1. Град Плесков. X - XII века

Ирина Воропаева
ГОРОД  БАРСА.  Сборник очерков, посвященных истории Пскова.

                «В славном и Богом хранимом граде Пскове…»
                Псковская летопись.
**********
Иллюстрация:
- Псков, собор Спаса Преображения Мирожского м-ря в Завеличье – осн. 1156 г.;
- фрески Спасского собора Мирожского м-ря, XII век;
- икона Святого князя Всеволода-Гавриила Псковского;
- памятник княгине Ольге в Пскове, скульптор В.Клыков, уст. в 2003 году на Октябрьской площади.
**********
                1. ГРАД  ПЛЕСКОВ. X – XII века.
**********
    В этой главе говорится о первых веках существования города Пскова, о его особой связи с легендарной княгиней Ольгой, согласно преданию родившейся на Псковщине, проявлявшей заботу об этом крае и основавшей в Пскове первую церковь во имя Святой Троицы, а также об укладе городской жизни и первых новгородских и псковских князьях.               

                РОДИНА КНЯГИНИ ОЛЬГИ. X – XII ВЕКА.
               
«О Пьскове-граде ... не обретатеся вспомянуто от кого создан бысть и которыми людьмию»…
         Псковская летопись.


    В Повести временных лет, как говорят, пера летописца Нестора, есть такие строки: «В лето 6411. Игореви възрастъшю, и хожаше по Олзе и слушаше его, и приведоша ему жену от Плескова, именемь Ольгу» (по тексту Ипатьевского летописного свода). Еще один вариант текста: «..и приведоша ему жено у от Пьскова, именем Олгу» (Лаврентьевский свод). Лето 6411 от сотворения мира – это год 903 от Рождества Христова. Так впервые Псков попал в летописи, а год 903 принят официальной датой его рождения. Таким образом, свое тысячелетие Псков отметил в 1903 году. Однако то, что этот древний русский северный город уже стоял на слиянии реки Псковы с рекой Великой и до знаменательного 6411 лета, когда Вещий Олег присмотрел для Игоря невесту-псковитянку… и, возможно, задолго, задолго до этого… сей факт сомнения не вызывает. Псковская летопись пишет: «А о Плескове граде от летописания не обретается воспомянуто, от кого создан бысть и которыми людьми, токмо уведохом, яко был уже в то время, как наехали князи Рюрик з братьею из Варяг, в Словене княжити»…

    Археологические раскопки в Псковском Кроме (кремле) позволяют говорить о том, что город старше 903 года по меньшей мере на 500 лет, причем  у греческого историка Птолемея имеются указания о еще куда более старой дате основания города – 216 год до Рождества Христова! Если взять за основу эту дату, то на момент великокняжеского сватовства Олега за Ольгу Пскову уже было 1000 лет, а сегодня (на 2014 год) ему 2230 лет, то есть свой двухтысячный юбилей он должен был отметить в 1784 году. Фантастика какая-то…
    Имя народа-основателя по Птолемею было руссы или россы, поскольку они поклонялись росе (воде). Кажется, что Плесков – это ведь и впрямь что-то водяное… от плеска волны за бортом старинной ладьи… однако это только кажется, - хотя, конечно, хочется упомянуть о версиях, гласящих, например, что «слово «Плесков» на восточнославянском языке означает «небольшой плес – широкая открытая часть реки».

Плесков более новая форма названия, лингвисты связывают ее появление с дальнейшим развитием языковых особенностей - возникновением в русской речи звука «л» в сочетании с мягкими согласными звуками (псь – плсь - плес). Ранняя, древняя форма названия, которая есть в летописях – Пськов - происходит от названия реки Псковы и имеет не славянские, а угро-финские корни. Пскова же – это производное от финского слова pihka, эстонского pihk, ливского piisk, что означает «смола». Piisk-va – вот как называлась река Пскова до прихода на нее славян – река Смоляная. В то же время укоренившееся название большой реки, в которую впадает Пскова – Великая – это название уже славянское. Можно предположить, что когда-то, в незапамятные времена, славянские поселения соседствовали в этих местах с неславянскими.

Исследователи установили, что первоначально укрепленный городок находился не на месте нынешней крепости, не на скалистом высоком мысе в устье Псковы, там, где она впадает в Великую, а южнее, в широком раструбе, образуемом этими реками (где впоследствии располагался псковский посад – Охабень или Полонище). Основание города не на особенно удобном  для этого мысу, а в некотором отдалении от него, может означать, что он в древности и не был так удобен (предполагается, что мыс во время половодья становился островом, в связи с чем позднее его досыпали вручную, чтобы этого не происходило, - хотя, с другой стороны, крепости нарочно строили на островах для их лучшей защиты), - а также, что мыс был уже занят другим, более ранним по времени возникновения поселением. Таким образом, псковский детинец, сердце древнего города, похоже на то, основали не славяне, отсюда и сохранение неславянского названия – Псков. Позднее близко-соседствующие небольшие племенные группы либо выжили одна другую, либо, несмотря на свои разные корни, перемешались и поселились вместе, и тогда это был уже единый Псков, прообраз будущего, основа нынешнего. Вот так как-то…

    Древнее славянское население Псковщины называют кривичами (они упомянуты и в Повести временных лет), - это те же самые, которые проживали на Витебской, Могилевской, Брянской, частично Смоленской землях и в Ливонии (на востоке современной Латвии). Ближайшими их родичами были полочане – кривичи Полоцкой земли, смешавшиеся с балтами. Пути-дороги, которые привели кривичей на реки Великую и речку Пскову, где они существенно потеснили на запад эстов (чудь) и латышей (ливов), - эти пути, возможно, пролегали откуда-то из Прикарпатья… из северной Польши (или через Польшу)…

    Переселение славян в восточном направлении в самом деле происходило, хотя отправные места следования и точные маршруты доподлинно неизвестны. Если взглянуть на дело в целом, то можно заключить, что славянам вообще свойственно быть первопроходцами, поскольку они давно и неустанно открывали и заселяли новые земли, – в более обозримом прошлом именно таким образом русские казаки открыли и заселили Дальний Восток. 

    Есть предположение, что к основанию Пскова и Новгорода имели некоторое отношение  полабские славяне, а именно бодричи. Связи полабян с Северо-Западом Руси и Скандинавией  в самом деле прослеживаются довольно отчетливо. К примеру, в Новгороде археологи находят материальные следы их присутствия, а матерью шведской принцессы Ингигерды, ставшей женой Ярослава Мудрого, была ободритская княжна-славянка.
    В разрезе данной версии в отношении Новгорода на Волхове проводится параллель с одним из центров полабских славян, Старгородом – то есть Новгород это город, построенный на новом месте и названный с оглядкой на прежний - Старгород. Хотя тут есть свое важное «но». На Руси, не мудрствуя лукаво, часто называли новые города именно так – Новый город. Известны Новгород на Волхове в Северной Руси, Новгород-Северский в Южной Руси, Новгородок или Новоградок (ныне Новогрудок) в Западной Руси, Нижний Новгород на Волге в Восточной Руси. Понятно, что новыми эти города в момент основания были по сравнению со старыми, но необязательно, что города-предшественники назывались именно Старгородами – Новгород на Волхове был например более молодым – то есть более новым – по сравнению с соседней Ладогой, которую называют первой северо-русской столицей (ныне - Старая Ладога).
    В более расширенном виде полабский вариант развития событий в регионе Северо-Западной и Западной Руси предполагает заселение всех этих «рускых» земель  племенами, родственными тем, которые освоили древнюю Литву… а отсюда тяготение западных русских и литовцев и довольно легкое присоединение Черной Руси к Литве при Миндовге (ведь по одной из версий Миндовг был приглашен на княжение в русский Новый Городок – Новогрудок). 
    Полоцк по ряду примет также оказывается вовлечен в эти события. Литовский герб «Погоня» заявляет о себе как принадлежность княжеского дома и в Полоцке, и аналогично в Литве. Считается, что всадника с мечом («Погоню») на своей печати Александр Невский вырезал после того, как женился на дочери Полоцкого князя Василисе Брячиславне. По одной из популярных версий, лютичи-литовцы принесли с собой своего всадника в верховья Немана позднее того времени, когда их родичи уже обжили берега реки Полоты, но из тех же мест прежнего обитания – из Полабья.               

    Но, так или иначе, история Пскова в составе Древнерусского государства, которое мы в нашей современности привыкли называть Киевской Русью (академическое название, появившееся в 19-том веке), начинает прослеживаться в летописях с князей Олега, Игоря и княгини Ольги - согласно преданию, псковитянки.
    Правда, что касается великой киевской княгини, высказывалось предположение, что она была родом вовсе не из русского Пскова (Пськова, Пльскова, Плескова), а из Плиски – древней столицы Болгарии, и что в рукописи ошибки на этот счет нет, просто историки неверно читают название города и потому неверно определяют страну. Версия основана на сообщении «Нового Владимирского Летописца» («Игоря же ожени [Олег] въ Болгарехъ, поятъ же за него княжну Ольгу»), на относительной аналогии в названиях (Плиска-Псков) и на том основании, что сын Ольги Святослав упорно воевал с Византией именно в Болгарии, - может быть, за матушкино наследство? И болгары принимали его так, будто он имел у них на что-то особые права… Отсюда и раннее обращение Ольги в христианство, – то есть она уже была христианкой до брака с языческим русским князем, а затем открыто вернулась в лоно прежней религии. Болгарская версия (очень милая сердцу ученых из Болгарии, что и понятно), конечно, интригующая и даже имеет некоторое право на существование. Оригинала «Повести временных лет» не сохранилось, ведь текст дошел до нас в нескольких списках более позднего времени, да еще и разнящихся между собою, хотя и не очень сильно, так что тут есть над чем поразмыслить - могут иметься варианты. Однако упомянутый  «Новый Владимирский летописец» - это 15-тый век, и, как установили исследователи, в тексте при создании этой летописи, при переписке первоисточника, были допущены искажения. 
    Так что обычно все-таки во главу угла ставится версия о том, что Ольга была связана с Псковщиной.

    Имя княгини «Ольга» есть не что иное, как женский вариант скандинавского имени «Олег». Древнескандинавское «Helgi» - «святой, священный». Возможно, это имя выражало представление о святости и сакральности верховной княжеской власти, а прозвище князя Олега – Вещий – практически дословный перевод его имени на славянский язык. Если Ольга принадлежала к славянскому племени, то в таком случае входящей в высокопоставленную семью невесте-кривичанке могли дать это имя перед ее свадьбой, в честь киевского князя, устроителя ее брака… либо Ольга не меняла имени, была родственницей «руского» князя из тех самых «варягов», о которых так толком и неизвестно, какого же они рода-племени… славяне из Полабья, скандинавы?.. Археологические находки подтверждают, что на Псковщине жили осевшие здесь выходцы из Скандинавии… Пискаревский летописец содержит предположение, что Ольга была дочерью самого Вещего Олега: «Нецыи же глаголют, яко Ольгова дщери бе Ольга»… и некоторым независимым современным исследователям это сообщение кажется правдивым, так как овдовевшая Ольга возглавила государство, а это свидетельствует о том, что она не только по своему мужу, но в первую очередь и сама по себе обладала знатностью, которая давала ей неоспоримые права на верховную власть.

    Сообщение Несторовской летописи о том, что Ольга до замужества жила в Пскове, дублируется данными из значительно более поздней по времени написания Степенной книги царского родословия и дополняется ее церковным Житием, где сказано, что Ольгу взяли замуж не просто из «Плескова», а из «Выбутской веси».

    Выбутово (Лыбута) – село, расположенное в 12 километрах от Пскова в верховьях Великой, на ее левом берегу. Там поблизости находятся Выбутские пороги и брод через реку, возле которого с древнейших времен стояла (и стоит до сих пор) церковь Ильи Пророка, отмечая место переправы и многочисленных старинных битв – ведь через Выбутовский брод пролегал путь на Псков, здесь псковичи не раз останавливали вражеские отряды… погост Выбуты и упомянут-то впервые в Псковской летописи в связи с тем, что здесь в 1393 году произошло сражение псковичей с шедшими на них новгородцами, хотя село, конечно, значительно древнее, а церковь Ильи Пророка на берегу была основана еще в 13-том веке… В наше время Выбутово как населенный пункт уже не существует – только как археологический объект. Рядом находится деревня Горки (Паничьи Горки).

    Согласно житийной легенде, князь Игорь встретил прекрасную девицу Ольгу возле выбутовской переправы, она-то и перевозила его через реку, так как была дочерью перевозчика, – хотя вряд ли эта легенда хотя бы немного  соответствует истине… скорее она восходит к значительно более поздним векам, когда были сочинены истории о премудрых девах из народа – Февронии (Повесть о Петре и Февронии Муромских) и Ксении (Повесть об основании тверского Отроча монастыря)… тем не менее за Выбутовым прочно утвердилась слава, что здесь когда-то началась звездная история княгини Ольги.

    При этом местные предания гласят, что Ольга родилась даже и не в самом Выбутове, а неподалеку от него, в сельце Иерусалимское… или Покровское… дело в том, что в Покровском находился якобы основанный самой Ольгой на ее малой родине монастырь, который в одно из своих многочисленных нападений разорили литовцы… а затем развалины монастыря были смыты рекою… Впрочем, на то, чтобы считаться родиной легендарной княгини, претендует не одно Покровское, но также близлежащее сельцо Буденик (ныне Будник), расположенное в месте впадения речки Кебь в Черёху - приток Великой. Старший внук Ольги, сын ее сына Святослава и ключницы Малуши, родился в селе Будитино, куда Ольга отправила свою служанку вместе с ее братом Добрыней, будущим опекуном и помощником Владимира Святославича. Отсюда предположение, что Будитино, где увидел свет будущий Креститель Руси, и есть то самое, родное село Ольги на Псковщине – Буденик. 

    Еще одно окрестное сельцо, претендующее на связь с Ольгой, - это деревня Волженец или Ольженец (прежде, возможно, Ольгино) на правом берегу реки Великой. Здесь между деревней Ольженец и Кузнецово находится брод через реку, до сих пор именуемый местными Литовским бродом, а в Ольженце жители показывают каменные остатки от фундамента какого-то прямоугольного сооружения не пойми какого века, которое  именуют Ольгин Дворец. Весь берег называется Ольгинским, в местном роднике под берегом, по преданию, Ольга умывалась (Ольгин Ключ), - вода в роднике чудодейственная, отсюда красота Ольги, так пленившая киевского князя. Родник сохранился, в него по традиции надо бросать монеты – желательно золотые или уж хотя бы серебряные. Также в Ольженце, как абсолютно уверены старожилы, были некогда Ольгины сады и Ольгины погреба.
    И вообще, Ольга росла не в том доме и не в той деревне, где она появилась на свет, а на левом берегу реки у богатой тетки в селе Пристань. Вот так.

    Наверное, не нужно объяснять, почему в окрестностях Выбутово, то есть по всей Выбутовской веси, очень многие места связаны с Ольгой, носили и до сих пор носят ее имя. Как могло быть иначе?
    В старые времена местные жители отмечали три местных праздника, посвященные Ольге, это происходило 11 июля, 9 декабря и 5 мая. Причем праздновали три деревни: Горки, Высоцкое и Бабаево.

                Ольгины камни.

    Еще совсем недавно в Выбутове находился поклонный Ольгин камень и посвященная ей часовня, до нашего времени не сохранившиеся. 
   Немножко об Ольгиных камнях – уцелевших и нет:

    Самый знаменитый поклонный камень – скала серого гранита округлой формы, выходящая из земли - находился в окрестностях Выбутово у деревни Бабаево. Сохранилось изображение камня: в журнале «Русский паломник» в 1914 году была напечатана литография, датированная 1882 годом, снабженная подписью «Ольгин камень в Выбутах близ Пскова». На боковой поверхности камня ясно было видно небольшое выбитое изображение Голгофского креста. По легенде, Ольга сама же и бросила здесь этот камень (!), когда спешила в церковь на службу, достав его из своего рукава (сразу возникает вопрос – а зачем она его там хранила, в рукаве?), а потом использовала его как сиденье. Это все фольклорные отзвуки, сказки старины, постепенно привязанные к образам известных личностей, в данном случае Ольги… Очевидная сказочность предания никого не смутила. В 1868 году сюда был учрежден крестный ход из Пскова, у камня проводились молебны. В начале 20-того века часовня возле камня и его верхняя часть были разрушены, но нижняя часть скалы сохранилась (в земле), и на ней теперь водружен памятный железный крестик.

    Рядом с остатками этого знаменитого поклонного Ольгиного камня местные жители показывают ещё один камень, на котором как будто тоже сидела княгиня Ольга.
    На западной окраине деревни Бабаево, как говорят местные жители, находился и еще один камень, тоже Ольгин, теперь сдвинутый в сторону выбутского карьера. Мимо него и еще нескольких камней проходит тропка к памятному кресту на месте поклонного Ольгина камня.   
    Немного выше по течению Великой от выбутской Ильинской церкви, у кладбища под речным обрывом вроде бы лежал некогда еще один валун, вдвое меньше поклонного, но зато с углублением в форме небольшой человеческой ступни, - такие камни называют следовиками, на Псковщине и в окрестностях их довольно много. В древние времена им поклонялись, а поскольку христианским миссионерам справиться с языческим культом камней так и не удалось, то позднее про них стали складывать легенды об их связи со святыми. По легенде, след на камне оставила ножка Ольги, – во всяком случае, след походил на отпечаток ступни обычного для женщин, среднего размера. Валун этот вообще не сохранился.
    Еще один Ольгин камень-следовик ( с отпечаточком ее стопы) можно увидеть и в наше время в деревне Ольгино поле. Там над ним стоит маленькая деревянная часовня, а сам продолговатый камень находится внутри и весь застелен полотенцами и заложен цветами и прочими приношениями паломников.
    Камень, находившийся ниже деревни Выбуты в самой реке около острова Шацкий (другое название – Богдановский), тоже называли Ольгиным, - когда Ольга здесь купалась (а она купалась именно здесь), то выбиралась обсохнуть на этот камень.

    Сведения об Ольгиных камнях содержатся в статьях А. А. Александрова «Легенды о княгине Ольге в Псковской земле» ( Псковская губерния №44(6) и «Ольгины камни в Выбутах» («Тальцы» от 05 ноября 2008 г.).

                Основание Ольгой Троицкого храма в Пскове.

«…прииде блаженная Ольга близ реки, глаголешая Пскова, и ста на устии той реки… И внезапно преславное видение виде светлыми лучами осиеваемо место оное, пророчествуя, глаголяше: на месте сем будет храм Пресвятые Троицы и град велик зело и славен будет…»
         Псковская летопись.


    Но оставим Ольгины камни и вернемся к самой Ольге, к ее временам. В Псковской летописи содержатся сообщения о том, как Ольга, став правительницей на Руси после смерти мужа (945 г), навещала и устраивала свой родной край, - в 947 году, объезжая Новгородскую и Изборскую землю, она побывала в Пскове, своем отечестве, заехала и в Выбутово, где оставила свои сани – на память (сани хранились при Ильинской церкви, но потом пропали)… «Иде Вольга Новугороду, и устави по Мьсте повосты и дани и по Лузе оброки и дани; и ловища ея суть по всей земли, знамянья, и места, и повосты, и сани её стоять въ Плескове и до сего дне».

Вернувшись же из Константинополя крещеной (954 год), Ольга водрузила на реке Великой напротив Пскова святой крест, а в 965 году, вновь приехав в Псков, обновила (основала) город (крепость). Может быть, тогда Псковский детинец и переехал на свой нынешний скалистый мыс, хотя слово «детинец», употребляемое по отношению к древней псковской крепости, апеллирует к очень давним, языческим временам. Есть несколько версий происхождения этого названия. Одно – страшное, оно гласит - по древнему обычаю  при основании укрепленного стенами городища в жертву приносился ребенок, дитя, иначе, как верили люди, этому городу не стоять. Другое – совсем противоположного толка: происхождение слова «детинец» связано с необходимостью уберечь во время вражеских нашествий от гибели в первую очередь детей, их всех сводили в крепость, отсюда и детинец.
    Иоакимовская летопись: «Ольга… повелела построить град на берегу Великой реки, и нарекши его Плесков, населить людьми, отовсюду призывая»…

    В детинце под защитой крепостных стен, на буевище Ольга возвела соборную церковь во имя Святой Троицы – первую христианскую церковь еще языческого Пскова, скромную, деревянную.
    Церковь заняла самое возвышенное место детинца, увенчав холм, на котором он находится. Несмотря на то, что времени с тех пор прошло очень много, но даже и сегодня, когда идешь от Великих ворот Псковского Крома к собору, крутизна холма по прежнему ощущается… и еще величественнее кажется собор… Первая Ольгина Троицкая церковь не была такой огромной и помпезной, как нынешняя, но, наверное, и она производила впечатление – и своей новизной, и местом расположения, и впервые воткнувшийся в псковское небо христианский крест был хорошо виден за стеной крепости над простором реки Великой... Так был сделан еще один важный шаг навстречу будущему.

    По преданию, вблизи того места в Завеличье, откуда Ольга увидела три луча, осиявших место на кремлевском холме, где теперь стоит Троицкий собор, была впоследствии построена церковь Иоанна Предтечи,  ставшая главной церковью княжьего Ивановского м-ря (в ней находилась усыпальница псковских княгинь). Собор Иоанна Предтечи сохранился до наших дней в постройке начала 12-того века (1124-27 годы).

    Область, которую контролировали и считали своей жители «града Плескова», включала в себя все земли в окрестностях водяной системы нескольких рек и озер, из которых одно носит имя города – Псковское, а другое зато - Чудское, поскольку оно получило свое название по соседнему племени, принадлежавшему к другим корням, со своим языком и культурой – чуди… а чудь, как их окрестили славяне, - это на самом деле эсты (предки эстонцев)… псковичи, как свидетельствуют летописи, отчаянно воевали с «хищной чудью» за владычество в этом регионе. Псковщина – земля небольшая, но не бедная. Здесь есть своя железная руда, здесь прекрасно родятся хлеб и лен, – лен вообще являлся предметом псковского экспорта. Так что жить здесь не только было можно, но можно было жить хорошо.
    У Пскова долгое время не имелось своего князя, что и немудрено, – в первое время своего существования он не был ни большим, ни преуспевающим. Говорят, что во времена легендарного призвания на Русь варягов (IX век) Псков подчинялся Трувору, брату Рюрика, резиденцией которого являлся город Изборск, тогда имевший более важное, чем Псков, значение и только позднее сделавшийся окраиной Псковщины. В Повести временных лет рассказывается, что князь Рюрик княжил в Киеве, Синеус на Белоозере, а Трувор в Изборске. Есть также предположение, что первоначально Псков входил в сферу притяжения других своих соседей и близких родичей – полочан, и что на Псковщину распространялась власть князя, сидевшего в Полоцке. Последнего Полоцкого, собственно местного князя Рогволда, и с сыновьями, убил  князь Владимир Святославич, внук княгини Ольги, когда шел завоевывать Киев, поскольку ему нужно было обезопасить свой тыл. Дочь Рогволда Рогнеда стала одной из жен Владимира (жена приневоленная, пытавшаяся позднее убить своего мужа – убийцу ее родных), а ее сын Изяслав Владимирович получил в удел вновь основанный город Изяславль, а затем Полоцк, свое наследственное владение по деду. Псков же либо еще до этого события, либо после него оказался подчинен уже не Полоцку, а соседнему Новгороду. Более сильный Новгород, важный город, где еще со времен Святослава Игоревича, сына Ольги, традиционно правил старший сын очередного киевского князя, перед тем, как занять Киевский престол, притянул к себе менее сильный Псков. Любопытно, что эти две земли – Псковщина на Псково-Чудском озере и Новгородчина на озере Ильмень, населенные славянскими, но не близко-родственными племенами (словене  в Новгороде и кривичи в Пскове не были так близки, как кривичи и полочане) всегда испытывали некоторый антагонизм в отношении друг с другом, который впоследствии сказался весьма решительным образом.

                ДОМ СВЯТОЙ ТРОИЦЫ.

    Вместе со всей русской землей Псков был крещен Владимиром Крестителем в христианство (988 год). Повесть временных лет гласит: «Благословен Господь Иисус Христос, возлюбивший Русскую землю и просветивший её крещением святым».
    Ватиканская хроника: «В году 6496 [988] был крещен Владимир, который крестил Росию». Считают, что Ватиканская хроника содержит перевод отрывка из Повести временных лет. Интересно, как здесь названа Русь – Росия, то есть Россия. Русские люди всегда, испокон веков называли свою родину Русью и Россией, а за ними это красивое, славное и гордое имя повторяли иностранцы.
    Формального разделения церквей на православную и католическую во времена Крещения Руси еще не состоялось, хотя предпосылки этого явления уже вполне сложились. Впоследствии на Руси пришли к мнению, то это Бог привел Русь принять христианство именно от греков, из Константинополя, а не из Рима, от латинян,  указав Руси истинный путь – путь православия. Однако с Римом у Владимира особых дел не было, зато с Константинополем были, так что выбор делать было и не нужно – все решалось само собой, исходя из ситуации. Позднее ситуация стала совсем другой, Константинополь пал, борьба с латинской агрессией насчитывала уже немало времени – потребовалась соответствующая легенда. 

    Языческий до мозга костей Новгород, как известно из летописи, был крещен дядей и помощником князя Владимира Добрыней «огнем и мечом». Идол Перуна утопили в Волхове. Согласно преданию, языческий бог выронил перед этим свой посох, свою палку… это был его последний подарок предавшему его краю – палка означала особую приверженность жителей к опасной забаве – драться ради удовольствия подраться, стенка на стенку.
    В эти же времена глобальных перемен был разрушен знаменитый храм богини Лады на Ладоге (название озера «Ладога» – «Путь к Ладе»). Золотую статую богини по преданию волхвы перевезли куда-то в другие места… и перевозили до тех пор, пока ее, как считают, не укрыли очень далеко, на полуострове Таймыре… «золотая баба» многих русских (и не только) преданий, которую всерьез искали по вдруг обнаружившимся следам в Сибири (но так и не нашли) в петровские времена… На восточном берегу Ладожского озера поныне находят многочисленные осколки старинной керамики – это остатки горшочков, в которых Ладе подносили живые цветы – прекрасная добрая богиня любила цветы, ее украшением были три цветочные гирлянды…

    Однако потом страсти улеглись, люди начали привыкать к новой вере, во многом приспособив ее под себя и свои старые понятия… женщины по-прежнему вышивали на полотенцах и рубахах заповеданные им бабушками-язычницами магические узоры и в свою очередь учили им своих дочерей, а те своих; восьмиконечная звезда Лады стала звездой Богородицы; почитаемый языческий бог Велес, покровитель скота, перевоплотился в Святого Власия, покровителя скота; христианский праздник Троицы слился с летней русальей неделей, с ее особым вниманием к березке – на Троицу ветви издревле священной березы теперь дополнительно освящали в церкви; старые языческие культовые места, связанные с поклонением камням и источникам, превратились стараниями церковников в священные для христиан – на валунах выбивали кресты, возле источников ставили часовни… сюда же относятся популярные в те времена обереги-змеевики – одна сторона кулона имела языческую символику, а другая - христианскую… возникновение многоглавия русских церквей, какого никогда не наблюдалось в Византии и которое поражает именно на русском севере, также, как считают, уходит корнями в язычество (хотя под него, конечно, подвели христианскую смысловую основу)… появившиеся позднее взамен шлемовидных глав церковных зданий луковичные главы (в форме огоньков свечей), да и само обилие горящих свечей в русских православных храмах – это ведь все та же дань русской стародавней старине, зеркальное отражение обязательных огней языческих капищ… как можно молиться богу, не затеплив свечи – русская душа на такую молитву не отзовется… до реформы Никона в XVII-том веке русский христианин называл себя не «раб Божий», но «сын Божий», как это делали его далекие предки – сыновья богов, и крестился на солнце… славяне почитали солнце – источник животворного тепла… или вот еще пример: сделавшийся насущным вопрос о возможности есть скоромную (животную, мясную) пищу на господские праздники был решен, несмотря на сопротивление греческих церковников, в полном соответствии с языческими  древне-русскими привычками, и вот на Пасху Господню русские православные христиане по сей день с удовольствием едят яйца и куличи, а как же иначе?.. само слово «православие» восходит к древней ведической религии Руси – христианство было правоверным, не православным, и только потом эти понятия слились воедино, с превалированием более древнего… в общем, так на Руси возникло и утвердилось «народное христианство», полуязыческое верование, со всей искренностью считавшее себя православным и только в XVII веке уличенное в том, что все-таки идет не по тому пути… что повлекло за собой такой ужас русской жизни, как Великий церковный раскол… Но и сегодня, в нашей современности, следы язычества в нашем обиходе весьма явственны… и русские хозяйки, как и в старину, пекут для своих домашних оладушки, а ведь эти вкусные пышные блинчики когда-то посвящались Ладе… и  день Лады – 1 мая – отмечается в России до сих пор, хотя уже давным-давно забыто, почему его надо отмечать, и причины выдумываются самые разные – последний вариант «День труда»… «День труда», когда никто и не думает трудиться, а все гуляют в майских зеленых березовых рощах…

    Псков отдельно в летописи в связи с крещением Новгорода не упоминается, но он ведь входил в сферу притяжения Новгорода, значит, все там было примерно также– то же принуждение, те же репрессивные меры и то же вынужденное подчинение. А затем новое стало привычным. 
    Церковь, заложенная в Пскове княгиней Ольгой, стала после принятия краем
христианства главной церковью и города, и всей Псковской земли. Псков с тех пор называли «домом Святой Троицы» – также как Новгород по своему главному храму «домом Святой Софии». «Где Троица, там и Псков», – говорили в старину жители  города. В Троицком соборе или возле него вершились все важнейшие государственные дела. На площади возле собора собиралось вече, в соборной пристройке - «на сенях» Святой Троицы - заседал совет вечевой республики (которой Псков стал позднее), в соборе хранились ценности и важные государственные документы (архив – «ларь»), в соборе приносили присягу псковские князья. Воинственный клич «постоим за Святую Троицу!» возбуждал мужество ратных людей во время битвы. Победу над врагом псковичи приписывали не себе, а милости Святой Троицы. Всякое важное дело предпринималось не прежде, как помолившись Святой Троице. Собор Троицы был церковным, политическим, духовным центром древнего Пскова.   
       
    Одним из важных последствий Крещения Руси считают широкое распространение кириллической письменности и книжной традиции, именно тогда возникли известные нам памятники древнерусской письменной культуры, которым мы и обязаны своими знаниями о тех давних временах. Если предположение верно, и на Древней Руси была письменность, и были книги, то все это кануло в огне утверждения новой религии и основательно забылось. Вполне возможно, что в крупных административных центрах была проведена работа по разбору и редактированию предыдущих отрывочных записей и начали создаваться регулярные ежегодные (погодные) записи, которые нам известны ныне как летописи… летописание, непрерывное повествование из лета в лето… бесценное свидетельство старины… в Пскове также велась собственная летопись (не говоря уж о Новгороде, конечно).   
    Летописи часто писались при главных храмах и в монастырях, где были скриптории (библиотеки). Первый монастырь, основанный вблизи Пскова в 1156 году, в Завеличье (за рекой Великой), получил название по речке Мироже, левом притоке Великой, на которой он стоит – Мирожский. Главные церкви монастыря ныне – Спаса Преображения и Святого Стефана, но Стефановская построена много позднее, в 15-том веке. Преображенский собор при своем основании или вскоре после этого был расписан фресками, которым повезло уцелеть до наших дней – потрясающие, невероятные произведения древне-русского искусства… в куполе на лазурном фоне лучезарный Христос, вокруг которого парят в небесах крылатые ангелы… столько света и радости… Именно в Мироже писалась Псковская летопись.
    Пожалуй, Мирожская обитель была поразительна еще и тем, что в ней жили и трудились не только самые образованные, но и самые отважные, пожалуй, даже отчаянные люди Пскова. Монастырь, по обычаю всех православных монастырей, являл собой прообраз земного рая и потому был обнесен, как и райский сад, стеной, однако невысокая деревянная ограда мало что могла сделать для его обороны. Отстоящий довольно далеко от  фортификационных сооружений псковского детинца, на защите которого находились внушительные военные силы, монастырь неизбежно становился довольно легкой добычей врагов. Иноки жили на открытом, плохо укрепленном месте, им одним из первых грозила военная опасность. Правда, в старину иноки, возможно, были несколько другими, чем это привычно нам сейчас, когда укоренилось мнение о том, что призвание монашества – лишь молитвы и мирный труд. В Пскове бытовала легенда о духе  воина-монаха, одного из защитников города в одну из его лихих годин. Хотя это дело очень давнее, с тех произошло столько перемен.   
 
    Постепенно монастырей становилось все больше и больше - это и Снетогорский Рождества Пресвятой Богородицы (XIII век), и Спасо-Елиазаровский, и Крыпецкий монастыри, и Никандрова пустынь. В XV веке на границе Псковщины, «под немецким рубежом», был основан Псково-Печерский Свято-Успенский мужской монастырь, не менее уникальное место, чем Печерский монастырь Киева… пещеры внутри горы, особая атмосфера, нетление и вечность…

                КНЯЗЬ ВСЕВОЛОД ПСКОВСКИЙ. 1137-1138.

«радуйся, утверждение граду нашему»
         Из молитвы к святому благоверному князю Всеволоду-Гаврииилу.


    В конце своего княжения Владимир Креститель решил дать Псков в удел своему  младшему сыну Судиславу, выделив с этой целью город с областью из состава Новгородского княжества, что было по своему вполне логично, так как Псковщина с самого начала тяготела к автономии. Затем Владимир умер, самый талантливый и удачливый из его 12-ти сыновей, Ярослав, княживший в Новгороде, начал борьбу за великое княжение, обставив дело так, что теперь трудно отличить преступления, совершенные на этом пути им самим, от преступлений, которые совершил, например, старший сын Владимира и соперник Ярослава Святополк… возможно, поэтому Святополк запомнился всем как Окаянный, а Ярослав известен как Мудрый… в результате чего так или иначе пострадали многие Ярославовы братья, начиная с самых известных жертв – Бориса и Глеба.

Судислава Псковского заточили по приказу Ярослава в поруб, деревянную отдельно стоящую тюрьму без окон и дверей, причем прямо там же, в Пскове, а Псков был лишен столичного статуса и возвращен обратно в состав Новгородской земли. Судислав просидел в тюрьме 23 года и вышел из нее после того, как ни одного его брата, включая самого Ярослава, в живых уже не осталось. Как самый старший в роду, он мог взойти на киевский престол, но племянники-Ярославичи заставили его отказаться от наследственных прав и постричься в монастырь. Память князя Судислава Псковского, в крещении Георгия, «затворника» (затворника поневоле), совершается вместе с Собором Псковских святых в феврале месяце (3-я Неделя по Пятидесятнице).

    Таким образом проделанный князем Владимиром Святославичем опыт с образованием Псковского княжества оказался неудачным, однако начало было все же положено… а в 1137 году псковичи наконец заимели своего первого настоящего князя (бедняга Судислав Владимирович, понятно, в счет не шел), что свидетельствовало о значительном усилении «новгородского пригорода». После успешных завоевательных походов на чудь, упрочивших положение и благосостояние города, Псков дал приют внуку Владимира Мономаха, сыну Мстислава I Великого, Всеволоду-Гавриилу Мстиславичу, которого только что выгнали из Новгорода (впоследствии такой прием обращения с князьями в Новгороде вошел в обычай, образно он назывался «указать путь»). Это случилось в 1136 году, с тех пор Новгород окончательно отложился и от Киевской, и от Владимиро-Суздальской Руси («низовских земель»), закончилась история удельного Новгородского княжества и  началась история Новгородской феодальной республики – Господина Великого Новгорода…

Князь Всеволод Мстиславич был таким же неудачником по жизни, как его кратковременный предшественник в Пскове - Судислав. Он не ведал покоя, возглавлял военные походы, участвовал в битвах, но не завоевал ни славы, ни признания и наконец утратил все, чем владел… он потерпел поражение в Клине от чуди, позорно бежал от суздальцев во время битвы на Жабче поле и неудачно участвовал в политических разборках эпохи… Приняв великое киевское княжение, его отец, Мстислав Великий, сын Владимира Мономаха и английской принцессы Гиты, оставил его княжить в Новгороде, но после смерти Мстислава Русь потрясла смута междоусобиц, связанная с переразделом наследства, когда наследники перессорились и передрались между собой. Всеволод, попавший в водоворот гибельных событий, неоднократно готов был покинуть Новгородский стол, причем в последний раз, в том самом знаменательном 1136 году, он стал жертвой новгородского бунта (который ученые-историки называют «новгородской революцией») и вместе с семьей семь недель просидел под арестом  в доме архиепископа, после чего ему наконец и оказали эту милость – «указали путь», то есть выдворили вон…

Всеволод в начале своего княжения давал новгородцам клятву, что «хочет у них умереть», то есть будет княжить в Новгороде до смерти, но клятвы не исполнил, желая перебраться поближе к Киеву, что и поставили ему в вину новгородцы вкупе с отсутствием приличной воинской доблести… это все, вместе взятое, и сделалось причиной его беды… «изгнание претерпел еси от своих»… вот этого-то беднягу псковичи и позвали к себе в князья. Когда же новгородцы и новый Новгородский князь Святослав Ольгович (позднее союзник Юрия Долгорукого, с которым Юрий пировал в Москве в 1147 году) потребовали от них отказаться от своей затеи, псковичи проявили откровенное непокорство и собрались защищать Всеволода против Новгорода… то есть защищать свое право на самостоятельность… но тут 40-летний (по другим данным 46-летний) Всеволод внезапно умер, 11 февраля 1138 года, как гласит его Житие, в четверг Сырной седмицы, не пробыв Псковским князем и года, и псково-новгородский конфликт в связи с устранением его видимой причины оказался исчерпан сам собой. Однако псковичи Всеволода не забыли.

Как определенно выяснили современные исследователи, Всеволод ровным счетом ничего не совершил ради этого города, ставшего его последним приютом и местом его последнего упокоения… позднее церковное предание связывало с именем Всеволода строительство нового каменного Троицкого собора на месте старинного деревянного, сгоревшего во время пожара (князь и на иконе своей изображен с собором в руках), однако историческая наука доказала, что второй псковский собор был возведен позднее его смерти, в 80-х годах двенадцатого столетия, предположительно, смоленскими мастерами, - а на создание легенды, вероятно, повлиял тот факт, что Всеволод действительно был храмостроителем, но не в Пскове, – он построил две новгородские церкви и занимался возведением Георгиевского собора в Юрьевом княжеском монастыре под Новгородом… однако в глазах псковичей лучше всяких громких деяний Всеволод прославил себя тем, что был здесь первым князем и стал символом псковской независимости. Именно эта идея выражена в сложенной позднее во Пскове молитве к святому благоверному князю Всеволоду-Гаврииилу: «радуйся, утверждение граду нашему». Ясно и определенно.

В результате своего смелого демарша Псков тогда не получил той свободы от Новгорода, о которой мечтал, - Новгород был силен, прибалтийские соседи, среди которых потом ведь еще появились и немцы, были также сильны и опасны… против них всех одному Пскову было не совладать… однако почин оказался положен… Псков по-прежнему официально числился в «пригородах» Господина Великого Новгорода, но его самосознание неизмеримо выросло с тех пор, как Всеволод прошел обряд вокняжения в псковском Троицком соборе. Всеволод стал символом псковской государственности. Не каждый пригород мог похвастаться тем, что имеет (или имел, пусть даже всего несколько месяцев) своего князя. 

    Псковичи погребли князя Всеволода в псковской земле (на посаде возле стен детинца, в церкви Дмитрия Солунского, на Прощеное воскресенье), а через 55 лет после его кончины, 27 ноября  1193 года, были обретены и торжественно перенесены в Троицкий собор его нетленные мощи, от которых, как утверждает агиографика, начали проистекать многие чудеса. Существует предание, что Великие ворота кремля (восточная часть стены, ближе к речке Пскове) были сделаны в городской стене в связи с перенесением в Троицкий собор мощей благоверного князя Всеволода-Гавриила, «ибо не подобает князю великому входить в город через Смердьи ворота» (западная башня Першей называлась Смердья, а восточная – Великой). Согласно еще одному преданию, недовольные новгородцы вознамерились отнять у Пскова его вновь обретенную святыню, для чего отправили к псковичам некоего протопопа Полюда… но посланец не смог выполнить поручение, так как раку с мощами не удалось даже сдвинуть с места, не то что вынести из собора… только один ноготь с руки святого был привезен в Новгород… Надо думать, псковичи, не желавшие выдавать своего князя при его жизни, не выдали его и мертвого, и, поскольку происки новгородцев успехом не увенчались, можно сказать, что само небо им в этом покровительствовало.

    Так Всеволод Мстиславич стал святым, в Пскове написали его Житие, включавшее в себя панегирик достоинств, о которых ни сам князь, ни его современники, скорее всего, и не догадывались... но нужды нет… официально же канонизирован он был в 1549 году, на так называемом Макарьевском церковном соборе, когда Русской Церковью были официально признаны и прославлены многие местночтимые народом с давних времен святые. Мощи князя хранились в псковском соборе Троицы на протяжении веков, как одна из главных местных святынь (причем до времен Петра I открыто, только потом под спудом), и к ним всегда, а особенно в дни памяти святого – 11\24 февраля, день смерти, и 27 ноября\10 декабря, день обретения мощей (много позднее добавился еще день 22 апреля\5 мая - перенос мощей), - в эти дни в собор стекалось множество паломников, которые могли увидеть в его северной части  рядом с ракой, драгоценным хранилищем мощей (с XIX века – серебряной, весом аж в 10 пуд), старинный двуручный меч иностранной (итальянской) работы, некогда принадлежавший князю. Правда, как потом выяснили историки, подлинный меч со временем оказался утрачен (вероятно, тогда же, когда потерялся щит Всеволода, по легенде также хранившийся в соборе, но потом канувший безвозвратно), - в связи с утратой меч был  заменен на другой, изготовленный в более поздние времена… но идеологической силы он от этого не потерял… а Псковский княжеский стол назывался с тех пор псковичами не иначе как столом Святого Всеволода. После Всеволода в Пскове до 1148 года сидел князем его брат Святослав Мстиславич, но он псковичам уже не запомнился.

    Церковь Дмитрия Солунского, под сводами которой упокоился князь Всеволод, была построена тогда же, в XII веке, из дерева, перед кремлем на посаде с восточной стороны, то есть ближе к Пскове (позднее, в 13-том веке это место вошло в черту Довмонтова города, второй псковской оборонительной крепости). Предполагают даже, что Дмитриевскую церковь возвели спешно, специально для княжеских похорон, причем технически это было вполне осуществимо. По какой причине церковь была посвящена Дмитрию Солунскому (день памяти 26 октября\8 ноября) – неизвестно. Затем церковь перестроили в камне, из каменной тесаной плиты пополам с плинфой (плоским кирпичом), - может быть, это произошло тогда же, в XII веке. По крайней мере, путеводитель по Пскову 1977 года издания утверждает, что эта церковь в XII веке была уже каменной. Может быть, в связи с перестройкой церкви и оказались обретены мощи Всеволода, – рабочие поневоле должны были вскрыть захоронение, а перезахоранивать останки горожане после этого уже не стали, поместив их в раку и устроив торжественный перенос в Троицкий храм.

Новой перестройке церковка вроде бы подверглась в XIV веке, а в XIX веке ее разобрали, причем стройматериал пошел на возведение служебных помещений архиерейского дома. Археологи нашего времени изучили остатки церкви, выкопанные в земле. На древней плинфе они  обнаружили княжеский знак Рюриковичей - клеймо мастеров, а также на территории церкви нашелся разбитый глиняный сосуд, оброненный, как полагают, при перенесении праха Всеволода. Сосуд удалось склеить. На нём вылеплено лицо бородатого мужчины. Очень вольное предположение – что, если это портрет (хотя бы и условный) князя Всеволода-Гавриила?..   

    Перед смертью русские князья часто (хотя и не обязательно) постригались в монашество (обычай, соблюдавшийся на Руси очень долго), однако нет сведений о том, что Всеволод поступил согласно этому обычаю, так что умер он, видимо, не монахом.

    Заканчивая разговор о князе Всеволоде, стоит задержаться на одном любопытном факте его биографии: он был зятем еще одного весьма примечательного персонажа из истории русского Средневековья – князя Николы Святоши. Никола Святоша происходил из Черниговских князей, был сыном Давида Святославича и в миру звался Святославом. Стало быть, Святослав Ольгович приходился Святославу Давидовичу двоюродным братом. Такие разные Святославы…
    (Кстати говоря, прозвище, под которым он вошел в историю – Святоша – связано именно с его именем, это уменьшительное от «Святослав», хотя, поскольку он был прославлен в лике святых, прозвище оказалось как бы пророческим).

    Поначалу Святоша был князь как князь - принимал участие в междоусобицах, воевал, пытался сохранить свой удел – город Луцк… но удела все же лишился, а тут как раз умерла жена… Князю было всего лет тридцать, когда он вдруг решил бросить все в этом мире, таком жестоком и изменчивом, полном кипения гибельных для души (да часто и для тела) страстей, и принял постриг, отказавшись от обычной для людей его положения стези поддерживания своего престижа, совершая ратные подвиги и не давая покоя ни себе, ни другим.

Сделавшись монахом в Киево-Печерском монастыре, Святоша был задействован на черных работах вроде рубки дров, выполняя послушание, наложенное игуменом, после чего уже жил в отдельной келье, занимался садоводством и чтением, прославившись как человек образованный, собиратель книг, и умер в возрасте более 60 лет, прожив в монастырских стенах половину жизни и подарив своей обители свое книжное собрание, и его тело положили в Ближних пещерах. Память князя-чернеца обросла сказаниями о чудесах: считалось, что стоило больному человеку надеть его власяницу, как наступало исцеление от хвори. Он  известен как святой преподобный Печерский чудотворец. Ныне ему и памятник поставлен, а мощи его до сих пор покоятся там же, в таинственных пещерах внутри днепровской кручи… И вот этот избежавший глухого векового забвения средневековый князь с не совсем обычной биографией был связан с Всеволодом Псковским родственными узами.

                ДЕМОКРАТИЯ  ПО-НОВГОРОДСКИ.      
            НОВГОРОДСКОЕ  ВЕЧЕ. НОВГОРОДСКИЕ  КНЯЗЬЯ. 1136-1180.

«Если, княже, две главы имеет сын твой, то пошли его (к нам)».
         Ответ новгородцев великому князю Святополку Изяславичу, желавшему поставить в Новгороде князем своего сына.


    Итак, после полного развала в середине XII века Киевской Руси Новгород… Господин Великий Новгород… приобрел независимость и от Киева, и от следующего центра верховной власти – Владимира, а потом ни в какую не желал покоряться новой столице «низовских земель» – Москве. Юридической, так сказать, основой своей вольности новгородцы считали грамоту   князя Ярослава Мудрого с пожалованием им разных прав и свобод, которая, впрочем не сохранилась, что не мешало им на нее неоднократно ссылаться. В древности на хранившейся в Софийском соборе Ярославовой грамоте (или грамотах – иногда упоминается, что их было больше чем одна), приносили присягу все новгородские служилые князья. Предположительно, в грамотах Ярослава на самом деле не шло речи о политической независимости Новгорода и вряд ли утверждался широко применявшийся на деле принцип «вольности в князьях», а определялся только перечень финансовых льгот… Впрочем, по мнению историков, дело тут состояло, конечно, не в архивных документах, пусть даже самых ценных, пусть даже узаконивающих «новгородскую вольность», а скорее в том, что ильменские славяне были многочисленны, а их край находился очень далеко от южного центра Руси – Киева, что называется, за горами- за лесами, и в то время, когда князь Андрей Боголюбский фактически вывел Владимиро-Суздальские земли из-под власти киевских князей, когда многочисленные потомки Рюрика без устали делили между собой власть и сферы влияния, когда Киев слабел и слабел, - Новгород оставался сильным могущественным городом, центром большой, прямо-таки огромной области… он откололся от киевлян, и суздальцы покорить его окончательно тоже  не сумели… Новгород, богатый, преуспевающий торговый и ремесленный город, важный центр на торговом пути из «варяг в греки», в котором даже бедняки брезговали ходить в лаптях – только в сапогах… Новгород стал республикой, его называли Господин Великий Новгород, и в нем правили бояре и вече…
               
    Когда заходит разговор о Новгороде, да и о других древнерусских городах, неизбежно вспоминается деятельность городских собраний – вече. Исходя из насущных требований времени, население восставало против пагубного самоуправства князей, стремясь не позволить им, действуя  из своих корыстных интересов, наносить  своим подданным вред. Именно во времена междоусобиц и раскола, когда слабела и гибла Киевская Русь, городское вече стало играть большую роль в политической жизни Руси, являясь противовесом княжеской власти… надо же было как-то спасаться, чтобы жить… Вече состояло из всех слоев городского населения, хотя первенство принадлежало боярам и богатым купцам, оно образовывало городскую общину, могло выполнять законодательские и исполнительные функции власти, а с князьями вече заключало договор – «ряд», который оформлялся крестоцеловальной грамотой, поступавшей на хранение в городской архив. Нарушение договора могло повлечь за собой серьезные последствия… Так было во всех крупных, «старейших» городах, таких, как Киев, Новгород на Волхове, Полоцк, Смоленск, Ростов Великий, Суздаль, а затем за ними подтянулись молодые города, «пригороды» старейших – Переславль-Залесский, Владимир Залесский на Клязьме, Псков…
    Но самое знаменитое вече, конечно, новгородское.
    Вообще можно отметить, что жить в древнем Новгороде было интересно, хотя и опасно… тут имелись свои особенности…
      
    Новгородское вече собиралось рядом с Торгом и городской  княжеской резиденцией – Ярославовым Дворищем, расположенным напротив Новгородского детинца, на другом берегу Волхова, а вечевой степенью (трибуной) служила либо специальное возвышение (его основания вроде бы обнаружены археологами), либо западная паперть (крыльцо) княжеской церкви Николы на Дворище, возведенной Мстиславом Владимировичем Великим. Исследователи обращают внимание на то обстоятельство, что площадка, на которой собирались горожане, невелика, так что все многотысячное городское население здесь, конечно, уместиться никак не могло. Видимо, на вече по сигналу вечевого колокола приходили решать насущные дела выборные лица, к которым относились помимо самих новгородцев также послы новгородских подчиненных городов – пригородов (в числе пригородов, напоминаем, был и Псков)… Храм Николы на Дворище играл важную роль в вечевых собраниях, - люди, имевшие несчастье навлечь на себя гнев большинства участников веча, имели возможность укрыться внутри церкви от крайних проявлений их гнева и спасти себя таким образом от расправы, которая могла быть немедленной… говорят, колоритное слово «изувечить» появилось именно во времена властвования вечевых собраний. Правда, обратно людей, укрывшихся в храме, могли и не выпустить, – возле храмовых дверей ставилась стража, мимо которой уже было не пройти. Кроме того, собравшиеся могли сами затолкать внутрь храма людей, которых они хотели изолировать, подвергнув аресту, с тем, чтобы решить их судьбу позднее. В таком случае стража также появлялась у храмового портала, чтобы охранять пленников.   

    Новгород, по меркам тех времен город просто-таки огромный, густонаселенный, имевший и крепостные стены, и даже деревянный водопровод, территориально делился рекой на две стороны – Софийскую (центром ее был Детинец с собором Святой Софии, левый берег Волхова) и Торговую (Торг располагался на противоположном правом берегу, рядом с Ярославовым дворищем, а за ним находились городские жилые постройки). Обе  стороны подразделялись на «концы» - городские районы, в свою очередь подвергавшиеся делению. Концов было пять, каждый должен был выставлять в объединенное новгородское войско две сотни воинов, то есть всего набиралась тысяча, поэтому выборный глава новгородского войска именовался тысяцким. Хотя, конечно, соответственно обстоятельствам и с ростом городского населения численность новгородского ополчения менялась – в сторону увеличения. Софийская сторона – Неревский, Загорский, Людин концы. Торговая сторона – Плотницкий и Славенский концы. Новгородские концы состояли из улиц. Жители каждой улицы, а точнее, владельцы усадеб выбирали из своей среды двух старост, ведавших уличанскими делами, в том числе и судебными. Ведь все дела не могли разбираться князем и посадником, то есть высшей инстанцией, с мелкими делами горожане справлялись сами. Улица одновременно являлась церковным приходом, священник обладал некоторой властью вместе со старостами.

    Цитата, очень интересная: «Старосты зорко следили за всеми нарушениями границ территории, принадлежавшей улице. Известен случай, когда в 1439 году немецкие купцы, жившие на Готском дворе, поставили новые ворота и при этом стесали на ширину ладони плахи мостовой соседней Михайловой улицы. Однако даже столь незначительное нарушение владельческих прав уличанской общины привело к чрезвычайно острому конфликту. Жители Михайловой улицы во главе со своими старостами потребовали переставить злополучные ворота туда, где стояли прежние. В конфликт оказались вовлеченными вече, владыка, посадник, тысяцкий. Немцы были вынуждены отступить. Конфликт продемонстрировал силу уличанской общины, сплоченность жителей улицы и их решимость защищать от посягательств каждую пядь своей земли – буквально».
В.Ф. Андреев. «Северный страж Руси».

    Городское население делилось на «больших» и «меньших» - бояр и простых людей. На самом деле «больших» было меньше, но именно они, представители всего нескольких семейств, благодаря своему богатству и влиянию держали в своих руках город. Между Софийской, населенной городской аристократией,  и простонародной Торговой стороной существовал стойкий и вполне понятный антагонизм, временами обострявшийся до состояния настоящей войны. В летописях имеются описания вооруженных столкновений между облаченными в боевые доспехи горожанами, когда они таким образом пытались решить свои насущные проблемы. Эпицентром столкновений всегда становился Великий мост через Волхов (до наших дней не сохранившийся). Этот мост был местом не простым. Здесь  происходили казни, состоявшие в том, что осужденного бросали с моста в реку, здесь дрались между собой новгородцы, если противоречия между партиями достигали своего апогея… и побежденные бойцы летели с моста в воды колдовской северной реки, а она охотно забирала жертвы и редко возвращала их назад…

    Волхов – река особенная. Ее название считают производным от имени одного из сыновей легендарного князя Словена – Волхова. Однако, как известно, волхвами на Руси называли языческих жрецов, позднее, во времена христианства, ставших в понимании людей в один ряд с колдунами. Река соединяет два озера (из Ильмень-озера вытекает, в Ладожское втекает) и весьма полноводна, причем ее воды несут с собой большое количество озерного ила, из-за чего ее волна обладает значительной плотностью и тяжестью, так что река весьма способна опрокидывать лодки во время волнения и не слишком пригодна для того, чтобы ее пересекали вплавь…  а кроме того, наклон ее русла от истока к устью  не достаточно выражен, поэтому понижение уровня воды в Ильмене с учетом поступления воды из боковых притоков способны создать удивительный природный феномен – заставить реку течь в другую сторону, поменяв исток и устье местами. «Иде Вълхово опять на възводье по 5 днии», - сообщает летопись. Два слова в этой фразе являются ключевыми: «на възводье», то есть против течения, и «опять», то есть такое случалось неоднократно. Впрочем, новгородцы считали это явление дурной приметой. Например, проявление загадочного нрава реки, разлив стальных, будто седых волн которой и без того способен произвести сильное впечатление, в начале XI века связали с нападением на Новгород князя Всеслава Полоцкого (это когда он ограбил город и увез с собой в качестве военного трофея колокола Святой Софии Новгородской). Кстати, в этот же временной период Всеслав дважды пытался овладеть Псковом, но так и не преуспел… не потому ли, часом, что река Великая не имеет такой дурной привычки, как Волхов, идти по своему усмотрению «на възводье»?..

    Историки до сих пор не вполне разобрались, что из себя представляло новгородское вече, какого было состава, кто имел на нем голос и так далее. Все городское население обладало равными правами? Что можно сказать в этом плане о жителях близлежащих сел? Может быть, простые горожане, не говоря уж о сельчанах, никогда не участвовали в бурных вечевых собраниях, а голосовали только так называемые «пятьсот золотых поясов», то есть выходцев из крупных боярских семей? Историки предполагают, что в Новгороде было примерно пятьсот усадеб, вот их хозяева и являлись правомочными горожанами – или нет? Однако основоположным все-таки признается мнение, что в собраниях веча участвовали все свободные мужчины Новгорода независимо от их социального статуса.          
    Существует очень интересный документ, который, правда, относится уже к закатному времени Новгородской республики… но, возможно, этот документ отражает вековую новгородскую традицию… Это жалованная грамота новгородского веча Соловецкому монастырю, написанная где-то между 1459 и 1470 годами. Соловецкие монахи били челом «господину преосвященному архиепископу Великого Новагорода и Пьскова владыкы Ионы, господину посаднику Великого Новагорода степенному Ивану Лукиничу и старым посадникам, господину тысяцкому Великого Новагорода степенному Труфану Юрьевичу и старым тысяцким и боярам, и житьим людем и купцам и черным людем и всему Господину Государю Великому Новугороду, всим пяти концем на веце на Ярославле дворе». Историки отмечают особую ценность грамоты, ведь здесь перед нами предстают все те, кто решал на вече важные вопросы и гордо именовал себя Господином Государем Великим Новгородом, - а тут и бояре, и житьи, и купцы, и «черные» люди.
    Если прочитать подробное описание того, чем занималось новгородское вече, составленное историками на основании исторических документов, то становится ясно, что вече в Новгороде – это было все. Внешняя и внутренняя политика во всех своих аспектах (с кем воевать и кто будет заниматься делами и княжить), законодательный орган власти (новгородская Судная грамота была утверждена на вече), распределение финансов и земельного фонда (поскольку Новгород являлся владельцем огромной земельной территории), высшая судебная инстанция, немедленно сама приводившая в исполнение свои приговоры (особенно смертные). Для принятия решения требовалось согласие подавляющего большинства присутствующих. Однако достигнуть такого согласия удавалось далеко не всегда, во всяком случае не сразу. Нередко вече обсуждало какой-нибудь вопрос по нескольку дней. Политическая борьба подчас была очень острой и доходила до вооруженных столкновений, о чем уже упоминалось выше.
    Но вече, каким бы оно ни было по своему составу, собиралось изредка, а бояре заведовали делами постоянно. Главными среди них считались выбиравшийся по жребию из трех кандидатов, названных на вече, архиепископ Новгородский (епископы Новгорода стали архиепископами с 1163 года), обладавший высоким авторитетом и большой властью (его имя значилось в грамотах первым, он владел огромными земельными угодьями, распоряжался владычной (Софийской) казной и даже имел свое войско – владычный полк), затем посадник (также выборный, происходивший из боярской среды), а кроме того приглашенный по решению веча на новгородский престол князь… таким образом, в Новгороде у кормила власти стоял выборный триумвират… но этот новгородский князь, торжественно проходивший обряд вокняжения в Софийском соборе, принося клятву на верность новгородцам и принимая такую же клятву от них, на самом деле являлся самым младшим членом триумвирата, был только воеводой, начальником войсковых сил… он получал за свою службу и на обеспечение (свое собственное и своей постоянной дружины) некоторые новгородские земли с городами – в «кормление», как тогда говорили, но взамен должен был обеспечить Новгород надежной военной силой… по существу наемник… ему принадлежали некоторые полномочия власти, но выходить за строго очерченные рамки ему не дозволялось…

Хотя князь ведал военными делами, но с кем и когда начинать войну, решал не он, а вече, - он имел право только воевать и не имел права от этого отказаться. Князь был административным главой, но решения предыдущих князей не оспаривались им и не отменялись: «А без вины ти, княже, мужа без вины не лишити волости, а грамот ти не посужати». Обычно посадник назначался князем и рассматривался как его помощник, в Новгороде же посадник избирался горожанами без княжеского ведома (причем этот обычай утвердился еще до переворота 1136 года), между тем без веча и посадника князь не мог делать никаких распоряжений. Князь разбирал судебные дела, но только вместе с посад¬ником: «А без посадника ти, княже, не судити», «А без посадника, княже, ни грамот ти даяти». Земельными наделами, которые князю предоставлял Новгород, он распоряжался как временный хозяин, не мог ни продать их, ни передать кому бы то ни было, ни выкупить в личное пользование: «А без посадника ти, княже, ни волостей раздавати»… хотя в Новгороде князья имели дом и двор (Ярославово дворище), но еще со времен Мстислава Великого и вынуждены были, и предпочитали жить за городом, на Городище, где находилась их укрепленная резиденция (по легенде, заложенная еще Рюриком… Рюрику тоже возбранялось жить в самом Новгороде?)… Рюриково Городище, кстати,  контролировалось все тем же новгородским посадником… для сравнения – новгородский архиепископ имел резиденцию в самом Детинце, даже главная улица которого, выходившая на Великий мост, именовалась Епископской (в просторечье Пискупля)… а вече могло в любое время собраться и выгнать «кормленого» князя, ставшего неугодным, расторгнув со своей стороны заключенный договор, а летописцы потом записывали нечто вроде: «не хощемъ тебе; поиди, камо хощеши»… и иди себе в самом деле куда хочешь, как говорится, на все четыре стороны… Правда, в каждом деле есть свои нюансы – бывали случаи, когда князья, напротив, желали поскорее убраться восвояси подальше от новгородцев, а те в таких случаях их еще и удерживали – силой.   
    При знакомстве с бытом и укладом средневекового Новгорода невольно возникает вопрос – а зачем Новгороду вообще был нужен князь? Выбрали бы на вече воеводу из своей среды (да у них и был воевода – тысяцкий), а судил бы посадник, и дело с концом. Но все было не так просто.
    Династии, княжившие в определенных землях согласно воле Ярослава Мудрого и достигнутой  между собой договоренности («каждый да держит вотчину свою»), обладали в Древней Руси большой силой и влиянием. Иметь у себя князя значило для Новгорода иметь связи с той землей, где правила его семья. Это был торговый и оборонно-наступательный союз. Новгородцы, судя по всему, вообще хотели бы привязать к себе какую-либо династию, сделать ее своей (вместе с ее вотчиной, конечно, и открывающимися отсюда перспективами), только у них это не получилось, - амбициозные князья все стремились на юг, в Киев, а не на север, в Новгород. С другой стороны, ожесточенная борьба новгородцев, причем одновременно и с «низовскими» землями (Суздаль, Ростов, Владимир), и со всеми своими иноплеменными соседями ясно показала, что ни отбиться от суздальцев полностью, ни справиться без них с литовцами, немцами и шведами у Господина Великого Новгорода не получится.
    Кроме того, иметь князя, который бы воевал за Новгород и был в нем судьей, предписывал и древний обычай – «старина». Новгородцы были людьми приличными, они хотели жить по обычаю, «по старине». Либо они этим утешались, когда скрепя сердце пускали к себе очередного «низовского» князя.

    После 1136 года, когда на историческую сцену выступила Новгородская феодальная республика (просуществовавшая три с половиной века), за период примерно в полвека на столе Господина Великого Новгорода сменилось 18 князей. Каких-то господа новгородцы приглашали сами, сообразуясь с политикой момента, каких-то им навязывали могущественные «низовские» князья, Суздальские и Владимирские. Кто-то из князей едва удерживался на престоле, балансируя словно на острие ножа и рискуя жизнью, как рисковал Святослав Ольгович Новгород-Северский(союзник Юрия Долгорукого), дважды становившийся жертвой покушений. Кто-то из князей был только номинальным, не княжил, а числился из-за своего малолетства, как младший сын Андрея Боголюбского Юрий. Кто-то из князей не проявил себя достойным образом ни в политике, ни на поле брани, как Рюрик Ростиславич. Но были и мужественные, прославившие себя воины – Святослав Ростиславич отразил экспансию шведов, разбив их мощный флот и потопив больше сорока шведских  кораблей, а Роман Мстиславич, который впоследствии княжил в Галиции и которого позднее называли Великим (отец Даниила Галицкого), в молодости доблестно оборонял Новгород от войск Андрея Боголюбского (это когда, как повествует старинное предание, на помощь новгородцам пришли силы небесные и прославилась икона Богородицы Знаменье). Однако был один герой, ставший для новгородцев особенно дорогим и близким – князь Мстислав Ростиславич Храбрый.

                КНЯЗЬ  МСТИСЛАВ  ХРАБРЫЙ. 13.06.1180.

«Братья, если умрем за христиан, очистимся от грехов».
         Из Жития святого Мстислава Храброго.


    Прежде чем перейти к дальнейшему повествованию, к следующим событиям, хочется задержаться на такой колоритной фигуре, как князь Мстислав Ростиславич Храбрый (в крещении Георгий – тоже символично, между прочим). Храбрым этого воителя прозвали уже потомки, но он был храбр, истинно… хотя бы уже потому, что не побоялся воспротивиться  Боголюбскому – одно дело потаенный саботаж предприятиям великого князя-самовластца, а другое открытое выступление (это ведь он обесчестил посла Боголюбского, отрезав ему бороду, из-за чего великий князь очень хотел бы получить его в свои руки живьем)… но он и в бою отличался храбростью… Мстислав Храбрый был Мономашичем, внуком Мстислава Великого и сыном Ростислава Мстиславича Смоленского, пятым его сыном. Дата его рождения неизвестна, но его предыдущий брат Давыд родился в 1140 году… хотя были еще и сестры… Первый раз этот Мстислав отличился во время похода на половцев в 1168 году, а потом достаточно активно вмешивался в политические дела… то есть в княжеские усобицы… то есть в 1168 году лет двадцать ему точно было.
    Был дважды женат (дочь Ярослава Осмомысла и рязанская княжна Феодосия Глебовна) и имел троих сыновей, упомянутых в Слове о полку Игореве, - как предполагают, из уважения к заслугам отца, хотя сыновья эти были тоже не проходные фигуры в истории. Первый его сын – знаменитый князь Мстислав Мстиславич Удатный (тесть Даниила Галицкого и, с некоторой долей вероятности, дед Александра Невского по материнской линии), второй, Давыд, ничем не отличился (кроме, разве, сражений с литовцами - но кто из западных князей в те времена не сражался с литовцами), а третий сын – по своему также весьма примечательный князь, Владимир Мстиславич Псковский, оставшийся после ранней смерти отца безудельным, метавшийся на Псковском княжении между русской и немецкой сторонами, и ставший отцом такого же профессионального перебежчика, Ярослава Псковского - князя Герпольта старинной немецкой хроники… о них обоих обстоятельный разговор еще будет впереди… Мстислав Храбрый и его сыновья сыграли не последние роли в истории Северной Руси, Новгорода и Пскова.   

    В 1173 году Мстислав удачно оборонял от огромного войска, присланного великим князем Андреем Боголюбским для занятия Киева, киевский пригород - Вышгород. После смерти Боголюбского Мстислав вместе со старшими братьями и Глебом Рязанским поддерживал ставленников старого ростовского и суздальского боярства, племянников Боголюбского, Мстислава и Ярополка Ростиславичей, против братьев Боголюбского, Михаила и Всеволода Юрьевичей, поддержанных в свою очередь новыми ремесленными городами и Святославом Всеволодовичем Черниговским.
    В 1175 году старший брат Мстислава, Роман Мстиславич вновь попытался удержать Киев, а Мстислав в это время побывал Смоленским князем, но потом возвратил Смоленск Роману. В Житии Мстислава об этом сказано так:
    «Береги его, — сказал он Роману, — я брал только для того, чтобы сохранить тебе. Он не хотел более вступаться в кровавые ссоры…» Это, конечно, житийный, идеализированный взгляд на вещи. В дальнейшем Мстислав все равно не избежал конфликта с братом, так что, уступая ему Смоленск, он, возможно, напрасно отказался от борьбы, совершив роковую ошибку, которая стоила ему жизни.   
    
    В 1179 году Мстислава пригласил к себе на княжение Новгород. Летопись говорит, что князь не соглашался на предложение, отвечая что-то вроде: «Не пойду от братьев и от своей вотчины (уделом Мстислава был Белгород под Киевом)». «А мы разве не твоя вотчина?» - возразили новгородские послы и умолили его прийти на княжение. Вотчиной Мстислава Мстиславича Новгород формально мог считаться потому, что дед князя Мстислав Великий был Новгородским князем (да еще и особо любимым новгородцами)… Предание утверждает, что вольный город выражал искреннюю радость по поводу приезда к ним Мстислава: его встретили крестным ходом и с восторгом внимали его присяге в Софийском храме.

    Мстиславу удалось завоевать симпатии новгородцев, хотя он пробыл их князем менее двух лет. В 1179 году, начиная свое княжение, он совершил удачный поход на чудь во главе 20-тысячного войска: «Тогда же он вышел против хищных эстонцев, которые перед тем осаждали Псков и не переставали грабить пограничные места. Мстислав прошел с опустошением страну их до моря, взяв множество пленных и скота»…
    Весной 1180 года Мстислав собирался двинуться на Полоцк, однако был остановлен своим старшим братом Романом Ростиславичем Смоленским, который выслал на помощь Полоцку своего сына Мстислава, так что поход пришлось отменить.
    В этом же году Мстислав Храбрый внезапно заболел и вскоре, 13 июня 1180 года, скончался. Ему было не более 35 лет. Умирал бедняга очень тяжело, перед смертью сильно похудел, и у него стал отниматься язык. В день кончины он приказал отнести себя в церковь, причастился и умер после литургии - так говорит предание. Какая болезнь стала причиной преждевременной гибели этого сильного молодого мужчины – неведомо. Из предыдущего краткого обзора понятно, что он обладал самостоятельным резким характером, угрожал соседям-полочанам и как раз серьезно разошелся со старшим братом… Смерть сколько-нибудь значительного лица, тем более доставляющего неудобства другим значительным людям, в условиях Средневековья сразу вызывает подозрения о яде… а яды бывали всякие… хотя и различной заразы тогда тоже хватало, конечно…
   
    Новгородцы горько оплакивали Мстислава, Ипатьевская летопись гласит: «…Яко же и дед твой Мьстислав (сын Мономаха) освободил ны бяше от всех обид; ты же бяше, господине мой, сему поревновал и наследил путь (военные походы) деда своего… Сий же благоверный князь Мьстислав, сын Ростиславль… бе то крепок на рати, всегда бо тосняшеться (стремился) умрети за Рускую землю и за хретьяны… И плакашеся по нем вся земля Руская, не може забыти доблести его и Чернии Клобуци вси не могуть забыти приголубливания его»…
    Из современной версии Жития князя Мстислава: «Возрыдал по нем весь Великий Новгород: «Зачем не умерли и мы с тобою, князь славный, сотворивший толикую свободу Великому Новгороду». Плакала по нем и вся Русская земля, и, по свидетельству летописи, не только его дружина, но и самые иноплеменники долго не могли забыть доблести его. И прибавляет летописец еще о благоверном князе Мстиславе: «Он был роста среднего, лицом красавец, а душа его была еще лучше. Щедро расточал он милостыню, помогал обителям. Был храбр и мужествен; он желал умереть за землю Русскую. Когда приходилось освобождать пленных у язычников, он говорил: «Братья, если умрем за христиан, очистимся от грехов». Он не собирал ни золота, ни серебра, но раздавал то дружине своей, то церквам за свою душу».

    Новгородцы погребли Мстислава в гробнице строителя Новгородского собора Святой Софии Владимира Ярославича, сына Ярослава Мудрого. Княжеская гробница находится в соборном приделе Рождества Богородицы. По описанию 1634 года, «мощи его (Мстислава) нетленны, а рука ему правая выспрь». Сравним: в Житии князя Юрия Всеволодовича, погибшего в битве с татарами на реке Сити, сказано так: «правая рука поднята была как бы у живого, показывая на подвиг». То же самое чудо связано с Александром Невским, – согласно легенде во время отпевания покойный князь Александр протянул из гроба правую руку, чтобы взять у священника отпускную грамоту.  В 1919 году при новом вскрытии гробницы Мстислава Храброго в Новгороде останки выглядели куда хуже: найдены были лишь череп и полуразрушенный скелет.
    Память Святого Мстислава Храброго, в крещении Георгия (Юрия), совершается местно 14-го июня (по новому стилю 27 июня), а также в дни русских и новгородских святых, соответственно во 2-ю и в 3-ю неделю по Пятидесятнице.
   
             НОВГОРОДСКИЕ  КНЯЗЬЯ (ПРОДОЛЖЕНИЕ). 1180 – 1212.

    После безвременной смерти Мстислава Ростиславича новгородцы взяли на княжение младшего сына князя Святослава Всеволодовича Черниговского и Киевского, Владимира. Однако ссора Святослава и молодого князя Всеволода Юрьевича Владимиро-Суздальского (Всеволод Большое Гнездо) в 1180 году двинула чаши политических весов таким образом, что недавние союзники (Святослав ведь помогал Всеволоду получить Владимирский стол) поссорились до состояния войны… конкретным предметом спора была Рязань, но также и то обстоятельство, что Святослав вообще как-то уж очень умело прибирал к рукам одну за другой волости, и Новгород в том числе… так вот, они вывели войска, постояли друг напротив друга … в Московской области, на речке Веле… и разошлись без боя, но врагами… тут Владимира Святославича попросили из Новгорода по-хорошему (чтобы не было по-плохому), а вместо него взяли ставленника Всеволода…

В последующие три десятилетия в Новгороде правили только ставленники Всеволода, сначала рекомендованные им родственники, а затем сыновья. В 1180 году новгородцы взяли к себе по рекомендации Всеволода (рекомендация была выражена очень недвусмысленно, когда Всеволод, утверждая свою власть, захватил у новгородцев Торжок)… так вот, выбор Всеволода (и соответственно, новгородцев) пал на Ярослава Владимировича - это внук Мстислава Великого, сын его сына от второй жены – Владимира Мачешича (не путать данное прозвище с Мономашичами – это несравнимо)… ветвь младшая, не пользовавшаяся признанием среди первородного потомства Мстислава Великого, но гордым новгородцам пришлось это обстоятельство как-то пережить…

Впрочем, Ярослав вскоре проштрафился – не оказал помощи Пскову против нападения литовцев, и его выгнали (всего после двух лет княжения), а на его место взяли другого князя, из Смоленска… но Смоленский князь Давыд Ростиславич, отец князя Новгородского Мстислава Давыдовича, всерьез поссорился со смоленским боярством, акции Смоленской династии упали, соответственно акции ее противников возросли… Ярослав Владимирович из Мачешичей снова оказался призван, находился на новгородском княжении почти 10 лет, удачно воевал с чудью и с немцами под стенами Дерпта и Оденпе (Медвежья Голова – медвежане)…

Затем в Новгороде княжили сыновья Всеволода Владимирского и Суздальского – Святослав и Константин, однако оба номинально. Святослав был еще мал, в год избрания на новгородский стол (1200 год) ему было всего 4 года, а его старший брат Константин, сменивший его на новгородском княжении в 1205 году, хотя уже вполне мог считаться взрослым (19 лет как-никак), бывал в Новгороде редко, чаще находясь возле отца. У Всеволода Юрьевича было полно дел, требовались помощники… он воевал с волжскими булгарами и мордвой, вмешивался в Галицкие проблемы, помогал Смоленским Ростиславичам против Черниговских князей, терял и приобретал наследственные южные земли, воевал и жег Рязань…

    Годы шли, на исторической сцене появились новые лица из следующего поколения. Всеволоду Юрьевичу в ходе протекавшей с переменным успехом борьбы удалось сохранить за собой Переяславль Южный, но его влияние в Северной Руси, на Новгородчине, к концу его правления ослабело, и в 1210 году князем в Новгороде стал Мстислав Мстиславич Удатный из Смоленских Ростиславичей… Мстислав Удатный, как уже упоминалось, возможно (точно это неизвестно), - дед Александра Невского… вот до каких времен мы добрались. Мстислав имел уделом Торопец в Смоленской земле, и Всеволод пошел было на Торопец войной… но Мстиславу, нанесшему ответный удар по Торжку, удалось пока удержаться в Новгороде.    

    А в 1212 году Всеволод Большое Гнездо, самый младший сын Юрия Долгорукого, великий князь Владимиро-Суздальский умер, в возрасте  58 лет, после 30 лет княжения, оставив по себе молодую вдову (за три года до смерти он женился вторым браком на княжне Любаве Васильковне Полоцкой) и большую, но недружную семью… отсюда рукой подать до новых ожесточенных междоусобиц и до страшной кровавой братоубийственной Липицкой битвы 1216 года… 
               
                ПСКОВСКИЕ  КНЯЗЬЯ.
   
    Псков двигался по тому же пути развития, что и его сюзерен, Новгород, хотя и несколько отставая от него… то есть в Пскове было почти тоже самое – тот же торговый и ремесленный люд, то же вече, собиравшееся возле Троицкого собора в детинце на буевище (площади)… совет господ, стоявший во главе города (хотя сильного социального расслоения, какое имелось налицо в Новгороде, в Пскове не наблюдалось)… только своего духовного владыки у Пскова не было, псковские священники подчинялись Новгородскому архиепископу, да и посадник, бывало, назначался из Новгорода.

    Что же касается князей, то, с одной стороны, псковичи в  первую очередь полагались на себя и подчиненными княжеской власти быть не желали. Недаром же в Псковской летописи сказано с полной определенностью: «От начала убо Русския земля сей град Псков ни коим же князем владом бе, но на своей воли живяху в нем сущие людие». С другой же стороны псковичи, исходя из соображений престижа и для пользы дела, старались, чтобы престол Святого Всеволода не стоял вакантным, однако занят он бывал не всегда. Причин тому имелось несколько, - княжить в «новгородском пригороде» было не слишком почетно, мало выгодно и часто просто опасно. Как политически, так и экономически Псков оставался зависим от Новгорода, которому  принадлежала часть его торговых и прочих прибылей, что неизбежно сокращало доходы самих псковичей и, соответственно, их князя… что же касается до предоставляемых псковичами князю прав, то их объем был еще уже, чем в Новгороде. В военном же отношении Псков являлся форпостом Новгорода в борьбе с западными соседями, первый их удар, даже если он предназначался Новгороду как главе всей контролируемой им земли, отражать приходилось Пскову, причем вопрос с новгородской помощью являлся проблемным (пришлют- не пришлют, успеют – не успеют), часто приходилось крутиться самим… и тут-то как раз первая роль отводилась князю… особая честь проливать свою кровь, доблестно воюя за «град Плесков», отстаивая его снова и снова  в бесконечных войнах…

    В одной статье, посвященной истории Пскова, остроумно замечено, что «охотников занять Псковский стол было немного. В Псков приводила князей только горькая нужда». Горькая нужда, вот оно как… Одним словом, быть псковским князем было последнее дело?.. Князьями в Пскове, действительно, часто становились безудельные, самые младшие представители знатных династий. С другой стороны, князья в Псков приглашались соответственно политического момента… а политическая нестабильность заставляла то и дело менять политический курс…

С 1138 года, когда умер святой Всеволод, и по 1266 год, когда князем в Пскове стал еще один изгой – литовец Довмонт,  то есть за 128 лет, в Пскове сменилось 14 князей, причем 53 года за этот временной период престол оставался вакантным. Получается, что в среднем каждые 5 лет псковичи жили с новым князем. На самом деле кому-то из потомков Рюрика посчастливилось княжить по нескольку лет, а кому-то от силы несколько месяцев. Получается, что дольше всех псковским князем номинально числился Судислав Владимирович – 22 года, но ведь он провел их в псковской тюрьме. Фактически же с 1138 по 1266 год наиболее длительно Пскову служил шестой по общему счету князь, Владимир Мстиславич из смоленской династии – 16 лет. Зато за два года, 1213 и 1214, в Пскове сменилось 4 князя, что говорит о внутренней смуте и борьбе.
    Если считать Судислава, то Довмонт был 17-м князем (а если не считать, что, вероятно, будет правильнее, - то, соответственно, 16-м), и он был единственным за длительный период времени, до конца XIV века, князем из Литвы, да еще, что называется, безо всякого приданого – никаких связей с родиной и никакой возможности помощи со стороны, как бы не наоборот. Но именно он среди всех псковских князей сделался самым знаменитым, он стал значить для Пскова даже больше, чем начинатель псковского княжения князь Всеволод.
(Декабрь 2012г.)
**********
Продолжение:http://www.proza.ru/2014/11/27/872

Содержание сборника «Город Барса»: http://www.proza.ru/2014/11/27/844