Во время этой моей командировки в Берлин. я довольно редко встречался с Э.Мильке, но, лично обрабатывая поступавшую от него информацию, был свидетелем той тайной борьбы за устранение В.Ульбрихта с поста руководителя ГДР, активным участником которой он являлся.
В конце шестидесятых годов обострение ситуации в руководстве ГДР достигло кризисной точки. Главная причина наступившего кризиса заключалась в резком ухудшении здоровья В.Ульбрихта, которому в 1965 году исполнилось 72 года. У него стремительно прогрессировало сложное заболевание желудочно-кишечного тракта.
Знаменитая телеграмма посла П.А.Абрасимова: У тов. Ульбрихта тяжелое эаболевание кишечника. Далее следовало латинское наименование заболевания и пояснение – в стуле нет кала.
По рекомендации врачей рабочий режим Ульбрихта был резко ограничен. Ему разрешалось проводить за рабочим столом всего 2-3 часа в сутки. Однако властолюбивый характер Ульбрихта не позволял, чтобы любые сколько-нибудь существенные решения принимались без согласования с ним. Через некоторое время работа государственного аппарата ГДР на высшем уровне была полностью заблокирована.
Ситуация усугублялась тем, что при принятии решений Ульбрихт стал опираться преимущественно на рекомендации созданного им аппарата советников, игнорируя мнение членов политбюро ЦК СЕПГ. Наметились также разногласия с руководством Советского Союза в связи с подготовкой четырехстороннего соглашения по Западному Берлину. Эти разногласия приобрели явный характер в связи с опубликованием в газете “Берлинер цайтунг” ряда статей за подписью “Г.Р.Хардтке” (псевдоним внешнеполитического советника Ульбрихта посланника Кегеля), в частности, его статьи “Берлин – столица суверенной ГДР”.
В информации, поступавшей от Мильке, в деталях характеризовалось развитие кризиса в восточногерманском руководстве. Эта информация по своей сути полностью соответствовала информации, направлявшейся в Москву послом П.А.Абрасимовым.
На состоявшемся в декабре 1969 года пленуме ЦК СЕПГ В.Ульбрихт попытался сблизить свою позицию с позицией Советского Союза. Он предложил с учетом создания в ФРГ правительства социал-либеральной коалиции во главе с В.Брандтом проявить инициативу для начала германо-германских переговоров в целях обеспечения мира в Европе. Однако против этого предложения выступили Э.Хонеккер и Г.Гофман, ссылаясь на реваншистские требования нового руководства ФРГ в области внутригерманских отношений. С возражениями выступил также Э.Мильке, который впервые открыто продемонстрировал свою принадлежность к группе оппонентов В.Ульбрихта.
В 1970 году ситуация в руководстве ГДР обрела поистине драматическое развитие и потребовала незамедлительной развязки. Учитывая это, в мае наша группа информации подготовила аргументированную аналитическую записку преимущественно на основании информации от Мильке, дополненной сведениями из других источников. Однако И.А.Фадейкин отказался подписать записку, сказав, что “львиная лапа” Ульбрихта остается очень тяжелой и он не хочет под нее попасть.
Тем не менее уже в июне .Фадейкин дал указание доработать эту записку и направил ее в центр. Наша информация, однако, не произвела надлежащего впечатления в Москве, и в августе в Берлин прибыли представители ЦК КПСС для проверки наших сведений. Посол Абрасимов и уполномоченный КГБ Фадейкин находились в это время в отпуске, и высокие московские гости провели разбор информации с их заместителями. Последние, как мне рассказал заместитель Фадейкина В.Р.Ситников, не владели в достаточной мере обсуждаемой материей и “имели бледный вид”.
В октябре 1970 года И.А.Фадейкин был вызван в Москву на доклад к председателю КГБ Ю.В.Андропову. Перед убытием в Москву Фадейкин вызвал меня и Пустогарова обсудить его доклад о кризисе в руководстве ГДР, составленный им вместе с заместителем П.И.Васильевым. Пустогаров предложил, учитывая возраст людей, которые будут читать доклад, убрать слова о “старческой мнительности и подозрительности” Ульбрихта, поскольку эти качества не являются обязательными признаками старости. Я, в свою очередь, дал совет опустить рекомендации о последующем назначении Ульбрихта и высказать их, если будет задан соответствующий вопрос.
Окончательное решение московского руководства было спровоцировано самим Ульбрихтом, который в отсутствие в Берлине посла Абрасимова предложил на заседании политбюро ЦК СЕПГ отстранить Э.Хонеккера от исполнения текущих обязанностей и направить на учебу в Дрезден. Хонеккер немедленно связался с Абрасимовым, которого вызвали для беседы к аппарату “ВЧ” с заседания Пленума ЦК КПСС. Л.И.Брежнев дал послу указание немедленно вылететь в Берлин и урегулировать ситуацию. Посол сумел уговорить лидера ГДР отменить свое решение.
3 мая 1971 года пленум ЦК СЕПГ освободил В.Ульбрихта от обязанностей первого секретаря в связи с болезнью и назначил на этот пост Э.Хонеккера
Э.Мильке вплоть до освобождения В.Ульбрихта с руководящих постов передавал уполномоченному КГБ СССР информацию о неадекватном поведении лидера ГДР.
В июне 1971 г. VIII съезд СЕПГ избрал Э.Мильке кандидатом в члены политбюро Центрального Комитета.
Помимо информации о развитии кризиса внутри высшего руководства ГДР по указанию Э.Мильке и под его контролем нам в этот период регулярно передавались принципиально важные сведения, раскрывавшие процесс формирования новой восточной политики правительства В.Брандта, которая привела к нормализации отношений ФРГ с Советским Союзом. В частности, это были материалы обмена информацией между руководством ГДР и ФРГ на очень высоком уровне – между Э.Хонеккером и председателем фракции СДПГ в бундестаге Г.Венером. По этому каналу осуществлялись регулярная переписка и общение с Э.Хонеккером через посредников, а иногда и напрямую. Передаваемая западной стороной информация содержала разъяснение и обоснование тех или иных шагов федерального правительства, сообщения о намерениях, рекомендации в адрес ГДР и СССР относительно проведения или отказа от проведения соответствующих политических акций. В некоторых материалах давались ответы на вопросы, поставленные восточной стороной. Данный канал использовался и для подготовки к обмену арестованными агентами. При этом не может быть сомнений в том, что линия между Хонеккером и Венером функционировала в соответствии с установками руководства СДПГ и лично В.Брандта.
Однако этим дело не исчерпывалось. Для конфиденциального общения с Хонеккером руководство СДПГ использовало еще одного социал-демократического функционера высокого ранга – исполнительного секретаря центрального правления партии Х-Ю.Вишневского. Г.Венер видел в нем своего конкурента и отзывался о нем крайне неодобрительно в свойственной ему резкой манере:
И.А.Фадейкин, имевший благодаря информации из центра и беседам с Фалиным и Кеворковым достаточное представление о развитии советско-западногерманских переговоров, оценивая сведения, поступавшие от Венера и Вишневского, говорил мне, что западные немцы весьма умело используют эти каналы для нюансирования своих пожеланий и уточнения своих позиций: “Они разыгрывают партию для нескольких фортепьяно”
Один из визитов Х-Ю..Вишневского в Берлин состоялся в канун принятия важного решения на советско-западногерманских переговорах, и мы были чрезвычайно заинтересованы в оценках сложившейся ситуации, как их даст Вишневский на встрече со своим собеседником в ГДР. Указанная встреча состоялась в воскресенье. Утром, сопровождая И.А.Фадейкина, я явился к Э.Мильке. Министр сказал, что получит интересующую нас информацию только к вечеру. Он добавил, что не хочет портить воскресный день Фадейкину, и тот может быть свободен, а он вызовет меня. Вечером последовал вызов к министру, и я явился к нему.
Мильке, опираясь на свои черновые заметки, продиктовал мне подготовленный им текст сообщения. Затем, несмотря на поздний час, министр стал неторопливо расспрашивать меня о моих родителях. Я рассказал ему также о дедушке и бабушке, живущих в небольшом провинциальном городке. Он проявил интерес к их быту, и обнаружилось, что он хорошо владеет технологией обслуживания русской “машины для чая” – “den Samowar.” Это был единственный случай, когда министр, при общении со мной, позволил себе разговор на отвлеченную тему.
Среди событий этого периода остался в памяти торжественный прием в феврале 1970 года, который состоялся в конференц-зале закрытого правительственного городка в Берлине-Панкове. Следует отметить, что отличительной чертой этого торжественного мероприятия была тщательная продуманность, в том числе с учетом социальных и нравственных аспектов. .На приеме было объявлено об учреждении в ГДР звания “Почетный сотрудник государственной безопасности”.
Предусматривалось, что ежегодно это почетное звание будет присваиваться не более, чем десяти сотрудникам, и оно будет сопровождаться весьма солидным материальным поощрением. В числе первых награжденных были названы министр Э.Мильке, начальник ПГУ КГБ СССР А.М.Сахаровский и несколько авторитетных ветеранов МГБ. С большим воодушевлением было воспринято присвоение почетного звания младшему офицеру МГБ, проявившему стойкость и мужество после ареста в одной из африканских стран. Однако особенно большое впечатление произвело присвоение звания почетного сотрудника лейтенанту МГБ в отставке, старухе-пенсионерке, работавшей еще в системе Коминтерна.
.Как я отмечал выше, во время работы под руководством И.А.Фадейкина мне доводилось встречаться с министром Э.Мильке довольно редко, в основном во время общественных мероприятий в МГБ ГДР.
Тем не менее, в конце командировки мне пришлось сопровождать Фадейкина к Э.Мильке в качестве переводчика. Ему предстояла беседа с министром на острую и деликатную тему, а тот выразил недоверие его постоянному переводчику Когда мы вошли в кабинет Мильке, Фадейкин спросил его, указав на меня: “А этому Вы доверяете?”. Министр ответил: “Этому доверяю. Этого я знал, когда он еще ходил в коротких штанишках”. Реплика министра меня несколько уязвила, поскольку я считал, что в конце 50-х годов был вполне взрослым человеком и уже имел звание капитана. *В заключение я считаю необходимым опровергнуть приводимое В.Кеворковым в его книге “Тайный канал” утверждение о зависимости уполномоченного КГБ И.А.Фадейкина от министра Э.Мильке. Я имел достаточную возможность убедиться в обратном, почти ежедневно бывая в течение пяти лет на докладе у Ивана Анисимовича. Первый заместитель министра госбезопасности ГДР Бруно Беатер позднее говорил мне о нем: “Это был трудный партнер для Берлина и непростой подчиненный для Москвы