На фотографии - обложка той самой книги, которую я получила на окончание школы.
АСЮ ВЫГНАЛИ
В школе произошло одно событие, которое привело к ужесточению режима. С начала учебного года на последней парте сидела молчаливая девочка Ася. У нее были карие глаза, неяркие, бархатные, слегка вьющиеся волосы. Она тихо говорила, мягко двигалась на своих сильно искривленных ногах, как говорили – «ноги колесом». Кто-то однажды сказал:
«Ася живет одна, у нее нет родных».
Из класса Ася исчезла внезапно, не в конце четверти, и даже не в конце недели. В один из понедельников, прямо с утра, в классе появилась директорша школы. Тут мы узнали про Асю. Она проскрипела:
«Лак, у кого он есть, соскоблить бритвой с ногтей. Никаких причесок, чулки в резинку. Ваша соученица отчислена из дневной школы. Она хотела окончить дневную школу будучи замужем, вечерняя школа постигнет каждого, кто выйдет замуж…»
Бедная Ася думала, если она будет молчать, то никто не узнает, что она вышла замуж в 18 лет. Война только несколько месяцев как закончилась, а мир уже разделился на благополучных и неблагополучных. В качестве одежды одобрялся костюм, который был на директорше, но так как фигура директорши была сплющена сверху вниз, шея отсутствовала, губы вытянуты в ниточку, глаза в щелочки, надутые щечки выперлись, красота костюма не могла ее спасти. Ее требования прилепить волосы при помощи металла к голове, при наличии у каждой ученицы копны волос, тоже терпели крах.
В то время я дружила с Кирой Моторичевой, она стремилась к медали, причем непременно золотой. Она больше других понимала желание Аси окончить дневную школу. У Киры были две косы ниже пояса. Мама Киры изо всех сил старалась одеть дочку получше. Когда папа уезжал в Москву, он получил последнее военное обмундирование: отрез черной шерсти на брюки комсостава морских сил. Галя потребовала этот отрез для меня, нашла пожилого портного. Он мне изготовил две юбки и «железобетонный» пиджак, столько в нем было проложено «подборта».
КАНИКУЛЫ
На зимние каникулы я поехала в Москву. Галя в дорогу купила в коммерческом магазине белый батон, весь нарезала и намазала топленым маслом. В купе со мной было три морских офицера, преподаватели училищ, очень симпатичных и любезных. Они очень удивлялись, что я не пью чай. Я сгорала от стыда со своим батоном. Он так и прибыл в Москву нетронутым.
В Москве я проводила время среди студентов первого курса, они закончили первый семестр. Студенты относились ко мне нежно, как будто я не в десятом классе, а в первом. Это меня немножечко обижало, но не мешало веселиться вместе с ними. Папа жил в поселке Кратово по Казанской железной дороге недалеко от Жуковского, где располагались научно-исследовательские институты авиационной промышленности. Там проводились испытания самолетов. Отец работал на строительстве объекта для испытания самолетов. Поселок Кратово утопал в снегу. Папа открыл калитку. У входа на террасу стояли козлы для пилки дров и тумба для колки. От чего уехали, к тому и приехали. Коттедж отапливался дровами. Большая комната вела от одной террасы до другой. Топки двух печей выходили в эту комнату. С другой стороны была кухня с плитой и ванная с колонкой. В этом поселке жила еще одна сотрудница, которая работала во время войны на Урале, Гоголицина Татьяна Алексеевна.
Она закончила в Ленинграде Архитектурное отделение Академии художеств. С самого начала своей карьеры работала строителем. Во время войны с трестом выехала в Нижний Тагил, к концу войны работала Начальником участка в Березовске, около города Свердловск. За работу во время войны получила орден Трудового красного знамени. Получать орден она поехала в Москву. В Кремле, когда назвали ее фамилию, с ударением на второе «о», она не сразу сообразила, что это ее вызывают, хотя фамилию произнесли правильно. Обычно ее называли с ударением на «и», проглатывая первое «го», и намекали, что она графиня Голицина, которая изменила фамилию, чтобы понравится советской власти. На самом деле никакой графиней она не была.
У Татьяны Алексеевны были голубые глаза и лицо как у ангела, но это впечатление было совершенно обманчиво. Работала она с упоением, была умным и жестким руководителем.
Татьяна Алексеевна была двоюродной сестрой Сергея Образцова, их матери были родными сестрами. Младший брат Татьяны Алексеевны погиб в самом начале войны, его звали Дмитрий. Дмитрий был такой же красивый, как его старшая сестра. Вся семья еще долгое время после войны надеялась на его возвращение и ждала… Старший брат, когда я приезжала к папе, был в Германии. Когда мы встретились, Татьяна Алексеевна сказала:
«Вот закончилась война, а моя мечта не сбылась, я до сих пор мечтаю о белом хлебе со сливочным маслом и любительской колбасой».
В это время еще были карточки. До колбасы оставалось еще два года.
БАЛ
В оставшиеся полгода нашего пребывания в школе нас начали готовить к выпускным балам во дворцах. Мы были первым выпуском после войны, и нас было очень мало. Дворцовые помещения в Ленинграде были заняты под дворцы всего возможного направления. Главным музеем был музей Революции, он располагался в огромном здании Зимнего дворца и еще имел филиалы в других районах. Ныне Дворцовая набережная называлась набережной 9 января. В примыкавшие к Зимнему дворцу здания Эрмитажа имели вход с улицы Халтурина «под атлантами». В Аничковой усадьбе на Невском проспекте располагался Дворец пионеров. Центральные районы имели свои Дворцы пионеров. В районах, не имеющих дворцов с большими залами, строились Дома культуры. Выборгский дом культуры, построенный по проекту архитектора Симонова в стиле конструктивизма, наша семья активно посещала до войны. Московские театры охотно выступали в нашем доме культуры, он давал хорошие сборы. После войны мы там не бывали.
Однажды и нам устроили бал прямо в школе в качестве тренировки перед выпускным. Выпускников было мало, пригласили, чтобы заполнить пустоту, девятые, и даже восьмые классы. В качестве кавалеров пригласили «спецов», кадетов из военного училища. Девочки подпирали стенку с одной стороны, мальчики с другой, под углом. Все мальчики были маленького роста, тонкие шеи торчали из парадной формы, и все они были очень коротко подстрижены. Может быть, среди них и были наши ровесники, но они выглядели младше нас. Им было приказано танцевать. Один из мальчиков вышел из строя, промаршировал до нашей шеренги, остановился у первой в строю девочки и протянул вперед руку как для рукопожатия. И так, с протянутой рукой, он прошел мимо всего ряда. Никто из девочек на него даже не посмотрел, так что, дойдя до конца ряда, мальчик с облегчением вернулся в свой строй.
Ко мне подошла Кира Моторичева с замысловатой прической из своих кос и, сверкнув глазами, сказала:
«Пойдем домой, старуха».
Больше балов у нас в школе не проводили.
ВЕСНА
Нам было по семнадцать лет. К Артемьевым мне удалось выбраться только ближе к весне. Нонна мне позвонила, что будет что-то готовить. Я всегда была готова чистить картошку и тереть ее на терке. Готовили, ели, выпивали и танцевали под патефон, все вместе. Однажды во время танцев Витька загнал меня за какой-то шкаф и хотел поцеловать, но из шкафа с грохотом посыпались полки. Леонид Константинович громко сказал:
«Виктор, ты потише обнимайся».
Он сказал это очень строго, я сгорала от стыда.
Янина Аттоновна, мать жены Лени, приняла меня во внучки и приказала всем нарядиться. Мы вместе справляли и католическую пасху, и православную. В каком порядке не помню. Что-то испекли и разрешили есть, а не спрятали по коробкам как раньше. В первый раз накрыли большой стол в столовой. Я заплакала. Бабушка спокойно сказала:
«Пойди умойся и накрась ресницы».
К выпускным экзаменам мы готовились вместе с Кирой Моторичевой. У них в квартире почему-то никого из родственников не было. Были белые ночи. Мы «валетом» занимали подоконник. То и дело с улицы нас приглашали на свидание. Один мужчина сказал:
«Вот что любовь делает».
Но Кира была любительницей правды и ответила:
«Не любовь, а экзамены».
Как я сдавала выпускные экзамены, я не помню. Но как Кире поднесли первую «четверку» хорошо помню, она сказала:
«Ну, хоть «серебро» я получу!»
За первой «четверкой» последовала вторая, и еще одна, и никакой медали Кира не получила.
На вручение аттестатов нам было приказано явиться в белых платьях. В белых платьях! Легко сказать. Кто-то из знакомых дал кусок белого шелка, но на нем было большое рыжее пятно, как на всех вещах, перенесших годы сырости. В те годы нельзя было внести в композицию пятно. Материала было мало, и мне сшили маленькое белое платье. Чтобы отличить его от ночной рубашки, сплели поясок из красных и синих ниток. Вместе с аттестатом об окончании школы я получила чудесную книгу Остроумовой-Лебедевой «Автобиографические записки» издательства «Искусство». Остроумова-Лебедева была художницей Ленинграда и много гравюр и офортов посвятила городу. Удивительно, что эта книга была подписана к печати через месяц после окончания войны.
Выпускной вечер с танцами у нас был в Аничковом дворце, главном дворце пионеров. Мама дала мне свое платье и туфли. Но мы с мамой были разных расцветок, платье для меня было слишком яркое. Для нас открыли огромный зал, но света было очень мало, не все люстры были включены, и мы как приведения отражались в бесчисленных зеркалах. Было темно и холодно.
Нам предстояло еще одно праздничное мероприятие – поездка на речном трамвае на Правый берег Невы. В этом курортном месте многие из нас были в первый раз. Мы двигались к истоку Невы. Нева, широкая в пределах города, в районе Правого берега была еще шире. Нам дали завтраки из школы и еще из дома, но все равно было мало. Погода была пасмурная, иногда моросил мелкий дождик. Мы с Кирой взяли купальные костюмы. Я взяла мячи для лапты. Программу мы с Кирой перевыполнили. Кира, когда первый раз ударила по мячу, он так далеко улетел, то все поняли, что равной команды нам нет. Я радовалась, что Кира ожила. В воду полезло всего несколько человек. Кира плавала тоже как мальчишка «саженками». Погода постепенно наладилась, и домой мы возвращались, когда начало темнеть. Река затихла. На берегах зажглись огоньки.
(продолжение следует)