В качестве одного из заключительных аккордов моего повествования, относящегося к многолетнему периоду работы в Германии, я хотел бы рассказать о неофициальных переговорах председателя КГБ СССР В.А.Крючкова и министра внутренних дел ФРГ В.Шойбле, которые прошли в здании японской миссии в Западном Берлине 10 апреля 1991 года. Переговоры состоялись по инициативе Крючкова. А чрезвычайные меры по обеспечению секретности его пребывания в Берлине, видимо, объяснялись не только стремлением не причинить ущерба престижу В.Шойбле, но и негативным отношением руководства СССР к самой идее таких переговоров. Я входил в состав делегации КГБ и вел протокол переговоров
Председатель КГБ СССР был единственным высокопоставленным деятелем СССР, который пытался предотвратить массовое преследование в ФРГ бывших сотрудников МГБ ГДР и его агентуры, и этот вопрос был для В.А.Крючкова главным предметом переговоров. Он заявил: “Советской стороне не может быть безразлична судьба ее бывших союзников, оказавшихся в беде в федеральной Германии. В частности, нас тревожит начавшаяся волна преследований бывших сотрудников МГБ ГДР и их агентуры. Такое развитие может иметь негативные последствия и для Германии, так как вносит раскол в общество, порождает негативные тенденции, мешает интеграции. Было бы желательно найти позитивное решение этого вопроса в виде амнистии или в какой-то иной форме.
На это Шойбле отвечал, что он никогда не был сторонником применения репрессивных мер против сотрудников МГБ и агентуры. Однако в настояoее время его позиция не имеет решающего значения. После ареста в ГДР террористов из “Фракции Красная Армия”, которым МГБ оформило фальшивые документы и дало возможность укрыться после совершенных ими преступлений, общественное мнение в ФРГ настроено резко отрицательно, а принятие каких-либо правительственных и парламентских решений исключено.
Крючков еще раз изложил свою просьбу. Шойбле вновь разъяснил свою позицию, отметив, что советская сторона может в конкретных случаях обращаться к нему за содействием. Германский министр заверил Крючкова, что он доложит федеральному канцлеру о содержании переговоров и они подумают над путями разрешения этих проблем в будущем.
В беседе В.А.Крючкова и В.Шойбле были затронуты и другие проблемы, в частности, борьбы с наркобизнесом, терроризмом, нелегальной продажей оружия, борьбы против экономических преступлений, дезертирства из ЗГВ. В.Шойбле, в частности, пообещал подготовить и передать подборку материалов по борьбе с экономическими преступлениями.
Подводя позднее итог этим переговорам, В.А.Крючков в своих воспоминаниях писал: ”Размышляя в последующем, я пришел к выводу, что германские власти не пошли по пути планируемого прежде расширения репрессий, ограничившись минимумом, как одним из вариантов, хотя и не приемлемым для нас.” Я также считаю вполне вероятным, что точка зрения бывшего председателя КГБ СССР, изложенная им в ходе переговоров с В.Шойбле, в какой-то мере была учтена руководством ФРГ при определении своей окончательной позиции по отношению к бывшим сотрудникам МГБ ГДР.
Мой собственный опыт общения с В.А.Крючковым на протяжении ряда лет был в основном отрицательным. Я несколько раз довольно неудачно отвечал на его вопросы по телефону, вызывая его раздражение, а мои выступления на двух совещаниях в его присутствии имели своим последствием резкую и обидную критику с его стороны. Поэтому у меня сложилось устойчивое неприязненное отношение к Крючкову как к привередливому и вечно недовольному человеку.
Переговоры В.А.Крючкова с В.Шойбле заставили меня внести коррективы в свои представления о бывшем руководителе КГБ СССР. Он не уклонился от неприятной и изначально безнадежной миссии, выступив в роли ходатая за бывших наших “братьев по оружию“ и продемонстрировав верность союзническому долгу. Это не может вызывать иного чувства, кроме чувства уважения.