця февраря въ 11 день, и я Хота Григоревиця, намЂстьника Ярослаля, и все дворяны искова; и выеха на Ярослаль дворъ, и целова честьныи крестъ, а новгородьци к нему, яко с нимь въ животъ и въ смерть: «любо изищю мужи новгородьстии и волости, пакы ли а головою повалю за Новъгородъ. … Въ лето 6724 [1216]. Месяця марта в 1 день, въ въторник по чистеи недели, поиде князь Мьстиславъ на зять свои Ярослава с новгородци».
Чтобы подкормить голодное новгородское воинство, «Мьстиславъ же поиде Серегеремъ, и въниде въ свою волость, и рече новгородьцемъ: «идете въ зажития, толико головъ не емлете». Идоша, исполнишася кърма, и сами и кони».
К Мстиславу Удатному и новгородцам примкнули Смоленск («и приде Володимиръ Рюриковиць съ смольняны»), Псков («съ Володимиромь съ Пльсковьскымь поиде бързехъ въ 5 съть») и Ростов («Рече же Мьстиславъ и Володимиръ: «… есть у наю третии другъ… приде князь Костянтинъ съ ростовьци»).
Таким образом, исправлять «зло то» собралось войско… общая численность которого осталась неизвестной, поскольку летописи ее не называют. Но можно прикинуть. Когда новгородцы объявили общий сбор ополчений «на поле за Тържькъ, въ мясопустную субботу», то собрались «вьси мужи и гостьбници, измавъ я вся, посла исковавъ по своимъ городомъ… а бяше всехъ новгородьць боле 2000. И приде весть въ Новъгородъ; бяше же новгородьцевъ мало: ано тамо измано вячьшие мужи, а мьньшее они розидошася, а иное помьрло голодомъ». Из Пскова «съ Володимиромь съ Пльсковьскымь поиде бързехъ въ 5 съть». Ростовский воевода Еремий привел вначале от князя Констянтина из Ростова «в помочь 500 муж рати», однако затем Константин прибыл сам во главе остального войска. Допустим, еще тысяча. Отряд Мстислава Удатного из Торопца, отряд из Смоленска… И получается не больше семи, ну, в лучшем случае десяти тысяч. Один исследователь предположил, что войско Новгорода и его союзников было в 5 раз меньше того, которое собрали Ярослав и его братья в низовских княжествах. Хотя другой исследователь насчитал в новгородском войске аж 16 тысяч, причем 5 тысяч самих новгородцев. Но это, наверное, перебор. Новгородцев и их союзников в самом деле было мало, зато настроены они были решительно – «и въ мале богъ и правда. … И ркошя промеж себе князи: «Ты, Ярославе, съ силою, а мы съ крестом». Объединенное войско возглавил Мстислав Мстиславич Удатный, опытный и талантливый воевода: «А Мстислава Мстиславичя и сами ведаете в том племени, иже дана ему от Бога храбрость изъ всех». Вторым по значимости командиром был Константин Всеволодович.
Ярослав и Юрий Всеволодовичи собрали из городов Владимира, Переславля- Залесского, Мурома и Суздаля 30 стягов: «Бяше бо у Юрья стягов 17, а трубь 40, толико же и бубнов, а у Ярослава стягов 13, а трубъ и бубнов 60». Стяг – отряд, в отряде было (примерно) от 500 до 800 или до 1000 человек (в общем, полк). То есть у Ярослава было 20-25 тысяч войска… «И бяху полци силни велми: муромци, и бродници, и городчане, и вся сила Суждалской земли; бяше бо погнано ис поселий и до пешца»… «И тако Юрьи съ Ярославом възнесшеся славою, видевше у себе силу великую»… Однако пешие крестьяне, согнанные в войско, представляли из себя не лучшую его часть. И вообще у воинов Ярослава наблюдалось (что вполне логично) куда меньше желания проливать свою кровь, нежели у горевших жаждой мести новгородцев.
Оба воинства имели в своих рядах знаменитых витязей-богатырей, каждый из которых возглавлял собственную небольшую дружину. Среди богатырей, бывших в войске Мстислава, летопись упоминает Александра Поповича и Добрыню Золотой Пояс… вероятно, никто иные, как Добрыня Никитич и Алеша Попович, тем более что оба потом перебрались вслед за своим князем в Киев.
Был конец апреля месяца, но дни согласно летописи стояли ветреные и холодные («бяше бо того дни буря и студено велми»). Битва произошла все там же, на подступах к Владимиру, «месяця априля въ 21, на святого Тимофея и Федора и Альксандры цесариця», возле речки Колокши (которая в летописи в данном случае названа Кза – видимо, летописец от волнения пропустил половину букв, не иначе), а конкретно на речке Липица близ города Юрьева-Польского.
Войска заняли склоны двух противоположных холмов, Авдова и Юрьева («И есть гора, словет Авдова… на другой горе, еже словет Юрьева…»), между которыми располагался овраг («дебри») с протекающем по дну ручьем под названием Тунег. Мстислав с новгородцами и прочим войском встал на Юрьевой горе, а Ярослав со своим воинством на Авдовой. Предварительные переговоры, затеянные Мстиславом Удатным, ни к чему не привели, битва началась с поединков, затем в дело вступили главные силы, и ожесточенное сражение продолжалось с утра до полудня. Вначале перевеса не наблюдалось ни на чьей стороне, но затем суздальцев сильно потеснили атаковавшие их во фронт новгородцы, а полки ростовцев зашли им в тыл… в общем, суздальцы оказались наголову разбиты, несмотря на численное преимущество («и полци силнии ни во что же быша»), новгородцы занялись преследованием бегущих, смоляне - грабежом обозов, князь Юрий Всеволодович, сбросив доспехи и даже верхнюю одежду, загоняя коней, бежал во Владимир («на четвертом кони, а трех одуши, в первой сорочици, а подклад и то вывергл»), а Ярослав Всеволодович точно таким же манером («и тъ вда плече») ушел в Переславль- Залесский.
После этого победители взяли в осаду Владимир, причем владимирцы в создавшейся отчаянной ситуации отказались поддерживать князя Юрия, хотя и просившего их о помощи («Юрьи рече: «Братья володимерци, затворимся в городе, негли отбьемся их». Молвять людие: «Княже Юрьи, с кимь ся затворим? Братья нашя избита, а инии изымани, а прок нашь прибегло без оружиа. То с чимь станем?»). Новгородцам очень хотелось взять город и разорить его, но, поскольку Юрий Всеволодович сдался («да бых вышол по свое воли из града»), Мстислав Удатный не позволил своему войску бесчинствовать («хотеша новгородци полести к граду, и не да им Мстислав»). Точно также поступил Смоленский князь Владимир, не пустив своих смолян грабить. Впрочем, городу все равно не судьба была уцелеть – владимирцы, видимо, занялись грабежом сами, случайно или умышленно подожгли Княжий двор, а оттуда пожар распространился по окрестности («въ вторник на нощь въ 2 час загореся же град, и горе до света»).
Липицкая битва, еще один кровавый кошмар русского Средневековья…
Это было не рядовое сражение, а кое-что покруче. По сути дела, налицо был раскол северных, северо-западных и восточных русских земель на два лагеря, сплотившихся между собою друг против друга… все оказались втянуты в губительный кровавый водоворот… а ведь вскоре Русь должна была испытать на себе смертоносное разрушительное воздействие налетевшей из глубины Великой степи бури – татаро-монгольского нашествия… погибель Русской земли началась еще прежде, еще на Нежатиной Ниве, еще на Руте – еще на Липице…
Новгородские летописи сохранили немало подробностей Липицкой битвы. Упомянуто, что накануне битвы Ярослав и Юрий Всеволодовичи, уверенные в своей победе, набросали план перераздела русских земель между собою и своими союзниками («И отпустивша людии, внидоста в шатеръ з братьею, и начасти делити грады, и рече Юрьи: «Мне же, брате Ярославе, Володимерскаа земля и Ростовскаа, а тобе Новград, а Смолнескъ брату нашему Святославу, а Киев даеве черниговъскымъ князем, а Галич нам же»). Все эти подробности известны благодаря тому, что раздел земель был оформлен грамотами, которые стали добычей победителей.
Рассказано, как Мстислав Удалой, готовясь вести в бой свое войско, произнес перед воинами речь: «... а забудем, братье, домов и жен и детей; а коли любо умирате, да кто хощеть пешь, или кто на конех»… в ответ «новгородцы же глаголаша: И мы не хощем измрети на конех, но яко же отци наши билися на Колакьши, пеши»… они хотели биться по примеру своих отцов, пешими, после чего «сбросив с себя порты и сапоги, побежали босые на неприятеля»… «и сступися полк новгородскыи с Ярослалим полком. И тако Божиею силою и помочью Святыя София одоле Мстислав». Причем сам князь Мстислав показал чудеса храбрости, трижды пробившись через неприятельские ряды, рубя направо и налево секирой («бе бо у него топоръ с поворозою на руце и сечаше темь»)…
В Новгородских летописях говорится всего о пяти (!) погибших новгородцах («А си вси съхранени быша силою честнаго креста и правдою») – и о девяти с лишком тысячах павших врагов («Не 10 бо убито, ни 100, но тысяща тысящами, а всех избитых 9233 мужи»), причем кроме погибших на поле брани многие утонули во время бегства в окрестных реках… Новгородская летопись: «О многы победы, братье, безчисленое число, яко не может умъ человечьскый достигнути Юрьевых и Ярославлих избьеных… Не бе кто погребаа, а мнози истопошя бежаще в реце, а инии забегши ранени измроша»… Добавляются какие-то жуткие подробности о том, что в близлежащем городе Юрьеве-Польском были слышны крики погибающих от ран воинов… Новгородская летопись: «Бяше бо слышати крич живых, иже не до смерти убити, и вытие прободеных въ Юрьеве граде и около Юрьева».
Тверская летопись, перевод на современный русский: «Кто не восплачется, слышав эту горькую победу над своими братьями, стоны проколотых копьями и голоса раненых, еще живых и кричащих от боли? Ибо многое множество избитых, ум человеческий не может представить, не только побоище груды мертвых, но и по многим местам лежали тела, некоторые мертвые, а другие еще дышали».
Отдельный вопрос о пленниках – Ярослав и его брат перед битвой запретили своим брать пленных («Да не оставимъ ни одиного живаго. Аще кто с полку утечет не убит, а имемъ и, а тех повелеваемь вешати, а инех роспинати»). Мстислав и Константин не были столь кровожадны, но их войска горели жаждой мести, а кроме того, бесчеловечный приказ враждебных воевод мог стать известен в новгородском и смоленском лагере… верх взяли не суздальцы, однако Новгородская летопись определенно упоминает всего о 60 плененных воинах («а изыманых… 60 муж»), хотя тут не до конца все ясно, - в ней же в другом месте говорится: «не можеть умъ человечьскъ домыслити избьеныхъ а повязаныхъ», а в Тверском списке вообще указывается: «много же их (владимирцев и суздальцев) пойманных в плен»…
Князь Ярослав Всеволодович, загоняя коней, примчался в Переславль-Залесский злой как черт («еще бо не насытился крови») и учинил немедленную расправу над торговыми гостями из Новгорода и Смоленска, оказавшимися в городе на ту пору. В результате 150 новгородцев задохнулись в тесноте тюрьмы, куда их согнали, и погибли. Повезло только 15-ти смолянам, содержавшимся под стражей отдельно.
Внимательные читатели и дотошные исследователи давно обратили внимание на одну удивительную деталь в описании Липицкой битвы, именно в отношении сброшенных новгородцами «портов и сапогов» (в Новгородской первой летописи: «новъгородци же съседавъше съ конь и порты съметавъше, босии, сапогы съметавъше»). Иногда говорят, что они сняли штаны и сапоги… с ума сошли, наверное… однако отрывок надо понимать так - они в самом деле разделись и пошли в бой если уж не совсем голыми, то по крайней мере полуголыми, без доспехов и без одежды, по крайней мере верхней (порты в данном случае – это и есть одежда в общем смысле). Часть смолян, их союзников, также сошли с коней и сняли обувь («А смолняне же молодые полезше же с конь, тако же поидоша боси, завиваючи ноги»). Новгородцы мстили Ярославу за то, что он сделал с их городом, с их родными, с их детьми. Он был главным врагом, а не его брат Юрий. Он нарушил все мыслимые и немыслимые законы человеческие и божеские. Новгородцы видели в битве истинный Божий суд, они шли на нее, доверяя свои жизни Богу и высшей справедливости, шли, чтобы победить или умереть. И ведь они победили.
Тут можно припомнить древних скифов, которые, как рассказали о них византийцы, в отчаянных случаях снимали перед боем доспехи и рубахи и шли на врага полуголыми, ясно показывая, что не страшатся ран и смерти, что готовы биться до последней капли крови, не щадя себя и своих противников… их вид и намерение устрашали, и бронированные отряды отступали перед ними, потрясенные неукротимой силой их духа…
Еще одна поразительная подробность. В самом начале XVIII века (1808 год) примерно в 20 верстах от места древней битвы на Липице какая-то крестьянка (скорее всего, не имевшая о событиях старины никакого понятия, разве что слышавшая какие-то страшные сказки) нашла проржавевшую кольчугу и также пострадавший от времени шлем, но с серебром и золотом, и с образами святых на нем… с чеканным по серебряной накладке образом архангела Михаила на челе… невероятная находка прошла через несколько рук и наконец оказалась доставлена в столицу, где ученым по вычеканенной надписи удалось установить, что шлем принадлежал князю Ярославу Всеволодовичу, в крещении Федору («Вьликъи архистратиже ги Михаиле помози рабу своему Феодору»), бросившему свои доспехи во время бегства с Липицы в Переславль-Залесский. Вещественное доказательство того, что летопись правдива во всем…
Уникальная находка ныне хранится в Оружейной палате Московского Кремля, а копия (причем в полностью восстановленном виде, с личиной и бармицей) – в Московском Историческом музее.
Мстислав Удатный и Константин Всеволодович не преследовали своих врагов после разгрома на Липицком поле. Юрия они отпустили с миром и с его добром в Городец. Помолившись на прощанье в церкви возле гробницы отца, Юрий будто бы воскликнул: «Суди Бог брату моему Ярославу, он довел меня до этого» («удари челом у отня гроба и плачася глаголаше: «Суди Богъ брату моему Ярославу, оже мя сего доведе»). Конечно, проще всего свалить вину на кого-то другого. Юрий говорил бы иначе, если бы они с братом победили. Ярослав же, опомнившись немного, выехал из Переславля-Залесского навстречу брату Константину, привез дары, повинился перед ним и просил только не выдавать его новгородцам, и «Констянтин же управи Мстислава с Ярославом с зятем». Помимо всего прочего Ярослав оказался разлучен с женой – молодая княгиня снова оказалась у отца, князя Мстислава («Мьстислав же поиде съ новгородьци къ Переяславлю; и не идя къ городу, поима дары; пославъ, поя дъцерь свою, жену Ярославлю. Ярослав же многажды высылашеся с молбою къ Мстиславу, прося княгини своей к собе… Мстислав же не пусти дщери своей к нему»).
Закончив повествование обо всех этих событиях, летописец подводит черту: «И ту нощь стоявше князи поидошя розно: Костянтин к Володимеру, а Мстислав к Новуграду, Володимеръ к Смоленску, а другый Володимеръ къ Пскову, победивше силнии плъкы и вземше свою честь и славу».
Исследователь же с некоторой печалью заключает рассказ о Липицкой битве сообщением о том, что вскоре она оказалась забыта… Константин Всеволодович, законно по старшинству занявший отцовский престол, простил всех своих братьев и оставил всем им их уделы, а уже в 1219 году умер, передав владимирский престол брату Юрию… за год до этого, в 1218 году, Мстислав Удатный покинул Новгород, так как у него появилась реальная возможность получить Галицкое княжение. В Новгороде вместо него вокняжился Святослав Мстиславич из Смоленских князей, затем Святослава сменил его брат Всеволод, за ним последовал князь-младенец Всеволод Юрьевич, сын Юрия Всеволодовича Владимирского, при котором воеводой был младший брат Юрия Святослав… а потом - потом новгородцам по рекомендации все того же князя Юрия опять скрепя сердце пришлось принять на княжение своего обидчика и притеснителя, Ярослава Всеволодовича Переяславского…
Вскоре Мстислав Удатный был разбит татарами в битве на Калке, затем те же татары погубили князя Юрия Владимирского и всех прочих Всеволодовичей. Ярослав, «наиболее отталкивающий персонаж Липицкой эпопеи», как его справедливо характеризуют историки, уцелел и взошел на великий Владимирский престол, подчинив себе и Владимирщину, и Суздальщину, и отчасти Новгородчину с Псковщиной. Судьба.
ВЛАДИМИР МСТИСЛАВИЧ ПСКОВСКИЙ (ПРОДОЛЖЕНИЕ).
Немецкий брак Псковского князя.
В то время, когда 500 псковских воинов во главе с князем Владимиром Мстиславичем участвовали в ужасной братоубийственной Липицкой битве апреля месяца 1216 года, Псковщина подверглась разорению от соседней чуди из Медвежьей Головы. Через несколько месяцев после разорения псковских окрестностей, в 1217 году, Владимир Мстиславич с псковскими и новгородскими полками, усиленными восставшими против власти немецких крестоносцев местными племенами (всего войска собралось 20 тысяч), отправился в карательный поход, но виновной в разорении псковских окрестностей «уганнийской чуди» удалось отчасти выкрутиться, позвав на помощь немцев. В итоге после успешных грабежей окрестностей (русские взяли в частности 700 коней, богатая добыча) и длительной, но безуспешной осады Оденпе был заключен мирный договор.
Во время одного из сражений князю Владимиру удалось захватить в плен рыцаря Дитриха фон Бугсгевдена (Буксхевдена), еще одного брата Рижского епископа Альберта. У Бугсгевденов была большая семья, а вскоре она пополнилась еще одним членом – князь Владимир замирился со своими свояками и взял себе в жены дочь Дитриха. Таким образом, одному из братьев епископа Альберта он теперь приходился тестем, а другому – зятем. Впрочем, вторая немецкая свадьба (тем более, что нет оснований полагать, будто князь сменил веру и стал католиком), - вторая немецкая свадьба кому-то в Пскове, конечно, не пришедшаяся по душе, как и первая, все-таки не закончилась для Владимира немедленным изгнанием… немецкие настроения в Пскове ширились… хотя с домом Святой Троицы этому князю все же пришлось распрощаться, только позднее и по другой причине… одним словом, на этот раз его выгнали не сразу, и вскоре, в 1218 году он ходил с псковичами в новый поход - на Омовжу, потом вторгся в Ливонию (Лифляндию) и снова подступил к Оденпе, но тут получил сведения о том, что на Псков напали литовцы, в результате чего пришлось спешно возвращаться.
Самое время вспомнить, что как раз в эти примерно годы в соседней Литве молодой способный литовский князь по имени Миндовг решительно шел по головам, прокладывая себе дорогу к власти… соответственно Литва, расположенная в верховьях и среднем течении Немана и принявшая приток беженцев из Полабья и Пруссии, объединяясь под одной крепкой рукой, набирала силы… Литовцы нападали на русские земли все чаще и чаще, становились все опаснее и опаснее… Хотя у каждой медали есть оборотная сторона, ведь если бы не литовский противовес, немцы, вполне возможно, расправились бы с русскими, – но они то и дело ходили в походы на литовцев, которые в свою очередь ходили в походы на них… и тогда русские могли вздохнуть. Не удивительно, что в конце концов русский Полоцк, чтобы получить помощь против наседавших на него немцев, этих агрессивных военизированных католических миссионеров, вообще признал власть литовских князей и фактически превратился (влился) в Литву.
БОРЬБА С НЕМЦАМИ В ПРИБАЛТИКЕ.
Русский поход на Пертуев. 1219.
В 1219 году Владимир Мстиславич выступил в поход на Пертуев, иначе Пернау, однако не смог его взять, но нанёс немцам поражение у реки Омовжи (немецкое название реки - Эмбах). Первое столкновение закончилось в пользу рыцарей, которым удалось разбить передовой новгородский отряд и захватить знамя, но тут подошли основные силы русских, и ополченцы из числа ливов и лэттов бежали. Рыцари, впрочем, не растерялись, отошли за глубокий ручей и, используя его как естественный рубеж, удерживали эту позицию до самого вечера, а в темноте отошли. Всего немцев было до двухсот, русские имели значительный перевес.
Датчане в Северной Эстонии. 1219. Таллин (Ревель, Колывань). Нарва.
В том же 1219 году состоялся первый датский крестовый поход в языческие земли. Предполагается, что датчане собрались на этот подвиг благодаря достигнутой договоренности с Рижским епископом, желавшим с их помощью ослабить позиции ордена Меченосцев. Интриги.
15 июня 1219 года датчане под руководством своего короля Вальдемара II Победителя разбили возле деревни Ревель (Северная Эстония) в тяжелой битве эстов и основали город Таллин – «датский пост». В Ливонских хрониках город назывался Линданисе, в русских летописях Колывань. Победе сопутствовало вполне христианское чудо – в небе датчане увидали огромный крест… видение так ободрило изнемогающих воинов, что силы их удвоились, и они разгромили противостоящего им противника. С того времени крест изображался на датском знамени (Dannebrog), почему и легенда о чуде в Ревельской битве преобразилась до того, что стали рассказывать, будто красное знамя с белым крестом само упало датчанам в руки с неба… Что же касается сражения у Ревеля, можно отметить, что в деле активного дележа Восточной Прибалтики датчане тоже не дремали, торопясь урвать свой кусок прибалтийского пирога… такое было время…
В окрестностях Новгорода и Пскова определенно становилось тесно…
Немного забегая вперед, стоит отметить, что чуть позднее, 30 ноября 1223 года, на правом берегу реки Нарова (Нарва), вытекающей из Чудского озера в его западной оконечности и впадающей в Балтийское море, на месте эстонского поселения Нарвия, упомянутого в Новгородской летописи в конце XII века, датчане основали еще одну новую крепость, известную своей военной историей – Нарву. В конце концов, после многолетнего военного конфликта между Данией и Новгородом, их граница была установлена по реке Нарове, Нарва осталась датским аванпостом в этих местах.
И не было с тех пор в истории этих мест ни одной войны или сражения, которые не оказались бы связаны с Нарвой.
Русский поход на Венден (Кесь). 1221.
В 1221 году состоялся поход русских войск на орденский замок Венден (русское название Кесь, современный Цесис, Латвия). 12-тысячное союзное войско русских и литовцев выступило во главе с князем Святославом Всеволодовичем, сыном Всеволода Большое Гнездо… в этом войске была дружина из Пскова, под руководством сына Владимира Псковского, Ярослава… но войско отступило после неудачного штурма замка и известия о том, что ночью к осажденным пришло подкрепление во главе с самим магистром ордена Меченосцев. Этот год, как отмечают историки, был вообще «богат на взаимные набеги – псковитяне осенью ещё раз ходили в Ливонию, лэтты разоряли окрестности Пскова, а немцы с ливами, обойдя Псков, прошли к самому Новгороду и спалили несколько деревень… зимой чудины несколько раз совершали набеги в земли Ижоры.»
Восстание 1220-х годов. Вильянди – Феллин.
Однако вскоре ситуация в регионе изменилась.
В 1221 году летом в Риге среди горожан и нашедших с ними взаимопонимание местных жителей, ливов и лэттов, возник заговор, направленный против датчан и рыцарей-меченосцев, заключивших между собой союз, который ничего хорошего населению не сулил. Заговор был открыт меченосцами и подавлен, но это «несогласие в стране» обессилило орден, лишившийся поддержки рижан и покоренных прибалтов, что в какой-то степени и предрешило его конец.
К периоду 1222-1223 годов относятся массовые восстания лэттов, ливов и эстов против власти крестоносцев. Новые немецкие и датские подданные, эти недавно обращенные язычники, были обязаны платить своим поработителям десятину со всех доходов, содержать христианских священников и ходить с немцами на войну в качестве вспомогательных отрядов. Меченосцы (как, впрочем, и их соседи - тевтоны) славились своим высокомерным, жестоким и бесцеремонным обращением с покорённым населением, которому отводился только один удел – безропотное терпение… вот оно и иссякло… Местные племена в борьбе против крестоносцев обратились за помощью к русским.
На этой подробности стоит чуть-чуть задержаться.
В одном из старых рассказов о событиях в Прибалтике тех веков стоит буквально следующее: «В XIII веке, проливая потоки крови и слез своих жертв, предавая все огню и мечу, вторглись в богатую процветающую Прибалтику, мирно процветающую до того под покровительством русских, немецкие рыцари. Покровители Прибалтики – полоцкие князья были изгнаны из нее»… и так далее.
Картинка кажется слишком уж благостной. Нельзя сказать, что отношения русских и местной чуди развивались совсем безоблачно, – они воевали между собой, русские подчинили себе часть местных племен и собирали с них дань, но после войн и при условиях выполнения достигнутых договоренностей жизнь в окрестностях Западной Двины и Чудского озера текла достаточно спокойно. Русские не принуждали местных креститься силой, не покушались на их племенные обычаи, оставляли им самоуправление, помогали защищаться от соседей и не вели себя с ними с излишним высокомерием. Католики - немцы, шведы, датчане, действовали иначе, иначе себя и держали, - подчинение местных народов приобретало глобальный бескомпромиссный характер, крещение и немедленное забвение прежнего жизненного уклада, прежних традиций являлись обязательными под страхом смерти, вчера еще свободные люди превращались в рабов новых господ, с обязанностью работать на их благо и по их приказу, на завоеванных землях возводились укрепленные замки, под стенами которых текла уже совершенно другая жизнь… и часто ее трудно было назвать жизнью в полном смысле этого слова…
Методы военизированного католического миссионерства на землях прибалтийских язычников достаточно подробно описаны хронистами рыцарских орденов, Петром Дусбугским, Генрихом Латвийским, так что тут все предельно ясно. Старые хроники хороши тем, что в своей незамысловатости очевидно правдивы - и переписать их уже нельзя… «Мы разделили свое войско по всем дорогам, деревням и областям, и стали все сжигать и опустошать. Мужского пола всех убили, женщин и детей брали в плен, угоняли много скота и коней. И возвратилось войско с большой добычей»… «Не имели покоя… пока… окончательно не разорили ту область, обратив ее в пустыню, так что ни людей, ни съестного в ней не осталось»… «Захватили эстов… и перебили их. Деревни, какие еще оставались, сожгли, и все, что прежде было недоделано, тщательно закончили».
С тех пор, как началась проводимая силами западных крестоносцев колонизация Ливонии с окрестностями, эти земли, прежде подвластные русским князьям, захлебывались в крови и полыхали пожарами. Разные все-таки вещи получаются, согласитесь… Недаром же прибалтийские племена, восставая против гнета поработителей, обращались за помощью к русским соседям.
Возвращаемся в 1222 год. Между эстами и русскими был заключен союз, русские отряды укрепили гарнизоны некоторых крепостей. Но восстание оказалось жестоко подавлено, так как враждовавшие между собою Рижский епископ и меченосцы в отчаянной ситуации наконец-то договорились. Вся южная Эстония по взаимной договоренности оказалась поделена на три части, одна – епископу и Риге (побережье), другая – меченосцам (наиболее южные области, прилегающие к Латвии), третья – эстонскому (в недалеком будущем Дерптскому) епископу (эта часть располагалась на западном берегу Чудского озера). Соединив все силы, немцы подавили сопротивление эстов, разбив их при Имере, а затем, после долгой осады с применением стенобитных машин, взяв крепость на реке Пале…
15 августа 1223 года крестоносцы овладели укрепленным городищем Вильянди (немного позднее известным уже как немецкий замок Феллин - Fellin), причем в Вильянди кроме эстов находился русский отряд…
История Феллина начинается с 1211 года, когда орден Меченосцев (магистр Волквин) вместе с подвластными им ливами и лэттами пытался завладеть городищем эстов Вильянди, в результате чего эсты, как рассказывает Генрих Вартбергский, согласились креститься, но Вильянди удержали за собой. Хотя попытка овладеть Вильянди в 1211 году не удалась, крестоносцы, конечно, не отступили, и городище было все же захвачено ими, только позднее, в результате сражения, произошедшего 21 сентября 1217 года, в день Святого Матфея. Описание этого события есть в хронике другого Генриха, Латвийского, - против эстов выступило войско Рижского епископа, ордена Меченосцев, графа Альберта Голштинского и подданных ордена - ливов и лэттов, всего около 3 тысяч воинов. Войско эстов включало в себя отряды нескольких племен, объединившихся для борьбы с захватчиками, причем хронист оценивает их численность как в два раза превышающую численность немецкого воинства – 6 тысяч человек. Кроме того, эсты ожидали прибытие вспомогательного русского войска, но напрасно. Битва отличалась ожесточением, причем эстам даже удалось опрокинуть вассалов крестоносцев и развить наступление на одном крыле… но увы – победа ускользнула из их рук, немецкий бронированный строй им удержать не удалось. Эсты были разбиты на поле боя, много их пало от рук преследователей во время бегства, погиб вождь сакальцев Лембиту и другие старейшины. Немцы подсчитали количество убитых врагов на поле боя - около тысячи человек, но на самом деле эстов погибло больше, много трупов остались лежать в окрестных лесах. Крестоносцам досталась богатая добыча – 2 тысячи коней. Для эстов разгром при Вильянди оказался фатальным, – они вынужденно покорились завоевателям, обязались платить им церковную десятину и строить для них замки и церкви… хотя в душе остались непокорными и их ко всему нужно было принуждать… как гласит хроника, «они охотно избавились бы от этого бремени, даже если бы им пришлось терпеть муки ада»…
29 января 1223 года эсты восстали против власти крестоносцев, - устроенная ими резня в Вильянди получила название «кровавого воскресенья». Очень красноречиво, и пояснять ничего не требуется. На помощь эстам согласно достигнутой договоренности прибыл русский отряд. В августе немцы прислали под Вильянди войско – рыцари, ливы и лэтты под общим предводительством Бернарда Липе, всего порядка 8 тысяч воинов. Осада городища и, вероятно, неоднократные штурмы в целом заняли две недели, после чего измученные защитники сдались. На месте городища силами вновь покоренных эстов крестоносцы вскоре построили каменную твердыню – замок Феллин. Уже в 1225 году легат Вильгельм Моденский, посетив Феллин и проведя в нем два дня, нашел замок мощным, сильно укрепленным, неприступным… реконструкция плана древней твердыни, произведенная вследствие раскопок на месте сохранившихся в современном Вильянди руин, позволяет говорить о необычно большой крепости, спускающейся по склону горы тремя уступами, каждый из которых представлял собой обособленное укрепление, обнесенное по периметру стенами с башнями и соединенное с соседними с помощью линии дополнительных стен. Неудивительно, что Феллин стал одним из важнейших замков ордена Меченосцев и его столицей. С 1227 году немецкому рыцарству удалось овладеть всей территорией современной Эстонии, причем датчане были страшно недовольны тем, что в результате лишились эстонского побережья, и требовали свои владения назад…
Но еще не все сказано о трагедии в Вильянди в 1223 году. Хроника Генриха Латвийского сообщает следующие подробности: «Что касается русских, бывших в замке, пришедших на помощь вероотступникам, то их после взятия замка всех повесили перед замком на страх другим русским… Между тем старейшины из Саккалы посланы были в Руссию с деньгами и многими дарами попытаться, не удастся ли призвать королей русских на помощь против тевтонов и всех латинян. И послал король суздальский своего брата, а с ним много войска в помощь новгородцам; и шли с ним новгородцы и король псковский со своими горожанами, а было всего в войске около двадцати тысяч человек».
Русский поход на Ревель (Колывань). 1223.
Так состоялся поход русских на Таллин (Ревель, Колывань). 20-тысячное новгородско-владимирское войско возглавил Ярослав Всеволодович, сын Всеволода Большое Гнездо, удельный князь Переславля- Залесского, с 1226 года – князь Новгородский. Узнав о падении Вильянди (здесь часто пишут о Феллине, ведь по сути дела это теперь было одно и то же), Ярослав подошел к городищу, одолел сопротивление крестоносцев и, взяв его, разорил вместе с окрестностями. Русские гарнизон был жестоко отомщен. Находившиеся в Вильянди крестоносцы были убиты, а окрестные орденские владения разорены. Затем Ярослав двинулся к Ревелю и осадил крепость, однако овладеть ею не смог, поэтому после четырех недель осады ему пришлось отвести свои войска обратно в новгородские пределы.
Объединенная попытка эстов и русских одолеть немцев и изгнать их из Прибалтики провалилась.
Конец князя Владимира Псковского. 1226.
Где-то в 1222 или 1223 году, но скорее всего, после похода на Ревель, «король псковский» Владимир Мстиславич покинул Псков (десять лет после этого в Пскове князя вообще не было) и ушел в Торопец к брату Давыду. В 1226 году на Торопец напали литовцы. Набег был массовым, литовцы имели не менее 7 тысяч воинов, они захватили всю Торопецкую волость и только три версты не дошли до Торжка. Князь Ярослав Всеволодович, княживший тогда в Новгороде, и братья Мстиславичи догнали их около Усвята и разбили, уложив на поле боя 2 тысячи человек и захватив всю добычу, однако Давыд в этой битве погиб… поскольку Владимир скончался вскоре после нее, логично предположить, что он был ранен, ну и… не выздоровел… последние упоминания о нем в летописи относятся к 1225 и 1226 годам. На свете он прожил не более полувека. Его единственный сын Ярослав после смерти отца уехал в Ригу.
Отношения Ярослава Владимировича с немцами, согласно исследованиям, включали его неоднократное сотрудничество с ними – в 1214 году, в конце 1220-х годов, в начале и в конце 1230-х годов. Местами его пребывания называют Ригу, Дерпт (Дорпат) и Оденпе (Медвежья Голова). С Дерптским епископством он был связан особенно тесно, о чем свидетельствуют сведения о его завещании, сохранившиеся в немецких источниках. Достаточно долго он прожил в Оденпе.
Какое-то время после смерти отца Ярослав находился «в немцах», затем вернулся в Псков и, возможно, до своего нового сговора с «лифляндцами» был псковским князем, но в 1232 году его выгнали за явное тяготение к этим опасным соседям... после чего он вернулся во главе отряда немецких рыцарей под Изборск, но потерпел там поражение, попал в плен, затем освободился и вновь переметнулся к немцам. Одно из достаточно дотошных исследований вообще остерегается подтвердить княжение Ярослава в Пскове в период с 1226 по 1233 год. Однако существует письмо папы римского Григория IX, датированное 1231 годом и адресованное русскому князю, вероятно, именно Ярославу Владимировичу… папа, получив от прусского епископа сведения о том, что Ярослав склоняется к латинской вере, старается поддержать в нем это намерение, и на основании этого письма порой делают вывод, что Ярослав в то время имел в Пскове определенный вес, иначе чего бы папе так стараться, письма строчить… остается заключить, что Ярослав только то и делал, что мотался между немцами и русскими, пытаясь найти свое место в этом изменчивом мире, ведь отец, умирая, не оставил сыну ничего, кроме номинального титула Псковского князя, желания прорваться к власти любыми путями и способами и связей с немецкими родственниками… время показало, что яблоко от яблоньки, действительно, часто падает недалеко.
Князь Владимир был похоронен во Ржеве рядом с первой женой, княжной Агриппиной Ржевской, в Успенском соборе. Сохранились и прижизненная икона князя, где он с супругой изображен перед святым образом, и сама его гробница. Вероятно, в связи с отличной сохранностью древнего захоронения (что само по себе, имея в виду бездну промчавшихся лет с их войнами, бедами, прочими потрясениями уже есть чудо), князь Владимир и княгиня Агриппина не были забыты, почитались в округе… сень над гробницей, надгробная доска в виде парной иконы… по ним служили панихиды… и в конце концов (а конец этот наступил в XX веке) их даже канонизировали… Святые благоверные князь и княгиня Ржевские Владимир и Агриппина, в Соборе Тверских святых, память 23 июня и 15 июля… В связи с этими фактами исследователи предполагают, что какое-то время в Ржеве правили прямые потомки Владимира Мстиславича, чем и объясняется то обстоятельство, что его имя и могилу не предали забвению. Ведь вполне могло быть, что у него имелся и еще хотя бы один сын помимо старшего Ярослава. В летописях среди персонажей XIII века встречаются имена двух князей Ржевских, Ивана и Федора, происхождение которых предполагают связанным с семьей князя Владимира Мстиславича Псковского и Ржевского.
Что касается заказной иконы князя Владимира, то она выполнена по пришедшему на Русь из Византии, популярному с давних времен и до времен недавних иконописному типу «предстоящих со святым» - две фигуры по сторонам, муж и жена, а посередине – изображение Богоматери, Спаса, святого или святой. Такие иконы заказывали для семейного использования или для вклада в церковь и знатные люди, и простые. Иной раз, вглядываясь в фигуры изображенных на них персонажей, в них пытаются отыскать портретные черты… это чаще всего тщетное занятие… изображение обычно совершенно условно, подлинно только начертанное рядом имя заказчика… Икона князя Владимира к тому же вообще сохранилась плохо, облупилась и потрескалась… древность…
ПОТЕРЯ ЮРЬЕВА. 1224.
ПОПЫТКА СОЮЗА ПСКОВА С НЕМЦАМИ. 1228.
«В сие лето (1222) месяца мая явися страшная звезда, светящи презъ 18 дней, луча ко востоку доволне простирающи, иже знаменова новую пагубу христианомъ, яже по двою лету сотворися нашествиемъ врагъ, си есть безъбожных Татаръ, их же въ сей стране нашой не знаяху.»
Это древнее предание поместил на страницы своего труда автор Густинской летописи начала XVII века.
В 1223 году русские княжества впервые познакомились с татарами, будучи разгромлены в битве на Калке, черный день 31 мая… «их же въ сей стране нашой не знаяху»… Предположительно, разгром русских способствовал активизации военной экспансии немцев на северо-восточных границах русских земель… правдоподобно…
В 1224 году немцы осадили Юрьев. Основанный, как говорят, то ли князем Ярославом Мудрым, то ли Всеволодом Псковским (тем самым, Святым) на землях чуди (эстов), на левом притоке Чудского озера реке Омовже (эст. Эмайыга, нем. Эмбах), Юрьев принадлежал русским уже несколько десятилетий… Державшийся до последнего бойца, но так и не дождавшийся помощи от Новгорода, Юрьев пал под немецким натиском. Иной раз об этом пишут, что новгородцы решили воздержаться от вмешательства в конфликт, что исходя из собственных интересов Новгород предал полочан, а вместе с полочанами и псковичей, оказавшихся теперь с грозными врагами один на один… Если рассуждать в этом направлении, то сложно винить Псков в том, что в создавшееся неблагоприятной обстановке он поменял линию поведения, избрав разрыв отношений с Новгородом и налаживание дружеских связей с немцами. На самом деле помощь князю Вячко, доблестно оборонявшему Юрьев, была послана, но не успела подойти вовремя, только достигнув Пскова, где вспомогательный отряд и узнал о падении крепости… и в создавшейся ситуации новгородцы заключили с немцами договор, уступив им уже завоеванный ими Юрьев. Эта версия событий, кстати, не исключает того, что они не слишком торопились под стены Юрьева… Во всяком случае, князь Вячко отомщен не был, Юрьев с этого времени сделался немецким городом, получив новое имя – Дерпт (Дорпат, ныне Тарту), а его епископом назначили Германа, еще одного брата Альберта Рижского.
Что же касается псковичей, то они действительно повернулись в немецкую сторону.
В 1228 году Псков отложился от Новгорода и заключил с немцами самостоятельный договор, по которому псковичи обязались помогать рыцарям против Литвы (имелись ввиду в основном жемайты - жмудь, в затяжную войну с которыми втянулись ливонцы)… а рыцари взамен обязались помогать псковичам против Новгорода. Не исключено, что в это время в Пскове находился и Ярослав Владимирович. Между тем к этому времени князем в Новгороде, как уже вскользь упоминалось выше, стал Ярослав Всеволодович, в 1226 году отразивший набег литовцев на Торопец и Торжок, затем в 1227 году удачно воевавший с ямью (финны, Финляндия), а именно в этом самом 1228 году привёдший в Новгород полки из Переславля- Залесского, своего удела (причем новгородцы все полки с низовской земли называли однозначно суздальцами), собираясь идти на Ригу… если он точно собирался идти на Ригу, то его план расстроился из-за сепаратного псково-немецкого договора… однако есть мнение, что псковичи поторопились заключить этот договор, поскольку они опасались, что Ярослав на самом деле планирует идти не на Ригу, а на них, на Псков… плохо, когда свои не доверяют своим… и сложно на самом деле понять, против кого привел суздальские полки князь Ярослав… зато немцам точно повезло - новгородцы отказались идти против них без псковичей также, как отказались воевать с самими псковичами… в общем, еще одна локальная русско-немецкая война в том году точно не состоялась.
Говорят, в обозе Ярослава были ящики с цепями, в которые он планировал заковать наиболее насоливших ему псковичей… хотя сам Ярослав потом клялся и божился, что в его обозной поклаже ничего такого не имелось, а в ларях везли подарки псковичам – овощи… мило и безобидно…
Летопись приводит слова псковичей, которые их посол передал князю Ярославу и новгородцам: «Князь Ярослав! Кланяемся тебе и друзьям новгородцам; а братьев своих не выдадим и в поход нейдем, ибо немцы нам союзники. Вы осаждали Колывань, Кесь и Медвежью Голову, но брали везде не города, но деньги, раздражив неприятелей, сами ушли домой, а мы за вас терпели: наши сограждане положили головы на берегах Чудского озера, другие были отведены в плен. Теперь восстаньте против нас, но мы готовы ополчиться со Святою Богородицею. Идите, лейте кровь нашу, берите в плен жён и детей: вы не лучше поганых». Согласно этой прочувствованной речи, у псковичей было на что роптать. Но – сколько заинтересованных лиц, столько точек зрения.
Ряд исследователей придерживается мнения, что происки немецкой партии в Новгороде и Пскове помешали князю Ярославу расправиться с рижскими немцами, распространив среди населения слухи о злодейских намерениях князя и настроив против него народ, в связи с чем поход оказался сорван, и очень жаль, поскольку это возымело негативные последствия.
Герман Вартбергский, Ливонская хроника: «Далее в лето Господне 1228, в пятницу, 18 августа, куроны и семигалы овладели замком Динаминдом, и монахи были бесчеловечно умерщвлены различным образом. В это время Курляндия не была ещё христианской или обращенной в правоверное учение, почему магистр и его братья вместе со множеством пилигримов, возбуждённые рвением к Богу, собрались в многочисленное войско, чтобы отомстить за смерть монахов, двинулись в названную землю и подчинили тот дикий народ христианству». Если бы русские выступили тогда против немцев, последним не удалось бы так скоро потушить кровью пожар нового восстания… но русские были заняты своими внутренними несогласиями… и немецкие позиции в Прибалтике усилились.
Ярослав объявил отщепенцу-Пскову войну, но отменил и этот военный поход, не получив поддержки новгородцев и узнав о том, что на помощь псковичам выступили его новоявленные союзники - немецкие рыцари. Однако там, где не годится меч, в дело могут быть пущены другие рычаги. Ярослав устроил Пскову «соляную блокаду», прекратив снабжение города этим продуктом первой необходимости. Вообще-то князь по стечению обстоятельств начал с того, что захватил в плен парочку подвернувшихся ему под руку псковских боярынь, однако псковичи не торопились выручать этих дам… тогда они оказались лишены соли… Мера оказалась очень эффективной, куда лучше ареста боярынь, - «господа псковичи» пошумели на своем вече «на сенях Троицы», да и сдались… капитулировали, так сказать. Договор с крестоносцами приказал долго жить, а в правлении городом опять произошла перемена, поскольку псковичи должны были принять к себе на руководящую должность ставленника из Новгорода, но уже не от Ярослава, который в результате неудачи своего военного предприятия (то есть в связи с псковскими и немецкими делами, закончившими ничем) должен был покинуть Новгород и которого новгородцы в 1219 году заменили на Михаила Всеволодовича Черниговского. Михаила, в отличие от Ярослава, в Новгороде любили, но одной любви бывает мало… Ярослав через некоторое время его оттуда вышиб…
Несколько лет Псков сидел тихо, не смел возмущаться против Новгорода, не дружил с немцами… в общем, вел себя примерно, и, надо думать, копил соль про запас… мало ли что…
(Декабрь 2012г.)
**********
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/11/27/886
Содержание сборника: http://www.proza.ru/2014/11/27/844