- Давно ли тебе давался выбор? - спрашиваю я Н., - И я сейчас не о том выборе, который сводится к потребительскому метанию между одним продуктом хорошего качества, и двум по цене одного, но весьма среднего. Нет, я о том выборе, который не был бы для тебя какой-то иллюзией, чьим-то навязанным мнением, сделанный именно тобой и, способный изменить многое. Знаешь, вся альтернатива о которой нам говорят: альтернативная власть, работа, служба, товары потребления, медицина, музыка в конце в концов, всё это чушь, ведь что бы ты не выбрал - твой выбор заранее известен всем, и кажущаяся альтернатива превращается в банальную инвариантную выборку.
Но Н. не слушает меня, а лишь продолжает увлечённо читать свой текст, серьёзно и глубоко вчитываясь, наверное, в каждое написанное слово, а люди вокруг, окидывают лёгким, полным опасения взглядом, будто я умалишенный.
Мой город, назовём его А., не став исключением из правил, являет собой типичную провинцию, с изрядно откормленным на коррупции бюрократической машиной власти. Порой мне даже кажется, что целая треть нашего населения, тем или иным образом входит в этот аппарат управления, который, стоит сказать, несмотря на свой размер, нежизнеспособен. К этому, на мой взгляд простейшему умозаключению мог бы придти каждый в нашем городе, однако, они всё так же слепо следуют установленному курсу в бездну, и даже воздух, который насквозь пропитан этим мерзким ядом бесчестности, не способен пробудить эти сомнамбулы.
Сегодня я в числе ещё четырёх счастливцев, был направлен неведомо кем и по какой причине на выступление перед народом, с прочтением своей предвыборной компании. Признаться, я боюсь всякого рода выступлений перед большой аудиторией, но не моя фобия удручает моё сознание, а тот факт, что этого на мой взгляд вовсе и быть не должно. Каким-то абсолютно случайным, независящим от меня образом, мы были выбраны на эти должности.
Едва ли я точно мог бы сказать, где сейчас находился, ведь меня поистине таинственным и необъяснимым образом доставили в это, мне никак не знакомое здание. Переговариваться и переглядываться с остальными не запрещалось, но осуждалось людьми Ч, в чём я убедился несколькими минутами ранее.
Ч. - единственный из нас, насколько я мог судить является самостоятельным, более того, мне кажется именно из-за него нас и собрали. Ничего толком не объясняя, нам выдали сценарии наших речей и образов, которые мы должны, не побоюсь того слова, отыграть. Оплот дурости и невежества, способный укрепить стальную веру в него, как в здравомыслящего кандидата на пост мэра. Сейчас он один стоял в окружении своей камарильи, наставляющих его, расстилаясь при этом словно мягкая ковровая дорожка. Через некоторое время меня озаряет, Ч. - наш нынешний мэр. Хоть и не видно было сейчас его лица, (всё благодаря свету, падающему мне прямо в лицо) его силуэт, речь, были весьма узнаваемы.
Сейчас мы, брошенные в своём одиночестве, вынуждены были зачитывать до посинения выданные нам сценарии по случаю сегодняшнего политического спектакля. Пятиминутная готовность.
Первым номером выступает С. : мужичок низкого роста, с явными проблемами волос и кожи головы, худощавый и бледный, но в целом всё ещё производящий впечатление интеллигентного вида человека. По сценарию он должен был изобразить умного, мыслящего, однако, абсолютно неуверенного в себе человека, трясущегося от страха при малейшем шорохе. Ему даже был предоставлен реквизит под стать выбранной роли: солидная папка, искусственно замусоленная бумага с его речью, и помятый, небрежно свёрнутый платок. Регламент выступления - пятнадцать минут, время вполне достаточное, как мне кажется, чтобы представить свою программу, ну а в нашем случае - с треском её провалить.
С. шагает, наиграно спотыкаясь о ступени, слегка сгорбленный и, вцепившись в папку, будто в ней вся его жизнь. И без того небольшого роста, сейчас он сутулясь был едва ли виден из-за трибуны. Он опасливо поправляет микрофон и нерешительно начинает произносить свою речь, то и дело вытирая платком пот со лба. За кулисами был открыт широкий обзор на аудиторию, однако, интересен он был только мне.
Тем временем готовился наш следующий претендент. Высокого роста, крепкого сложения, с густыми чёрными волосами, он был полной противоположностью С. Н - являл собой архетип настоящего, крепкого мужика. То, что сейчас сделали с ним, вменяя ему новый образ, заставило меня позже презрительно отвернуться от этих людей. Без желания и, пытаясь сопротивляться, он был вынужден изрядно поддать перед своим выступлением. Питьё алкоголя было для него невообразимой пыткой, посеявшей в нём волнение и более того небольшой испуг. Водка не шла впрок. Большая её часть лилась на его одежду, что по-видимому должно было дополнить образ алкоголика. Глаза его красные и заплаканные, дополнялись сильным кашлем, спазмы которого придали коже багровый оттенок.
С. вернулся, закончив своё выступление, одаренный вежливыми, неискренними аплодисментами. От прежнего С. не осталось и следа. Уверенный, выпрямившийся, он старался не выказывать своего недовольства происходящим, в чём ему отчасти помогла природная манерность. Н. сиюминутно же был вытолкнут на сцену. Покачиваясь едва заметно из стороны в сторону он, тем не менее, выровнял шаг. Поравнявшись с трибуной Н. коснулся её руками, испытав, как мне показалось большое облегчение. Говорил он, нарочито грубо, местами даже вульгарно, доступным всем языком. Аудитория встретила его теплее, нежели С. - он оказался им ближе, однако, его выходка (как и задумывалось сценаристами), вызвала тихий смешок и перешёптывания в тех рядах, которые мне были видны. Не без помощи он покидает сцену и его тут же укладывают на ближайшую лавку, бросив как есть. Попытавшись подойти я встретил сопротивление и меня убедительно попросили готовиться к своему выходу, оставив в покое Н. Что до моего выступления , так мне было суждено справиться с ролью эдакого торгаша, который бы всю свою программу свёл к проблеме рынка, вызвав тем самым недовольство большей массы слушателей.
Всё это действо, по-настоящему было похоже на один большой спектакль: единый сценарий, подбор актёров, реквизит. Мне были выданы довольно натурального вида бутафорские усы и куртка, которую я по легенде второпях не успел ещё снять. Мой звёздный час. Стараясь как могу, я пытаюсь войти в навязанный мне образ. Спешенный влетаю на сцену с курткой нараспашку и, мотая бумажкой в руке. Подоспевшие к месту люди тотчас же помогают мне её снять и я неуклюже поднимаюсь к трибуне.
Зал поистине огромен. У меня схватило дыхание, ладони стали влажными от волнения, но я ввиду роли уверенного в себе и наглого торгаша, громко и немного сбивчиво начинаю излагать "свои" мысли. Сейчас я поистине ненавидел себя за свой теперешний конформизм.
Разъярённый, но сдержанный, покидаю трибуну, уходя за кулисы, где уже поджидает Т. - личность к которой у меня почему-то сразу же возникла яркая неприязнь. Пожалуй всё потому, что видимое мной его удовольствие от процесса выводило меня из себя. В каждом его жесте, взгляде было что-то отталкивающее.
Его роль была чрезвычайно проста - показать чистого вида подхалима, готового угодить каждому, однако, способного лишь разводить демагогию вокруг вопросов. После своего выступления он несколько минут беседует с Ч. и усаживается рядом с Н., который к тому времени пришёл в себя.
Торжественно и чинно, с видом истинного победителя, Ч. вышагивает к трибуне, отбивая чётко каждый шаг, произносит пламенную речь, полную надежд и чаяний за судьбу родного города. Такой способен заставить кого угодно поверить даже в пустоту. Он уходит за кулисы, сопровождаемый овациями и аплодисментами зала, провожающего его стоя. "Чистый" триумф.
Медленной походкой Ч. идёт к нам, с довольной ухмылкой на лице, которое теперь было мне отчётливо видно. Видимо решил поблагодарить лично. Ч. протягивает руку каждому из нас: С. - вежливо отвечает тем же, Н. - едва ли попадает рукой в руку, но всё же пожимает её, Т. - рассыпается в любезностях, я же, глядя прямо в эти наглые и полные лжи глаза с силой, но не усердствуя пожал руку, чему Ч. гордо не придал значения, отметив это дежурной улыбкой.
- Спасибо, - только и сказал он, не обращаясь к кому-либо конкретно. Единственные слова, что мы услышали от него вне трибуны. Такое же спасибо он скажет всем, за поддержку, доверие и активную гражданскую позицию, написав это на широком, но блёклом и бесцветном по своей сути плакате.