Юнона и Авось

Григорий Хайт
Наверняка вы никогда не бывали на представлении ещё той, советской, рок-оперы «Юнона и Авось» в московском театре «Ленком». Тем не менее, даже наверняка вы что-то о ней слышали и, вполне возможно, даже смотрели по телевизору какие-нибудь отрывки из постановки. Где-нибудь по радио или на смартфоне пробивалась мелодия со словами: «Я тебя никогда не увижу. Я тебя никогда не забуду...». Ну да. Это та самая рок-опера композитора Алексея Рыбникова на стихи поэта Андрея Вознесенского, поставленная в театре «Ленком» Марком Захаровым, которая шла в этом театре на протяжении 30 с лишним лет.

Под эту хорошо узнаваемую мелодию состарились, впали в маразм и умерли главные звёзды и создатели этой рок-оперы. Казалось, всё должно быть давным-давно забыто. И тем не менее почему-то всё так же интересно слышать мелодии, безо всякой иронии скажу, шедевра.

Зачем и почему я вдруг вспомнил эту старую рок-оперу? Всего лишь потому, что откуда-то из телевизора однажды донеслась знакомая мелодия этой оперы. Да и кроме того, я неожиданно ощутил, что я живу в Сан-Франциско и, по сути, соседствую с давно уже ушедшими в иной мир героями этой романтической истории. Так что разрешите мне всё это описать по-соседски — так, чтобы поменьше было тут шума-балагана и побольше реальности.

Итак. Либретто, положенное в основу рок-оперы, — это поэма «Авось», написанная известнейшим поэтом советской эпохи Андреем Вознесенским. А «Авось» — это имя парусника, которого на самом деле никогда не существовало. Всё дело в том, что Андрюша Вознесенский был введён в заблуждение некими архивными записями и всего-навсего одной заглавной буквой «А».

В тех самых, якобы архивных, записях, сделанных героем нашего повествования Николаем Резановым от 15 февраля 1806 года, было сказано: «Парусник Авось в мае на воду спущен будет». А теперь прочтите то же самое с одним малюсеньким изменением: «Парусник авось в мае на воду спущен будет». Разницу чувствуете? «Авось» или авось. Разницы вроде никакой, а смысл полностью поменялся. Это, так-сказать, во-первых. А во-вторых, в мае 1806 года вся наша романтическая история уж закончилась помолвкой русского посланника Николая Резанова и дочери команданте Сан-Франциско Кончитой Аргуэлло. Ну а в-третьих, если два первых доказательства вас не убедили, я добавлю ещё чуть-чуть исторической справки.

Видите ли, когда вы читаете или слышите слова «на воду спущен будет», то, естественно, представляете, что где-то там, на севере, в городе Ново-Архангельск (теперешняя Ситка), денно и нощно на корабельной верфи куётся и обретает формы корабль, который вот-вот со стапелей будет спущен на воду. Однако в те далекие годы всё было несколько иначе. Ново-Архангельск той поры представлял из себя жалкое зрелище. Это был некий форт, в котором ютилось сотни две русского люда всех мастей — солдаты и морячки, авантюристы и искатели приключений, беглые каторжники и мало ли ещё кто, все вместе зовущиеся работниками Русско-американской компании.

Двумя годами раньше этот форт был атакован и захвачен местными индейцами, которые, видимо, решили, что зимовать в бане из бруса, пожалуй, будет приятней, чем жить в ледяном домике иглу, то есть, по сути, в сугробе. Не сильно разбираясь в вопросах человечности и справедливости, индейцы порешили на месте два десятка человек, а остальных увели в тундру и, видимо, заморозили и заморили голодом. Ну а сами обосновались в этом самом форте. Расплата не заставила себя долго ждать. Русские поселенцы и мореплаватели подплыли туда на шхуне «Нева» и начали безжалостно обстреливать форт. После нескольких дней усердных бомбардировок индейцы, наконец, сообразили, что, пожалуй, в сугробе жить приятней будет, чем в чужой бане, в которую каждую секунду может влететь ядро.

Так что, похватав свои манатки, они ретировались в тундру, а в изрядно раздолбанный форт вошли его хозяева. Вокруг форта поселилось несколько сотен семей алеутов, которые в сотрудничестве с русскими видели свой интерес. После чего компания возобновила свою деятельность. Устав компании был простой: «Заготовка пушнины и меха морских выдр» — зверьков, обитающих здесь в неимоверных количествах, чей мех очень ценился повсюду, oт тактичной Японии до проблематичной Бразилии. Так что всё потихоньку входило в свою череду. Бизнес как бизнес. Алеуты на своих хлипких лодочках-байдарках били морскую выдру и несли шкурки в русский форт, где и меняли их на русские товары. К сожалению, русских товаров со знаком качества было немного. Русские купцы пошли по пути голландцев, купивших в своё время у индейцев остров Манхэттен за стеклянные бусы. Так что алеутский рынок достаточно быстро насытился стекляшками, и ничего более ценного тогдашние русские бизнесмены предложить не могли. Так что заготовка пушнины застопорилась.

Но план есть план. Шкурки во как нужны. А не слабо самим поохотиться? Оказалось, что слабо. Не так легко на шлюпке с высокими бортами и матерящейся командой подкрасться к выводку морских выдр, не распугав их. Так что нужны были новые идеи. И они пришли. Русские умельцы изобрели такой вот способ заготовки пушнины. Десяток бугаёв, вооруженных ружьями, пищалями да фузеями, врывались в дом, то есть сугроб вождя, и уводили жену и старших детей. Держали их обыкновенно на корабле, для надежности. Ну а алеутам устанавливали нормы по заготовке пушнины.
Чтобы вернуть в целости и сохранности жену — 500 шкурок. За сына — три сотни. За дочерей — по сотенке. Впрочем, в деталях этой бандитской бухгалтерии я могу ошибаться. Но как вы понимаете, при таком способе хозяйствования отношения с местным алеутским населением стали, мягко говоря, натянутыми. Тут уж за ворота форта не высунешься: легко можно получить гарпуном в спину.

И в это самое смутное время в стольный форт Ново-Архангельск прибывает Николай Резанов — посланник русского царя-императора, к тому же наделённый всевозможными полномочиями. Совсем недавно у него умерла жена, всего-то 22 лет от роду, и пребывающий в депрессии Николай Резанов желает посвятить себя службе Российской Империи, расширить её границы, исполняя любые, даже смертельно опасные, поручения.

Первым делом надо прекратить бардак и бандитизм. Но этого ещё мало. Надо восстановить нормальные отношения с алеутами. А как это сделать? Очевидно, взаимовыгодной торговлей. Нужны товары. А товаров нет. Есть касса с золотыми российскими червонцами. А что это такое, алеуты не понимают. Золотой червонец для них — это что-то типа стеклянной бусинки с ожерелья. Так что срочно надо отправляться в путешествие, в торговый вояж — поменять червонцы на товары, продукты, снасти и всё остальное. Только вот плыть не на чем, да зима на носу. Шторма, десятиметровые волны. Проломит волна борт хлипкой посудины, и уйдёшь в морскую пучину. Помолиться не успеешь. На счастье, зашла в Ново-Архангельск парочка английских шхун с худо-бедно какой-то провизией. И удалось царскому посланнику камергеру Резанову сторговать одно из них. Купил у английского шкипера Джона Вульфа парусник с красивым названием Juno. В переводе на русский — «Юнона», имя римской богини, дочери Сатурна и сестры Юпитера.
 
А дальше — перезимовать бы как-нибудь на скромном пайке, а по весне, с первыми лучиками мартовского солнца, лишь только море очистится, освободится шхуна из ледового плена, можно расправлять паруса и отправляться в вояж-путешествие в солнечную Калифорнию.

Путешествие было нелёгким. Сильно трепали шторма. Из-за этого пришлось отказаться от дурной затеи — застолбить и подарить императору-самодержцу Александру реку Blue River в теперешнем штате Орегон. И сил не было и уже желания конфликтовать с испанцами, к которым Резанов направлялся, по сути, за помощью.

Как бы то ни было, но в апреле 1806 года, пройдя пролив Золотые Ворота, «Юнона» бросила якорь в заливе Сан-Франциско. В ту пору команданте Аргуэлло отсутствовал, и балом заправлял его сын Луис (будущий губернатор Калифорнии). И именно что балом, потому как что же делает нормальный подросток, когда родители в отъезде? Правильно. Тут же устраивает большую попойку. Был бы только повод. А повод есть: прибыли гости из не совсем дружественной страны. Но это не так уж важно. Так что приняты были офицеры шхуны «Юнона» по высшему разряду.

Немедленно, по случаю прибытия важных гостей, в доме команданте Аргуэлло был дан бал. Потом другой, потом третий. Приветствовал и принимал ли Дон Луис Аргуэлло русский экипаж от чистого сердца или решил слегка поиздеваться над незваными гостями-попрошайками, неизвестно. Вполне возможно и второе. Быть может, очень хотелось ему щёлкнуть по носу царского посланника. После всех балов и приёмов встать в позу неподкупного испанского идальго и объявить: «Его Величество король Испании запрещает торговлю с любыми поселенцами, незаконно обитающими на территории испанской Америки».

Но как бы то ни было, балы шли за балами, приёмы — за приёмами. Местная знать ежедневно собиралась в доме команданте Аргуэлло поесть, попить, потанцевать. Надо полагать, ежедневно проходил конкурс танцев. Русские отплясывали гопака и кадриль. От них не отставали испанские красавицы и их рыцари, отстукивая каблуками зажигательное фламенко и выводя вензеля аргентинского танго. Дон Луис уже отсчитывал дни, оставшиеся до развязки, когда можно будет встать в позу и выговорить всё, что он думает о русских.

Но, как говорится, человек полагает, а бог располагает. И вот однажды, средь шумного бала, случайно, в главную залу ворвалась младшая сестра Луиса, Донна Конча (краткое имя от полного — Донна Мария де ла Концепсион). Пятнадцатилетняя девчонка, желающая попасть на бал, на который её брат-паршивец не желает пускать, ссылаясь на малолетство. А ей так хочется хоть одним глазком взглянуть на посланцев из далекой России.

Ворвалась на бал, точно Наташа Ростова из «Войны и Мира» и… замерла, словно наповал сражённая красотой сказочного принца из далёкого снежного царства.
Маленькая справка. Николай Резанов действительно был очень хорош собой. В 1778 году он был зачислен в Измайловский лейб-гвардии полк, где был вскоре замечен императрицей Екатериной. В 1780 году шестнадцатилетний Николай сопровождал Екатерину II во время её поездки в Крым и лично отвечал за безопасность императрицы, будучи поставленным часовым в её спальне. Так что нам следует лишь положиться на вкус весьма притязательной Екатерины и согласиться с тем, что к 43 своим годам Николай Резанов свой шарм не растерял.

А сама Кончита, конечно же, пятнадцатилетняя глупышка, но какая красавица. Доктор фон Лансдорф, сопровождавший Резанова в его путешествии, так писал о Кончите: «Она отличалась своей живостью и жизнерадостностью. Любовный трепет, блестящие глаза, чрезвычайно красивые зубы. А среди тысяч иных её выразительных прелестей особенно это — стройность фигуры и бесхитростное натуральное поведение».

Это был тот случай, когда любовь зажглась с первого взгляда и не желала угасать, несмотря на разницу в возрасте и полную противоположность влюблённых. Николай Резанов тоже абсолютно потерял голову, что немудрено после долгой полярной ночи в обществе немытых алеутских красавиц. За все шесть недель, проведённых в Сан-Франциско, он нашёл лишь несколько дней для того, чтобы проплыть вдоль побережья, подыскивая место для будущего русского аграрного поселения Форт Росс. В возможностях и желании снабжать форт Ново-Архангельск с Большой русской земли Резанов уже полностью разочаровался.

Но это уж, как говорится, по боку, потому как уже спустя несколько дней на всех парусах летела «Юнона» назад в Сан-Франциско, везя Николая Резанова к его любимой Кончите. И вновь ежедневные встречи, гуляния по дюнам парка Президио, пикники, выезды на природу, ну а по вечерам — приёмы и балы.

Ну а как там всё это происходило? Была ли какая-нибудь клубничка, так здорово разыгранная в «Юноне и Авось» на сцене театра «Ленком» и так прекрасно описанная самым гениальным поэтом Москвы и Московской области А. Вознесенским? Как там насчёт дуэли с Доном Фернандо, лазанием на балкон к прекрасной Кончите, тайным обручением и распеванием романсов «Я тебя никогда не увижу. Ты меня никогда не забудешь»? Думаю, точнее, уверен, что всё это — плод безудержной поэтической фантазии Андрюши Вознесенского. Как ни крути, но Донна Конча была воспитана в духе скромных католических традиций, и всё, на что мог рассчитывать Резанов, — это галантно подавать руку, исподтишка пожимая протянутую в ответ ладошку любимой Кончиты. Да и гуляния по парку Президио наверняка проходили под неусыпным контролем служанок и испанских солдат-кирасиров, хотя бы потому, что прогуливаться в этих местах было совсем не безопасно. Кругом разозлённые индейцы, которые того гляди метнут топорик-томагавк, а то и скальп снимут.

Тем временем подъехал к себе домой глава семьи команданте Хозе Дарио Аргуэлло. Поначалу он был не в восторге от романа своей дочери с заезжим русским странником. Но потом, после дипломатических бесед с Николаем Резановым, начал потихоньку менять своё мнение. Ведь если хорошо подумать да взглянуть с другой стороны, всё складывается не так уж и плохо. Во-первых, девчонка действительно влюблена. Только посмотреть на неё. Глаза-то как светятся. Разрушить брак — значит, потерять дочь навсегда. Да и зачем? Девчонка созрела. Уж 15 годков. Самое время замуж. Ещё пару лет — и пересидит, останется в старых девах. Да и что ей тут светит, в этой дыре, глухой испанской провинции Альто Калифорния? Выйти замуж за какого-нибудь крючконосого, кривоногого испанского идальго, который ко всему только и мечтает воткнуть нож в спину ему, губернатору? А здесь вроде жених что надо. Достаточно молод — 40 с небольшим годков. Крепко на ногах стоит. Русский аристократ. Камергер Его Императорского Двора. Вхож к Его Величеству самодержцу Александру. И дочь его Кончита тоже получит дворянское звание. И тоже войдет в императорский двор. А с её-то испанской красотой быть незамеченной императором Александром да его супругой ну просто невозможно. Так что не так уж плохо, если мозгами-то пораскинуть.

А о чём думает камергер Резанов? Да, собственно, о том же: получить в жёны красавицу Кончиту. Да только при одном взгляде на неё сердце замирает. И потом, ну только представить себе, что произойдёт, когда он со своей женой-красавицей войдёт на бал в царский дворец в Санкт Петербурге! Теперь уже он — человек с большой буквы, историческая личность, зять губернатора Калифорнии, человек, установивший мир с Испанией, принесший в дар Русской короне земли Америки.

Но стоит перед всей этой фантастикой одно серьёзное препятствие — вера, религия. Бог вроде один, да церкви — разные. Он — православного вероисповедания. Она — католичка. Перейти ей в православие — нет! Отец сказал — отрубил. Что угодно, но не это. Но есть все же выход. Надежда. И, в общем, не такая уж безысходная. Вопрос решаемый. Они напишут письмо в Ватикан Папе Римскому с просьбой разрешить сей брак. Резанов поедет к своему царю испросить величайшее позволение на женитьбу на католичке. Ну а потом как-нибудь разрешится действо с двумя священниками — православным да католическим. Как-нибудь да свяжут узы брака. Да и представление должно оказаться интересным. Уж точно на такую невидаль съедутся гости со всей испанской Америки. Ну а пока — помолвка.

И вот в самом старинном и первом здании Сан-Франциско — церкви-миссии Долорес — готовятся к помолвке русского дворянина, посланника царя камергера Николая Резанова и дочери команданте Марии де ла Концепсион Аргуэлло. Помолвка состоялась в середине мая 1806 года. А уже 21 мая шхуна «Юнона», гружёная тремя тысячами пудов зерна и тысячей пудов испанских копчёных окороков, отплывает из залива Сан-Франциско. Смелый команданте нарушил приказ короля Испании, запрещающий торговлю с Россией: ничего не жалко для дорогого зятя. Впрочем, Испания далеко, а он здесь сам себе король. В России говорят закон — тайга, а здесь закон — Калифорния.

Тем временем Резанов прибывает в Ново-Архангельск. Разгрузились. Теперь форт может спокойно существовать дальше — печь хлеба, подкармливать нуждающиеся алеутские семьи. А для алеутских гурманов, желающих попробовать испанскую кухню, даже есть деликатесы: испанский хамон — сушеный окорок. Бизнес восстановлен.
Потом вновь на корабль. «Юнона», дорогая, вывези. Испроси у своего брата Юпитера и папы Сатурна счастливого плаванья. В сентябре 1806 года Резанов добрался до Охотска. Начинается осенняя распутица. Ну подожди, глупыш, пару месяцев, когда снег выпадет, лёд на реках станет, чтоб потом — с удобствами, в кибитке-то удалой да с ямщиком в красном кушаке. Нет, не терпится. От любви к прекрасной Кончите Резанов совсем потерял голову. Ни дня терпеть не может. Быстрей бы добраться до Петербурга к государю императору — о своих планах рассказать про Альто Калифорнию да испросить разрешение на свадьбу с католичкой Концепсион. И решает Резанов отправиться в этот тяжелейший путь верхом на лошадях. Сумасбродство ли или геройство, граничащее с самоубийством?

Да на такое не решались даже татаро-монголы, хоть и пути-дороги было им поменьше, а опыта да здоровья — побольше. Ехали, скакали тяжело и страшно. Перебирались через реки по тонкому льду. Ночевали прямо в снегу. Резанов тяжело простудился. Пролежал в горячке-беспамятстве 12 дней. А лишь очнулся — снова на коня, снова вперёд.

Говорят, что браки назначаются на небесах, свершаются на земле, а расстраивает их его величество случай. Оступилась гнедая на заснеженной столбовой дороге. Упал с лошади Николай Резанов, ударившись головой оземь и спустя несколько дней, 1 марта 1807 года, умер он в городе Красноярске.

Кончита осталась верна Резанову. Вначале день за днём ходила она на высокой берег парка Президио, где всматривалась в океанский горизонт, ожидая, не покажутся ли вдали, ну пусть не алые, пусть серые, потрёпанные паруса «Юноны». Потом она узнала из письма о смерти своего суженого. Долго этому не верила. И лишь спустя пять лет офицер резановской команды вернул кулон, подаренный ею Николаю Резанову в день расставания.

«Он умер, — последовал приговор офицера, — последними его словами было твоё имя».
Кончита никогда не вышла замуж. Жила там же, в доме своего отца команданте. Потом ушла в доминиканский монастырь города Монтерей, где и провела последние 20 лет своей жизни. Она была похоронена на кладбище монастыря. Потом её прах был перенесён на кладбище городка Бенишия (Benicia). В 2000 году шериф города Монтерей привёз в Красноярск красную розу и горсть земли с могилы Кончиты. На трогательной церемонии земля была развеяна над предполагаемой могилой Николая Резанова, символизируя тем самым единение их душ после смерти.

На фотографиях:

Главная — вид на пролив Золотые ворота, куда вошёл парусник «Юнона».
Портрет, малюсенький рисунок Кончиты, подаренный Николаю Резанову при расставании.

Настенная роспись (mural) — «Кончита и Резанов» из церкви «Post interface Chapel». Воображение художника — сходства не ищите.

Могильная плита на месте захоронения Кончиты на кладбище города Бенишия.

«Офицерское собрание» — перестроенный дом команданте Аргуэлло.

Миссия Долорес — церковь, где состоялось обручение Николая Резанова и Марии де ла Концепсион.

Монастырь в Монтерее, куда ушла в конце жизни Кончита.