Страшная история

Лариса Маркиянова
                Страшная история
                (Просто ужас!)

              Максим устало присел на диван. Руки гудели, ноги тоже. Вот уже вторую неделю он работал, с непривычки все тело ломило, мышцы ныли. Устроился Максим работать на завод, на рабочее место, зачистчиком. Так и называлась его должность: зачистчик. Чтобы было понятно: к нему привозили в большой тележке свежие металлические отливки, а он должен был на шлифовальной машине сточить заусеницы, острые края. Работал в робе, весь укрытый одеждой, словно космонавт в скафандре. На руках – толстые рукавицы, на голове каска с опускающимся стеклом, закрывающим все лицо. Инженер по технике безопасности Егоров в первый рабочий день, перед тем, как допустить Максима к работе, раз тридцать напомнил: чтобы непременно в каске работал и только с опущенным стеклом. Но Максим и сам понимает, что без каски со стеклом и одежды, закрывающей все его тело, работать невозможно – мигом посечет всего металлической искрой и стружкой, а если в глаза попадет – все, пиши пропало, слепота гарантирована. Нет уж, технику безопасности он нарушать не намерен, здоровье собственное, а особенно зрение, ему дорого. Он парень молодой, амбициозный, перспективный, вся жизнь впереди.
              Вздохнул. Жизнь все же бывает порой такой несправедливой. Разве мог он предположить, что ему, окончившему школу с красным аттестатом, а потом университет с дипломом того же цвета, придется работать на заводе, да еще рабочим, да еще зачистчиком. Не для того учился он добросовестно и упорно пятнадцать лет своей молодой жизни, чтобы зачищать металлические заусеницы с заготовок. Вот такие вот нерадостные метаморфозы. Ну да ладно, не всю ведь жизнь он будет этим заниматься. Что делать, коли деньги нужны, а банк, в котором он проработал около года после окончания университета, закрылся, всех заставили написать по собственному желанию и ничего другого найти пока не удалось. И так просидел-пролежал дома три недели. Стыдно перед матерью. Нет, она не попрекала, но самому неловко, некомфортно, унизительно сидеть на ее шее. В очередной раз безрезультатно обойдя город в поисках хоть какой-нибудь работы, в отчаянии зашел на завод рядом с домом и решительно согласился на то единственное, что предложили – устроился зачистчиком.
              Ничего, как там, кажется, у Маяковского: все работы хороши – выбирай на вкус. Вот только выбирать не приходится, а приходится устраиваться туда, куда берут. Его бывший сокурсник Димка Нефедов работает грузчиком на оптовой базе, а Васька Турковский и вовсе торгует на рынке мясом. Из их группы одна Макарова Зоська хорошо устроилась – мать по блату в налоговую инспекцию приткнула. Остальные мыкаются.
              Нет, Максим твердо верит в свою счастливую звезду. Он точно знает, что рано или поздно все у него нормализуется. Иначе и быть не может. Но пока вот приходится заниматься чёрт знает чем. Ладно, ничего. Через много лет, когда он непременно станет успешным и состоятельным, быть может, даже знаменитым, он со снисходительной усмешкой будет рассказывать своим взрослым детям и журналистам, как он, краснодипломный выпускник университета, работал на заводе простым зачистчиком, и из под его рук вылетали фейерверки искр, когда он подносил к шлифовальной машине металлическую болванку.
              А пока он тот, кто есть – рабочий завода, который очень устал после трудовой смены. Руки, непривычные к тяжелому физическому труду, мелко подрагивают, ноги гудят. Хочется есть, но еще больше хочется прилечь на диван и хоть немного отдохнуть. И он опускается на диван. Ничего, несколько минут отдыха его взбодрят. Потом и поест, и за компом посидит, и телевизор посмотрит.
             Максим смотрит на часы: шестнадцать ноль-ноль. «Спать двадцать минут!» - приказывает себе, выключает свет, и глаза его тут же закрываются.
             Сон, накрывший мгновенно, так же моментально покидает его. Машинально смотрит на светящееся табло часов: маленькая стрелка немного отошла от четырех, большая – ровно на четырех. Надо же, какая точность – он спал ровно двадцать минут. Совсем как Штирлец. И сразу бодрость в теле, свежесть в голове. Что значит, молодой, здоровый организм – двадцати минут хватило, чтобы восстановиться после длинного изнуряющего трудового дня. Упруго вскочил на ноги, сделал несколько резких махов руками, разминая плечи. Пару раз подпрыгнул на месте. Ух! Хорошо! Машинально глянул в окно. Что-то там было не так, ненормально. Мозг это зафиксировал, но не отреагировал. Хотелось есть. Так. На кухню. Подкреплять организм энергией.
               Включил плиту, поставил чайник. Заглянул в холодильник – так,  пару, а лучше тройку бифштексов разогреть с макаронами, несколько бутербродов  с сыром и колбасой сообразить. Что еще? Опять взглянул в окно и замер потрясенный. На улице было абсолютно пустынно. Еще двадцать минут назад там, за окном, бурлила и кипела жизнь большого города – сновали люди, потоками шли машины, посверкивая фарами и мигая сигнальными огнями. Теперь же только одинокие фонари бросали жиденькие пятна света на дороги и тротуары. И все. Все! Все, потому что, света в окнах домов не было! Совсем! Максим потрясенно таращил глаза, не в силах понять, что же такое могло произойти за два десятка минут его отсутствия в мире реальности. А вдруг? Вдруг он еще не в мире реальности?! Может, он просто еще не проснулся? И Максим что было сил ущипнул себя за руку. И тут же взвыл от боли! Как же спит!.. Хрена! Еще как не спит! О-ё-ё… Да что же это?! Что происходит, дамы и господа?! Но ни дам, ни господ, ни просто граждан не было видно. Все исчезли. Нет людей ни на улице, ни в домах, ни в машинах. Умерли что ли все скоропостижно? А что… все может быть в этом непредсказуемом мире. Как у Конан Дойля, который писал не только о Шерлоке Холмсе, но и фантастические произведения,  в рассказе «Отравленный пояс» только несколько человек остаются в живых, все остальные на Земле умирают. Вот и он, Максим, проспал конец человечества. Пролетела наша матушка Земля через какое-нибудь отравленное галактическое облако и всем кердык. Но почему тогда и он не отравился во сне? Парадокс какой-то. Или паранойя. Он сошел с ума… У него галлюцинации. Максим аж присел от испуга. Жутко осознать, что ты сумасшедший. Так и сидел под подоконником, прижавшись к батарее. Потом тихонько приподнялся, заглянул поверх подоконника в окно: нет, галлюцинации не кончились, там по-прежнему было темно и тихо. Единственное, на что у него хватило смелости – это крутануть ручку радио. Радио молчало. Он сел на пол, обессилено прислонившись к горячей батарее и вытянув перед собою длинные ноги. Внутри было пусто. Один на белом свете. Совсем один.
               И такая тоска налилась всей своей тяжестью, такая черная безысходность. Он еще пытался анализировать ситуацию, искать выход. Но все эти слабые попытки перекрывал страх, тот животный дикий страх, что парализует, лишает воли.
               «Может, я все же сплю?», -  ухватился за спасительную ниточку, и вслух – Я сплю. – Сам услышал дрожь и страх в голосе своем. Нет, не спит. Реальность во всей своей беспощадности. Но вот и батареи ведь горячие, он чувствует их тепло своей спиной и фонари на улице горят, электричество есть, стало быть, не полный крах. Нет только людей. Всего лишь нет людей. Исчезли в несколько минут. Инопланетяне? Похитили всех сразу, а его, спящего, не стали тревожить. Бред. Он со всей силы двинул затылком по батарее – вдруг мозги включатся. Сморщился от боли, аж искры вспыхнули в глазах. Вытянув шею глянул в окно через плечо. Никого. Мозги не включились.
              - Ку-ку, - прокомментировала кукушка, выскочившая из часов.
              - Сама ты «ку-ку». Нормальный я! Нормальный! – истерично прикрикнул на спрятавшуюся кукушку.
              - Ты с кем разговариваешь? – возник перед ним образ матери.
              - Мама... - ошарашено прошептал Максим.
              - Встань с холодного линолеума, простынешь еще, - позевывая сказала мать, - Выспался? Еще бы. Как вчера в четыре завалился, так и до утра. А я пойду, пару часиков еще сосну. Ох, рань-то какая. – Она опять зевнула и вышла из кухни.

27.11.2014