В больших резиновых сапогах Лёшка слонялся по берегу Полуя. Голенища назойливо хлопали по икрам ног. Дождь закончился утром, песок был влажный, и Лёшка оставлял после себя глубокие «ёлочки» следов. Самолёты, причаленные к плотам, ждали погоду. Того же хотелось и лодкам, которые стучали друг о друга бортами, жалобно позвякивая цепями. Скверная пора — предзимье! Лёшка спрятал замёрзшие кулаки в карманы пальто. На душе было тоскливо. Он остановился напротив плоскодонки, которую приметил ещё с весны. Борта лодки изнутри были оторочены желтоватой засохшей пеной, на дне лежала соломенная труха и крошево из мелких ивовых веток — всё, что оставило весеннее половодье. «Лодка ничейная, — уговаривал себя Лёшка, — отчего ж не поплавать». Не долго думая, он вооружился жердью, подвёл её под днище, и, действуя как рычагом, принялся спихивать плоскодонку на воду. Пришлось немало попотеть. Спустя полчаса лодка качалась на волнах. Вёсел, конечно, не было, но править можно и жердью. Прихватив с собой жердь (или шест), Лёшка запрыгнул в лодку и оттолкнулся от дна. Править шестом оказалось непросто. Течение кружило плоскодонку, и Лёшка бегал с кормы на нос и обратно, чтобы прекратить вращение. Наконец плоскодонка пошла прямо, вдоль берега. Переводя дух, Лёшка опустился на сидение. По левому борту была река, по правому — город с длинными пакгаузами, с серыми сарайчиками, со связками брёвен, с железными бочками, с жилыми домами на круче. Лёшка улыбался, воображая себя капитаном. Его отец, Николай, вообще не умел плавать, глубокой воды боялся и потому не держал лодку. Отцы Лёшкиных друзей, например, Саньки Инусова или Валерки Рывко, тоже не умели плавать, у них тоже не было лодок. Получалось, что дети отдувались за недостатки своих родителей. «Сами не могут и нам не дают!» — возмутился про себя Лёшка. Взрослые и так запрещают детям всё, буквально всё, а сами курят, пьют, дерутся, ругаются — сколько угодно!
Вот бы было наоборот: детям всё, а взрослым... А взрослым сказать «замри!» Лёшка вообразил, как замерли продавцы, а под носом у них дети берут конфеты, повидло, печенье. Или взрослые стоят на улице, как столбы, а вокруг них ребятня носится на мотоциклах и автомобилях. Или в клубе крутят кино и мультфильмы — бесплатно, днём и ночью, без остановки…
— Денёчек бы так пожить, — проговорил Лёшка мечтательно и вдруг заметил, что сидит по щиколотку в воде. Лодка худая! Схватив жестяную банку (валялась под ногами), Лёшка принялся, не разгибая спины, вычерпывать воду. Вода не убывала. Он выпрямился и, покосившись на берег, ахнул. Лодку уносило на средину реки. Несколько минут он пребывал в растерянности. Потом воткнул жердь в речное дно и стал отжимать лодку к берегу.
— А ну, назад! — злобно рычал он. — Назад!
Плоскодонка остановилась было, затем навалилась всей тушей на шест и, оскребая об него свой левый борт, проскользнула к фарватеру.
— Ах ты, свинья! Назад!
Раз за разом он втыкал шест перед лодкой, но та никак упорно шла на стрежень. Это была битва не на жизнь, а на смерть. Река становилась всё глубже, а шест — всё короче. Наступил миг, когда жердь намертво засела на речном дне. Лёшка свесился над водой, дёрнул на себя жердь и едва не упал в реку. Шест вырвался из рук и закачался среди волн, как бакен, быстро удаляясь от Лёшки.
— Хана! Теперь эту скотину не остановишь.
Лодка проворно уносила Лёшку от берега.
— Сажёнками уже не доплыть. Чёрт!
Он опустил взгляд под ноги и содрогнулся: вода в лодке поднялась до середины бортов и едва не захлестывала в сапоги! Наверху плавала соломенная труха, жестяная банка и отклеившаяся этикетка, на которой было написано: «Ряпушка в томатном соусе».
— Тону! — догадался Лёшка и запричитал: — Чёрт, чёрт, чёрт!
Кинулся вычерпывать воду за борт. «Скорей, скорей, скорей!» — стучало его сердце.
Раздался протяжный гудок. Лёшка поднял голову: навстречу ему шла длинная самоходная баржа. Между ними было метров триста. Либо судно сомнёт его, либо утопит, накрыв высокой волной. Конец один.
— Ряпушка в томатном соусе… — бормотал Лёшка. — Ряпушка в томатном соусе…
Руки у него дрожали, ноги вдруг ослабели. В сапогах хлюпала вода. «Сапогом надо было вычерпывать. Сапогом». Он уставился на воду, пытаясь разглядеть глубину. Вспомнилось, как Докучихин топил котят в реке. И Лёшка представил, как он будет перебирать ногами и руками, опускаясь на дно. Ужас продёрнул по затылку и спине. Лёшка отшатнулся от воды. Самоходка приближалась, пуская длинный дым.
— Люди! Помогите! Спа-си-те! — закричал Лёшка. Он кричал, не умолкая.
В диспетчерской гидроаэропорта услышали тревожные гудки баржи. К Лёшке отправили катер, который обычно буксирует гидросамолёты.
Лодку зацепили багром, и двое мужчин в лётной форме подняли Лёшку на катер.
— Дяденьки! Дяденьки!
Лёшка клацал зубами, благодарно хватая их за руки. Эти двое в фуражках с кокардами, одетые в тёмно-синие курточки с цигейковым воротником казались ему волшебниками.
— Жить надоело? — спросил мужчина у штурвала.
Утирая сопли, Лёшка отрицательно мотал головой. Его спрашивали ещё, он отвечал невпопад, не сводя безумного взгляда со своих спасителей, и не верил, что жив и скоро увидит маму.